Договоры, противоречащие императивным нормам общего международного права

В прошлом система международных отношений не достигала уровня целостности и организованности, необходимых для того, чтобы служить социально-политической основой для существования комплекса императивных норм. Особые интересы государств, прежде всего крупных, доминировали над общими интересами. Международное право носило в высшей мере ограниченный характер и, соответственно, было предельно диспозитивным. В нем господствовал принцип свободы договоров: государства по взаимному соглашению могли отступать от любой нормы.

Соответственно, в доктрине отрицалось существование норм императивного характера, говорилось о полной свободе государств заключать договоры, которая была ограничена лишь случаем противоречий с договорами, заключенными с иными государствами *(475). Тем не менее некоторые юристы издавна считали, что существует особая категория норм, нарушение которых порождает особую ответственность. Эмер де Ваттель в XVIII в. писал, что если государство грубо нарушает права других государств, попирает высший интерес безопасности человеческого общества, то это дает право другим государствам объединиться для наказания такого государства *(476).

Блюнчли (XIX в.) полагал, что договоры, содержание которых нарушает общепризнанные права человека или императивные нормы международного права, лишены юридической силы *(477). Однако большинство юристов отрицало существование императивных норм. Так, Г. Кельзен считал, что доктрине международного права не удалось доказать существование всеобщих императивных норм, изменение которых не может быть достигнуто путем заключения договора *(478). Даже в 1965 г. Дж. Шварценбергер утверждал, что международному праву не известны какие-либо нормы jus cogens *(479). В отечественной доктрине вопрос о возникновении императивных норм был рассмотрен Л.А. Алексидзе и Л.Н. Шестаковым *(480).

Природа императивных норм довольно обстоятельно обсуждалась в Комиссии международного права *(481). Большинство участников обсуждения обратили внимание на то, что императивные нормы выражают общие интересы государств, международного сообщества в целом. Та же мысль подчеркивалась и в отзывах ряда правительств и высказывалась в ходе обсуждения проекта статей в Шестом комитете Генеральной Ассамблеи. Отметив данное обстоятельство, А. Фердросс сказал, что речь идет об интересах всего человечества *(482).

На этом основании был сделан вывод, что статьи о праве договоров должны учесть существование определенных норм и принципов, от которых государства не могут отклоняться на основе двусторонних и региональных договоров *(483). Эта позиция с самого начала была поддержана отечественной наукой международного права. Р.Л. Бобров писал: "Содержащиеся в тех или иных международных договорах положения, противоречащие основным принципам международного права, не могут считаться действительными" *(484).

При обсуждении ряд членов Комиссии международного права, как и докладчик, высказали мнение, что императивные нормы связаны с понятием публичного порядка (М. Яссин, М. Бартош и др.) *(485). Вместе с тем некоторые члены Комиссии скептически отнеслись к концепции публичного порядка. Г.И. Тункин заявил, что понятие международного публичного порядка является в высшей мере дискуссионным и принадлежит скорее к теории, чем к практике *(486).

Представляется, однако, что одна из характерных черт современного международного права состоит в утверждении в нем концепции международного публичного порядка, в основе которого лежит комплекс принципов и норм организации международного сообщества, необходимых для его нормального функционирования. Эти принципы закрепляет исторически достигнутый уровень цивилизованности, гуманизма и демократии. Делается это в особом юридическом порядке - с помощью императивных норм. Основные из них нашли отражение в Уставе ООН.

В докладе Х. Уолдока 1963 г. о праве договоров приведенное положение нашло подтверждение: "Право Устава, касающееся использования силы и развития, пока еще отличающееся от международного уголовного права, предполагает существование международного публичного порядка, содержащего нормы, обладающие характером jus cogens". На этом основании был сделан вывод, что статьи должны учесть существование определенных норм и принципов, от которых государства не могут отклоняться на основе двусторонних и региональных договоров *(487). В результате был предложен проект ст. 13, п. 1 которой гласил: "Договор противоречит международному праву и недействителен, если его объект или его осуществление сопряжены с нарушением общей нормы или принципа международного права, обладающих характером jus cogens".

В комментарии к статье об императивных нормах Комиссия отметила: сегодня нельзя отрицать, что свобода договоров не ограничивается рядом норм. Отмечалось также, что наличие таких норм - новое явление. При этом были отмечены возникающие проблемы. Первая из них - отсутствие простого критерия, при помощи которого можно определить принадлежность нормы к категории императивных. Вторая проблема состоит в трудности применения императивных норм в отсутствие соответствующих механизмов объективного решения. По этому поводу было указано, что в данном случае возникает такое же положение, как и с иными случаями недействительности договоров.

