Подруга Дьявола 9 страница

– Рада видеть тебя, Алан, – приветствовала Энни Бэнкса.

Они встретились во вторник утром в небольшом, расположенном вдали от рыночной площади тихом пабе «Конь и гончие», где подавали вкусные салаты и можно было ублажить себя пинтой пива, не опасаясь, что об этом прознает суперинтендант Катрин Жервез. Они сидели в зале без окон – здесь запрещено было курить. Темное дерево панелей удачно сочеталось с красным бархатом мебельной обивки и старинными литографиями на тему охоты – публичную демонстрацию сцен травли лисиц еще не успели законодательно запретить. За напитками приходилось ходить в соседний зал – единственное, пожалуй, неудобство для посетителей этого тихого места, идеально подходящего для уединенных встреч.

Энни пила диетический швепс с лимоном – с субботнего вечера она в рот не взяла ни капли алкоголя, Бэнкс неторопливо подносил ко рту пинтовую кружку эля, и то, каким удовольствием при этом светилось его лицо, нервировало Энни. Зарока никогда больше не пить она не давала. Просто взяла короткую паузу, чтобы прийти в себя и успокоиться, обдумать ситуацию и, если удастся, немного сбросить вес. А завтра она вполне может позволить себе пинту. Или стакан вина вечером после работы. К счастью, к гамбургеру, который Бэнкс ел с наслаждением, Энни отнеслась совершенно равнодушно.

– Чему обязан удовольствием видеть тебя? – спросил Бэнкс после нескольких минут разговора ни о чем: об общих знакомых и приятелях в полиции Восточного Йоркшира.

– Ты, я слышала, сейчас ведешь дело об убийстве в Лабиринте? – Энни все еще не торопилась переходить к главному. – Бедная девочка! Подозреваемые уже есть?

– Как не быть! Ждем результатов экспертизы. Кроме того, необходимо побеседовать с несколькими людьми. Кев Темплтон считает, что мы имеем дело с серийным убийцей. Не дай бог, он прав. Жертва пока всего одна, но налицо все признаки сексуального преступления с применением насилия, а те, кто совершает такие преступления, обычно на первом не останавливаются.

– Кевин Темплтон – настоящая задница, – поморщилась Энни.

– Не стану спорить, однако у него есть шансы стать хорошим копом, если он выбросит дурь из головы и начнет относиться к работе серьезно.

Энни скептически хмыкнула:

– Ладно, пусть живет… Хотела рассказать тебе, куда привело расследование в Уитби.

– Это интересно! – оживился Бэнкс. – До меня дошли слухи, что убита женщина, прикованная к инвалидному креслу.

– Так и есть, – подтвердила Энни. – Женщина по имени Карен Дрю.

– Это имя не вызывает у меня никаких ассоциаций.

– Ничего удивительного, – пожала плечами Энни. – На самом деле ее зовут по‑другому. Джулия Форд вчера раскрыла ее инкогнито.

Рука Бэнкса с зажатым в ней гамбургером замерла на пути ко рту, через секунду недоеденный гамбургер оказался на тарелке.

– Джулия Форд… «Взрыв из прошлого»…^[16]

– Ну как, появились ассоциации?

– Да, но меня уже воротит от звука этих раскатов. Джулия Форд. Женщина в инвалидном кресле. Боюсь, что известия будут нерадостными.

– Убитая – Люси Пэйн.

– Проклятье! – упавшим голосом произнес Бэнкс. – Пресса и телевидение еще не в курсе?

– Пока нет, но скоро будут в курсе. Суперинтендант Браф пытается заговорить им зубы. Сегодня во второй половине дня он намерен провести пресс‑конференцию.

– Надеюсь, ты не ждешь от меня сожалений по поводу ее трагической кончины? – спросил Бэнкс.

– Я всегда недоумевала по поводу ваших с ней более чем странных отношений, – сказала Энни. – Отчасти поэтому я попросила тебя о встрече.

– Странные отношения? С Подругой Дьявола? Да она вконец испортила мое впечатление от отличной песни группы «Грейтфул Дед»! Теперь как услышу «Фрэнд оф зэ Девил», так сразу вспоминаю лицо Люси и эти тела в погребе.

– Алан, это же я, очнись! Это я, Энни, а вовсе не Джим Хэтчли. Так что не прикидывайся дураком.

Бэнкс поднес к губам кружку и сделал несколько глотков. Энни пыталась представить, о чем он сейчас думает. Ей это никогда не удавалось. Сам‑то Бэнкс считал, что его лицо можно читать как открытую книгу, однако в действительности проникнуть в ход его мыслей было так же трудно, как увидеть дно в пинтовой кружке с нефильтрованным пивом.

