Глава 8 СЕЛЕДКУ НА МЕД.

Чего только не бывало в жизни. И дело не в селедке, которая хоть и прекрасная закуска, но каждый день все-таки приедается. Так же, как и мед. Пошли же мы на пасеку из-за того, чтобы как-то разнообразить нашу жизнь. Но запомнилась мне эта прогулка из-за очень доброго отношения к нам удивительно простых советских людей, которых мы видели впервые. Тогда народ любил свою армию! Тогда мы воспринимали это как нормальное явление и поняли все непостижимое величие этого, только спустя полсотни лет. Вот так.

Когда мы собирались по случаю какой-нибудь военной даты и начинали вспоминать о том, что с нами было, то я всегда говорил, что пережил, что чувствовал, как тогда жил. Как голодали, мерзли в снегу или мокли под дождем, перемешивая грязь на дорогах. И ведь, это правда, что было трудно и очень. Однако, мы все это пережили, и наша правда ни у кого не вызывала ни вопросов, ни недоверия. Другое дело, когда ты пишешь, и твои записки попадают постороннему. Он смотрит на все со своей вышки, а она у всех разная и даже очень. Ну, к примеру, едете вы в товарном вагоне, в так называемой теплушке. Вода - в ведре, в лучшем случае - в бидоне. Обед приготовить крайне трудно. Обычно, все время кипит вода для чая. На дорогу дают сухой паек, и, зачастую, это делают оригинально. Например, дадут черный хлеб, селедку, чай и сахар. Если повезет, то еще и банку тушенки. Если вы расскажете об этом какому-то журналисту, то он посочувствует, посмеется, по-доброму. Но, если вы об этом напишете, то он обвинит вас в необъективности, гиперболизации трудностей. Почему? Да просто потому, что писатели и журналисты ездили в командировки в пассажирских вагонах, их встречали, угощали и редко они попадали на солдатский сухой паек. Поэтому, когда я вдруг вспомнил случай, о котором сейчас хочу рассказать, я и подумал, что сначала нужно оговорить некоторые детали. Сказать то, что вы только что уже прочитали.

Эшелон шел из Омска. Шел медленно, долго простаивал на разъездах, пропуская в первую очередь поезда с вооружением: танками, орудиями, машинами. Где-то мы стащили (иначе не скажешь) сена, сделали «перины» и коротали время на нарах. В Челябинске нам выдали сухой паек. Вот эту самую селедку, о которой я уже упоминал, черный хлеб, сахар и чай. А вот водки к селедке не дали. Не положено в пути. Где-то в Башкирии, недалеко от Уфы, мы остановились на какой-то маленькой станции и вдруг узнаем, что у нас взяли паровоз. Мы - к начальству. Как, мол, так и что будем делать?

- Все, ребята, - объявил начальник эшелона. - Постоим несколько часов, не волнуйтесь, приедем. И еще вспоминать будете, как здесь было тихо, спокойно.

Ну, это правильно. Мухи не кусают, бомбы не падают и снаряды не рвутся. В общем, красота. Опять – таки, солнце светит, и травка зеленеет. Нет, серьезно – красиво кругом, удивительно. Не верите? Так приезжайте в Башкирию, это не хуже, чем в Швейцарии!

Вдруг подходит ко мне один наш солдат и говорит.

- Товарищ сержант, я из этих мест. Наша деревня всего-то в трех километрах отсюда. ( Конечно, он поубавил.). Давайте сходим туда. Спросите у начальства, может быть, нам разрешат. У моего деда там пасека. Ну, давайте сходим, а? Поменяем там нашу селедку на мед.

- Ты это серьезно? - Я с удивлением посмотрел на него. Как-то уж больно нереально звучит: «селедка на мед».

- Да, а что? В нашей деревне всегда любили селедку. А то все сладкое, да сладкое. Точно поменяем.

- Хорошо, жди меня, я сейчас схожу к начальнику эшелона.

