Язык политики.

Мысль меняется в зависимости от слов, которые ее выражают.

Б. Паскаль

Язык, на котором политики общаются с избирателями, имеет свои особенности. Он является составной частью по­литической культуры общества. В известном смысле «язык политики можно рассматривать как естественный код поли­тической культуры, причем код, открывающий доступ едва ли не ко всем ее сферам и пластам»[89]. Кроме того, язык — это средство коммуникации между лидером и его избира­телями. «Язык действует в некотором роде как связующее звено политического общества, как инструмент поддержа­ния необходимого информационного уровня общества»[90]. Поэтому нельзя не уделить этой проблеме внимания. Тем более, что язык, как и любое другое средство коммуника­ции, является мощнейшим орудием манипуляции сознани­ем избирателей.

В обществе сосуществуют различные политические языки. «При этом чем более дифференцировано общество в социальном и политическом отношении, чем острее социально-политические противоречия, тем больше в нем политических языков и тем заметнее различия между пос­ледними»[91]. И наоборот, в тоталитарном обществе госу­дарство стремится навязать своим гражданам некий еди­ный, чрезвычайно идеологизированный язык. «В Германии был создан особый идеологизированный язык — Lingua Tertii Imperii (LTI) — язык Третьего рейха. Для него были ха­рактерны введение множества неологизмов или измене­ние, выхолащивание и фальсификация старых общеприня­тых терминов и понятий, которые были приспособлены к духу и форме нацистской идеологии»[92]. Язык Третьего рей­ха ушел в небытие вместе со своими создателями, но все же отдельные термины и понятия, введенные нацистами в оборот, и сегодня продолжают «работать», правда, на дру­гих хозяев.

Язык политики пополняется заимствованиями из самых различных областей человеческой деятельности: преслову­тая «харизма» — религиозный термин; обороты типа «осен­нее наступление на Кремль» явно отдают казармой; часто используется в политических дискуссиях юридический тер­мин «правовое государство»; когда речь идет о «росте», «развитии» чего-либо (промышленности, военной мощи, науки и т. д.), налицо заимствование биологических поня­тий и категорий и т. д. В связи с этим Э. Баталов считает, что характер использования терминов «служит одним из са­мых точных индикаторов специфики не только данного языка политики, но и "зашифрованной" в нем политической культу­ры, ее типологической принадлежности»[93]. Расшифровка политического языка, выявление его манипулятивного по­тенциала имеют прямое отношение к рассматриваемой нами теме. Конечно, она обширна сама по себе и заслужива­ет отдельных специальных исследований, но в рамках отве­денного параграфа мы можем вкратце рассмотреть ряд примеров для того, чтобы уяснить, каким образом политический язык становится средством манипулирования людьми.

Российский политический язык.Современный рос­сийский политический язык отличается большой пестротой и отсутствием каких-либо общепринятых норм, ограниче­ний. Если его сравнить с языком брежневской эпохи, то контраст выглядит разительно. В эпоху «застоя» каждое слово, каждая запятая, прежде чем попасть в СМИ, прохо­дили тщательнейшую проверку. Сегодня нет единых кри­териев отбора информации. Газеты, телеканалы, радио­станции не зависят от государства напрямую. Да и сами политики стали вести себя раскованней. Во власть пришли новые люди, возвысившиеся в эпоху перемен благодаря нестандартным действиям, высказываниям и т. д. Изменил­ся и язык, на котором политики стали говорить с народом и друг с другом. Долгие годы мы смеялись над Л. Брежневым за то, что он читал «по бумажке». Но гораздо веселее стало, когда политики заговорили с нами «без бумажки». СМИ все­гда рады оговоркам, запинкам и откровенным глупостям, срывающимся с уст народных избранников. Сенсацион­ность — одно из основных качеств современного российс­кого политического языка.

То, что язык политики является составной частью, спо­собом выражения политической культуры общества, сегод­ня стало очевидно. Ельцинская эпоха — это эпоха разруше­ния старой политической культуры. Однако новое здание еще не построено. Поэтому сегодня мы вынуждены конста­тировать как факт политическое бескультурье и соответ­ствующий язык, который по своей лексике часто оказывается ближе к кухонной перебранке, чем к речам серьезных госу­дарственных мужей.

Слово — важнейшее орудие, с помощью которого по­литики воздействуют на массы. Слово — это инструмент, позволяющий политику создавать значимые для избирате­лей образы, «заряжать» людей энергией, побуждать их к действиям. «Действует магия удостоверенных, повторяе­мых слов и формулировок. Она распространяется, подоб­но заражению, с быстротой электрического тока и намаг­ничивает толпы. Слова вызывают четкие образы крови или огня, воодушевляющие или мучительные воспоминания о победах либо о поражениях, сильные чувства ненависти или любви»[94].