– В Люси было что‑то неординарное, это правда, – кивнул, наконец, Бэнкс. – Но, как бы то ни было, она убийца.

– Молодая и притом красивая, – добавила Энни.

– Это точно, – согласился Бэнкс. – Ты намекаешь, что это повлияло на мое отношение к ней?

– А разве когда‑нибудь бывало иначе? И за примерами не надо далеко ходить – я хочу сказать, не обязательно вспоминать историю Елены Троянской.

– Однако я и не думал защищать Люси, – возразил Бэнкс. – Наоборот, считал ее виновной в такой же степени, как и ее мужа, и по этой причине хотел упрятать за решетку.

– Помню. Но ведь ты понимал ее, верно?

– Ничего подобного! – Бэнкс помолчал и добавил: – Возможно, я хотел понять ее и даже пытался, но это никоим образом не связано с ее внешностью. Я и видел‑то ее всю обмотанную бинтами. И вообще, в глубь сложных преступных натур лучше не соваться! Заглянешь – а там темнота преисподней. Мы оба сталкивались с такими случаями.

– Touche!^[17]– откликнулась Энни: она немедленно подумала о Филе Кине, внесшем страшную смуту и в ее жизнь, и в жизнь Бэнкса. Больше года прошло, а она так до конца и не пришла в себя, о чем свидетельствует хотя бы ее эскапада с этим мальчишкой‑музыкантом. Очаровательный психопат Кин через Энни отслеживал ход расследования совершенного им преступления, а оказавшись под угрозой ареста, чуть не убил Бэнкса.

– Такого детства, как у Люси Пэйн, нарочно не придумаешь и врагу не пожелаешь! – продолжал Бэнкс. – Я не утверждаю, что это служит оправданием или хотя бы объяснением ее поступкам, но представь, каково это, когда твоя родная семья держит тебя в клетке и подвергает сексуальному насилию изо дня в день, из года в год?

– Это ты к чему? Тот, кто подвергся сексуальному насилию, становится сексуальным насильником?

– Конечно, это звучит как избитый газетный штамп, но ведь дело обстоит именно так?! Ты не согласна с моим теоретизированием по поводу судьбы Люси Пэйн, но в некотором смысле смерть для нее – счастливое избавление. – Он поднял кружку словно в ироническом тосте и молча поднес ее к губам.

– Все правильно, – согласилась Энни. – Вот я и решила: необходимо снова поднять то дело, если мы хотим выйти на след убийцы Люси.

– Но ведь ты, как и я, уверена, что она виновна.

– Да, – подтвердила Энни. – Ну и что? Именно поэтому я землю буду рыть, чтобы найти убийцу.

– Думаешь этим подтвердить, что способна побороть свое предубеждение?

– А что в этом плохого? Стыдно признаться, но я действительно обрадовалась, когда узнала, что Люси разбил паралич и чем дольше будет длиться ее жизнь, тем больше она станет страдать. Частью сознания я понимаю, что это справедливая отместка за муки, которые она причинила тем несчастным девушкам. Своего рода карма, если угодно.

– А что говорит другая часть твоего сознания?

– Она говорит, что все эти доводы и самооправдания – просто чушь собачья. Что бы она ни сделала, кем бы ни была, Люси Пэйн – это человеческое существо. Общественное мнение выступает против смертной казни, однако кто‑то, решив действовать по своим собственным законам, взял да и перерезал горло Люси Пэйн – беззащитной женщине в инвалидном кресле. А это противоречит всему, во что я верю. Не важно, что она сделала, но никто, черт возьми, не обладает правом лишать ее жизни!

– А по‑моему, кто‑то пожалел ее и совершил доброе дело.

– Ну уж нет, это не убийство из милосердия!

– Почему ты так считаешь?

– Хотя бы потому, что не встречала ни одного человека, который считал бы, что она заслуживает хоть каплю милосердия! За исключением тебя.

– Но я не убивал ее, – парировал Бэнкс.

– Ну ладно, давай сменим тему, а то ты уже начал придуриваться.

Бэнкс провел пальцами по шраму возле правого глаза:

– Прости. Я не насмехаюсь. Я только хочу, чтобы ты отдавала себе отчет, в какую банку с червями собираешься сунуть руку. Ты же отлично понимаешь, кто будут главные подозреваемые.

