Помните ваше первое то самое задание, на которое ходили?

- Я тогда только понял, что в разведку попал, когда подивился тому, что че нас обмундируют в немецкую одежду. Вот когда понял это! А ребята и говорят: «Пойдем немцам в руки, вот куда.» Спрашиваю: «Как?» Говорят: «Ну вот в окоп сходим, и нам скажут немца брать. Ты понимай сам: надо немца взять живым, а не мертвым.» А мы должны были брать тех, которые сидят в бункерах, вот это офицерье, у которых связь уже есть, и все. А нас в разведке было шесть человек. У нас одежа как у немцев была, у меня нож и пистолет были, и у лейтенанта - тоже. Но он младший лейтенант был. Сережа его звать. Фамилию его я забываю. А эти стоят двое: большие, охрана у бункера. А нам им надо рты заклеить. Оружие-то у них мы отобрали. А никак не свалить! Здоровые они оказались ребята. Надо было свалить их: руки и рты заклеить. И больше ничего не надо было с ними делать: пусть лежат. Один говорит: «Сережа!» Спрашивает: «Что?» Он говорит: «А малой то, говорят, в блиндаже.» «Да вы что?» Он тогда бросился туда за мной. А я помогал тогда... А как-то спрашивали меня потом: «Неужели они не справились, четыре человека? Ты еще помогал им.» Я туда зашел, сказал по-немецки: «Аф штейн!» Немцы в бункере сидели раздевшись за столом. И сразу встали, руки вот так прижали, ну и смотрят друг на друга. А мне как раз все так попалось, что один таким родом встал впереди (показывает), а тот вот сзади. А у нас разведчики, как пленного захватывают, так наручники надевают, такие кольца. Я тогда на руки ему раз, кольца надел, потом — мешок на голову. Он этому второму, видать, говорит: русский разведчик. А я второму уже кольца надел. Только забыл мешок надеть на голову. И сказал: «Никст шпрехен!» Это значит, что стрелять буду. А этот Сережа, который был лейтенант, он хорошо говорил по-немецки. Он еще мне говорит: «Ты кое что знаешь по-немецки?» Я говорю: «Да кое что знаю. Когда немцы то наступали, они говорили, я слышал.» Он говорит: «Ну ничего. У меня аж душа заболела. Выстрела нет, а мне надо бежать. Может, тебя там захлестнули.» А они сидели за столом, пистолет у них расстегнут и положен на стол был. И сидели они там, в общем. Что они там говорили, не помню. Ну, говорят, ладно. А когда я зашел, еще разговор такой был. «Вастаматен!» «Них астаматен. Геме!» Все. И так мы и пошли. Вышли, на головы надеты мешки, и они пошли. И пошли мы с пленными туда, где был тот, который нас послал. Туда надо их нам надо было доставить. Вы, наверное, понимаете, куда. Где, как говориться, должны были нажимать им на мозги. А они были эти самые: те, которые докладывают, где их, где наши части, где их сила. Они про свою силу тоже должны сказать. Вот тогда их не убивают, а отправляют в лагеря. Вот они говорят: вы нас в лагерь отправьте. А наши говорят: нельзя, вас свои убьют, мало сила какая немецкая, и вдруг вот что получается. Потом проверили. Они стали говорить: вот в таком то направлении скопляется немецкая сила. Послали туда других разведчиков. Те докладывали Жукову: да, большая сила, вот туда надо «Катюш» побольше поставить, чтоб ударить по этой силе. И вот я с Жуковым встречался два раза. И так мы и воевали. Меня недавно председатель Совета ветеранов спрашивал, брал ли я такой-то город. Я говорю: когда мы шли фронтом, откуда я знаю, какие города мы освобождали. Который помню, который — не помню. Жуков Георгий Константинович — он все помнил. Он все знал. А как-то шли мы на задание, и лейтенант задержался. Я говорю: «Че ты никак не свалишь его? У тебя же пистолет. Ты давай этим пистолетом: так и не убил его, он он шмырился бы и лег, упал бы. Тут бы ему заклеили руки, рот. Куда бы тот делся бы?»