МОРДОВИЯ

По выздоровлении отец Сампсон поехал в Пензу, к владыке Кириллу. Владыка очень участливо принял Батюшку и сказал: "А, помню, помню, вас просто не узнать! Как вы тогда отказались быть ректором семина­рии!" Владыка тут же написал указ о назначении Батюшки настоятелем молитвенного дома, в Рузаевку. С этого прихода началось его многолетнее служение в Мордовии. Здесь про­изошел удивительный случай - покаяние Андрея, коммуниста с 1905 года.

За полгода до кончины Андрей заболел ужасной болезнью. Из-за смрада невозможно было с ним находиться в одной ком нате. К нему приходили бесы в виде кошек, козлов, обезьян и очень ему докучали. Святитель Николай являлся ему трижды: "Покайся, Андрей, а то плохо тебе будет! Вызови священника, послушай меня!" И после этого Андрей потребовал, чтобы жена вызвала священника. Жена послушалась его. А священником был Батюшка. Он пошел к болящему Андрею. Не успел открыть дверь, как тот стал выкрикивать свои грехи. Батюшка часа два его исповедовал, но не причастил.

"Для того чтобы убедиться, что он стал убежденным веру­ющим и еще посмотреть, как он прореагирует. И не есть ли это какое-нибудь настроение? Я спокойненько перетерпел сутки, пришел к нему без пяти минут шесть. Он был уже одет, в белье; он сам встал, а ведь до этого лежал на одре полгода. Андрей говорил: "Я удивляюсь, куда все сошло с меня? Я ведь успокоился!" - Это есть доказательство не только бытия Божия, да? - Таинства в нашей России. Все смрадные вещи вы­несли, сожгли. Он в чистом белье, проказа исчезла; уже сидя - я его причастил. Еще раз исповедовал и причастил.

- Теперь я лягу. - Лег и умер. Я успел прочитать благодар­ственную молитву, "Ныне отпущаеши", тропарь святителю Иоанну Златоусту, "Достойно есть", "Ныне отпущаеши" еще раз.

У него было много добрых дел - милостыни. Он многих неповинных спас от смерти. Милостыня! И она его выручила.

Интересно вот что: кончая первую исповедь, я при жене и детях говорил: "Ну, дайте мне клятву, Андрей, что вы сдадите красную книжку и напишете письменно, что вы завещаете: "Я отныне - православный." И вот почему я сказал: "Приду завтра. Если Господь терпит и примет покаяние, вы дождетесь и будете здоровы! А если у вас веры нет, вы сегодня умрете, не дождетесь меня."

Его я отпевал. Я был на кладбище, шел впереди по Рузаев­ке. Такой шум был. Весь город узнал, что Андрей покаялся. Весь город провожал его на кладбище." После этого случая, покаяния коммуниста с 1905 года, владыке пришлось перево­дить Батюшку служить в другое место.

Непрестанная Иисусова и "Всемилостивая", и постоянное очищение сердца своего покаянным плачем, бесконечные литургии создали в душе Батюшки светлое, мирное, радостное настроение, которое не оставляло его даже в минуты тяжких телесных страданий. Сколько ни приходилось ему испыты­вать разного рода скорбей, болезней - ничто не могло его расстроить. Он всегда был мирен, с Богом. Начались новые духовные радости.

"Эта "Всемилостивая" меня сопровождала много лет лаге­ря и всего прочего. Это была ненасытная пища для меня. А когда я стал литургисать, уже на свободе, я ощутил ее особен­но сильно на литургиях и на всенощных. Вот тогда я удостоил­ся принять схиму, и никто не знал, что я схимник с именем Сампсон. Официальная схима была совершена надо мной только в 1967 году, с благословения митрополита Иоанна Почаевского, через епископа Нестора, по ходатайству троих моих духовных чад: игумена-схимника и двух иеромонахов, И опять это имя за мной сохранилось - Сампсон Странноприимец.