Конечно, далеко не все политики умеют обращаться со словом. Рекорд Ф. Кастро, произнесшего восьмичасовую речь, по-своему уникален. Среди современных российских политиков, пожалуй, только Ю. Лужков и В. Жириновский обладают несомненными ораторскими качествами. Но поли­тику необязательно быть многословным. А. Лебедь запомнился избирателям своими короткими, хлесткими высказы­ваниями, «афоризмами», понятными и близкими простым россиянам. Даже В. Черномырдин прочно вошел в народный фольклор благодаря своим корявым и оттого очень по­пулярным высказываниям. Определенная часть избирате­лей идентифицирует себя с Лебедем и Черномырдиным, поскольку они говорят на простонародном языке. Однако в «афоризмах» Лебедя, в отличие от Черномырдина, содер­жатся повелительные интонации. Его утверждения беза­пелляционные и больше похожи на военный приказ. Этим объясняется их сила воздействия на электорат, поскольку «эффективность слов зависит от вызванных образов, точных, повелительных»[95]. А высказывания Черномырдина выдают его неуклюжесть, скованность. Но они не несут в себе воле­вого, повелительного заряда. Поэтому Черномырдин выгля­дит не столь выигрышно и его «афоризмы» портят имидж солидного, делового человека, который ему сопутствует на протяжении последних лет.

Манипулятивные возможности политического языка.С одной стороны, язык (и политический в том числе) служит средством достижения взаимопонимания между людьми. С другой стороны, язык может служить средством разоб­щения людей, возведения между ними языковых преград. Согласно библейской легенде, бог смешал языки, чтобы возгордившиеся люди не смогли достроить Вавилонскую башню.

Итак, язык может служить как для сплочения людей, так и для их разобщения. Это обстоятельство используется в политике самым активным образом.

Какого рода языковые барьеры возводят политики меж­ду людьми? Первый, самый простой и примитивный барь­ер — национальный язык. В СССР русский язык выполнял функцию языка межнационального общения, однако с рас­падом Союза он эту функцию в значительной степени утра­тил, так как республики бывшего СССР стали активнейшим образом внедрять в повседневную практику национальные языки. Резкий переход на национальный государственный язык явился для многих русских, проживающих за предела­ми России, большой неожиданностью. Далеко не все смог­ли адаптироваться к новой ситуации.

Другой пример. В Российской империи проводилась целенаправленная политика русификации в так называемых «национальных окраинах». Стремление лишить представителей других наций и народностей своего языка было частью общего плана постепенной ассимиляции малых народов в российском «плавильном котле наций».

Однако языковой барьер бывает не только в буквальном смысле (когда человек просто не владеет тем или иным национальным языком). Часто приходится наблюдать, как люди, общающиеся на одном языке, не понимают друг дру­га, так как оперируют совершенно различными понятиями. В особенности это характерно для политических дискуссий, где стороны, как правило, занимают жесткие позиции, в ре­зультате чего нам приходится наблюдать столкновение, борьбу мнений по принципу «кто кого». В этих битвах в ход идут все мыслимые средства, задействуется весь манипулятивный арсенал политического языка.

Одним из наиболее действенных орудий политического языка являются манипулятивные термины или «ярлыки», которые «навешиваются» политическим оппонентам. Они создаются и вводятся в употребление с вполне определен­ной целью. Опасность их в том, что, входя в широкий обиход благодаря прежде всего СМИ, они приживаются надолго, становятся привычными, повседневными словами, порой замещая, вытесняя другие — смежные, но менее агрессив­ные понятия. Рассмотрим ряд примеров.

«Красно-коричневые».Этот термин возник в период ожесточения борьбы «демократов» и КПСС. Цель, которую преследовали создатели термина, очевидна: поставив знак равенства между коммунизмом и фашизмом, опорочить КПСС. Для того времени это звучало довольно кощунствен­но, но частое и широкое употребление этого термина сде­лало свое дело: люди свыклись с мыслью, что «красные» и «коричневые» — одного поля ягоды.

«Лица кавказской национальности».Иезуитский тер­мин, придуманный журналистами. В отличие от более рас­пространенного «кавказцы» этот термин имеет в виду неко­торую видимость официальности по аналогии с терминами «юридические лица», «физические лица» и т. д. Однако это лишь видимость, так как официальный термин не может быть откровенно безграмотным. Нет такой национально­сти — кавказской, также как нет, к примеру, славянской национальности. Термин этот носит уничижительный и оскорбительный характер, но псевдоофициальная форма слу­жит ему своего рода фиговым листком.

«Империя зла».Этот термин ввел в широкий обиход Рональд Рейган в разгар «холодной войны». Запугивая аме­риканцев образом СССР как страны, населенной медведями и кровожадными коммунистами, Р. Рейган весьма преуспел в этом. И хотя СССР уже давно развалился, термин продол­жает жить. Теперь уже отечественные антикоммунисты нет-нет да и употребят его.

«Семья».Этот термин вошел в обращение с легкой руки журналистов относительно недавно. Под ним подразу­мевается узкая группа приближенных «к телу» президента лиц. Закрепление этого понятия в массовом сознании не оставляет никакого шанса тем, кого СМИ относят к «семье». Как известно, «семьями» называют мафиозные кланы в Италии. Благодаря многочисленным боевикам про мафию о значении этого термина публика знает достаточно давно. Называя президентское окружение «семьей», журналисты подспудно отождествляют его с мафиозным кланом, кото­рый правит всей страной в своих узких групповых интере­сах. Надо отдать должное изобретателям и пропагандистам этого термина — он обладает просто убойной идеологичес­кой силой.

Манипулятивные термины представляют собой один из видов психологического программирования массового со­знания. Это один из способов насаждения массовых стереотипов, противостоять которому очень сложно. Прием простой, но очень эффективный, и в этом его опасность.

Вообще язык политики весьма богат всевозможными уловками и приемами, цель которых — ввести в заблужде­ние публику или политических оппонентов. Чтобы не попадаться на эти уловки, необходимо составить о них некоторое представление, что мы и сделаем в следующем параграфе.