Неудобство ясного мышления 3 страница

(в) Пациент находится в ситуации, в которой он
не может вести себя зрело, аналитик интерпретирует
его непосредственное, как у ребенка, поведение, как
пережиток детства и, следовательно, неуместное.

(г) Следующий парадокс свойственен очень муд­
реному вопросу, являются ли отношения аналитик-
пациент принудительными или добровольными. С од­
ной стороны, пациенту постоянно говорится, что их
взаимоотношения принудительные, и следовательно,
симметричные. Хотя, если пациент опаздывает или
пропускает сеанс, или иным путем нарушает любую
из ролей, становится очевидно, что эти взаимоотно­
шения — принудительные, комплиментарные, с ана­
литиком, находящимся в ведущей позиции.

(д) Ведущая позиция аналитика становится осо­
бенно очевидной, как только возникает понятие бес­
сознательного. Если пациент отвергает интерпретацию,
аналитик всегда может объяснить, что он коснулся
чего-то, что пациент по определению не может осоз­
навать, потому что это — бессознательное. С другой
стороны, если пациент пытается объяснить что-то бес­
сознательным, аналитик сможет отвергнуть и это, ска-

-258-

ГЛАВА 7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

зав, что если бы это было бы бессознательное, то па­циент не смог бы на это сослаться*.

Из выше сказанного видно, что не взирая на все, что делает аналитик, чтобы привнести измене­ние, ситуация сама по себе, в действительности, — это сложная терапевтическая двойная ловушка, в ко­торой пациент «меняется, если он делает, и меняет­ся, если не делает». Так же видно, что это справед­ливо не только в отношении психоаналитической ситуации, но и в отношении психотерапии в более широком смысле.

Третий пример. Предполагается, что врачи исце­ляют. С интеракционной точки зрения, это ставит их в очень забавное положение: они занимают ведущую позицию во взаимоотношениях врач—пациент до тех пор, пока их лечение успешно. С другой стороны, ког­да их усилия проваливаются, позиции меняются: во взаимоотношениях врач—пациент доминирует нелег­кое состояние пациента, и терапевт обнаруживает, что занимает ведомую позицию. Тогда похоже он сам ока­зывается в двойной ловушке, благодаря тем пациен­там, которые часто по неясным причинам не могут принять изменение к лучшему, или благодаря тем, кому важнее занимать ведомую позицию в любом паттерне взаимоотношений, включая и врача, не обращая вни­мания на то, что возможно это вызовет боль и дис­комфорт у них самих. В любом случае, это происходит, когда эти пациенты коммуникатируют с помощью сим­птомов: «Помогите мне, но я вам этого не позволю».

Такой пациент, женщина средних лет, обрати­лась к психиатру из-за постоянной головной боли. Боль началась сразу же после того, как она получила заты­лочную травму во время аварии. Эта травма была за­лечена без сложностей, и исчерпывающие медицинс­кие обследования не показали что-либо, что могло бы

' Указание на межличностные подтексты не означает отрица­ние существования бессознательного, ни полезности понятия (1.62).

-259-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

объяснить ее головные боли. Страховая компания пред­ложила пациентке адекватную компенсацию, и ника­кие судебные иски или дальнейшие требования не ос­тались неразрешенными. До того, как обратиться к психоаналитику, она лечилась у многих специалистов. В процессе этих консультаций она накопила объемное многотомное дело и стала источником рассматривае­мой фрустрации этих врачей.

Изучая ее случай, психиатр понял, что в этой истории медицинских «провалов» любой намек на то, что психотерапия может помочь, обречет такое лече­ние на провал с самого начала. Поэтому он начал с того, что проинформировал клиентку, что если исхо­дить из результатов всех предыдущих исследований и из того, что ни одно лечение не принесло ей ни ма­лейшего облегчения, не может быть сомнений в том, что ее состояние — необратимо. Сообщая ей этот при­скорбный факт, он добавил, что единственное что он может для нее сделать — это научить се жить с этой болью. Казалось, что пациентка скорее разъярена, чем расстроена этим объяснением. Она спросила, очень многозначительно, неужели это все, что ей может пред-ложить вся психиатрия. Психиатр противостоял это­му, махнув ее объемистой историей болезни и повто­рил, что в данном случае нет никакой надежды на выздоровление и что ей придется принять этот факт. Когда пациентка спустя неделю пришла на вторую встречу, то объявила, что за это время она намного меньше страдала головными болями. На это психиатр ответил следующим: он начал критиковать себя за то, что не предупредил ее заранее о вероятности такого временного, очень субъективного уменьшения боли, и выразил свои опасения, что теперь боль неизбежно вернется с прежней силой, и она почувствует себя еще более несчастной, возлагая нереальную надежду на просто временное уменьшение восприятия боли. Он опять показал ей ее историю болезни, указал на ее объем и повторил, что чем скорее она откажется от