Но это я говорю потому, что люди должны понимать, что вне понимания смысла жизни (а тропа к этому пониманию кратчайшая - есть молитва, при чистой совести и при молча­нии уст) наша жизнь бессмысленна и не имеет никакой цены. Вот смысл моей жизни и нашей жизни, осмысленной, созна­тельной: только христианство, только усвоение и познание Хри­ста; не рекламного Христа, не церковного Христа, а живого Христа. Не искаженного, не католического, не протестантско­го. Православного, настоящего, живого Христа. В этом заключается вся радость и утешение моей интересной, но очень скорбной жизни.

Могу сказать, что мало я видел хорошего в жизни, больше скорбей и болезней, но богатство - неисчерпаемое. Не срав­нить мое богатство с какими-нибудь знаниями! Невозможно. Все эти знания, конечно, ограничены - и медицина, и богосло­вие, и все прочее: высшая математика, физика, астрономия. Это все относительные, маленькие доли богатства, по сравне­нию с тем богатством Богопознания, которое мы уносим с собой в Вечность."

Новый приход Батюшки был в селе Перхляй. Там были удивительные прихожане. Много духовных чад было из этих мест. Вот впечатления одной из них от первой встречи с Ба­тюшкой: "Первый раз была я на литургии у Батюшки. Я пода­ла записку о здравии и отошла к задним дверям церкви, стою и молюсь. Вдруг Батюшка выходит из алтаря, просматривает всех, и взгляд его останавливается на мне. Он пальцем подзы­вает к себе. Я подошла к Батюшке. Он мне показывает мою записку и спрашивает:

-Твоя записка?

-Да, моя.

-Вот это имя не пиши, а за него подавай нищим. Он много ругается и пьет. Вот, когда перестанет ругаться и пить, тогда будешь писать его в записках. И пиши мне полностью: "младенец Николай", "девица Наталия", а не просто перечисляй.

У меня мурашки по телу пошли: как Батюшка о всех знает, не видя их? И с этого момента мы неотлучно всей семьей были с Батюшкой."

В селе Перхляй Батюшка был недолго. Вскоре ему дали огромный приход в Макаровке, рядом с Саранском. В Макаровке Батюшка служил 5 лет. Двухэтажный храм кирпичный - весь черный. Батюшка сам стал заниматься заборкой, рестав­рацией, вовлекая своих близких чад. С утра до вечера работа­ли в поту, но зато храм стал неузнаваем. Прихожане из Са­ранска стали приходить в Макаровку. Его исповеди пронизывали молящихся, кающихся, каждое его слово, как плодородное семя, сеялось в сердце человека. Ослушаться после такой исповеди невозможно. Одна девочка рассказывала, как на исповеди каялась в своей слабости - покупать пирожки и есть их на улице. Батюшка запретил так делать. Как-то, проходя мимо лотка с пирожками, девочка, соблазнившись, захотела купить пирожок, уже подошла к продавцу, протянула руку... и в этот момент увидела глаза Батюшки. И отошла от прилавка.

Один прихожанин рассказывал о своей первой встрече с Батюшкой: "Вошел я в храм, Батюшка как раз говорил слово о Святом Причащении. Возраст его невозможно было опреде­лить. Ему можно было дать и 30 лет, и 80. Слова говорил огненные. От силы слов просто пронизывало тебя. Он как будто был вне тела. Взгляд острый, пронизывающий душу человека, как у Судии, и в то же время - любящий. Невозможно не обратить на него внимания, и бесследно его образ не уходил. Его забыть невозможно, как будто все время тебя преследует, чтобы ты покаялся, и напоминает тебе о Страшном Суде."

В Макаровке Батюшка познакомился с академиком Фила­товым. Батюшка рассказывал: "Духовным чадом моим был Вла­димир Александрович. Это очень богатый человек, духовно богатый, окулист. Он происхождением был мокша, мордвин. Он приезжал ко мне мимоходом, когда ехал в село Александрово, на родину. Обыкновенный мордвин, но ведь это глыба, огромный человек, художник. Мы сидели по восемь часов. Говорили о духовных вещах. Он был делегат съезда, имел "звезду", но он не вменял себе это в заслугу, беспартийным был. Личный друг Патриарха Алексия. Святейший Патриарх его очень любил. Хрустальной чистоты человек был."

