Здравствуй, Том! Я получил от тебя и письмо, и комментарий в блог.

Но не стал его выкладывать на всеобщее обозрение. Ни к чему это.
Ты хочешь получить ответ?
Ладно. Не буду повторять все, что о тебе думаю, мое мнение не изменилось, а то, каким оно было, ты и без меня, надеюсь, помнишь.
Единственное, что я тебе могу сказать - мне нужно какое-то время для окончательного решения.
И я его должен принять без твоего давления. Поэтому я не даю своего номера и сам не собираюсь тебе звонить. Пока, по крайней мере.
И хочу тебя попросить - не пиши мне больше. До тех пор, пока я что-то не решу, твои письма и сообщения я буду удалять, не читая...»

Том покачал головой.

«Не читая? Как же! Не поверю! Ни за что не поверю. Рассказывайте сказки кому-нибудь другому, Ваше высочество».

Том чувствовал, что этот ледяной тон был показным. Стоило только вспомнить, как Уильям рассказывал о первом своем отъезде, о том разговоре по телефону по дороге в аэропорт, когда Том чуть не умер от безразличия в его голосе. И что на самом деле тогда скрывалось за этим: море боли и страха потерять окончательно.
И блог. Этот «компромат» на Уильяма. Он тоже говорил об обратном.

«С Рождеством и тебя. Надеюсь, ты проведешь его весело. И не будешь искать пятый угол. Как я».

- Он еще издевается! Принц Гамбургский, – хрипло прошептал Том сквозь сжатые зубы, уж точно не имея в виду его происхождение. – Не собираюсь я давить на тебя. Не беспокойся.
Несмотря на то, что знал истинное положение вещей, письмо заставило здорово психовать. В эту минуту Том был убежден, что не напишет больше ни слова. Что будет с его решением через несколько дней, он не загадывал, потому что эта уверенность поддерживалась исключительно злостью, а злость у него проходит так же быстро, как и накатывает.
Он перечитывал письмо до тех пор, пока слова не потеряли всякий смысл. Даже чувствуя, что делает себе этим только больнее. Абсолютно не сомневаясь при этом, что опять будет сходить с ума от ожидания.

«Сколько мне ждать, Билл? День? Неделю? Месяц? Дольше? Ты уверен, что я доживу до того, как ты соизволишь ответить? И ведь еще неизвестно, ЧТО ты ответишь».

Том боялся сломаться. Боялся, что не сможет долго выносить дикую тоску, выматывающую его так, что хотелось забиваться в самые темные углы.
Как-то спасало, что с Михаэлем дома или с Куртом на работе ему не приходилось скрывать свое состояние и что-то строить из себя. В душе он был рад, что парни в общих чертах знали, почему он такой смурной, не задавали лишних вопросов и просто поддерживали. Без этого было бы совсем хреново.

***

Двадцать третьего, вечером, после очередной проверки пустого почтового ящика и дневника Уильяма, куда тот больше ничего нового не написал, Тому внезапно захотелось поделиться наболевшим с Кэти. И он, недолго думая, позвонил, чувствуя, что созрел для разговора. Но Кэти оказалось на деловой встрече с возможными будущими заказчиками, и ей в данный момент было не до Тома. Бросив буквально пару слов и быстро пообещав перезвонить по возможности, девушка наивно предположила, что у него все хорошо, и попрощалась.
- Да... Как-то так, – он отключился, глядя на трубку. – Все у меня хорошо. Просто замечательно. От счастья прямо распирает.
Конечно, Том понимал, что Кэти не просто так отложила разговор, но все равно расстроился. Он так долго не мог настроиться и попытаться обсудить с ней все свои проблемы, наконец, собрался - и ничего не вышло.

«Ладно, позвонит завтра-послезавтра, какая разница? Не думаю, что к тому времени что-то изменится».

Том чувствовал, что злость на Билла за его слова почти прошла. Хотя он и пытался поддерживать ее искусственно, подкармливая и поддерживая мыслями о том, каким сухим был тон в письме, но даже если бы Том не понимал, что это защитная реакция Билла, там была одна фраза, за которую можно было простить и это: