ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ. предмете, в то время как любовь — это тончайшая шелковая ткань, оценить достоинства которой можно только вблизи

предмете, в то время как любовь — это тончайшая
шелковая ткань, оценить достоинства которой можно
только вблизи. Очень часто оказываемое внимание —
чистейшая иллюзия. У истинной и ложной любви по-
вадки — если смотреть издалека — весьма схожи. Од-
нако допустим все же, что это действительное про-
явление внимания,— что в этом случае нам следует
предположить? Одно из двух: либо мужчина не столь
уж ничтожен, либо женщина, на самом деле не столь
высоких, как нам казалось, достоинств.

Эти соображения я высказывал неоднократно в раз-
говорах или в университетских лекциях (в связи с раз-
мышлениями о природе «характера») и каждый раз
убеждался, что они непременно как первую реакцию
вызывают протест и противодействие. Поскольку сама
по себе эта идея не содержит раздражающих и навязчи-
вых элементов — казалось бы, что обидного для нас
в том, что наши любовные истории представляют
собой проявления нашей исконной сути? — столь без-
отчетное противодействие служит подтверждением ее
верности. Человек чувствует себя беспомощным, за-
хваченным врасплох через брешь, оставленную им без
внимания. Нас неизменно раздражают попытки судить
о нас по тем свойствам нашей личности, которые мы не
утаиваем от окружающих. Нас возмущает, что нас не
предупредили. Нам хотелось бы, чтобы нас оценивали,
уведомив об этом заблаговременно и на основании
нами отобранных качеств, приведенных в порядок как
перед объективом фотоаппарата (боязнь «фотоэкспро-
мтов»). Между тем вполне естественно, что изучающий
человеческое сердце стремится подкрасться к ближне-
му незаметно, застать его врасплох, in fraganti ³⁶.

Если бы мог человек полностью подменять спон-
танность волей, нам не понадобилось бы изучать под-
сознание. Однако воля способна лишь приостановить
на время действие спонтанности. Роль своеволия
в формировании нашей личности на протяжении всей
жизни практически равна нулю. Наше «я» мирится
с малой толикой подтасовки, осуществляемой нашей
волей; впрочем, скорее следует говорить не о подтасов-
ке, а об обогащении и совершенствовании нашей при-
роды, о том, что не без воздействия духа — ума и во-
ли — первозданная глина нашей индивидуальности

ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ

приобретает новую форму. Надо воздать должное
вмешательству чудодейственных сил нашего духа. Но
при этом желательно не поддаваться иллюзиям и не
думать, что оно может иметь сколько-нибудь реша-
ющее значение. Если бы его масштабы были иными,
речь могла бы идти о подлинной подмене. Человек,
вся жизнь которого идет вразрез с его естественными
устремлениями, по природе своей предрасположен ко
лжи. Я встречал вполне искренних лицемеров и при-
творщиков.

Чем глубже современная психология познавала за-
коны человеческого бытия, тем очевиднее становилось,
что функция воли и вообще духа не созидающая, а все-
го лишь корректирующая. Воля не порождает, а, на-
против, подавляет тот или иной спонтанный импульс,
пробивающийся из подсознания. Стало быть, осущест-
вляемое ею вмешательство — негативного свойства.
Если же подчас оно производит противоположное впе-
чатление, то причина тому следующая: как правило,
в переплетении наших влечений, симпатий и желаний
одно из них оказывается тормозом для других. Воля,
устраняя это препятствие, позволяет влечениям, изба-
вившись от пут, раскрываться свободно и полностью.
Итак, наше «хочу», судя по всему,— действенная сила,
хотя его возможности сводятся к тому, чтобы подни-
мать затворы шлюзов, сдерживающих естественный
порыв.

Величайшим заблуждением, от Ренессанса и до на-
ших дней, было думать — подобно, например, Декар-
ту,— что наша жизнь регулируется сознанием, всего
лить одной из граней нашего «я», подвластной нашей
воле. Утверждение, что человек — разумное и свободное
существо, по меньшей мере спорно. У нас и в самом деле
есть разум и свобода, однако они представляют собой
лишь тонкую оболочку нашего бытия, которое само по
себе не разумно и не свободно. Даже идеи мы получаем
уже готовыми и сложившимися в темных, бездонных
глубинах подсознания. Сходным образом и желания
ведут себя на подмостках нашего внутреннего мира как
актеры, которые появляются из-за таинственных, зага-
дочных кулис уже загримированными и исполняющими
свои роли. И поэтому столь же ошибочным было бы
утверждать, что человек живет сознанием, рассудком,