Батюшка все еще жил без паспорта. Дальше тянуть было опасно, и Батюшка подал заявление о выдаче паспорта в сель­совет - якобы украли вместе с вещами. Но паспорт ему долго не выдавали. "Подождите, вот мы проверим, сделаем о вас запрос, через месяц приходите, посмотрим тогда." Проходит месяц, паспорт опять не выдают: "Еще месяц подождите, мы вас не окончательно проверили." И так Батюшка ходил в сель­совет четыре раза. Как только Батюшке идти в сельсовет - давали ему на всякий случай мешочек, ложку, чашку, сухарик, кое-какое питание. Опять переживание. Какое нужно было самообладание и какое упование на Небо!

На пятый раз сельсовет сообщил: "Пусть не он приходит, а вы" - то есть тетя Шура Борисоглебская и Катя - мордовочка. Возымело действие ходатайство митрополита Антония некое­му лицу. И вот, наконец-то, они приносят ему паспорт. Сколь­ко было ликования, радости и благодарения Богу! И с этим мордовским паспортом Батюшка жил до конца своей жизни.

Последним местом служения Батюшки в Мордовии было село Спасское. В Макаровке и в Спасском Батюшка наслаж­дался особенностями характеров простых людей, набирался у них опыта.

Внешне отец Сампсон выглядел строгим и собранным. Службу вел благоговейно. Общую исповедь часто начинал такими словами: "Представьте себе, что пред вами не я свиде­тель, а Судия. И что мы Ему ответим?" Этим он собирал вни­мание кающихся. И начинал разъяснять грехи и поступки. Напоминал, как должно стоять во время богослужения, как в нем участвовать. "Вы стоите только ногами, а служба вас не касается, и мы уходим не обновленные, не сияющие, не ликующие. Господи, помилуй, Господи, прости нас! Как мы вели­чаем Божию Матерь? Как мы к Ней относимся? У нас горе, беда, печаль. Нам надо Ей жаловаться, Ей рассказывать, Ей поручать себя. Ближе Ее никого нет, Она наша Мать. А мы жалуемся, ропщем, негодуем, осуждаем друг друга - и этим оскорбляем Ее. В пять часов вечера начинается следующий день. Люди идут к службе, а мы, праздные, выходим на ска­мейке "покалякать". Не имеем ревности и любви к храму Божию. Опаздываем, уходим со службы, когда нам захочется, стоим небрежно, не молясь, безучастно к Богослужению."

Батюшка часто напоминал о грехах языка. Они лишают молитвы, лишают покровительства, благодати Божией. Язык развязан, безобразен, болтлив - молитвы не будет. Грехи язы­ка - ложь, пересуды, плохо говорить о ком-то. Что побудило нас солгать? - Или хотел кого-то обесславить, или восхвалить себя, или хотел какую-то вещь приобрести, или что-то взял и не хотел сознаться от стыда, или похвастаться, или похвалу получить, или от ложного стыда солгать. Грех один - ложь, а побуждения ко лжи различные, то есть грех - это следствие, а причины греха страсти. Эти страсти надо выявить, чтобы их искоренить.

Начинался разбор следующих грехов. Нарушен пост: одно дело по болезни; но бывает, что мы не желаем отказать себе в услаждении пищей или боимся ослабеть и заболеть. Проявле­ние нелюбви: не уделила внимания человеку, от нелюбви обесславила человека, не ответила человеку и т. д.

