Развитие мозга не происходит само по себе

В своем интервью в «Шпигеле» № 11/2002 г. о гиперактивных детях Геттингенский невролог Геральд Хютер предостерегает о возможных долговременных негативных последствиях риталина и констатирует: «Некоторые дети просто уже приходят в мир экстремально подверженными раздражению. Чтобы оптимально сформировать головной мозг, им больше, чем другим нужны с раннего детства надежные отношения. Если такие дети не могут получить опыт, что они пробуют себя и в то же время при всех проблемах могут положиться на поддержку взрослого, то страдает развитие их головного мозга. Если они оказываются потом в непривычной ситуации, то они не развивают чувства для собственного действия и имеют проблемы, как вести себя соответственно ситуации». Это снова отражается в мозге в образцах нервных клеток. Таким образом, «головной мозг является пластичным органом, который - в зависимости от того, как его используют - формируется по-разному. Ни один человек не приходит в мир с доверием к себе, любопытством или способностью решать проблемы. Прежде всего в передней области, в коре лобных долей, нервные пучки переключаются на то, что является источником представления о самом себе и личностью человека. Этот регион управляет импульсами и эмоциями, помогает контролировать страх, ярость, недовольство и отчаяние. У многих гиперактивных детей он не особенно хорошо развит. - Напротив, их побудительная система в среднем мозге очевидно сверхразвита и поэтому

постоянно выбрасывает дофамин, вещество, которое приводит их в состояние повышенного внимания. Однако передний мозг страдает от длительных импульсов. Нейронные структуры не могут долгосрочно стабилизироваться, так как они все снова и снова получают сигнал: перестраивайся*.

И вот в эти процессы вторгается риталин. Он препятствует тому, чтобы за короткое время один за другим следовали шквалы дофамина, поэтому колебательно ребенок в определенной степени достигает внимания и становится управляемым. Геральд Хютер подтверждает: «Риталин действует, этого нельзя не признать, ребенок может лучше концентрироваться, больше не кричит, не бросается предметами в окружающих и сразу - самый большой прогресс - реагирует на обращение. Но риталин в общем снижает возбудимость человека, это показали исследования.» Однако Хютер беспокоится прежде всего о долгосрочных последствиях, которые были доказаны на опытах с животными, и говорит: «Никто не знает, какие долгосрочные последствия имеет риталин. Большинству пациентов сегодня не больше двадцати... Может быть, уже у сорокалетнего бывшего риталин-пациента появятся проблемы. Я опасаюсь, что мы впоследствии получим все более молодых больных болезнью Паркинсона».

Нам нужны школы для родителей

По вопросу об альтернативах он говорит: «Дети должны как можно реже иметь опыт, что они могут функционировать только с помощью таблеток. Они должны пережить, что они сами по себе могут решать проблемы. Только тогда возможна новая организация головного мозга. Что-бы это происходило, ребенок с синдромом дефицита внимания с гиперактивностью нуждается в своевременной помощи. Ведь когда дети, уже имевшие нарушение поведения тяжелой степени, приходят в школу, то некоторых защищает от собственного возбуждения только риталин.» Поэтому его заключительный вывод таков, что дети прежде всего нуждаются в интенсивной терапевтической заботе, с тем чтобы они научились новым образцам поведения. Только риталина недостаточно, таблетка может быть только стартовой помощью. Она дарует головному мозгу так много спокойствия, что возникают новые сплетения, а другие слабо сформированные будут стабилизироваться. Возможно, такие дети в конечном итоге все-таки смогут построить функционирующий передний мозг с достаточным контролем импульсов. Если им это не удается, они останутся на всю жизнь как мешающие аутсайдеры с нарушениями поведения, обучаемости и социальности — что является вообще-то лучшей предпосылкой, чтобы позднее стать маниакально-зависимыми. Потом он сравнивает бывшие воспитательные ситуации с сегодняшними и говорит: «Раньше очень строгие условия социализации, как религия или принадлежность к определенному слою общества, выполняли роль принуждения, которое участвовало в формировании переднего мозга - и личности ребенка. Сегодня они отпадают, все кажется возможным, также и в воспитании. Еще никогда не было так много неуверенных родителей, которые после рождения вдруг остаются один на один со своим младенцем и вообще не знают точно, как они должны обращаться с ним. Молодые родители раньше были просто лучше вооружены. [...] Но как должны родители, которые сами себя не очень уверенно чувствуют в своей роли, вдруг суверенно откликнуться на потребности особенно воспринимающих раздражение детей?» Его вывод: «В принципе, нам нужны родительские школы, где родители снова изучат основные самые важные правила, очень простые вещи, как устанавливать границы и ставить детей перед новыми задачами. Хорошая мать будет заботиться о том, чтобы ее ребенок имел все новые задачи, и покажет тогда ему, как их решать. Только так передний мозг может оптимально развиваться. » И он заключает: «Мы создали для себя новый мир, в котором удовлетворение потребностей взрослых относительно хорошо функционирует, но который больше не подходит детям. Если мы быстро этого не изменим, то насилие и склонность к манипуляциям вырастут... Дети со своими нарушениями поведения держат перед нами зеркало. Мы можем прочесть в нем, что мы делаем что-то неправильно, раз мы не понимаем, что развитие детского мозга не происходит самотеком».