– Конечно понимаю! – не задумываясь, выпалила Энни. – Родители, родственники и друзья девушек, которых чета Пэйн насиловала, мучила и убивала. Их соседка Мэгги Форрест, которую Люси сначала обманула, а потом предала. Или даже один из полицейских, участвовавший в расследовании. Не забудь еще друзей и родственников Джанет Тейлор: она тоже стала одной из жертв этого преступления. Короче говоря, ее смерти могли желать очень многие люди, в том числе и искатели скандальной известности. Признания от всяких психов на нас теперь так и посыплются!

– Вот именно! Так на черта тебе пытаться разворошить это осиное гнездо?

– Да потому, что это мой долг. Я должна вернуться в прошлое. Только по дороге туда я сумею оказаться там, где хочу.

– Для меня это звучит немного мистически, все равно что звук хлопков одной рукой.

– Ну, «Пинк Флойд» ты уже наслушался под завязку, пора привыкать и к другим звукам… Послушай, Алан, я попросила о встрече, чтобы спросить: могу ли я рассчитывать на тебя?

Бэнкс вздохнул, откусил кусок гамбургера и запил его элем. Затем пристально и открыто посмотрел прямо в глаза Энни; она буквально обмерла: давно уже Бэнкс не смотрел на нее так.

– Ну конечно же можешь, – мягко произнес он. – И ты знала это с самого начала. Я попробую завтра утром организовать в Лидсе встречу с Филом Хартнеллом и Кеном Блэкстоуном.

Энни бросила в него ломтик картофеля:

– Скажи, зачем тебе понадобилось так долго меня мучить, прежде чем сказать об этом?

Бэнкс улыбнулся:

– Это доставило мне массу удовольствия. И, раз уж ты здесь, расскажи, что интересненького происходит в твоей жизни?

– Как же, жди, – ответила Энни, накручивая на палец прядь волос.

Уинсом не нравилось работать с Темплтоном, и вовсе не потому, что он первым выбился в сержанты (хотя и это немало ее обижало), главное – ей были не по душе его методы, наплевательское отношение к чувствам других людей, а также и то, с каким плотским вожделением он смотрел на нее. Если бы Уинсом решилась завести бойфренда – чего она пока делать не собиралась, – Темплтон был бы последним в списке претендентов. Ну а раз уж им пришлось работать в паре, она пыталась сдерживать свои чувства, выслушивая призванные поразить ее воображение рассказы о клубах и диджеях, о которых она слыхом не слыхивала, пропускала мимо ушей прозрачные намеки о его сексуальной отваге и выдержке, терпела, когда он украдкой бросал вожделеющие взгляды на ее бедра и грудь. Уинсом с наслаждением обвинила бы Темплтона в сексуальных домогательствах, но дела такого рода, как правило, бьют по женщине рикошетом. Так что не стоит бежать с жалобами к боссу, нужно справляться с этой проблемой самой.

Уинсом предупреждала Бэнкса, что, по ее мнению, слишком рискованно посылать Темплтона беседовать с родителями Хейли Дэниэлс. Бэнкс разделял её опасения, но, во‑первых, у них мало людей, а во‑вторых, считал он, неплохо будет посмотреть на этих людей другими глазами. Иногда в подобных случаях Бэнкс, придав лицу таинственное выражение, добавлял, что отвратительные и возбуждающие непредвиденную реакцию методы Темплтона могут оказаться результативными, обеспечивая прорыв в защитной аргументации преступника. Уинсом это не убеждало: она видела этого ублюдка в деле, а Бэнкс не видел. Энни Кэббот поняла бы ее. Как жаль, что Энни сейчас не с ними!

Уинсом остановила машину, не доехав до нужного дома в Суэйнсхеде, и, переходя мост, снова подверглась пристальному осмотру стоящих на нем стариков.

– Да что это с ними? – удивился Темплтон. – Они ведут себя так, словно никогда раньше не видели темнокожей женщины.

– Наверное, и не видели, пока я не прошла мимо, – пожала плечами Уинсом.

Репортеры уже ретировались, возле дома ни души. Всего два дня назад здесь узнали о смерти Хейли, однако дом изменился разительно: он казался старым и запущенным. На стук Уинсом вышел Джефф Дэниэлс. Он в сильном смущении отвел глаза в сторону, но посторонился, пропуская ее и Темплтона в дом. Донна Маккарти сидела в кресле в гостиной. Она выглядела так, словно не спала с субботы. Уинсом по опыту знала, что даже если Темплтон и почувствовал напряженность в отношениях между супругами, то вряд ли захочет принять это во внимание.

– Какие новости? – спросила Донна, глядя, как ее супруг плюхнулся в другое кресло, стоящее против окна.