"А теперь подходите, будете каяться индивидуально, кто в чем согрешил…"

"Какая интересная пастырская жизнь! На твоих глазах люди перерождаются, оживают. Сознательная вера, она вытесняет ложный стыд, и люди не боятся исповедовать свою веру. Суть прожитого дня - мольба о христианской кончине. Если мы в течение дня забыли эту мольбу - "удостой меня христианской кончины", "дай мне христианскую кончину", "сподоби меня христианской кончины", - то день прошел напрасно."

В Спасском Батюшка встретился с одной старушкой, тетей Полей, которая стала его ревностным духовным чадом. "Она первый раз подошла ко мне. Меня поразило ее простое обращение к Богу. Она содрала с меня всю кожу. Кожа оказалась такой тонкой-тонкой пленочкой. Выбросила в печку - и больше ничего. Один раз и навсегда. Даже опыты моего пре­бывания на допросах недостаточно открыли мне секрет плача, а она открыла! Она, конечно, не знает этого. А я любуюсь, как она молится, как она Богу предстоит. Молиться - это Богу пред­стоять, это беседовать с Богом. Это такая простая-простая душа, которая знает всю свою греховность, всю свою никчемность, свое бессилие, все свое омерзительное прошлое, и имеет желание быть новой, проклиная все старое.

Батюшкины проповеди о Вечной Вечности разносились го­рячими сердцами верующих по самым отдаленным уголкам Мордовии и передавались из уст в уста, как спасительные уроки святой, чистой христианской жизни. Весть о Батюшке разносилась молниеносно, Батюшке стали привозить многих больных. Даже врачи психиатрической больницы присылали к Батюшке больных. Приехала девочка и говорит Батюшке: "Меня послали врачи и сказали, что мою болезнь вылечат монахи-священники." Батюшка один раз отчитал ее - выско­чила лягушка. В Спасское стали ездить к Батюшке со всех концов Мордовии. Вся Мордва помнит до сих пор отца Сампсона.

Деятельность Батюшки способствовала духовному возрож­дению в Мордовии. Батюшка полюбил мордву за их детскую доверчивость, ясную, прямую веру. Он любовался, как они по-детски молились, как исповедывались, как носили кресты. Большие, старинной работы - и на груди, и поверх мордовского национального костюма. Он говорил:

"Мордва - просто исповедники Христа. Их вера очень близ­ка к детской вере, как будто возвращаешься в первые века христианства. Они и на базар, они и на работу, они и в гости, они и в храм - и все в таком же виде; с крестом на груди поверх платья."

Но Батюшка отмечал и их упрямство. У них сохранилось много языческих поверий. Так, в гроб покойнику кладут зер­кало, щетку, мыльницу - таков обычай. Был и такой случай:

Председателя колхоза забирали на фронт. Все домашние были расстроены, народ тоже: "Последнего председателя за­бирают." Его оплакивали. И очень хотели, чтобы он вернулся. Сделали так: поставили его в угол, лицом к образам, а двое - одна с левой руки, другая с правой - взяли его за руки и стали выводить из избы. Получилось, что ведущие шли лицом, а он - спиной к дверям. И действительно, через месяц он возвра­тился домой, - Языческая магия.

"Это уже бесы помогли, чтобы всех удивить. Это уже не упование на Небо, а клич от бесов," - так объяснил этот случай Батюшка. В Мордовии трудно найти человека, который не знал бы Батюшку и не был связан с ним, не слышал бы о нем или не бывал у него.

В 1979 году был такой случай. Одна девушка собиралась в Москву к Батюшке, Мать ее не пускала: "К кому ты едешь? Кому ты нужна? Я тебя ни за что не отпущу в такой большой город." Дочь стала со слезами просить, объяснила, что едет к Батюшке Симеону. И мать ответила: "А-а, к Симеону! Тогда поезжай. Что он тебе скажет, то и делай", - хотя никогда не ходила в храм и в глаза не видела Батюшку. Такая была у него в Мордовии слава. С этой девушкой передал Батюшке письмо один старик. Он плакал, что овдовел, остался один, как жить дальше? Он тоже знал о Батюшке понаслышке. Батюшка от­ветил старику, и письмо стало для того утешением на всю жизнь. Он совершенно успокоился. Наставление Батюшки стало для него заповедью земной жизни.