-260-

ГЛАВА 7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

надежды на выздоровление, тем скорее она научиться жить с этим. С этого момента ее психотерапия претер­пела достаточно сильное изменение — психотерапевт становился все более и более скептическим в отноше­нии своей полезности, потому что она не принимает «необратимости се состояния», а пациентка все более яростно и раздраженно настаивала на постоянном улуч­шении. Однако большая часть времени, выделенная на сеансы между этими раундами игры, могла быть использована для объяснения других важнейших ас­пектов межличностных взаимоотношений этой жен­щины. Она в конце концов оставила лечение, выздо­ровев по своему собственному решению, очевидно осознав, что ее игра с терапевтом может продолжать­ся еще очень долго.

Четвертый пример. Случаи психогенной боли, подобные описанным выше, обычно поддаются крат­кой психотерапии, основанной на парадоксальной коммуникации. Капкан терапевтической двойной ло­вушки можно расставить во время самого первого кон­такта, часто даже по телефону, когда новый пациент просит назначить встречу. Если терапевт уверен в пси-хогепности жалобы (например, он может это узнать из предварительной беседы с лечащим врачом), он мо­жет предупредить звонящего, что часто случается, что люди чувствуют улучшение до своего первого визита, но это улучшение — абсолютно кратковременное, и что нет никакой надежды на то, что так будет и даль­ше. Если пациент не чувствует никакого улучшения, идя на первую встречу, то никакого вреда не было нанесено, и пациент оценит отношение и предусмот­рительность терапевта. Но если он действительно по­чувствовал себя лучше, наступает новая стадия рас-ставления двойной ловушки. Следующим шагом мо­жет быть объяснение того, что психотерапия не может смягчить боль, но что обычно пациент сам может «сме­стить боль по времени» и «снизить ее интенсивность». Например, пациента просят назвать двухчасовой от-

-261-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

резок в течение дня, во время которого ему по край­ней мере будет неудобно испытывать больше боли. За­тем его просят увеличить боль во время этих двух ча­сов, молчаливый подтекст заключается в том, что ос­тальную часть дня он будет чувствовать себя лучше. Самос потрясающее что, как и предполагалось, обыч­но пациенты стараются чувствовать себя наихудшим образом в выбранное время, пройдя через этот опыт, они не могут не осознать, что могут каким-то образом контролировать свою боль. Конечно, терапевт никогда не предполагает, что они попытаются чувствовать себя лучше, скорее он сохраняет скептическое отношение к улучшению, как было показано в третьем примере. Если вы хотите узнать побольше об использовании этой парадоксальной техники при лечении бессонницы, энуреза, тиков и других заболеваний, смотрите работу Хейли (60, р. 41-59).

Пятый пример. Молодой студентке колледжа гро­зил провал на экзаменах, потому что она была не в состоянии просыпаться вовремя и приходить на заня­тия, которые начинались в восемь часов утра. Как она не пыталась, для нее оказывалось невозможном быть в классе до десяти часов. Терапевт сказал ей, что с этой проблемой можно справится довольно простым, хотя и неприятным образом, и усомнился В том, что она с этим справиться. Это побудило девушку (которая переживала за свое ближайшее будущее и вызвала у терапевта во время предыдущей встречи разумную долю доверия) пообещать, что она сделает все, что бы он ей не сказал. Тогда он предложил ей поставить будиль­ник на семь часов. На следующее утро, когда зазвонит будильник, она окажется перед двумя альтернатива­ми: встать, позавтракать и быть в классе в восемь; или, как обычно, остаться в постели. Однако в последнем случае ей не разрешается оставаться в постели до деся­ти, как она всегда делает, она должна завести будиль­ник на одиннадцать часов и оставаться в постели это и следующее утро. В течение этих двух дней ей не

