Неудобство ясного мышления 2 страница

-244-

ГЛАВА 7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

7.21. Три возможности решения

Что могли сделать игроки чтобы решить дилемму? Существует три возможности:

(1) Игроки, предвидя необходимость коммуни­
каций по поводу игры, после того, как она начнется,
могут договориться, что будут играть на английском
языке, но будут использовать французские слова для
своих метакоммуникаций. Любое заявление, сделанное
на французском языке, например прекратить игру,
будет, следовательно, оставаться за пределами тех со­
общений, которые являются предметом правила пере­
ворачивания смысла, т. е. за пределами самой игры. Это
предлагает достаточно эффективную процедуру по при­
нятию решений. Однако в реальной человеческой ком­
муникации это невозможно, поскольку не существует
метаязыка, только для коммуникации об коммуника­
ции. В самом деле, поведение и, более узко, естествен­
ный язык используется для коммуникаций как на
объективном, так и на мстаязыковом уровнях, и мы
уже описывали проблемы, которые в результате этого
возникают (1.5).

(2) Игроки могли заранее договориться о вре­
менном ограничении, после которого они возвраща­
ются к своей нормальной форме общения. Заслужива­
ет внимания то, что это решение, хотя и не практику­
емое в реальных человеческих коммуникациях, повле­
чет за собой обращение за помощью к внешнему фак­
тору — времени, — который не затронут в их игре.

(3) Это приводит к третьей возможности, кото­
рая кажется единственной эффективной процедурой
и обладает дополнительным преимуществом, к кото­
рому можно прибегнуть уже после того, как начнется
игра: игроки могут обратиться со своей дилеммой к
третьему человеку, с которым они оба поддерживают
нормальный вид коммуникации и сообщить через него,
что игра закончена.

Терапевтическая особенность вмешательства по­средника проясняется при сравнении с другим приме-

-245-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОМ М УНИК АЦИЙ

ром бесконечной игры, в котором но условиям ситуа­ции не существует медиатора.

Конституция вымышленной страны гарантирует право на неограниченные парламентерские дебаты.

Очень быстро обнаружится, что это правило — непрак­тично, поскольку любая партия может помешать дос­тижению какого-либо решения, просто приняв учас­тие в бесконечных прениях. Очевидно, что необходи­мо внести поправку в конституцию, но принятие по­правки само по себе является предметом того же пра­ва на неограниченные дебаты, которые предполагают внесение поправки, и, следовательно, может быть от­срочено на неопределенный срок из-за неограничен­ных дебатов. В результате этого государственный ап­парат — правительство страны — парализован и не способен внести изменение в свои правила, потому что это бесконечная игра.

Очевидно, что в этом случае нет посредника, кото­рый смог бы встать над правилами игры, воплощенны­ми в конституции. Единственное изменение, которое может быть внесено, — это что-то яростное, например, революция, благодаря которой одна партия захватит власть и установит новую конституцию. Эквивалентами такого жестокого изменения в области взаимоотноше­ний между людьми, занятых бесконечной игрой, явля­ются разрыв, самоубийство или убийство. Как мы виде­ли в пятой главе, мягкой вариацией на эту тему является «убийство» Джорджем своего вымышленного сына, ко­торое разрушило старые правила и игру Марты в брак.

7.22. Парадигма психотерапевтического вмешательства

С нашей точки зрения, эта третья возможность (внешняя интервенция) является парадигмой психотера­певтического вмешательства. Другими словами, тера­певт как посторонний человек способен сделать то, что сама система не в состоянии: изменить свои пра­вила. Например, в 6.445 пара играла в бесконечную

-246-

ГЛАВА 7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

игру без окончания, основное правило которой за­ключалось в утверждении мужа о своей абсолютной надежности и абсолютном принятии этого самоопре­деления женой. В этой игре взаимоотношений в тот момент, когда муж грозит быть неверным, возникает необратимый парадокс. Необратимость ситуации зак­лючается в том факте, что, как и в других играх без окончания, она была продиктована правилами, но в ней отсутствовали метаправила для их изменения. Можно сказать, что сущность психотерапевтического вмешательства в таком случае состоит в формирова­нии новой, расширенной системы (муж, жена и тера­певт), в которой возможно не только смотреть на ста­рую систему (супружескую диаду) снаружи, но и еще и терапевт может использовать силу парадокса для ее улучшения: терапевт может привнести в эту новую игру взаимоотношений такие правила, которые пригодятся для его терапевтических целей*.

