ФИЛОСОФСКИЕ И СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ ВЫДАЮЩИХСЯ ГУМАНИСТОВ XVI ВЕКА 4 страница

Конечно, при проведении этой фундаментальной диа­лектической мысли он не достиг глубины Николая Кузанского уже потому, что не занимался специальной разра­боткой гносеологической проблематики. Но отнюдь не игнорируя ее, автор «Опытов» систематически подчерки­вал несостоятельность ссылок на авторитеты, на давность того или иного воззрения, как и на его распространенность в качестве решающего критерия истинности. Отвергая такого рода критерии, Монтень подчеркивал необходимость личной убежденности, вытекавшей из индивидуального опыта и собственного рассуждения. Возможно, что в этом пункте своего философского кредо Монтень доводил куль­туру гуманизма, в которой индивидуалистические мотивы играли определяющую роль, до его кульминации, которая, однако, приобрела у него чисто философскую форму.

Отвечая на вопрос о конкретных путях приобретения знания, Монтень указывал прежде всего на роль чувств. Скептический критик их недостоверности превращается в эпикурейского защитника их достоверности, ибо вне чувственного контакта с внешним миром невозможна ника­кая познавательная деятельность. Поэтому чувства – «на­ши господа». «Знание начинается с них и ими же заверша­ется» (78, т. 1, с. 519).

За чувствами следует разум, трактовавшийся Монтенем очень широко. Скептические мотивы, ему присущие, иног­да перерастают в агностическое определение неких рамок, за которыми пользование разумом становится бесполез-

ным. Особенно важно отметить при этом, что вне этих рамок полностью остается бог. В самой большой главе своих «Опытов» – «Апология Раймунда Сабундского» – автор фактически отвергает возможность рационального обоснования божественного бытия, возможность разумного подтверждения религиозных догматов (на чем и настаивал Раймунд, стремившийся развивать идеи «естественной тео­логии» Аквината. «Апология» Монтеня по отношению к этим идеям носит иронический характер). Продолжая линию на полную иррационализацию религии, отчетливо выявившуюся уже в позднем номинализме, автор «Опы­тов» последовательно стремился теперь к полному осво­бождению разума от богословской опеки. Отмечая наличие известных пределов, за которыми кончается компетенция разума, Монтень вместе с тем подчеркивает, что в реальной познавательной деятельности человеческая любознатель­ность все время нарушает эти рамки, беспорядочно двига­ясь все дальше и дальше. Только смерть кладет конец человеческой пытливости.

В своем толковании бога Монтень развивает античный тезис, согласно которому боги создаются людьми по своему образу и подобию. Французский мыслитель стремится к то­му, чтобы освободить божественное существо по возможно­сти от большинства антропоморфных признаков. Постичь бога исходя из человека просто, но довольно примитивно. На этом пути вырисовывается пантеистическая концепция бога, последовательно, однако, не развиваемая Монтенем. Все же можно говорить о наличии у него натуралистическо-пантеистической тенденции, в силу которой всемогу­щество бога заменяется всемогуществом природы (что снова заставляет вспомнить об Эразме). «Мать-природа» явно затеняет на страницах «Опытов» «отца-бога». Такого рода замена и выражает фундаментальную тенденцию к натурализации природных процессов.

Едва ли не самое глубокое свое выражение она получает в последовательном отрицании Монтенем каких бы то нр было чудес. По убеждению Монтеня, за признанием любых чудес всегда скрывается незнание конкретных причин, порождающих то или иное событие,– фундаментальная материалистическая идея, всесторонне развиваемая в по­следующей истории новой европейской философии. В силу этого природа подчиняется не сверхъестественному боже­ственному руководству, а некоему единому вселенскому порядку.