Одна женщина рассказывала о своем впечатлении о Ба­тюшке: "Впервые встретив Батюшку, я увидела какое-то сия­ние. В нем сочеталось все: и святость, и прозорливость, и ве­личие, и благородство, и аскетика, и высшая любовь. От его взора не ускользал ни малейший грех, ни малейшая какая-либо страсть. И так быстро он входил в контакт с каждым человеком, что сразу отходили смущенность, неловкость, бо­язливость, и было такое чувство, что он давний друг. Во время беседы с ним являлись свобода общения, непринужденность, детская доверчивость, вера и полное понимание Батюшки. Само по себе выходило так, что ты ему всего себя раскрываешь, и на душе полный покой и легкость!" Другая прихожанка Ба­тюшки вспоминала:

"Однажды я поехала к Батюшке со своей подругой. При­ехали - и сразу зашли в храм. В конце службы подходит Ба­тюшка к нам и сразу заговаривает с моей подругой:

-Тебе нужно обязательно и исповедаться и причаститься. Побудь на вечерней службе. А завтра утром приходи пораньше: поисповедуешься, потом причастишься, и тогда поедешь домой.

Она отвечает:

-Нет, не могу, мне завтра на работу надо, и если рано не уеду, опоздаю.

Батюшка настаивал, велел остаться, называя ее по имени.

Утром, в 9 часов, она уже была на платформе. Вдруг видит Батюшку и слышит, как он зовет ее. Подошел поезд, она села и поехала. По дороге думает: "В восемь часов литургия должна быть. Почему же Батюшка не служит, зачем он пришел на платформу?"

После моего приезда мы встретились, и она спрашивает меня:

-Почему в тот день Батюшка не служил?

-Как не служил? Служил. Я сама в 7 часов была уже в храме, и только к часу дня кончилась служба.

-А как же Батюшка пришел на платформу?

-Да он не выходил из храма!

Моя подруга была в большом недоумении. И вот тянет ее опять поехать к Батюшке. Поехала, приезжает и смело спрашивает:

-Батюшка, вы служили в то воскресенье литургию?

-Служил.

-А как же я вас на платформе видела? — и рассказала все.

-Служил, голубушка, служил в то утро. А тебя провожал дух мой, и звал тебя для великой пользы твоей."

***

Батюшка всегда заботился о покойниках. У Батюшки синодик был - целая книжка. И за всех он молился, и всех поминал: и своих благодетелей, и тех, кого проводил сам; своих духовных чад, и просто тех, за кого давали Батюшке молиться. Проскомидию он совершал около трех часов.

Батюшка рассказал однажды: "Часто во время про­скомидии, когда вынимаю частичку за усопшего, вижу человека, за кого я вынимаю. В тот момент, когда вынимаю частичку, покойник мне делает поясной поклон и отходит. Одного забыл имя, тогда сам покойник сказал: "Меня зовут Владимир." Бывает очередь на весь храм, ожидают своего помина. Ведь покойники ждут и нуждаются в помине." Батюшку многие прихожане просили молиться об их усопших. Через некоторое время эти покойники приходили к нему в келию, делали земной поклон и называли свое имя, благодарили его и уходили. Он знал участь человека - прошел он мытарства или нет, поми­лован или в муках находится его душа, и усугублял свою молитву о них.

Однажды у Батюшки спросили: "Все ли душевнобольные бесноватые?" Он ответил: "Нет. Есть бесноватые, есть порче­ные. Бесноватые, когда бес сидит внутри, занимает сердце. А порченые - как бы помазанные снаружи. Если они донесут свой крест до конца - получат венец мученичества."