-262-

ГЛАВА 7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

разрешается читать, писать, слушать радио или делать что-нибудь еще, ей можно только спать или лежать в постели; после одиннадцати она может делать все что угодно. Вечером второго дня она опять должна поста­вить будильник на семь часов, и если ей опять не удаст­ся встать, когда прозвонит будильник, она должна опять оставаться в постели до одиннадцати часов этого и следующего дня и т. д. Терапевт окончательно замк­нул двойную ловушку, сказав ей, что если она не будет жить по этим правилам, которые она приняла по доб­рой воле, он перестанет быть ее терапевтом и ему, сле­довательно, придется прервать лечение. Девушка была очарована этими, по-видимому, приятными инструк­циями. Когда она пришла на очередной сеанс три дня спустя, она сообщила, что в первое утро как обычно не смогла встать с постели вовремя, и тогда ей, со­гласно инструкции, пришлось остаться в постели до одиннадцати часов, но что этот вынужденный постель­ный отдых (и особенно время — с десяти до одиннад­цати) оказался почти невыносимо скучным. Следую­щее утро показалось еще более ужасным — ей не уда­лось заснуть ни минуты после семи часов утра, хотя будильник, конечно, зазвонил во второй раз только в одиннадцать. После этого она стала ходить на утрен­ние занятия, и только после терапевт занялся иссле­дованием причин, по которым она, по-видимому, стре­милась провалиться на экзаменах в колледж.

Шестой пример. Во время совместной психотера­пии семьи, состоящей из родителей и двух дочерей (семнадцати и четырнадцати лет), терапевт добрался до того времени, когда появились проблемы взаимо­отношений между родителями. В этот момент произошло заметное изменение в поведении старшей девушки. Она начала спорить и избегать обсуждение любым доступ­ным образом. Попытки отца контролировать ее оста­вались безрезультатными, и девушка в конце концов сказала терапевту, что она больше никогда не будет приходить на психотерапевтические сеансы. Терапевт

-263-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

возразил, сказав, что ее тревожность вполне понятна, и что он хочет, чтобы она была настолько взрывной, насколько это возможно. Этим простым предписани­ем он поставил ее в сложную ситуацию: если она про­должит срывать курс терапии, она будет вынуждена это делать, а это то, что ей сказали не делать; но если она не хочет подчиниться предписанию, она сможет это сделать, только не будучи взрывной, и тем самым продолжить терапию. Она, конечно, могла отказаться от посещений сеансов, но терапевт заблокировал этот побег, сказав, что тогда она будет единственным пред­метом семейного обсуждения, — перспектива, кото­рую, как он знал, она не сможет вынести.

Седьмой пример. Пьющий муж или жена обычно демонстрируют достаточно стереотипный коммуника­ционный паттерн с другим супругом. Ради простоты, в следующем примере мы предположим, что пьяница — муж, но роли могут поменяться без существенного изменения в вышеупомянутом паттерне.

Довольно трудно бывает различить упорядочива­ние последовательности событий. Например, муж ут­верждает, что его жена — слишком авторитарна и что он чувствует себя мужчиной только после нескольких бокалов. Жена быстро это опровергает, заявляя, что она была бы рада перестать командовать, если только он проявит чуть больше ответственности, но посколь­ку он напивается каждый вечер, ей приходится о нем заботиться. Она может продолжить, сказав, что если бы не она, ее муж мог бы много раз поджечь дом, заснув с непотушенной сигаретой; он тогда, вероят­но, резко возразит, что он никогда и не думал бы так рисковать, если бы он все еще был холостяком. Воз­можно он добавит, что это замечательный пример ее обессиливающего влияния на него. В любом случае, после таких нескольких раундов для невовлеченного постороннего их бесконечная игра станет очевидной. За фасадом их неудовлетворенности, фрустрации и обвинений, они поддерживают друг друга по принци-

-264-

ГЛАВА 7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

пу quid pro quo (73)*: он дает ей возможность быть спокойной, разумной и покровительственной, а она позволяет ему быть безответственным, ребячливым и, в общем, неправильно понятым неудачником.