В общем, дали нам три часа и пообещали штрафной батальон, если не успеем к поезду. Мы быстро собрали у желающих отдать за мед свою селедку и вчетвером пошли в деревню. Значит, за медом.

Идем. 120 шагов в минуту. Этот шаг мы 11 месяцев отрабатывали в училище, так что надолго запомнили. Ноги сами собой шлепают. Погода теплая, солнце. Кругом поля, перелески. Воздух свежий, чистый. И нигде никакой войны. Даже птички какие-то поют. Отшагали мы эти три километра, но мне показалось, что все пять. Вышли к пасеке.

Кругом раскинулся лес, правда, редкий, в основном березовый. Маленький домик, старый уж больно. Наверное, со времен Пугачева, так как бревна почернели, и крыша прогнулась. А вот пасека красивая. Ульи чистые, покрашенные, трава ярко зеленая, ухоженная. Чистота, как в сказке. Между ульями ходит дед, с чем-то, откуда идет дымок.

На пасеку идти мы боимся. Пчелы, они хуже собаки. Да и неудобно, без приглашения. Мой солдат быстро перелез через изгородь, поговорил с дедом и машет нам рукой.

Мы подошли, поздоровались. Дед степенно подходит к нам, окуривает дымком, чтобы пчелы не покусали. В общем, со всем уважением к нам. Все-таки, мы солдаты, да и война идет.

- Итак, вы хотите медка, да? А у вас селедка. Это хорошо. Но мед у меня уже в деревне. Майский мед мы откачали, а летний только начал идти.

Поговорили мы с дедом, порасспросили о жизни, рассказали о войне. Старик был добрый, спокойный, внимательный. Он с таким уважением слушал меня, так поддакивал, как будто я все знал... А что я мог тогда знать, если впереди было еще больше трех лет войны? В общем, он отложил свои дела, и мы пошли в деревню, к нему домой.

Шли медленно, стараясь показаться солидными, а кругом была такая благодать, что не верилось, что где-то громыхает война, что гремят танки, срывая травяной покров покорной земли, что снаряды разрывают на куски тела людей, а пули пронзают их насквозь, как что-то не нужное, неживое.

Насколько я помню, вдумываясь в наше прошлое и напрягая память, нас, солдат в то время везде встречали с неподдельной добротой, вниманием и заботой. В доме, кроме кухни, которая практически не огораживалась, была одна большая комната. Нас пригласили сесть к столу, который стоял около окна, и сразу же дед принес мед в большом тазу. Там было, наверное, 2 килограмма, а хозяйка подала отварную картошку.

Мед конечно, очень вкусный. Ну, совсем как положено зрелому меду, быть аппетитным, ароматным и полезным! А с картошкой он никак не шел. Мы, конечно, ели, но это было не то.

Пришел кто-то из соседей, принес соленые огурцы и, несмотря на наши отговорки, предложили попробовать их с медом.

- Огурчики с медом очень идут. Вы только попробуйте!

Мы поблагодарили и попробовали. Это было действительно бесподобно, особенно, после картошки.

В общем, мы вчетвером умяли почти весь мед, извинились и, объяснив им, что мы можем опоздать на поезд, и быстро собрались. Дед дал нам еще литровую банку меда с собой.

Не знаю, как мои ребята, но мне было как-то неловко. Слишком они были к нам доброжелательны и так много всего дали. Поблагодарив радушных хозяев, мы пошли вместе с ними до самого конца деревни. Ответив на сотни их вопросов, о войне, о том, когда разгромим врага, мы тепло попрощались с этими добрыми людьми и заспешили на станцию.

Память. Как жалко, что я не помню, ни эту станцию, ни эту деревню, ни тех людей, которые нас угощали. И все же, спасибо им, от всего сердца, за их доброту. И спасибо не только от нас, кто довольно бесцеремонно хлебал большими деревянными ложками их мед, но от всех тех, кого мы потом угостили их медом.

А поезд без нас не ушел. Да и какая разница, если бы даже ушел? Все равно мы попали бы туда, куда нас в то время всех везли... Где-то очень нужны были пиротехники.