73. ПРЕДПИСАНИЕ СИМПТОМА

7.31 . СИМПТОМ КАК СПОНТАННОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Терапевтическая коммуникация время от време­ни обязательно должна превышать пределы такого об­суждения, что часто, но безрезультатно делается са-

· Однако наш собственный опыт имногие другие работы вэтой области свидетельствуют,что успешное терапевтическое вме­шательство зависит от важного фактора времени. У терапевта име­ется ограниченный благоприятный период, чтобы осуществить свою цель, что скрыто вприроде человеческих взаимоотношений,Но­вая системаотносительно скоро сама консолидируется до такой степени, что терапевт окажется впочти безвыходном положении и тогда вряд ли сможет осуществить изменение, возможное всамом начале лечения. Это особенно верно в отношении семей, один из членов которых болен шизофренией; их сила «поглощения» того,кто угрожает их жесткой стабильности, действительно впечатляет. Как правило, терапевт консультирует другого терапевта, как только тот почувствует, что вовлечен в игрусо своим пациентом или паци­ентами. Только рассказав об этой проблеме другому терапевту, он сможет выйти за рамки, вкоторые заключен.

-247-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

мими главными героями, так же как и их друзьями, и родственниками. Предписания типа «Будьте внима­тельны друг к другу», «Не имей неприятностей с по­лицией» и подобные вряд ли могут считаться терапев­тическими, хотя они наивно предлагают некие рецеп­ты. Эти рекомендации основываются на допущении, что стоит только захотеть «небольшое желание» и все можно изменить, следовательно, человек или люди могут выбирать между здоровьем и страданием. Это допущение не что иное, как иллюзия альтернатив, по­скольку пациент может все время отвергать его непри­ступным возражением: «Мне это не поможет». Добро­совестные пациенты — так мы обозначаем людей, ко­торые не притворяются, — обычно пытались и потер­пели неудачу во всех видах самодисциплины и упраж­нениях по укреплению силы воли еще задолго до того, как поделились своим горем с другими, и им было ска­зано «возьмите себя в руки». По существу, симптом ~ это что-то ненамеренное и, следовательно, автономное. Но это просто иной способ сказать, что симптом — это часть спонтанного поведения, в самом деле настолько спонтанного, что даже сам пациент ощущает это как что-то неконтролируемое. Колебание между спонтан­ностью и насилием, которое делает симптом парадок­сальным, проявляется как в переживаниях пациента, так и во влиянии его на других,

Если какой-то человек хочет повлиять на поведе­ние другого человека, существует два основных спосо­ба сделать это. Первый заключается в попытке заставить другого поступать по-иному. Этот подход, как мы толь­ко что видели, не воздействует на симптомы, потому что у пациента нет обдуманного контроля за своим по­ведением. Другой подход (в 7.5 приведены его приме­ры) заключается в том, чтобы заставить его поступать так, как он поступал и до этого. В свете вышесказанно­го это сводится к. парадоксу: «будь спонтанным». Если кого-то попросят принять участие в специфическом виде поведения, которое кажется спонтанным, этот человек

-248-

ГЛАВА 7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

больше не сможет быть спонтанным, потому что тре­бование делает спонтанность невозможной*.

Кроме того, если терапевт инструктирует паци­ента представить свой симптом, он требует спонтан­ного поведения и этим парадоксальным предписани­ем навязывает пациенту изменение поведения. Симп­томатическое поведение больше не спонтанно, и па­циент, следуя предписанию терапевта, выходит за рам­ки симптоматической игры без окончания, которая до этого момента не имела метаправил для изменения соб­ственных правил. Что-то происходит, и установка «по­тому что это не может мне помочь» и то же самое пове­дение — «потому что мой терапевт сказал мне так» — больше не различаются.