В понимании природы Монтень примыкает к органи-

стическо-гилозоистическои традиции, в русле которой раз­вивалась натурфилософия. Природа не лишена ни души, ни жизни, ни разума, ибо только присутствие в ней этих свойств может объяснить их присутствие в самом человеке. Даже пантеистическая тенденция не очень ощутима у Мон­теня (здесь он опять напоминает Эразма). В свое время Николай Кузанский писал о «природниках» (naturales), которые, сконцентрировавшись на природе, забывали о бо­ге. Для Монтеня же, не углублявшегося в гносеологиче­скую проблематику, почти не ставившего первостепенной мировоззренческой проблемы целостности мира, природа представлялась едва ли не полностью обезбоженной. Нату­рализация человека означает здесь его отчуждение от бога. Поскольку «мир порождает нас» и «мы – часть мира», «жалкий человек может пыжиться, сколько ему угодно» (78, т. 1, с. 465). Только суетность заставляет его приписы­вать себе божественные способности и ставить себя в исключительное положение в природе. В действительности человек нисколько не выше животных, «своих собратьев и сотоварищей» (78, т. 1, с. 392).

Тем самым натурализм Монтеня перечеркивал антропо­центризм, в свое время столь ярко выражавшийся Пико делла Мирандола. Причем сам Монтень явно преувеличи­вал возможности животных, приписывая им способность мышления и чуть ли не сознательной деятельности. В та­ком контексте он возобновлял идею античных атомистов, чисто натуралистически объяснявших генезис человече­ской культуры. Согласно Монтеню, человек, обладающий такими первостепенными искусствами, как строительство, ткачество и врачевание, обязан ими животным. Можно считать, что у Монтеня обезбоженная природа главенство­вала над искусством, давая ему образцы для подражания.

Этико-социальные воззрения Монтеня. При всей глуби­не скептическо-критических и натуралистических идей Монтеня центр тяжести его философских воззрений лежит в области этики, с которой связаны и определенные соци­альные выводы. Его критицизм и в особенности натурализм в общем играют роль введения в вопросы искусства жизни, i Главное для человека – это «жить умеючи», ибо «жизнь сама по себе – ни благо, ни зло: она вместилище и блага. и зла, смотря по тому, во что... превратили ее» (78, i т. 1, с. 88).

В своей этической доктрине Монтень индивидуалисти­чен, ибо каждый человек отличается от всех остальных. К тому же один и тот же человек может очень сильно изме-

няться. И тем не менее во всех своих изменениях и не­смотря на все свое своеобразие человеческое поведение подчиняется определенным правилам. Правила эти дол­жны согласовываться со строем всей природы и со здоро­вым человеческим разумом. Известный скептицизм гносео­логических установок автора «Опытов» сочетается у него с устойчивым рационализмом, по крайней мере в его этиче­ской доктрине.

В философии гуманизма Монтень – один из наиболее убежденных и красноречивых противников и критиков традиционной аскетической морали. В основе этой критики лежит категорическое отрицание им бессмертия, в осо­бенности идеи индивидуального бессмертия души, на кото­рой строилась вся система христианской (как и любой монотеистической) моральности. Согласно Монтеню, хотя религия и утверждает такого рода бессмертие, но природа и разум решительно его отвергают. Смерть – такой же элемент вселенского порядка, как и сама жизнь. В реаль­ной жизни, которая дана человеку только один раз, и не­обходимо руководствоваться как природой, так и разу­мом.

В натурализме и рационализме монтеневской этики можно увидеть стоические мотивы, но эпикурейские бе­зусловно сильнее (Лукреций Кар – один из наиболее цитируемых им авторов). Счастье и удовольствие есть, в сущности, основной двигатель человеческих поступков, хотя, с другой стороны, человеческая жизнь невозможна и без страдания, которое как бы оттеняет удовольствие и заставляет сильнее ценить его.