Комиссия отказалась привести в статье императивные нормы, указав, что они неизбежно модифицируются. В качестве примера были названы:

- договоры, предусматривающие применение силы вопреки Уставу ООН;

- договоры, предусматривающие совершение любого иного криминального действия по международному праву;

- договоры, предусматривающие совершение таких действий, как торговля рабами, пиратство или геноцид *(488).

Возражавшие против предложенной статьи правительства и теоретики ссылались на то, что до сих пор трудно определить, какие принципы и нормы носят императивный характер. Это понимал и докладчик. Тем не менее в конечном счете Комиссия приняла статью о ничтожности договоров, противоречащих императивным нормам международного права (jus cogens).

Статья активно обсуждалась на Венской конференции. Выступив в самом начале дискуссии, глава советской делегации О.Н. Хлестов сказал, что статья является одной из наиболее важных во всем проекте. Отметив возможные расхождения относительно содержания императивных норм, он подчеркнул, что при всех условиях последние включают такие принципы, как ненападения и невмешательства, суверенного равенства, национального самоопределения и иные принципы, указанные в ст. 1 и 2 Устава ООН *(489).

Другие великие державы отнеслись к проекту статьи критически *(490). В конце концов, Франция проголосовала против проекта статьи, а Англия воздержалась. Конференция позитивно оценила согласие США с измененным проектом статьи. При этом к категории императивных норм они отнесли нормы, указанные в комментарии Комиссии. На Конференции отмечались и иные императивные нормы, например, нормы Женевских конвенций о защите жертв войны и Конвенции ВТО (Швейцария).

Как уже отмечалось, в комментарии к проекту статей о праве договоров Комиссия международного права утверждала, что "появление норм, обладающих характером "jus cogens", - сравнительно новое явление" *(491). Многие считают, что концепция императивных норм была введена в позитивное международное право Венской конвенцией о праве договоров, а до этого существовала лишь в доктрине и праве естественном *(492). Однако и это мнение разделяется не всеми. В. Давид пишет, что нельзя говорить, будто традиционное международное право не знало элементов императивного права. Вместе с тем он признает, что их применение было ограничено правилом о свободе договоров *(493).

Как видим, в отношении времени появления императивных норм в доктрине высказываются самые различные взгляды. Думается, однако, что без императивных норм не могло обойтись и международное право прошлого. Императивным был принцип "договоры должны соблюдаться". Без этого международное право не могло бы функционировать. Императивными нормами были нормы, запрещающие пиратство и работорговлю, императивным был принцип свободы открытого моря.

Замечу, что некоторые юристы оспаривают императивный характер принципа "договоры должны соблюдаться". Т. Элайес при этом ссылается на то, что принцип допускает исключения, одним из которых является clausula rebus sic stantibus *(494). Представляется, однако, что характерная черта императивных норм состоит не в отсутствии исключений, а в том, что такие исключения не могут устанавливаться соглашением отдельных государств. Известно, что даже такой принцип, как неприменение силы, имеет исключение - право на самооборону. На Венской конференции ряд делегаций отмечали, что императивные нормы существовали и ранее (например, делегация Польши).

В Комиссии и на Венской конференции подчеркивалась неизбежность изменения императивных норм. В связи с этим следует сказать, что речь должна идти не об изменении, а о развитии комплекса этих норм. Закрепив достижения человеческой цивилизации, они могут быть лишь дополнены, развиты, но не отменены. На Венской конференции отмечалось, что императивные нормы можно будет легко отличить, поскольку они будут упрочивать и развивать общественный порядок (см., например, выступление представителя Эквадора).

На Венской конференции обсуждался и вопрос об источнике императивных норм. Ряд делегаций поддержали мнение Комиссии о том, что они будут развиваться при помощи универсальных договоров, которые выражают согласие международного сообщества (Греция). Вместе с тем было высказано и иное мнение, согласно которому соглашение является вторым источником, в то время как обычай является первым источником (Италия). Думается, что правы были те, кто считал, что форма источника императивных норм не имеет существенного значения. Некоторые из них конвенционные, другие - обычные (Польша).

