В объятиях Хелиаша

В тот же день мы уехали в Варшаву и в среду уже были дома. На вокзале все быстро расхватали чемоданы и разъехались по домам. Меня оставили одного. Я сидел в вагоне и не знал, что мне делать. Я уже хотел было позвать носильщика, чтобы он вынес меня к дрожкам, как вдруг в купе появился Хелиаш, мой добрый, милый товарищ. Никогда не забуду его заботы и нежности. Он поднял меня на руки, как ребенка, послал носильщика за моими чемоданами и отвез меня в часть.

В батальоне санитар дал мне костыли, на которых я и предстал перед капитаном Польняшеком. Покончив с формальностями, я поехал в госпиталь на Нововейскую улицу. Там меня встретили как старого знакомого. Доктор, внимательно осмотрев ногу, тут же уложил меня в постель. Он запретил мне не только ходить, но даже двигаться в постели. Нога страшно опухла, и невозможно было применить никакого лечения. Мне делали только компрессы. Боль немного утихла, но лежать без движения было трудно. И снова одиночество. Вокруг ходили больные, но мне вовсе не хотелось заводить новые знакомства.

Я надеялся, что ко мне придет кто-то из клуба, но прошло воскресенье, и никто не пришел. Только в четверг приехали мама и несколько знакомых, но... из Ожарува. Никто из Союза легкой атлетики меня не навестил. Я давал себе слово бросить спорт. Стоило ли столько трудиться, так выкладываться и в ответ встречать только черную неблагодарность!

Итак, почти неподвижно я пролежал три недели. Санитарка, которая помнила меня еще по прошлому пребыванию в больнице и относилась ко мне не слишком доброжелательно, узнав, что я спортсмен, совершенно изменилась и даже добилась для меня офицерского пайка. Через три недели я попытался ходить, но нога никак еще не сгибалась в суставах, и каждое движение причиняло боль. Кроме того, дни, проведенные в постели, ослабили мой организм.

После многих усилий я научился передвигаться с палочкой.

В это же время по поручению госпитального начальства я выполнял функции коменданта палаты. В мои обязанности входило поддерживать порядок и помогать медсестре по хозяйству. А через пять недель я получил увольнительную в город. Чувствовал себя хорошо, нога почти не болела. Взяв тросточку под мышку — больше из щегольства, чем по необходимости,— я отправился в Центр физического воспитания. Так как массажи, которые мне делали в больнице, были для меня слишком слабыми, я стал каждый день приезжать в Центр, где меня массировал мой постоянный массажист Дубняк. С каждым днем нога становилась лучше, и через две недели я совершенно отказался от трости, правда, о тренировках еще было рано и мечтать. Наконец, несмотря на протесты врача, я выписался из госпиталя.

В один прекрасный день произошло событие, которое заставило меня совершенно отказаться от мысли бросить спорт. Дело было так. Выписавшись из госпиталя, я приехал после обеда в канцелярию Центра физического воспитания. Вдруг вижу: открывается дверь и входит Петкевич. Он сделал вид, что меня не заметил, и, не сняв даже шляпы, прошел в кабинет массажистов.

Меня затрясло от обиды и возмущения. «Ничего себе, меня даже не замечают,— подумал я.— В том, что обо мне забыли, я мог убедиться в госпитале, но тут еще, видно, считают, что я кончился как бегун. Не дождутся. Я всем докажу, что еще могу снова показать себя, что могу победить Петкевича, и не один раз».

И я понял, что это и станет моей главной целью и главным стимулом, а когда во мне такой запал, я добьюсь своего. Только бы болезнь меня отпустила.

В это время легкоатлеты готовились к первенству Польши, которое должно было состояться вскоре в Познани. Выступить там я, конечно, еще и не мечтал, но ничто не могло мне помешать быть зрителем и взглянуть, какие результаты показывают лучшие бегуны страны.

Военное начальство было великодушным. Мне дали — правда, по ходатайству врачей — шестинедельный отпуск и бесплатный билет в Познань и обратно. На первенстве Польши не было неожиданностей. Я сидел на трибунах как зритель и смотрел на беговую дорожку, что причиняло почти физическую боль. Понять меня может лишь тот, кто жил активной спортивной жизнью и на время из-за трудных обстоятельств был выключен из нее. Тем более было обидно, что спортсмены выглядели на беговой дорожке весьма бледно и показывали не лучшие результаты.

Вернувшись из Познани, несмотря на предостережения врачей, я начал понемножку тренироваться. Сначала очень осторожно, чтобы не переутомить ногу, потом все интенсивнее: через месяц должны состояться соревнования на первенство армии, на которые я был заявлен. Но я не рассчитал силы, и нога снова начала побаливать. Опасаясь рецидива, я ослабил напряженность тренировки, о совершенном же прекращении работы не могло быть и речи.

За несколько недель до первенства командование организовало подготовительные курсы для спортсменов, а техническое руководство возглавил Клумберг. Я также попал на эти курсы. Через несколько дней острая боль вынудила меня прервать тренировки, и врач, обследовав мою ногу, запретил участвовать в соревнованиях и прописал мне курс лечения на курорте. Узнавоб этому руководство все-таки, уговорило меня поехать на соревнования и обещало потом послать на лечение. Я согласился.

Первенство армиисостоялось в Познани 12—15 августа. Я стартовал в кроссе на 3000 м и беге на 5000 м. Недостаточная тренировка, боль в ноге, страх перед поражением, конечно, дали себязнать. В беге на3000 м, почти не имея соперников, с трудом пришел к финишутретьим, а в беге на 5000 м через несколько кругов вообще сошел с дорожки.

Мнебыло неприятно, что я подвел товарищей, и единственное утешение заключалось в том, что наша команда все-таки победила.

Из Познани вместо курорта поехал в Варшаву, чтобы начать лечение сначала. Нога снова опухла. Я не мог позволить себене только тренировки, но даже массаж. Снова последовали компрессы и прогревания.