Темплтон и Уинсом расположились на диване, и она, едва сев, отработанным движением натянула юбку, прикрывая колени. Знай Уинсом, что ей предстоит этим утром опрашивать свидетелей вдвоем с Темплтоном, она надела бы не деловой костюм со строгой прямой юбкой, а брюки. Она скосила глаза на коллегу и заметила, с каким вниманием тот рассматривает Донну Маккарти, оценивая свои шансы и здесь.

– О новостях чуть позднее, – начал Темплтон. – Мы приехали, поскольку возникла необходимость задать вам еще несколько вопросов.

– О? – изумилась Донна.

– Вы, разговаривая с детективом Джекмен, сказали, что не знаете, был ли у Хейли бойфренд, но, по вашему мнению, у нее были сексуальные контакты. Ведь так?

– Ну… я… – замялась Донна, нервно крутя обручальное кольцо.

– Донна, это правда?! – взорвался Дэниэлс; его лицо побагровело от гнева. – Ты что, сказала полиции, что моя дочь вроде как шлюха?

– Я не говорила ничего подобного!

– Мистер Дэниэлс, а вы разве не все свои претензии высказали, – обернулся Темплтон к Джеффу, – когда были привязаны к кровати, а какая‑то молоденькая потаскушка бойко подпрыгивала, сидя на вас верхом?

– Подпрыгивала?.. О чем это он говорит? – спросила Донна, глядя на супруга в упор.

– А вы что, ничего не знаете? – притворно изумился Темплтон, состроив недоверчивую мину. – Муж вам ничего не рассказал?

– Не думаю, что это следует… – попробовала вступить в разговор Уинсом.

– Ну уж нет! – взвился Темплтон, жестом приказывая ей не вмешиваться. – Жена должна знать.

– Что я должна знать? – спросила Донна. – Что вы имеете в виду?

– Мы разыскали вашего супруга вовсе не на деловой встрече… скорее, на встрече извращенцев. Он был привязан к кровати в номере гостиницы, а некая молодая обнаженная леди занималась с ним любовью. Детектив Уинсом невольно оказалась зрителем первого ряда партера, верно, милая?

– Скотина! – взревел Дэниэлс. – Ты мне ответишь за это!

– Так это правда, Джефф? Кто она такая? Уж не та ли маленькая сучка из офиса, которая готова лечь под любого?

Уинсом на мгновение зажмурилась.

– Успокойтесь! Успокойтесь все! – громко произнесла она. – Простите, мистер и миссис Дэниэлс, но вы разберетесь между собой немного позже, а сейчас нам необходимо поговорить о более важных делах. Мистер Дэниэлс, поймите, никто не говорит, что ваша дочь вступала в беспорядочные сексуальные связи.

– Да она была девственницей! – закричал Дэниэлс. – Девственницей, понятно?! И стала жертвой преступления.

Уинсом утвердительно кивнула, заметив, что Темплтон готовится к новой атаке, а это не предвещало ничего хорошего.

– Ну конечно, – примирительно кивнул Темплтон. – Прошу прощения, если мои слова вы истолковали так, будто ваша покойная дочь не отличалась строгостью поведения. Я имел в виду совершенно другое: если у Хейли действительно был бойфренд, а она держала его в секрете, то сейчас настало время пролить свет на эту тайну.

– Какой еще к черту бойфренд? Кто это сказал? – снова вскипел Дэниэлс.

– Не важно, кто это сказал, – ответил Темплтон. – Так это правда?

– А как вы узнали об этом, – спросила Донна, все еще пристально глядя на мужа, – если, по вашим словам, она держала это в секрете?

– Скажите, – гнул свою линию Темплтон, – замечали вы что‑либо? Как, к примеру, Хейли объясняла свое отсутствие дома? Уходила от ответа или наотрез отказывалась отвечать на вопросы, куда она идет и где проводит ночи, когда не приходит ночевать?

– Она иногда оставалась ночевать у своих подруг по колледжу, когда задерживалась допоздна в Иствейле.

– Это я знаю, – сказал Темплтон. – Она не хотела садиться за руль, потому что не владела ни руками, ни ногами. Вам ведь известно, что люди в состоянии сильного опьянения теряют над своим телом контроль?

– Не думаю, чтобы Хейли напивалась до такой степени, – покачала головой Донна. – Она просто весело проводила время с друзьями.

– Да бросьте вы! – оборвал ее Темплтон. – В субботу она залила внутрь столько и так нагрузила мочевой пузырь, что отправилась отливать в Лабиринт. Так что не пытайтесь убедить меня, будто она себя контролировала.

Донна расплакалась, а Дэниэлс бросился на Темплтона с намерением вцепиться в лацканы его пиджака.