На Венской конференции было уделено внимание вопросу о порядке принятия императивных норм. Конференция не согласилась с мнением о необходимости для этого простого большинства государств. Наиболее критически к этому положению отнеслась делегация Франции, заявившая, что если статья будет толковаться так, что большинство сможет создавать императивные нормы, которые будут действовать между всеми, то результатом явится создание нового международного источника, лишенного контроля и всякой ответственности *(495).

Было высказано мнение, представлявшее иную крайность. Согласно ему, для принятия императивных норм необходимо всеобщее согласие. Подобную точку зрения высказала делегация Бразилии. Конференция обоснованно сочла, что достичь этого будет нереально.

Наибольшую поддержку получило мнение, высказанное представителем Ирака, согласно которому для принятия рассматриваемых норм необходимо согласие преобладающего большинства государств (см., например, выступление представителя Чехословакии) *(496). По мнению США, для этого необходимо, как минимум, отсутствие несогласия любого важного элемента международного сообщества *(497).

Анализ высказанных на конференции мнений дает основание сделать вывод, что императивные нормы должны приниматься подавляющим большинством государств, включающим все континенты и основные правовые системы. В связи с этим замечу, что в прошлом общепризнанные нормы создавались ограниченным числом государств, в основном крупных. Однако этот порядок носил фактический, а не юридический характер. Ныне порядок создания императивных норм приобрел юридическое значение.

Установление института императивных норм означало признание того, что в силу исторического развития международное сообщество превратилось в социально-политическую систему, от нормального функционирования которой зависят жизненно важные интересы каждого государства. Это потребовало существенного повышения роли международного права и признания существования в международном сообществе того, что внутри государств называется публичным порядком. Данное обстоятельство подчеркивалось многими делегациями. Представитель ФРГ заявил, что возросшая взаимозависимость государств привела к созданию определенных основополагающих норм в качестве императивных, отступление от которых недопустимо. Он, как и рядом других делегатов, отметил роль науки в создании этого института *(498).

Многие делегации подчеркивали моральное значение рассматриваемой статьи. Делегат Бельгии даже заявил, что он приветствует введение в международные договорные отношения этических принципов *(499). По мнению же делегации США, государства не могут освобождаться от договора, делая вид, что это диктуется их собственным пониманием высшей морали, воплощенной в императивных нормах *(500). На самом деле императивные нормы воплотили общепризнанные нормы морали, придав им юридическую силу. В оправдание отказа от договора государства могут ссылаться не на нормы морали, а на соответствующие нормы права.

На конференции было высказано мнение о том, что договор, противоречащий императивной норме, не будет обязательно недействителен в целом, если лишь некоторые из его положений противоречат такой норме (Филиппины). Однако большинство участников конференции придерживались иного мнения. Они сочли, что невозможно сделать недействительным лишь часть договора, противоречащую императивной норме, и оставить в силе остальную его часть (Англия и др). Действительно, императивные норы носят настолько основополагающий характер, что трудно представить себе договор, в котором лишь отдельные положения противоречат им, не делая его недействительным в целом.

Поднимался также вопрос о том, как будет применяться статья об императивных нормах. Большинство решило, что институционные трудности международного права не могут быть основанием для отрицания реально существующей системы императивных норм (Швейцария и др.) *(501).

Статья об императивных нормах была принята значительным большинством: 87 голосов - "за", "против" 8, воздержались 12.

Проблема императивных норм вновь возникла при обсуждении проекта статей о праве договоров с участием международных организаций. Комиссия международного права сочла, что императивные нормы применяются к международным организациям, как и к государствам. Организации - результат соглашения государств и являются их созданием. Поэтому едва ли правильно считать, что государства могут освободиться от соблюдения императивных норм, создав организацию *(502). Соответствующая статья с редакционным изменением и была предложена Венской конференции по праву международных договоров, которая ее одобрила *(503).

Статья 53 "Договоры, противоречащие императивным нормам общего международного права (jus cogens)", содержащаяся в Конвенции 1986 г., установила, что договор является ничтожным, если в момент заключения он противоречит императивной норме общего международного права. Здесь же указано, что поскольку это касается данной Конвенции, то императивная норма общего международного права является нормой, которая принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер.

Императивные нормы, признанные сообществом государств, становятся обязательными и для международных организаций. Роль последних в подготовке и признании, а также в развитии этих норм может быть весьма существенной.