Один из наиболее интересных и исторически значитель­ных социальных выводов, сделанных Монтенем в контексте его философско-этической доктрины, состоит в подчеркива­нии нередкого интеллектуального и морального превосход­ства простых, необразованных людей над формальной (можно сказать, схоластической) ученостью. «Нравы и ре­чи крестьян я, как правило,– подчеркивал автор «Опы­тов»,– нахожу более отвечающими предписаниям истин­ной философии, чем нравы и речи присяжных философов» (78, т. 1, с. 590). Хотя, как мы видели выше, Монтень обли­чал и обыденное сознание, носители которого тем крепче верят, чем меньше знают, он, с другой стороны, высоко ценил и здравый смысл, присущий множеству представите­лей простого народа, и противопоставлял его схоластиче­ской учености. Преимущества здравого смысла во многом определяются тем, что носители его особенно близко стоят

к «матери-природе», более непосредственно руководству­ются ее порядком.

Отношение Монтеня к религии прежде всего политиче­ское. Религии унаследуются в государствах исторически и существуют как некие духовные скрепы, поддерживаю­щие единство в различных обществах и государствах. В сущности, они обладают полицейской функцией – дер­жать народ в духовной узде. Монтень не разделял мысли о прирожденности и изначальности религий. Он скорее придерживался убеждения, что религии изобретаются людьми (как бог мыслится ими по их образу и подо­бию).

Так возникло и христианство, призванное побуждать людей к добродетельной жизни. Однако его последующая история, начиная с деятельности ранних христиан, уничто­жавших памятники античной литературы едва ли не с большим ожесточением, чем это делали так называемые варвары, и в особенности практика современной Монтеню религиозной войны во Франции, когда и католики, и гуге­ноты вели себя (и не только по отношению друг к другу) нередко хуже всяких варваров, показывают, что религия используется людьми в их эгоистических материальных интересах, обычно далеких от подлинной моральности. О ней тем более не может быть речи, когда европейцы завоевывают другие народы, особенно во вновь открытых странах.

Историческое значение «Опытов». «Опыты» стали уже в рассматриваемую эпоху одним из наиболее популярных и влиятельных произведений литературно-философской мысли. Примерно за пятидесятилетие после смерти Монте­ня во Франции «Опыты» переиздавались двадцать раз. В 1603 г. был опубликован их английский перевод (затем последовали еще два издания). В числе авторов, испы­тавших большое влияние этого произведения,– Бэкон и Шекспир.

Во Франции на грани двух веков виднейшим последова­телем Монтеня стал его друг Пьер Шаррон (1541–1603), автор трактата «О мудрости» (1601), в котором использо­ваны многие выводы и положения «Опытов». Воспроизве­дение некоторых натуралистических идей «Опытов» (в частности, скептическое изложение аргументов в пользу бессмертия души) также объясняет ожесточенные нападки на сочинения Шаррона со стороны французских клерика­лов, выдвигающих против него даже обвинение в атеизме. Но это только одна сторона сочинения Шаррона – та,

которая в дальнейшем была подхвачена французскими либертенами (вольнодумцами).

Однако в данном сочинении имеется и другая сторона. Она связана со скептической критикой – по образцу ан­тичных пирронистов – человеческого разума, с доказа­тельством невозможности для него достичь достоверных истин, неколебимых и бесспорных знаний. Такое прибли­жавшее к фидеизму заострение скептицизма сочеталось у Шаррона со стремлением показать совместимость его не просто с религиозностью, но даже с ее христианско-католической разновидностью. В частности, этим объясняется, что в трех книгах «О мудрости» содержится множество цитат из Писания (в то время как в «Опытах» их очень мало по сравнению с многочисленными цитатами античных фило­софских и литературных произведений вообще). По-види­мому, несмотря на весь свой критицизм, объясняемый воздействием Монтеня, Шаррон был искренне убежден в своей католической ортодоксальности.

Однако конкретно-исторический подход к ренессансному скептицизму, как затем и к скептицизму XVII в., имевшему во Франции многих представителей, убеждает, что его главное острие было направлено против теолого-схоластического догматизма.