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

как и полагать, что театр — это пьеса, разыгрываемая
на освещенной сцене. Дело в том, что, минимально
управляя собой усилием воли, мы живем в целом
иррационально и бытие наше, проявляясь в сознании,
берет начало в скрытых глубинах нашего «я». Поэтому
психолог должен уподобиться водолазу и уходить
вглубь от поверхности, а точнее, подмостков, на
которых разыгрываются слова, поступки и помыслы
ближнего. То, что представляет интерес, скрыто за
всем этим. Зрителю достаточно смотреть на Гамлета,
который проходит, сгибаясь под бременем своей нев-
растении, по воображаемому саду. Психолог поджида-
ет его в глубине сцены, в полумраке занавесей и деко-
раций, чтобы узнать, кто же этот актер, который
играет Гамлета.

Вполне естественно, что он ищет люки и щели,
чтобы проникнуть вглубь личности. Один из этих
люков — любовь. Напрасно женщина, претендующая
на утонченность, пытается нас обмануть. Мы знаем,
что она любила имярек. Имярек глуп, бестактен, оза-
бочен только своим галстуком и сиянием своего
«Роллс-Ройса».

II

(ПОД МИКРОСКОПОМ)

Немало возражений можно выдвинуть против тези-
са о том, что сердечные пристрастия обнажают наше
истинное лицо. Не исключено, что будут высказаны
и такие, которые раз и навсегда опровергнут гипотезу.
Однако те, что мне приходилось выслушивать, предста-
вляются малоубедительными, недостаточно обосно-
ванными и взвешенными. Сплошь и рядом упускают из
виду, что психология любовных влечений проявляется
в мельчайших подробностях. Чем интимнее изучаемая
психологическая проблема, тем большую роль в ней
играет деталь. Между тем потребность в любви принад-
лежит к числу самых интимных. Пожалуй, более интим-
ный характер имеет лишь «метафизическое чувство», то
есть радикальное целостное и глубокое ощущение мира.

Оно лежит в основе всех наших устремлений. Оно
присуще каждому, хотя далеко не всегда отчетливо
выражено. Это ощущение включает в себя нашу пер-

ЭТЮДЫ O ЛЮБВИ

вую неосознанную реакцию на полноту реальности,
живые впечатления, оставляемые в нас миром и жи-
знью. Представления, мысли и желания прорастают
из этой первой реакции и окрашиваются ею. У лю-
бовного влечения немало общего с этим стихийным
чувством, которое всегда подскажет, кому или чему
посвящена жизнь нашего ближнего. Именно это
и представляет наибольший интерес: не факты его
биографии, а та карта, на которую он ставит свою
жизнь. Все мы в какой-то мере осознаем, что в со-
кровенных глубинах нашего «я», недоступных для
воли, нам заранее предначертан тот или иной тип
жизни. Что толку метаться между чужим опытом
и общими рассуждениями: наше сердце с астральной
непреклонностью будет следовать по предрешенной
орбите и, подчиняясь закону тяготения, вращаться
вокруг искусства, политических амбиций, плотских
удовольствий или же денег. Сплошь и рядом ложное
существование человека в корне противоречит его
истинному предназначению, приводя к достойному
изумления маскараду: коммерсант на поверку оказался
бы сладострастником, а писатель — всего лишь по-
литическим честолюбцем.

«Нормальному» мужчине нравятся практически все
встречающиеся на его пути женщины. Это, бесспорно,
подчеркивает напряженность выбора, проявляемого
в любви. Необходимо лишь не путать «влечение»
с «любовью». Когда мужчина мельком видит хоро-
шенькую девушку, она вызывает влечение на пери-
ферии его чувств, куда более порывистых — надо воз-
дать ему должное,— чем у женщины. Как следствие
этого волнения возникает первое побуждение — не-
вольный порыв к ней. Эта реакция настолько невольна
и безотчетна, что даже Церковь не решалась считать
ее грехом. Некогда Церковь была замечательным пси-
хологом; прискорбно, что на протяжении двух по-
следних столетий она утратила свои позиции. Итак,
она проницательно признала безгрешность «первых
побуждений». В том числе и влечение, тягу мужчины
ко всем встретившимся на его пути женщинам. Она
понимала, что с этим влечением непосредственно свя-
зано все остальное — как плохое, так и хорошее, как
порок, так и добродетель. Однако выражение «первое