Вопрос об ответственности за нарушение императивных норм активно обсуждался в Комиссии международного права и на Генеральной Ассамблее ООН при обсуждении проекта статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния. Докладчик Р. Аго на основе обстоятельного анализа теории и практики предложил выделить особо серьезные нарушения международного права в особую категорию, определив ее как международные преступления *(504).

Комиссия исходила из необходимости такого выделения особо тяжких правонарушений, когда они касаются, в частности, императивных норм международного права. Особое значение этих норм для международного сообщества, важность охраняемых ими интересов требуют особой ответственности за их нарушение.

СССР поддержал проект предложенной статьи, подчеркнув, что она "особо выделила и квалифицировала как международные преступления такие международно-противоправные действия государств, которые нарушают обязательства, имеющие серьезное значение для обеспечения жизненно важных интересов международного сообщества". К их числу были отнесены акты агрессии, насильственного поддержания колониального угнетения, геноцид, апартеид *(505).

Значительное число западных государств выступило против проекта статьи, ссылаясь на то, что она криминализирует ответственность государства и тем самым вступает в противоречие с международным правом, которому неизвестны различные виды ответственности. На самом деле, как отмечалось в Комиссии, термин "преступление" использовался для того, чтобы выделить особо тяжкие правонарушения и не имеет никакого отношения к уголовному праву.

Выступая в Комиссии, автор этих строк отметил, что ответственность государств по международному праву не является ни гражданско-правовой, как считают многие юристы, ни уголовной. Она является международно-правовой. Термин "преступление" используется условно для выделения особо тяжких правонарушений. Тем не менее, учитывая разные мнения членов, необходим поиск компромисса. Это возможно путем создания особой категории наиболее серьезных правонарушений, которая включала такие акты, как агрессия, геноцид и т.п. *(506)

В общем, Комиссия пошла по этому пути. Была принята глава, озаглавленная "Серьезные нарушения обязательств перед международным сообществом в целом". Правительство России поддержало закрепленный в проекте статей дифференцированный подход к правонарушениям в зависимости от степени их тяжести. Было отмечено, что понятие императивных норм признано в международной практике, в практике международных и национальных судов, в теории права *(507). Большинство государств поддержало достигнутый компромисс. Однако некоторые правительства выступили против использования термина "международное сообщество" в данном случае. В результате Генеральная Ассамблея ООН одобрила включение в ч. II статьей об ответственности государств гл. III под названием "Серьезные нарушения обязательств, вытекающих из императивных норм общего международного права". Статья 40 этой главы определила, что глава применяется к международной ответственности, которую влечет за собой серьезное нарушение государством обязательства, вытекающего из императивной нормы международного права. Нарушение такого обязательства является серьезным, если оно сопряжено с грубым или систематическим невыполнением обязательства несущим ответственность государством.

Как видим, речь идет не просто о нарушении императивной нормы, а о его грубом или систематическом нарушении. Это положение касается не только действий того или иного государства, но и договоров, содержание или осуществление которых подпадает под указанную статью. За это стороны несут особую ответственность.

Закрепление в Статьях об ответственности государств концепции "серьезных нарушений обязательств, вытекающих из императивных норм общего международного права", представляет собой значительный шаг в прогрессивном развитии этого права. В условиях нарастающей глобализации все большее число жизненно важных проблем человечества может быть решено лишь совместными усилиями государств. Одной из таких проблем является поддержание международного правопорядка, особенно в той части, которая касается основных прав государства и человека.

Таким образом, в послевоенный период был создан новый международный правопорядок. Международное сообщество приняло общественный порядок, основанный на императивных нормах международного права. Международные договоры должны действовать в рамках этого порядка. Главная задача состоит в исключении силы в международных отношениях.

На протяжении всей истории сила играла решающую роль во взаимоотношениях государств. Это положение нашло отражение в трудах Макиавелли, Гобса и др. Правда, большинство юристов-международников отстаивали мирные принципы. Но были среди них и такие, которые придерживались "позиции силы". Так, А. Лассон отрицал саму возможность правового общения государств и утверждал, что в межгосударственных отношениях "все решается только силой" *(508).

В годы холодной войны Г. Моргентау основал школу "реалистов", по мнению которых могущество и сила являются основой международных отношений. Г. Шварценбергер утверждал: "сила, а не право, является преобладающим фактором в мировых делах..." *(509). Аналогичного мнения придерживались и некоторые видные американские юристы *(510). В то время К. Дейч констатировал, что "понятие силы как основы международной политики все еще значительно распространено в широкой печати и даже среди службы внешних сношений и военных кругов многих стран" *(511).