7.32. Удаление симптома

Создается впечатление, что техника предписания симптома (как техника для устранения двойной ло­вушки) находится в остром противоречии с теми дог­матами психоаналитически ориентированных психо­терапий, которые осуждают и запрещают прямое вме­шательство в симптомы. Однако в последние годы на­коплено много данных, подтверждающих предпо­ложение, что если исчезнет только один симптом, то за этим не последует никаких ужасных последствий — в зависимости, конечно, от того, какое симптомати­ческое поведение было достигнуто*'.

Неизбежный эффектэтого видакоммуникации можно легко проверить. Если Р вскользь замечает О: «Твояпоза в этом кресле, кажется очень расслабленной» и продолжаетсмотреть на О, то хотя он просто описал поведение, возможно О тот час же почувствует себя неловкой и зажатой, и ей придется изменить опи­санную позу, чтобы сноса почувствоватькомфорт и расслаблен­ность.Существует басня о том, как сороконожку спросили, каким образом она умудряется передвигать всеми своими ножками с та­кой элегантной легкостьюи прекрасной координацией. С этого момента сороконожка больше не смогла сделать и шагу,

" Единственный способ не достичь симптоматического по­ведения — вызватьизменение только в одном человеке, вовлечен­ном в близкие отношения (см.7.33).

-249-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

Нет сомнений в том, что, например, пациент, страдающий анорексией, которого кормили насиль­ственным образом, становится депрессивным и стре­мится к суициду, но это не тот вид терапевтического вмешательства, который мы здесь описываем. Более того, должно быть ясно, что чьи-то ожидания по пово­ду результата вмешательства зависят от философии те­рапии. Например, так называемые, бихевиоральные те­рапевты (Уолп (Wolpc), Айзенк (Eysenek), Лацарус (Lazarus) и т. д.) по сравнению с представителями пси­хоаналитической теории относят научение к эмоцио­нальным нарушениям и, следовательно, очень не жале­ют о возможных болезненных эффектах чисто симпто­матического лечения. Их утверждение, что удаление симптома не создает новых и худших симптомов и что их пациенты не стремятся к суициду, заслуживает се­рьезного рассмотрения. Таким же образом, если паци­енту дают инструкцию представить свой симптом, и в процессе этого осуществления он обнаруживает, что в состоянии избавиться от него, то это, с нашей точки зрения, поистине эквивалентно результату «инсайта» в классическом психоанализе, хотя кажется, что никако­го инсайта не произошло. Но даже в реальной жизни, вездесущий феномен изменения редко сопровождается «инсайтом». Мы даже пойдем дальше, утверждая, что с коммуникационной точки зрения, наиболее традици­онные виды психотерапии более симптомо-ориентиро-ваны, чем может показаться на первый взгляд. Тера­певт, который последовательно, обдуманно игнориру­ет жалобы пациента на симптомы, сигнализирует, бо­лее или менее явным образом, что все хорошо и то, что стоит «за» симптомом — это единственное, что имеет значение. Такому противоположному отношению к сим­птому, как к целительному фактору, возможно уделя­ется слишком мало внимания.

7.33. Симптом в межличностном контексте

Однако существует еще одна важная проблема, касающаяся психодинамического предостережения

-250-

ГЛАВА "7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

против чисто симптоматического освобождения. Убе­дившись в эффективности бихсвиоральной терапии, в которой пациент рассматривается как монада, мы упу­стили в теории, так же как и в приведенных историях, какое-либо упоминание интеракционного эффекта радикального улучшения состояния пациента. В нашем опыте (4.44, 4.443) такие изменения чаще всего не сопровождаются появлением новых проблем или обо­стрением существующего состояния другого члена се­мьи. Просмотрев литературу по бихевиоральной тера­пии, создается впечатление, что терапевт (рассматри­ваемый один на один со своим индивидуальным па­циентом) не видит какой-либо взаимосвязи между этими двумя феноменами и будет вынужден рассмат­ривать новую проблему опять в монадной изоляции.

