Гл. 4 СЕНОКОС

Первое знакомство с сенокосом было тяжелым и у читателя может создаться превратное представление. После войны мне не однажды придется косить травы, и я буду делать это с большим удовольствием, вдыхая свежий утренний воздух, напоенный ароматом скошенных трав. Но косить хорошо, когда ты сыт и работаешь в охотку.

Современные люди узнают о Великой Отечественной войне в основном по кинофильмам. В том, что в действующей армии бывал кто-то из киношников, я сильно сомневаюсь, и вряд ли кто будет это утверждать. В фильмах так много «напихано» техники, что невольно удивляешься трудностям, переносимым нашей армией в начале войны, и тому, почему в таком случае наши войска отступали. В кино - кругом машины, тягачи. Орудия они тянут как пушинку..., и редко в каком кино фильме увидишь всем знакомого в прошлом труженика - лошадь. А она была не только универсальным транспортным средством для командиров, не только возила солдатскую кухню, но и в первый период войны лошадь была основным тягловым средством, которая тащила орудия, подвозила боеприпасы, бомбы, увозила раненных с передовой в медсанбаты.

Я не собираюсь петь дифирамбы коню. Тогда всё это было от нашей бедности, оттого, что наша промышленность только что начала давать стране и фронту машины. А в «тыловых частях», тем более использовалась конная тяга. Однако лошадь нужно кормить. Вот в этом суть рассказа.

Теперь я, как и многие люди, надевшие седину на когда-то черную или русую шевелюру, знают, как и в какое время можно заготовить сено. Главное в этом вопросе - когда и как косить траву.

Это было, пожалуй, в конце июля. Стояла жаркая, сухая погода. Нас построили, согласно списку и зачитали приказ. Ну, приказ в армии это закон и пишется он очень просто и, главное, коротко. Сначала несколько слов, для чего он нужен, а потом, что необходимо сделать вообще. Далее командир пишет категорично - «приказываю», очень важное слово, после которого ставится двоеточие. В общем, попал я в список лиц, которые образовывали команду для заготовки сена. Вообще, в армии было очень интересно. Неожиданно тебе что-то приказывали, и ты обязан был выполнять. Эта простота (отработанный трафарет) облегчала жизнь командиров и не только, а довольно часто и всему подразделению.

- Ты умеешь косить траву? - спросил меня мой начальник.

- Нет, - ответил я, - никогда не приходилось.

- Ну, надеюсь, ты хоть видел, как косят.

- Да, но и только.

- Ну, ничего, будешь косить, - резюмировал он.

- Но я не умею. Только видел, как другие косят, а мне косу не давали, боялись, что я порежусь.

- Научишься! - и, повернувшись, крикнул. - Старшина, вот тебе еще один неуч. - Надо полагать, что мне было стыдно.

Приехали мы на какое-то поле, которое плавно спускалось с холма к далекой речке. На вершине был кустарник и кое-где деревья. Далеко внизу, за небольшой речкой виднелись дома деревни, которая была примерно в пяти-шести километрах. В тени кустов мы поставили палатки, бросили свои вещевые мешки и занялись устройством быта.

Вечером нас повели на склон небольшой возвышенности, где была когда-то зеленая трава, и начали урок косьбы. Кто-то из пожилых солдат взял косу и показал, как ее нужно держать. При этом доказывал, что это очень важно, и в нем половина успеха! Следующий раздел обучения - это попытка показать нам, как нужно махать. Потом он прошелся несколько раз по траве. Она звенела, так как была сухая, но под его уверенными движениями, она, скошенная, падала на землю.

- Всем понятно? - спросил он.

- Понятно, - дружно ответили мы, совершенно еще не представляя, как это все трудно. Мы видели его уверенные и легкие движения и думали, что это все просто...

Я не помню, каким, по очереди я начал косить свою полоску. Сначала я взял ее такой же широкой, как и наш «учитель», но потом постепенно ее зауживал, так как трудность в кошении увеличивалась с каждым пройденным метром. Длина участка была метров 50, но казалась бесконечной. Измученный, действуя косой, как топором, я - таки дошел до конца делянки. Никакой легкости в движения не было и в помине. Коса была, как топор и, кажется, ее никогда не точили. Брусок, который нам дали, никак не помогал, сколько мы не точили им лезвие косы.

