КОГДА ДРЕВНИЕ ДОДУМАЛИСЬ ДО ПРЕЦЕССИИ?

В ответе на этот вопрос скрыт большой секрет, даже тайна, прошлого. Прежде чем попытаться проникнуть в эту тайну и разгадать секрет, ознакомимся с официальной уста­новкой. Британская энциклопедия как кладезь историчес­кой мудрости ничем не хуже других, и вот что в ней гово­рится об ученом Гиппархе, предполагаемом первооткрыва­теле прецессии:

"Гиппарх (родился в Никее, Битиния; умер после 127 года до н.э. на острове Родос), гре­ческий астроном и математик, который от­крыл прецессию равноденствий... Это выдаю­щееся открытие было результатом кропот­ливых наблюдений, порожденных острым умом. Гиппарх наблюдал положение звезд, а затем сравнивал их с полученными за 150 лет до это­го данными Тимочария из Александрии и с еще более ранними результатами вавилонских на­блюдений. Он обнаружил, что звездные долго­ты различались, причем разница превышала возможную погрешность наблюдения. В резуль­тате он предложил объяснять эту разницу пре­цессией и оценил ее годичную величину в 45 или 46 угловых секунд. Это очень близко к принятой в настоящее время величине 50,274 угловых секунды... "

Сначала о терминологии. Угловая секунда — самая ма­ленькая доля углового градуса. В одной угловой минуте их 60, в градусе — 60 минут, а весь годовой путь Земли вокруг Солнца составляет 360 °. Годовое изменение в 50,274 угло­вых секунды (меньше одной шестидесятой градуса) так мало, что потребуется примерно 72 года (целая человеческая жизнь). . чтобы равноденственное Солнце сместилось по эклиптике на один градус. Именно из-за трудности измерения такого черепашьего темпа изменений результаты, полученные Гип-пархом во II веке до н.э., объявлены в Британской энцик­лопедии "выдающимся открытием".

Представлялось ли бы это открытие столь же выдаю­щимся, если бы оказалось, что оно сделано повторно? Сия­ли бы столь же ярко астрономические и математические достижения греков, если бы мы смогли доказать, что за

труднейшую задачу измерения прецессии брались за тысячи лет до Гиппарха? Что, если этот небесный цикл длительно­стью почти 26000 лет стал объектом точных научных иссле­дований за много эпох до предполагаемого расцвета науч­ной мысли?

В поисках ответов на эти, вопросы может встретиться много таких свидетельств, какие ни один суд не принял бы в качестве конкретного доказательства. Не будем прини­мать и мы. Мы видели, что Гиппарх. предположил для ве­личины годичной прецессии 45-46 угловьсс секунд. Так не будем пытаться сбросить греческого астронома с пьедестала первооткрывателя прецессии, если нам не удастся найти бо­лее точный результат, исходящий из более раннего источ­ника.

Конечно, существует много потенциальных источни­ков. Однако сейчас, в интересах краткости, мы ограничим наше исследование мифами, имеющими универсальный ха­рактер. Мы ухе рассматривали подробно одну группу ми­фов (см. предания о наводнении и катаклизме в Части IV) и видели, что они обладают рядом прямо-таки интригующих подробностей.

1. Нет сомнения, что они чрезвычайно стары. Возьмем, например, месопотамскую историю о потопе, версии кото­рой были обнаружены на табличках, относящихся к древ­нейшим слоям Шумера, около 3000 года до н.э. Эти таб­лички, свидетели зари документированного прошлого, не оставляют сомнения в том, что предание о потопе было древним уже тогда и, следовательно, родилось задолго до этой самой зари. Мы не можем сказать, за сколько именно. Но факты таковы, что ни один ученый не смог установить даты создания хоть какого-нибудь мифа, не говоря уже о почитаемых и широко распространенных преданиях. Такое впечатление, что они существовали всегда как часть посто­янного багажа человеческой культуры.

2. Нельзя исключить возможности того, что эта аура глубокой древности — не иллюзия. Наоборот, мы уже виде­ли, что многие из великих мифов о катаклизме содержат точные свидетельские показания о реальных испытаниях, выпавших на долю человечества во время последнего Лед­никового периода. Следовательно, теоретически они могли быть созданы почти в то же время, когда возник наш под­вид Homo sapiens sapiens, возможно, пятьдесят тысяч лет назад. Данные геологии, правда, свидетельствуют в пользу более позднего источника, и мы считаем более вероятной

эпоху с 15000 по 8000 г. до н.э. Только в это время на памяти человечества происходили такие быстрые климати­ческие изменения конвульсивного характера, как те, что так красноречиво описывают мифы.

3. Ледниковый период и его бурная кончина — явле­ния глобальные. И поэтому не должно особенно удивлять то, что предания о катаклизме у многих различных куль­тур, разбросанных по земному шару, характеризуются кон­вергенцией и высокой степенью единообразия.

4. Что, однако, вызывает удивление, так это то, что мифы не только описывают общий опыт, но и делают это общим символическим языком. Снова и снова встречаются одни и те же литературные мотивы, стилистические при­емы, узнаваемые характеры, сюжеты.