7.34. Краткий обзор

Долгое время техника предписания симптома применялась психиатрами интуитивно. Насколько нам известно, она была введена в литературу в 1925 году Данлапом (Donlap) (39, 40) в эпизоде, связанном с негативным утверждением. Его метод состоял в том, что для того чтобы заставить пациента что-то сделать, он сообщает ему, что он (пациент) не может это сде­лать. Франки (Frankl) (46, 47) относится к этому вме­шательству, как к «парадоксальной интенции», но не предлагает логического обоснования ее эффективнос­ти. В психотерапии шизофрении подобная техника является важной тактикой прямого анализа Розена (Rosen) (129). Он относится к ней, как «reductio an absurum» или «повторное предписание психоза»; де­тальное описание его техники можно найти в простран­ном определении Шефлсна (137). Понятие «предписа­ние симптома» было впервые представлено в работе Бейтсона по проекту «Семейная терапия в шизофре­нии». Эта группа точно вносит ясность в парадок­сальную природу этой техники. Например, Хэйли (60, р. 20—59) показывает, что такой вид парадоксальных

-251-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

предписаний играет важную роль фактически во всех техниках трансовой индукции и приводит много при­меров его применения в гипнотерапии как из его на­блюдений за техникой Милтона Эриксона (М. Erickson), так и из собственного опыта. Джексон написал работу о применении этого метода исключительно с парано­идальными пациентами (71, 72, 77), и эта работа бу­дет детально позже в этой главе описана. В более ран­нем докладе Джексон и Викленд (75) обсуждают по­добные техники и семейной терапии.

7.4. ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ДВОЙНЫЕ ЛОВУШКИ

Предписание симптома — это только форма мно­гих различных парадоксальных вмешательств, относи­мых к понятию терапевтической двойной ловушки; в свою очередь, они, конечно же, являются только од­ним классом терапевтических коммуникаций, хотя существует много других подходов, традиционно при­меняемых в психотерапии. Если в этой главе мы и фо­кусируем внимание на парадоксальных коммуникаци­ях, как на целебных факторах, то только потому, что с коммуникационной точки зрения существуют более сложные и сильные вмешательства, и поэтому трудно представить, что симптоматическая двойная ловушка может быть нарушена чем-то другим, противополож­ным двойным ловушкам или, что бесконечные игры завершаются чем-то менее сложным, чем контригрой (155). Similia similibus curantur — другими словами, было обнаружено, что то, что сводит людей с ума, должно, в конце концов, быть полезным в их движении к нормальности. Это не отрицает важности человеческо­го отношения терапевта к своему пациенту, или то, что твердость, понимание, искренность, теплота и состра­дание не имеют место в этом контексте, ни того, что это подразумевает, а именно то, что все эти вопросы — хитрость, игры и тактики. Психотерапия немыслима без этих свойств в терапевте, и в последующих примерах

-252-

ГЛАВА 1. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

видно, что более традиционные техники объяснения и понимания часто работают рука об руку с посредниче­ством двойных ловушек. Однако предполагается, что одни эти свойства не достаточны для того, чтобы иметь дело с парадоксальными сложностями нарушенной интеракции.

По своей структуре терапевтическая двойная ло­вушка — это зеркальный образ ловушки патогенной (см. 6.431):

(1) Это предполагает напряженные взаимоотно­
шения психотерапевтической ситуации, обладающей
высокой степенью выживания и ожиданий для паци­
ента.

(2) Вэтом контексте дается предписание, которое
настолько структурировано, что (а) усиливает поведе­
ние, благодаря которому пациент надеется измениться
и (б) предполагается, что это подкрепление — средство
для изменения, и (в) поэтому создаетпарадокс, потому
что пациенту сказано измениться, оставаясь не изме­
нившимся. Он оказывается в сложной ситуации по от­
ношению к своей патологии. Если он соглашается,
то он больше «не может этому помочь»; он делает «это»,
как мы пытались показать, делает«это» невозможным,
что и является целью терапии. Если он противится пред­
писанию, он может делать так, только не поступая сим­
птоматически, что и является целью терапии. Если в
патогенной двойной ловушке пациент «осуждается, если
он делает, и осуждается, если он не делает», то в тера­
певтической двойной ловушкеон «меняется, если он
делает, и меняется, если не делает».

(3) Терапевтическая ситуация защищает пациен­
та от ухода или в противном случае, от аннулирования
парадокса, комментируя его*.