Одна из возможных терапевтических двойных ловушек, которая может быть применена к такой паре, будет заключаться в инструкции пить вместе, но с ус­ловием, что жена будет пить на одну рюмку больше, чем ее муж. Введение этой новый роли в их интерак­цию в сущности разрушает старый паттерн. Во-первых, выпивка — теперь это задание, и больше не что-то такое, с чем он «не может справиться». Во-вторых, им обоим постоянно приходится смотреть, кто сколько выпил. В-третьих, жена, которая обычно умеренно пьет, если пьет вообще, быстро достигает уровня ин­токсикации, и это заставляет его заботиться о пей. Это не только полный переворот их привычных ролей, это заставляет его изменить отношение к выпивке: если он будет придерживаться инструкций терапевта, он должен теперь прекратить пить или заставить пить боль­ше ее с риском, что она заболеет, станет более беспо­мощной и т. д. Если, когда его жена не может пить больше, он хочет нарушить правило (что она должна пить на одну рюмку больше), продолжая пить одному, он сталкивается с непривычной ситуацией: он — ли­шен своего ангела-хранителя и он — в ответственнос­ти за себя и за нее. (Мы, конечно, не предполагаем, что самое простое — позволить паре объединиться с таким предписанием или что это вмешательство само по себе — «излечение» алкоголизма.)

Восьмой пример. Пара нуждается в помощи, пото­му что они чувствуют, что слишком много спорят. Те­рапевт, вместо того чтобы сконцентрировать свое вни­мание на анализе их конфликтов, прекращает их спор, говоря им, что в действительности они любят друг дру­га, и чем больше они спорят, тем больше они любят,

Лат. — одно вместо другого. — Прим. ред.

- 265-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

потому что стремятся к тому, чтобы быть рядом друг с другом, потому-то и воюют, потому что этот способ, благодаря которому они сталкиваются, предполагает глубокое эмоциональное вовлечение. Не имеет значе­ния насколько нелепой показалась эта интерпретация паре — или именно потому что это так нелепо для них — они начинают доказывать терапевту, как силь­но он ошибается. Самый лучший способ прекратить их пререкания -- просто показать, что они не любят друг друга. Но в тот момент, когда они перестали спо­рить, они обнаружили, что ладят намного лучше.

Девятый пример. То, что терапевтический эффект парадоксальной коммуникации никоим образом не является совсем недавним открытием, показано в сле­дующей буддийской притче, которая содержит все со­ставляющие терапевтической двойной ловушки:

Молодая жена заболела и близка к смерти. «Я так сильно тебя люблю, — говорит она своему мужу. — Я не хочу тебя оставлять. Не уходи от меня ни к одной женщине. Если ты это сделаешь, я вернусь как призрак и стану причиной твоих нескончаемых бедствий».

Вскоре после этого она умерла. Муж следовал ее последней воле первые три месяца, но затем встретил другую женщину и полюбил ее. Они решили поже­ниться и объявили о помолвке.

Сразу же после помолвки каждую ночь мужу стал являться призрак и обвинять его в том, что он не сдер­жал свое обещание. Призрак был тоже умен. Она рас­сказывала ему в точности все то, что происходило меж­ду ним и его новой возлюбленной. Если он делал сво­ей невесте подарок, призрак описывал его в деталях. Она даже повторяла их беседы, и это так раздражало мужчину, что он не мог спать. Кто-то посоветовал ему обратиться со своей проблемой к Дзен-мастеру, кото­рый жил неподалеку от их деревни. Наконец, отчаяв­шись, бедняга пошел к нему просить помощи.

«Твоя предыдущая жена стала призраком и зна­ет все, что ты делаешь, — сказал мастер. — Что бы ты не сделал или не сказал, что бы ты не подарил своей возлюбленной, она знает. Она должно быть очень ос-

-266-

ГЛАВА 7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

иедомленный призрак. Когда она появится в следую­щий раз, поторгуйся с ней. Скажи ей, что она знает слишком много, что ты ничего не можешь от нес скрыть, и что если она ответит на один вопрос, ты пообещаешь ей разорвать помолвку и останешься хо­лостяком» .

«Какой же вопрос я ей должен задать?» — поин­тересовался мужчина.

Мастер ответил: «Возьми большую горсть соевых бобов и спроси ее, сколько точно у тебя в руке бобов. Если она не сможет тебе ответить, ты поймешь, что она — лишь плод твоего воображения, и тогда она боль­ше никогда не будет доставлять тебе неприятностей».

Когда призрак опять появился следующей ночью, мужчина польстил ей и сказал, что она все знает.

«Это так, — ответил призрак, — и я знаю, что сегодня ты ходил к мастеру дзен».

«Раз ты так много знаешь, скажи, сколько у меня в руке бобов?»

И не стало никого, чтобы ответить на вопрос (131, р. 82).