В подтверждение можно привести работу известного юриста И. Деттер де Люпис. Автор считает, что не все неравные договоры недействительны. Если считать все неравные договоры "недействительными, то это лишь поставило бы под угрозу норму pacta sunt servanda" *(512). Это мнение в значительной мере обусловлено практикой крупных держав.

Тем не менее большинство юристов подчеркивали значение принципа запрещения применения силы. Известный американский юрист У. Дженкс писал: "Каждая правовая система в процессе развития должна охватить проблему утверждения эффективных ограничений применения силы и обеспечить ответственность; в этом заключена сущность всей концепции должного правового процесса" *(513).

С учетом сказанного представляет интерес практика Советского государства, когда оно следовало принципам, провозглашенным Октябрьской революцией. В Декрете о мире 1917 г. предлагалось всем воюющим "начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире". При этом правительство основывалось на своем понимании правового содержания демократии. Кроме того, было решено приступить к опубликованию тайных договоров прежних правительств России. Все содержание этих договоров в той мере, в какой оно было направлено к удержанию или увеличению аннексий великороссов, объявлялось безусловно и немедленно отмененным *(514).

CCCР не раз подчеркивал свое резко отрицательное отношение к актам, которые могут способствовать угнетению народов или подготовке новых войн. В заявлении М.М. Литвинова в июле 1930 г. говорилось: "Мы останемся абсолютно чуждыми и враждебными таким международным акциям, которые в какой-либо мере могут способствовать угнетению одних народов другими или подготовке новых войн" *(515).

Советское государство с самого начала считало, что договоры должны заключаться на основе строгого соблюдения прав заинтересованных государств и народов. В телеграмме народного комиссара по иностранным делам правительству Румынии (октябрь 1920 г.) говорилось, что основой, на которой Российское правительство "предполагает вести переговоры с Румынией, сводится в точному соблюдению прав заинтересованных государств и народов..." *(516).

Россия выступила против прежних методов великих держав, считающихся лишь с интересами своего владычества, и заявила, что "решения, основанные не на принципе равенства и взаимности, не могут быть действительными" *(517).

В 1924 г. СССР заключил договор с Китаем, содержавший обязательство не заключать договоров в ущерб правам и интересам договаривающихся сторон *(518). В послевоенный период СССР продолжал отстаивать позицию, согласно которой договор не должен ущемлять права сторон *(519).

Декретом СНК был отменен ряд договоров с другими странами. Одной из причин этого было названо их противоречие принципу самоопределения наций *(520). Значение этого положения подчеркивалось и в других документах. В Меморандуме Российско-Украинско-Грузинской делегации на Лозаннской конференции 1922 г. говорилось, что Советские республики отвергли трактаты, "которые были осуществлены в нарушение принципа самоопределения народов" *(521). В дальнейшем СССР требовал полностью аннулировать соглашения колониального характера, которые направлены на ограничение суверенитета вновь возникающих независимых государств *(522). Подчеркивалось, что "государственный суверенитет включает в себя и такие элементы как: право государства заключать договоры с другими государствами как равного с равным" *(523). СССР не раз отмечал, что договоры "ни в коей мере не должны вести к какому-либо вмешательству во внутренние дела" *(524).

Советское государство выступало против практики заключения договоров при помощи силы. Это положение было в самом начале использовано для освобождения от навязанного ему силой Брестского договора 1918 г. Постановление ВЦИК об аннулировании Брест-Литовского договора от 13 ноября 1918 г. охарактеризовало его как насильнический мир *(525). Следует заметить, что с этим согласилось и новое правительство Германии *(526).

Особое внимание уделялось положению о том, чтобы договоры не угрожали миру, не имели агрессивного характера. В интервью в январе 1924 г. Г.В. Чичерин сказал: "Мы никогда не вступим с другими правительствами в союзы, имеющие агрессивный характер или наносящие вред другим народам" *(527). После принятия Устава ООН СССР не раз указывал на незаконность соглашений, нарушающих интересы мира *(528).

Как видим, СССР отрицательно относился к договорам, противоречащим принципам, которые в дальнейшем были воплощены в Уставе ООН. В Постановлении Съезда народных депутатов СССР "Об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР" 1989 г. было сказано: "Недопустимы применение силы и угрозы силой в целях достижения каких-либо политических, экономических или иных целей; в отношениях с другими странами непреложно уважение суверенитета, независимости, территориальной целостности..." *(529).