В Мордовии Батюшку часто вызывали на требы домой; ис­поведовать, причащать, соборовать больных. Однажды он пришел к слепому. А тот оказался еще и бесноватым. Батюш­ка в этот день служил, а потом поехал на требу. Когда Батюш­ка еще только подходил к дому, слепой начал на весь дом кричать: "Закройте комнату, закройте двери, алой монах идет!" Пришел Батюшка, поисповедовал, причастил бесноватого, подарил ему четки и велел читать Иисусову молитву: сорок утром, сорок днем, сорок вечером и сорок ночью. Батюшка стал часто ходить к нему и постепенно увеличивал число Иису­совых молитв: до ста каждый раз, потом до ста пятидесяти, потом до двухсот и дошел до пятисот Иисусовых: пятьсот ут­ром, пятьсот днем, пятьсот вечером и пятьсот ночью. Умер слепой блаженно. Еще был случай с бесноватой девочкой. Мать рассказывала:

"У меня девочка была бесноватой. Я знала, что отец Симе­он лечит бесноватых, и утром поехала к нему. Я вошла с ре­бенком к Батюшке в келию, и Батюшка благословил нас обе­их одним благословением. Я прошу благословить девочку от­дельно. Батюшка мне говорит: "Пока хватит, больше не выне­сет," - и велел на следующий день приехать с девочкой на службу и стоять только до литургии верных, а после возгласа "Оглашенные, изыдите", чтобы с ребенком вышла на улицу. Девочка спокойно спала у меня на руках до конца литургии оглашенных.

Как только Батюшка возгласил: "Оглашенные, изыдите...", - девочка стала плакать, и я вышла на улицу. Там она опять заснула. Литургия кончилась. Батюшка выносит чашу, нас зовет подойти первыми. Девочка рвалась из моих рук, осталось два метра, дальше я уже просто двинуться не могла. Тогда Батюш­ка повернулся к Царским вратам, помолился, быстро повер­нулся к нам, чашу немного отстранил, дунул на нас, девочка вздрогнула, обмякла и я свободно подошла к Батюшке. Он причастил девочку, и она заулыбалась, и сказала по-детски: "Сладко..." Девочка исцелилась и больше не болела." Был еще такой случай:

"Папа был болен к смерти. Батюшка его исповедовал, при­частил, даже соборовал, и сказал: "Когда отец будет умирать, дай мне телеграмму и приезжай за мной, чтоб я мог проводить его в вечность." Буквально за день до смерти отца я пошла за грибами, надеясь, что не вдруг умрет мой отец. Набрала гри­бов, возвратилась домой. Открываю дверь, а отец мне гово­рит: "Где же ты так долго была? Ведь приходил Батюшка, обнадежил меня:

-Ну, Василий, теперь ты будешь здоров, ничего у тебя не будет болеть.

Потом Батюшка собрался уходить, а я его прошу:

-Подождите немножко, сейчас дочка придет.

А он:

-С ней мы еще увидимся, а я к тебе пришел.

О чем-то мы еще поговорили. Потом я встал и проводил Батюшку, вышел с ним на крыльцо. У калитки стояла тройка. Батюшка сел, лошади тронулись, немного проехав, стали под­ниматься ввысь."

Выяснилось, что никто из домашних Батюшку не видел. Но видели, что отец выходил на крыльцо. Через два дня отец умирает. Я взглянула на часы - было ровно одиннадцать вечера. Батюшка сообщает: "В 11 часов был на молитве: я был в стра­хе и трепете, когда в эти часы Василия повели на поклонение Господу. Господь Василию дал хорошее место - не по заслу­гам, а по Своей милости. Радуйся, что теперь у нас с тобой есть свой молитвенник!"

Приведем еще одно воспоминание: "Моя сестра очень болела. У нее было трое детей. Смотрю на нее - надежды на выздоровление нет. Я тогда собралась к Батюшке, еду и плачу дорогой. Если она умрет, что я буду делать с детьми? Зашла к Батюшке, и слова не могу выговорить от горя. Он мне говорит:

-Успокойся, не умрет она, пусть покается в своем грехе (назвал ее грех) и поправится.