· Это может показаться не очень убедительным, но факти­чески редко можно встретить пациента, который не примет,даже самые абсурдные предписания (например: «Я хочу, чтобы вы уси­лили вашу боль») без большого количества вопросов.

-253-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

Следовательно, даже если предписание — логи­чески абсурдное, то это — прагматическая реальность: пациент не может не реагировать на это, но также не может реагировать своим обычным, симптоматичес­ким, образом.

Следующие примеры (7.5) показывают как тера­певтическая двойная ловушка заставляет пациента выйти за рамки его дилеммы. Этот шаг, который он не в состоянии сделать сам, но который становится воз­можным, когда начальная система разовьется -- или из-за индивида и его симптома, или из-за двух или более человек и их бесконечной игры без окончания (но наиболее часто комбинация из того и другого) -в огромную систему, которая теперь включает и по­стороннего эксперта. Это не только дает возможность каждому участнику посмотреть на старую систему со стороны, но и позволяет ввести метаправила, которые старая система не в состоянии создать внутри самой себя.

У терапевтических двойных ловушек существует очень много теоретических аспектов, практическое применение которых более сложный вопрос. Достаточно сказать, что выбор подходящего парадоксального пред­писания — крайне сложное занятие, и, если и остает­ся незначительная лазейка, то у пациента обычно воз­никает сложность в ее опознании, и поэтому терапев­ту приходится планировать, как выбраться из неудач­ной ситуации.

7.5. ПРИМЕРЫ ТЕРАПЕВТИЧЕСКИХ ДВОЙНЫХ ЛОВУШЕК

Предлагаемая коллекция примеров не претенду­ет ни на то, чтобы быть особенно репрезентативной, ни на то, чтобы быть более иллюстративной, чем при­меры в 7.34. Однако она продемонстрирует некоторые возможности применения этой терапевтической тех­ники, предлагая примеры как из индивидуального, так

-254-

ГЛАВА 7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

и совместного лечения, включая множество диагнос­тических процедур.

Первый пример. В обсуждении теории двойной ло­вушки уже отмечалось, что параноидальный пациент часто сосредотачивается на абсолютно второстепенных и несвязанных феноменах, поскольку для него нере­ально правильное восприятие и комментирование цен­тральной проблемы (парадокса). В самом деле, наибо­лее поразительное в параноидальном поведении — это крайняя подозрительность совместно с фактической неспособностью подвергнуть эту подозрительность оп­ределенной проверке, которая разрешит ее тем или иным образом. Таким образом, в то время как пациент кажется отчужденным и все знающим, он страдает от огромного пробела в жизненном опыте, и вездесущее предписание против правильного восприятия имеет двойной эффект; оно мешает ему заполнить эти про­белы соответствующей информацией, и оно усилива­ет его подозрительность. Джексон (72, 77), основыва­ясь на понятии парадоксальной коммуникации, опи­сал особенную технику интеракции с параноидальны­ми пациентами, предлагая просто научить пациента быть более подозрительным. Предлагаем рассмотреть два примера.

(а) Пациент боится, что кто-то установил мик­рофон в кабинете терапевта. Терапевт, вместо того что­бы развеять это подозрение, становится «соответству­ющим образом» встревоженным и ставит пациента в терапевтическую двойную ловушку, заявляя, что до конца сеанса они вместе смогут обыскать весь кабинет. Перед пациентом возникает иллюзия альтернатив: он может принять участие в поиске или отказаться от па­раноидальной идеи. Он выбирает первую альтернати­ву и во время тщательного поиска он становится вес больше и больше неуверенным и смущенным из-за своего подозрения, но терапевт не успокаивается до тех пор, пока каждый гвоздь и щель в кабинете не будут проверены ими вместе. Затем пациент перешел

-255-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

к выразительному изображению своего брака, и выяс­няется, что в этой области у него есть основательные причины быть подозрительным. Однако, сосредоточив­шись на подозрении, не имеющем никакого отноше­ния к реальной проблеме, он показал себя не способ­ным сделать что-то полезное в отношении своих ин­тересов и сомнений. Если, с другой стороны, пациент отклонил бы предложение терапевта обыскать каби­нет, тем самым он бы безоговорочно дисквалифици-ровалсвои подозрения, или назвал бы их идеями, ко­торые нельзя принимать всерьез. В любом случае те­рапевтическая функция сомнения может измениться благодаря соответствующему контексту-