Необходимость неприменения силы подчеркивалась государственными деятелями и других стран, включая США. В речи президента Дж. Картера на Генеральной Ассамблее ООН 1977 г. говорилось: "Если мы не установим кодекс международного поведения, который бы считал применение насилия все более недопустимым в целях достижения национальных интересов, то мы покончим со всеобщей мечтой о человеческом развитии и полном процветании человеческих свобод" *(530).

Однако реальная политика США не соответствовала этому тезису. В результате противостояния двух сверхдержав удалось предотвратить главную опасность - ядерную катастрофу. Однако применение силы продолжало оставаться в арсенале США. Достаточно вспомнить агрессию против Вьетнама, а также применение вооруженных сил в странах Латинской Америки. Эти действия вызвали оппозицию даже в определенных политических и научных кругах США *(531).

Тем не менее применение вооруженной силы продолжалось. Президент Р. Рейган заявил, что "мир на основе силы - это отнюдь не лозунг, а жизненный факт. Без силы не может быть эффективной дипломатии..." *(532). При этом США не забывали и о ссылках на международное право. После бомбардировки мирного объекта в Ливии под предлогом, что речь шла о производстве ядерного оружия, Р. Рейган заявил: "Самооборона - не только наше право, это - наша обязанность. Именно поэтому мы провели сегодня эту операцию, которая, кстати, полностью соответствует статье 51 Устава ООН" *(533). В связи с этим следует напомнить, что, как отметил Международный Суд, самооборона может быть только пропорциональной *(534).

Позиция США не могла не сказаться на политике других держав. Не был исключением и СССР, который применил силу в Восточной Европе и в Афганистане. Все это свидетельствовало о том, что закрепление в Уставе ООН принципа неприменения силы не дало необходимого результата и было в значительной мере размыто холодной войной. Ученые начали задавать вопрос: "Как юристы-международники, мы стали перед проблемой - является ли все еще частью живого международного права содержащееся в ст. 2(4) Устава запрещение односторонней угрозы силой или ее применения, которая многими рассматривается как основная норма Устава" *(535).

Ответ на этот вопрос был дан Международным Судом. Суд в деле "Никарагуа против США" (1986 г.) объявил общепризнанность того, что "принципы, касающиеся использования силы, инкорпорированные в Уставе Организации Объединенных Наций, по своей сути соответствуют тому, что обнаруживается в обычном международном праве". В результате Суд признал, что военная и полувоенная деятельность США в отношении Никарагуа "является нарушением их обязательств по международному обычному праву - не использовать силу против другого государства, не вмешиваться в его дела, не нарушать его суверенитет..." *(536).

Суд также косвенно осудил стремление США применять угрозу силой под предлогом "сдерживания". В консультативном заключении о законности угрозы применения или применения ядерного оружия в 1996 г. Суд определил: "...Ни одно государство, независимо от того, что оно оправдывается политикой сдерживания, не предложило Суду, что будет правомерным угрожать силой, если предусматриваемое применение силы не было бы прaвомерным" *(537).

После ликвидации СССР США оказались единственной сверхдержавой и не замедлили воспользоваться этим. Были начаты вооруженные действия против Ирака под предлогом ликвидации в нем ядерного оружия, что оказалось в дальнейшем обманом. В результате вооруженные силы были применены вопреки Уставу ООН, что вызвало отрицательную реакцию большинства стран. Соглашения о совместном участии в агрессии ряда стран были явно недействительными.

Никто не станет отрицать значение силы в международных отношениях. Однако сила должна использоваться в рамках права, что придает особое значение силе и повышает эффективность права. В современных условиях использование вооруженной силы вопреки праву, как свидетельствует опыт СССР в Афганистане и США во Вьетнаме и Ираке, становится все менее целесообразным. Это мнение разделяют и некоторые американские дипломаты. Помощник государственного секретаря США по делам международных организаций во время президентства Дж. Картера Ч. Мэйнс сказал: "Сегодня традиционные формы силы, как военное могущество, стали менее полезными, чем в прошлом при достижении целей внешней политики. Это имеет радикальное, почти революционное, значение для международной системы и для того, как мы можем иметь дело с этой системой" *(538). Нельзя здесь не вспомнить давнюю истину inde datae leges ne fortior omnia posset - законы были созданы для того, чтобы более сильный не стал всемогущим.