Я оглянулся назад и с облегчением увидел, что я не один такой косец. Но от этого мне легче не стало.

Наш старшой с усмешкой смотрел на нас. Наверное, в душе у него боролись два чувства: жалость к нам, пацанам, которые недавно вышли из школы и не имели никаких навыков в крестьянском труде, и, с другой стороны, недовольство такой хреновой бригадой.

- Ну и как? - обратился он к нам. - Теперь понятно?

Мы молчали, так как после этого «броска» нам стало много хуже. Иллюзии исчезли, как сон и утренний туман. Раньше, смотря, как косят другие, мы никогда не задумывались о том, что это трудно. И когда мы ехали сюда, то думали, что запросто справимся с заданием. А сейчас мы были в шоке.

- Коса тупая, - ответил кто-то.

- Ничего. Вы же не косите, а учитесь. Сейчас мы пройдем еще пару раз, а потом все косы сдадим, чтобы их отбили. У нас есть такой специалист, так что завтра будет легче, тем более что с утра будет роса. Трава сама будет ложиться. Вопросы есть?

Мы молчали.

- Ладно. Сейчас я пойду первый, а вы уступом, через два метра за мной. Не торопитесь, делайте как я.

Я смотрел на него, как он взял косу, как стал в позу и начал ею махать. И казалось, что все легко и просто.

Утром нас разбудили часов в пять, хотя мне казалось, что я не спал и минуты. Все болело, и не было сил проснуться и встать. Дали всем нам по стакану чаю и бутерброд из твердой «черняшки» с маслом.

Я взял косу, закинул ее на плечо и пошел за бригадиров. Погода была чудесная. Небо высокое - высокое. И где-то там, на десятке километров в высоте, раскинулись дорожки из перистых облаков, ярко освещаемые солнцем, которое с минуты на минуту должно было показаться из-за горизонта. Я смотрел на траву, и она казалась свежей, зеленой и мягкой.

Поле раскинулось длинной метров 300 и шириной почти с полкилометра. И хотя на стеблях травы блестела выпавшая роса, почва была сухая, изрезанная кривыми извилинами трещин. Мы смотрели и думали, что здесь нам работы на все лето. Так было много травы, а нас так мало.

- Здесь 15 гектаров. Норма на каждого - по 30 соток в день. Вас восемь человек, так что, я думаю, за неделю вы справитесь.

Солнце мгновенно высушило всю влагу, и трава вновь, как вчера вечером зазвенела под ударами косы и не хотела падать.

Идя за впередиидущим косцом, я старался изо всех сил, чтобы не выделяться из общей массы, усиленно пропуская через себя воду, благо ее было предостаточно. Наступала усталость в руках, болела с непривычки согнутая спина и, не смотря на воду, была почти постоянная сухость во рту. Солнце так палило, что пот мгновенно испарялся, и казалось, оно выжигало все еще внутри организма, не давая воде просочиться чрез кожный покров. Сделав героическое усилие, мы прошли первый ряд, длиной 300 метров и накинулись на родниковую воду. Она была чистая, сладкая и мокрая.

Этот сенокос остался в моей памяти на всю жизнь, как нескончаемый каторжный труд с раннего утра до вечера под изнурительным солнцем. Единственное удовлетворение было в том, что я научился косить. Да еще запомнилась одна поездка в деревню, куда послал меня старшина. Зачем-то я кому-то срочно потребовался в части, а телефон был только в сельсовете. Мне дали лошадь, но без седла. Что это такое, какое это удовольствие проскакать пять километров? Даже имея талант рассказчика, это не передать. Такое можно узнать только на собственном опыте, если вы проскачите таким образом сами. Нормально после этого я мог ходить только дней через пять. Верно, сидеть начал раньше, так дня через два. А пока моя походка вызывала улыбки и подначки ребят.

Кроме трудностей было, конечно, и полезное. Я похудел на 12 килограммов и при росте 180 сантиметров стал весить всего-то 68. Врачи пообещали, что в таком режиме я буду жить до 120 лет. Беда организма в том, что он не может самоочищаться. Когда человек много ест, он забивает себя жировыми отложениями, шлаками, а они не дают организму нормально функционировать. И он ( организм или человек - какая разница) умирает.

В перерывах между косьбой мы переворачивали сено, чтобы оно равномерно высыхало, а когда закончился сенокос, то сложили его в громадные стога.