(б) Для того чтобы показать техники установле­ния раппорта с больными шизофренией, была прове­дена клиническая демонстрация. Один из пациентов — высокий, бородатый молодой человек, считающий себя Богом, был абсолютно равнодушен к другим пациен­там и обслуживающему персоналу. Войдя в лекцион­ную комнату, он медленно, не спеша поставил свое кресло в двадцати шагах от терапевта и игнорировал какие-либо вопросы или замечания. Тогда терапевт сказал ему, что идея быть Богом — опасна, потому что пациент может легко успокоиться ее фальшивым смыс­лом всеведения и всеслышания, и следовательно, не будет заботится о своей безопасности и перестанет постоянно контролировать происходящее вокруг него. Он дал понять, пациенту, если тот сделает такой вы­бор, то это будет исключительно его проблемой, а если он хочет лечиться как будто он — Бог, тогда терапевт присоединится к этому. Пока эта двойная ловушка ус­танавливалась, пациент не только начал нервничать, но и заинтересовался тем, что же произойдет дальше. Затем терапевт достал из кармана ключ с бороздкой, встал на колени перед пациентом и предложил ему ключ, сказав, что поскольку пациент — Бог, он не нуж­дается в ключе, но если он — не Бог, то достоин клю­ча больше, чем доктор. Не успел терапеггг вернуться к

-256-

ГЛАВА "7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

своему письменному столу, как пациент схватил свое кресло и остановился в двух шагахот терапевта. На­клонившись, он искренне и с не поддельным подлин­ным интересом произнес: «Человек, один из нас, точ­но сумасшедший!».

Второй пример. Не только психоаналитические, но в целом и большинство психотерапевтических школ используют скрытые двойные ловушки.Парадоксаль­ная природа психоанализа была осознана одним из первых сотрудников Фрейда, Гансом Сэйшом (Н. Sach), которому приписываются слова, что анализ заверша­ется, как. только пациент осознает, что он может про­должаться всегда, утверждение странным образом на­поминает доктрину Дзсн Буддизма, что просвещение наступает тогда, когда люди осознают, что нет тайны, нет окончательного ответа и, следовательно, нет смыс­ла продолжать задавать вопросы. Для более углублен­ного изучения этого вопроса, читателю предлагается работа Джексона и Хэйли (76), здесь приводится ее краткое содержание.

Традиционно предполагается, что в ситуации трансфера пациент «возвращается» в ранние, «несоот­ветствующие» паттерныповедения. Джексон и Хэйли И В этом случае применяют обратный подход и спра­шивают себя: какое поведение в психоаналитической ситуации было бы соответствующим? С этой точки зре­ния, создастся впечатление, что только тщательно продуманная реакция по отношению ко всему ритуа­лу, связанному с кушеткой, свободными ассоциация­ми, навязанной спонтанностью, гонораром, расписа­ние с указанием точного времени и т. д., могло бы всецело изменить положение. Но это именно то, что пациент, нуждающийся в помощи, не может сделать. Таким образом, стадия оказывается в очень своеоб­разном коммуникационном контексте. Наиболее вы­дающимися являются следующие парадоксы.

(а) Пациент ожидает, что аналитик-профессио­нал, который, конечно же, скажет, что ему делать.

9 Прагматика человеческих коммуникации

-257-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

Однако аналитик предлагает ему самому взять ответ­ственность за курс лечения, требует спонтанности и в тоже время устанавливает правила, которые полнос­тью ограничивают поведение пациента. Фактически, пациенту говориться: «Будь спонтанным».

(б) Независимо от того, как пациент поведет себя
в данной ситуации, он столкнется с парадоксальным
ответом. Если он заявит, что ему лучше, ему будет ска­
зано, что это — его сопротивление, но это хорошо,
потому что возникает наилучшая возможность для по­
нимания его проблемы. Если же пациент будет настаи­
вать на том, что он верит в то, что выздоравливает,
ему скажут, что он сопротивляется лечению, пытаясь
убежать до того, как его реальные проблемы будут про­
анализированы.