7.6. ПАРАДОКС В ИГРЕ, ЮМОРЕ И ТВОРЧЕСТВЕ

Почему организмы, начиная с беспозвоночных и заканчивая людьми, так восприимчивы к эффектам парадокса, до сих пор остается наиболее неясным, но очевидно, что эти эффекты выходят за пределы про­сто культурных или особенных видовых факторов. В этой главе мы попытались показать сложность, воз­никающую на человеческом уровне из-за того, что па­радокс может быть терапевтичным, а не только пато­генным. Но это никоим образом не исчерпывает по­зитивные аспекты парадокса, ибо можно увидеть, что многие из благородных стремлений и достижений че­ловеческого ума тесно связаны со способностью чело­века — испытать парадокс. Фантазия, игра, юмор, любовь, символизм, религиозный опыт в широком смысле (от ритуального до мистического) и прежде всего творчество, как в различных видах искусства, так и в науках, являются по существу парадоксальными.

-267-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИИ

Тем не менее, эти области настолько обширны и простираются настолько далеко за рамки этой книги, что здесь будут сделаны только простые намеки и ссыл­ки. Основные принципы теории игр и фантазии, ос­нованные на теории логических типов (и их парадок­сов), было предложено в 1954 году Бейтсоном. Сооб­щая о наблюдении в зоопарке Флсйшекера в Сан-Франциско, он заметил, что

видел двух молодых играющих обезьян, т. е. занимаю­щихся интерактивной последовательностью, в кото­рой единица дейстпий или сигналов были похожими, но не такими же, какие бывают во время драки. Даже для наблюдающего человека было очевидно, что пос­ледовательность как целое не была дракой, и очевид­но, что и для участвующих обезьян это «не была дра­ка».

Этот феномен, может возникнуть, только если участвующиеорганизмы окажутся способными на не­которую степень метакоммуникации, т. с. на обмен сиг­налами, который несет сообщение «это — игра».

Следующим шагом было изучение сообщения «это — игра», и понимание того, что это сообщение содержит те элементы, которые обязательно порож­дают парадоксы типа Рассела или Эписенида — нега­тивное утверждение, содержащее в себе подразумева­емое (скрытое) негативное метаутвержденис. Более рас­ширено, утверждение «это — игра» похоже на что-то вроде: «Эти действия, которыми мы теперь занимаем­ся не означают того действия, для которых они оста­ются в силе» (8, р. 41).

Фрай, один из коллег Бейтсона, распространил это соображение на феномен юмора и в пространной работе по изучению многих видов шуток и сформули­ровал свое открытие следующим образом:

Во время воздействия юмора человеку, после того как прошла ударная волна, неожиданно противостоит явная-скрытая реверсия (оборотная сторона), которая помогает отличить юмор от шутки, мечты и т. п. Нео­жиданные реверсии, характеризующие ударную вол­ну п юморе — разрушительны и не соответствуют игре

-268-

ГЛАВА ~7. ПАРАДОКС В ПСИХОТЕРАПИИ

и т. п. (Только в психотерапии существует опреде­ленный вид репсрсионной операции совместимый с общей структурой переживания.) Но ревереии также обладает уникальным эффектом — заставлять участ­ников юмора внутренне давать новое определение дей­ствительности. Ударная волна неизбежно объединяет коммуникацию и метакоммуникацию. Любой полу­чает явную коммуникацию на ударной волне. На бо­лее высоком уровне абстракции ударная волна также несет скрытую метакоммуникацию о себе и о дей­ствительности, как приводится в примере благодаря шутке... этот скрытый-тсперь-явный материал удар­ной волны становится мстакоммуникационным сооб­щением, рассматривающим содержание шутки цели­ком (как образец коммуникации). В этой реверсии содержания, которая кажется реальностью, может быть представлена в понятиях того, что кажется нереаль­ностью. Содержание передает сообщение: «Это — не реальность», и совершая это, делает ссылку на целое, частью которого это сообщение является. Таким об­разом, мы опять противостоим парадоксу негативной части, определяющей целое. Реально — это нереаль­ное, а нереальное — это реальное. Ударная волна ус­коряет внутренний парадокс, специфичный для содер­жания шутки, и стимулирует отражение парадокса, созданного окружающими игровыми рамками (53, р. 153-154).