Согласно профессору де Сантильяна, это единообразие предполагает работу направляющей руки. В "Мельнице Гам­лета", плодотворном и оригинальном труде о древних ми­фах, написанном в соавторстве с Гертой фон Дехенд, про­фессором истории науки во Франкфуртском университете, он утверждает, что:

"...универсальность является хорошим тестом, особенно в сочетании с четким замыслом. Когда что-то, найденное, скажем, в Китае, обнаруживается также в вавилонских астро­логических текстах, это можно признать относящимся к делу, если фигурирует комп­лекс необычных персонажей, про которых никто не сможет сказать, что они — результат независимого спонтанного творчества. , Возьмем, скажем, происхождение музыки. Орфей и его душераздирающая смерть могут быть поэтическим творением, рожденным не­зависимо в разных местах. Однако если с пер­сонажей, которые не играют на лире, а дуют в трубы, сдирают кожу живьем по разным абсурдным причинам и их прискорбный конец воспроизводится на разных континентах, то мы чувствуем, что здесь что-то есть, пото­му что эти истории лишены внутренней логи­ки. И когда волынщик Пайд просматривает­ся и в германском мифе о Гаммельне, и в Мек­сике задолго до Колумба, и все время связан с общими атрибутами типа красного цвета, это

вряд ли может быть простым совпадением... Подобно этому, если числа вроде 108 или 9х13 появляются в разных вариантах то в Ведах, то в храмах Ангкора, в Вавилоне, в неясном бормотании Гераклита и в норвежской Вал­галле, это уже не случайность... "

Сопоставляя великие универсальные мифы о катаклиз­ме, задумаемся: может быть, совпадения, которые не могут быть совпадениями, и случайности, которые не могут быть случайностями, указывают на глобальное влияние древней, хотя и не опознанной, направляющей руки? Если да, то не та ли самая это рука, которая во время и после последнего Ледникового периода, вычертила серию высокоточных и технически совершенных карт мира, которые мы рассмат­ривали в Части I? Не та ли это рука, что оставила свои призрачные отпечатки на универсальных мифах, где фигу­рирует смерть и воскресение богов, и огромные деревья, вокруг которых переворачивались земля и небо, и водово­роты, и мешалки, и сверла, и прочие вращающиеся и пере­малывающие устройства?

Как утверждают Сантильяна и фон Дехенд, подобные образы относятся к небесным объектам и описываются от­точенным научным языком архаичной, но "весьма изощ­ренной" астрономии и математики: "Этот язык игнорирует местные верования и культы. Он сосредоточивается на чис­лах, движении, общей структуре, схемах, а также на струк­туре чисел, на геометрии".

Откуда мог прийти такой язык? "Мельница Гамлета" — это лабиринт блестящей, но сознательно уклончивой учено­сти, который не дает нам прямого ответа на этот вопрос. Однако то здесь, то там иногда можно встретить сделанные почти со смущением за незавершенность отдельные намеки. Например, в одном месте авторы говорят, что научный язык, или шифр, который, как они считают, им удалось иденти­фицировать, относится к "древности, внушающей благого­вейный страх". В другом месте они более точно отмеряют глубину этой древности, относя ее к периоду как минимум "за 6000 лет до Вергилия" — иначе говоря, не менее 8000 лет назад.

Какая известная исторической науке цивилизация была достаточно развита и могла пользоваться изощренным на­учным языком более 8000 лет тому назад? Честный ответ на эти вопросы — никакая, после чего следует открыто при­

знать, что мы в своих загадках имеем дело никак не мень­ше, чем с забытым эпизодом из жизни высокоразвитой тех­нической культуры в доисторические времена. И снова Сан­тильяна и фон Дехенд уклончивы, когда доходят до конк-ретики и говорят лишь о наследии, которым мы все обяза­ны "некоей почти невероятной працивилизации", которая "первой поняла мир, как нечто созданное в соответствии с числом, мерой и весом".

Ясно, что подобное наследство должно быть связано с научным мышлением и сложной информацией математи­ческой природы. Однако, поскольку она крайне стара, ход времени в большой степени рассеял ее:

"Когда греки вышли на сцену, пыль веков уже улеглась на обломках этой великой всемирной древней конструкции. Но кое-что уцелело в традиционных обрядах, мифах и сказках, ко­торых по-настоящему никто уже не пони­мал... Это — дразнящие воображение осколки потерянного целого. Они вызывают в памяти "туманные пейзажи", на которые большие мастера китайские художники: здесь они по­кажут скалу, здесь — остроконечную крышу, там — верхушку дерева, а остальное предос­тавят вашему воображению. Но даже тогда, когда код поддается, когда будет известна техника, мы не можем надеяться, что суме­ли оценить мысль этих наших далеких пред­ков, поскольку она задрапирована в символи­ку, а созидательные и предопределяющие умы, породившие эти символы, исчезли навсегда".

Итак, два выдающихся профессора истории науки из уважаемых университетов по обе стороны Атлантики утвер­ждают, что открыли остатки зашифрованного научного языка, который на много тысяч лет старше, чем самая старая изве­стная нам человеческая цивилизация. Более того, обычно очень осторожные в выражениях, Сантильяна и фон Де­хенд утверждают также, что они его "частично расшифро­вали".

Для серьезных академических ученых это заявление — из ряда вон выходящее.