С великой радостью поехала я домой, все рассказала сест­ре, она послушалась Батюшку, покаялась и сразу же после этого выздоровела." Были в Мордовии у Батюшки и скорби. Однажды к нему в дом забрались воры. Двери и окна были заперты. Они пробрались через соломенную крышу, зажгли свет, связали Батюшку и стали требовать денег. А какие день­ги? Приход бедный, село. Да сколько денег ушло на ремонт храма! Стали пытать - надели мешок на голову, рот закрыли ватой, а пятки жгли свечами. До самого утра мучили. Как только Батюшка остался жив! Чудо Божие!

Было и еще происшествие, организованное сельсоветом: пришли на Пасху, пересчитали всех, кто был в храме, и по числу прихожан наложили штраф, обвиняя Батюшку в утае­нии денег. И подали в суд. Прихожане моментально собрали деньги, и Батюшка заплатил штраф. Но неприятностей было много.

Батюшка пережил в Спасском много грустного и тяжкого, но и духовной радости было много. Радости оттого, что появи­лось много духовных чад. А грустное - так как не мог привык­нуть к тому, что в начале Богослужения храм был битком набит, а к концу литургии - уже пуст. В деревне у всех хозяйство, коровы, козы, за ними нужен уход, и народ никак не мог выстоять до конца обедни. Только по этой причине задумал Батюшка покинуть Мордовию. Через епископа Серафима Полтавского ему удалось уйти духовником в Полтавский жен­ский монастырь.

Но самым тяжелым для него было расставание с паствой. Многим он оставил на память свою фотографию. Вот подпись на снимке, подаренном одной семье: "На молитвенную память духовника, недостойнейшего иеромонаха, семье... от всего моего иноческого и пастырского сердца. Ваш постоянно любящий Батюшка С. Снят в святом алтаре Спасской церкви Михайловского придела. Прощальная фотография пастве своей. Удручен скорбью предстоящей разлуки. 1956 г."

Закончился период пастырского служения отца Симеона в Мордовии. Навсегда остались в памяти его общие исповеди, службы, труды, чудотворения, исцеления и его прозорливость. Многими яркими свидетельствами была полна пастырская деятельность Батюшки в Мордовии.

Полтава

Благодаря заботам владыки Серафима Полтавского Батюшку приняли в Полтавский монастырь. Но прежде Батюшке пришлось несколько месяцев прятаться от своей мордовской паствы у владыки - его очень усердно искали. Где только ни искали, с ног сбились, но найти не мог­ли. И только тогда, когда люди немного успокоились, и когда на место Батюшки прислали другого священника, он стал слу­жить в Полтавском монастыре.

Здесь Батюшка обрел радости монашеские. Здесь - монас­тырь, обстановка монастырская, устав монастырский, жизнь монастырская. И как истому монаху, Батюшке не надо было никакой иной радости, кроме как быть в монастыре. "Тут я радовался величайшей радостью, духовной радостью. Я не мог насытиться радостью богослужения, пения, чтения, ежеднев­ной литургии."

Но монастырь требует особого тщания ко всему, и, прежде всего, к совести. Живут монахини, их по-особому надо готовить к Вечной Вечности, особенно скоблить их совесть. Здесь Батюшка объяснял тончайшие грехи, на которые мы даже не обращаем внимания:

"Ты дотронулся до чужой чашки, и уже грех - так как руку простер. Наш инструмент, который называется совестью, чрез­вычайно нежный инструмент. Малейшая незаконность, она отражается на нашей совести, на нашем зеркале. Это глас Святаго Духа. Вот почему малейшее насилие над своей волей, над своей совестью вменяется нам в смертный грех. Когда мы насилуем себя, мы заставляем себя грешить, уговариваем себя, принуждаем себя, хотя наша вольная воля и наш внутренний глас, который называется совестью, протестуют, так? Вот, какая была бы замечательная жизнь, если бы люди совесть понима­ли и оберегали. Люди бы оберегали друг друга, да? Боялись быгреха. А грех есть оскорбление Бога, то есть боязнь оскорбить Бога - это и есть любовь к Богу..."