Наконец, творчество было предметом многих зна­чительных работ, наиболее ранней из которых являет­ся «Акт создания» Ксстлера. В этой монументальной работе предполагается, что юмор и научные открытия так же, как и художественные произведения являются результатом психических процессов, названных бисо-циацией. Бисоциация определяется как «восприятие си­туации или идеи ...в двух самосогласующихся, но обычно несовместимых системах координат...» (87, р. 35). Ав­тор делает различие между традиционными навыками мышления на единственной «основе» и творческим актом, который... всегда действует на более, чем од­ной основе. Первое может быть названо прямодуш­ным, последнее — двоедушным, мимолетным состоя-

-269-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

нием неустойчивого равновесия, где нарушен баланс эмоций и разума (87, р. 35—36).

Хотя в этой книге автор нигде не рассматривает возможности того, что бисоциация имеет структуру парадокса (т. с, что «две самосогласующиеся, но обыч­но несовместимые системы координат» могут находить­ся друг с другом на уровне и метауровне взаимоотно­шений), его взгляд на творчество имеет много сходно­го с гипотезами, сформулированными нами в области патологии и терапии. Например, сравните краткое из­ложение, предложенное Кестлером в одной из его последних глав.

Один из важных предметов спора этой книги за­ключается в том, что органическая жизнь во всех ее проявлениях, от морфогенеза до символической жиз­ни, руководствуется «правилами игры», которые пре­доставляют согласованность, порядок и единство — неизменность; и что эти правила (или функции, и ма­тематическом смысле), неважно врожденные или при­обретенные, представлены в закодированном виде на различных уровнях, от хромосом до структуры нервной системы, ответственной за символическое мышление... Правила — фиксированы, но существуют бесконеч­ные вариации каждой игры, и их изменчивость растет в восходящем порядке... Существует также общее пра­вило игры, которое гласит, что ни одно правило не является абсолютно окончательным; что при опреде­ленных обстоятельствах, они могут быть изменены и скомбинированы в более софистическую игру, кото­рая предоставляет высшую форму единения и еще бо­лее растущее разнообразие. Это называется суб^гьектив-ным творческим потенциалом (87, р. 631).

Имея в виду энциклопедический кругозор авто­ра, можно только сожалеть, по не критиковать его за что он не распространил свое исследование за пределы

индивида как монады.

-270-

пилог

ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ И ТЕОРИЯ

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КОММУНИКАЦИИ:

ПЕРСПЕКТИВЫ

Не вещь сама ужасна для нас, но наше мнение о ней.

Эпиктет (1 век н. з.)

8.1. ЧЕЛОВЕК И ЕГО ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ СВЯЗИ

Рассматривая индивидов в их социальной связи — вих интеракциис другими людьми — мы увидели, что коммуникация является средством этой интсракции. Возможно существует, а может быть и пет, предел, до которого должна применяться теория человеческой коммуникации. В любом случае, для нас кажется оче­видным, что точка зрения на человека, как на «соци­альное животное», не объясняет человека в его экзис­тенциальном связи, r которой его социальное окруже­ние является только одним, хотя и очень важным, ас­пектом.

Тогда возникает вопрос, можно ли использовать какой-либо из принципов нашей теории прагматики человеческой коммуникации, когда фокус смещен с межличностного взаимоотношения на экзистенции, и если да, то каким образом. На этот вопрос здесь не дается ответа; возможно, на него никогда не будет най­ден ответ, поскольку, исследуя этот вопрос, мы долж­ны оставить область науки и стать субъективными. Поскольку существование человека не наблюдаемо в том же смысле, что и его социальные отношения, мы вынуждены отказаться от объективной позиции «со стороны», которую мы пытались сохранять на протя-

-271-

ПРАГМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

жении предыдущих семи глав этой книги. С этого мо­мента в нашем исследовании больше нет взгляда «со стороны». Человек не может выйти за пределы, уста­новленные его разумом; субъект и объект — здесь пол­ностью идентичны, разум изучает себя сам, и любое утверждение, сделанное о человеке в его социальной связи похоже превращается в тот же феномен рефлек­сии, который, как мы видели, порождает парадокс.

Тогда, в некотором смысле, эта глава — это сим­вол нашей веры: веры в то, что человек существует в обширных, сложных и личных отношениях с жизнью. И поэтому мы надеемся сделать предположение отно­сительно того, что некоторые из наших концепций могут быть использованы в изучении этой области, которая так часто игнорируется в психологических те­ориях человека.