Батюшка много говорил о монашестве и молитве: "Мона­шество есть образ покаяния. Покаяние без смирения, кротос­ти, сугубой сокрушенной молитвы, постоянного самоосужде­ния и почитания себя последним из последних, худшим из худших, есть не покаяние, а обман самого себя. Монах, не знающий молитвы, ругатель Бога, Монах, осуждающий, многословящий, пустословящий и злословящий - ругатель покая­ния, то есть монашества.

Суть и смысл монашества - переродить свое сердце, под­чинить плоть духу. Для этого молитвою, постом и святым по­слушанием, и покаянным житием надо переродить свое по­врежденное страстями сердце, сделать сердце Божиим, чтобы оно было преподобное - это и есть суть и смысл монашества.

Помнить надо, что только смирение, плач и дух сокрушен - сила, противляющаяся сатане и слугам его. Установить нуж­но придирчивость к исповеди, и требовать от себя говеть ре­гулярно на третью неделю, но при условии, что исповедь будет продумана и оплакана, дабы положить благое начало на самом деле: не мечтой, а решимостью твердой. Готовясь к исповеди, себя перепахивать, испытывать, проверять по-настоящему, себя не жалеючи. Чистая совесть и мирность характеризуются радостью и тихостью - это предвестники нескончаемой радости в селениях рая."

О том, как молиться в храме, Батюшка говорил так: "Как только мы переступили порог храма - читать Иисусову: "Гос­поди, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя", - и эту мо­литву не упускать всю литургию. Этим мы вообще не будем способны на кого-то смотреть, с кем-то разговаривать, рас­кланиваться. Будем стоять со страхом и ужасом, глядя на свою совесть. Вот тогда через эту "призму", Иисусову молитву, мы будем понимать сердцем своим, что поется, что читается.

Тогда мы получим огромную силу и энергию благодатную для того, чтобы вернуться в келию с большим запасом духов­ных сил и противостоять всякому греху и настроению, бо­роться с любым грехом или страстью. Это дается большой работой, домашней работой над молитвой."

Батюшка был источником утешений. Он всеми силами старался спасти, поставить душу на истинный путь. С утра до вечера принимал сестер на исповедь, подавая каждой по по­требности. Слово его принималось с верой и было законом. Благословение Батюшки или особое его внимание считалось великим счастьем, и удостоившиеся его выходили от отца Симеона, крестясь и благодаря Бога за полученное утешение.

Игумения Митрофания, видя, что Батюшка становится ав­торитетом для монахинь, испугалась. Ей казалось, что он бу­дет настоятелем монастыря, а она - только хозяйкой. Переубе­дить ее было невозможно. И несмотря на то, что владыка Серафим предупреждал игумению, чтобы она не трогала иеро­монаха Симеона, а не то может случиться беда с монастырем (это было владыке показано), игумения не вняла этому пре­дупреждению.

Незадолго перед уходом Батюшки, болящей монахине Ми­хаиле был голос от Царицы Небесной: "Спеши в Полтавский монастырь, а то не застанешь раба Моего, иеромонаха Симе­она. Он Мне нужен в другом месте!" Она его застала. Испове­довалась три раза. И видела очень много сновидений о Ба­тюшке. Благодетельнице Полтавского монастыря Меланье Лазо был во сне Голос: "Придет в этот монастырь Батюшка. Он будет иметь вид человека, но ходить, не доставая трех локтей до земли. Ради него сестры и монастырь будут спасены. А если его обидят, то и сестры погибнут, и монастырь закроют!"

Батюшке пришлось уехать в Астрахань. Он не мог перене­сти немирность со стороны игумении. А монастырь, вскоре после ухода Батюшки, закрыли. Игумения Митрофания потом дважды приезжала в Печоры каяться Батюшке, и со слезами просила прощения.