– Ты как говоришь о моей дочери, грязный жестокий подонок?! – кричал он.

– Прочь! – грозным голосом приказал Темплтон, отталкивая несчастного отца и поправляя пиджак.

Ну и дела, подумала Уинсом, жалея, что Дэниэлсу не удалось угостить ее напарника хорошим тумаком. Вот и еще один допрос завершился по вине Темплтона дурацким скандалом. Ну как, черт бы его побрал, такой примитивный, упертый идиот в наше время и в его‑то годы смог получить чин сержанта? Она решила принять главный удар на себя, постараться выправить положение.

– Давайте все успокоимся. Сержант уголовной полиции Темплтон, возможно, не всегда дипломатичен, но он поднял очень серьезные вопросы, а ваши ответы могут помочь выйти на след убийцы Хейли. Итак, знает ли кто‑нибудь из вас хоть что‑то о ее бойфренде?

Супруги одновременно покачали головами. Дэниэлс не сводил злобного взгляда с Темплтона, а Донна, похоже, была готова убить их обоих.

– Неужели вы и вправду ничего не знаете? – бесстрастным тоном вопросил Темплтон. – Ведь наверняка вы следили за ней и не позволяли делать все, что заблагорассудится?

– Ей было девятнадцать лет, мистер Темплтон, – сказала Дона. – Как можно следить за девушкой в таком возрасте?

– Неужели она никогда ни о чем таком не упоминала, ну хотя бы вскользь? – спросила Уинсом.

– Вы говорите так, будто я во всем виновата! – Вздохнув, Донна потянулась за салфеткой. – По‑вашему, если бы я была к ней более внимательна, так ничего бы и не случилось?

– Ну что вы, – успокоила ее Уинсом. – Вам не в чем себя винить. Во всем, что произошло с Хейли, виноват лишь один человек – ее убийца.

– Вы знали, что она носит в сумочке презервативы? – вступил в разговор Темплтон.

– Нет, не знала. – Донна сделала отстраняющий жест. – Я никогда не заглядывала в сумочку Хейли.

Дэниэлс с отвращением смотрел на Темплтона.

– А вас это не удивляет? – спросил Темплтон.

– Да нет, – пожала плечами Донна. – Хейли, безусловно, понимала, что необходимо беречься. Вся молодежь это знает.

– А по какой причине Хейли никому не рассказывала о своем бойфренде? – задумчиво проговорила Уинсом. – Может, он был много старше? Или даже женат?

– Ничего не могу сказать по этому поводу, – отрезала Донна.

Темплтон повернулся к Дэниэлсу и с издевкой заговорил:

– В подобных делах вы обладаете определенным опытом, верно? Вы трахались с Мартиной Редферн в то время, как Хейли убивали. Любите молоденьких, а? И если покопаться, не окажется ли, что вы как раз тот человек, которого мы ищем?

Если он ожидал от Дэниэлса еще одной вспышки гнева, подумала Уинсом, то явно просчитался.

Дэниэлс, унылый и жалкий, неподвижно сидел в кресле.

– Я совершил много ошибок, – грустно произнес он. – Очень много. Сейчас я надеюсь лишь на то, что у Донны доброе сердце и она простит меня. Но мои ошибки не могут помочь вам поймать убийцу моей дочери… Так что, если вы собираетесь поймать убийцу, а не рассорить мужа с женой, вам уже пора оторвать задницы от дивана и начать делать что положено!

– Как раз это мы и пытаемся делать, сэр, – стараясь, чтобы ее голос звучал убедительно, ответила Уинсом. Она сама удивилась тому, что бросилась на выручку Темплтону. Без этого они не добьются результатов от беседы с родителями жертвы. Однако пусть этот хлыщ не думает, что спасательные работы войдут у нее в привычку! – А Хейли никогда не рассказывала вам… ну, к примеру, о своих преподавателях в колледже? – спросила Уинсом после недолгой паузы.

– Иногда рассказывала, – подумав, ответила Донна.

– О ком‑то конкретном?

– Об Остине! – неожиданно выпалил Дэниэлс. – Малкоме Остине! Помнишь, Донна, того парня, который возил их класс на экскурсию в Париж в прошлом апреле?

– Да, – подтвердила Донна. – Несколько раз она о нем упоминала. Но он преподавал ее любимый предмет. Я не замечала здесь… личного интереса.

– Вы с ним не встречались? – спросила Уинсом.

– Нет, – ответила Донна. – Мы не встречались ни с кем из ее преподавателей. Со школьными учителями встречались, конечно, но когда она стала студенткой колледжа, необходимость в этом, по‑моему, отпала.

– То есть вы не знаете, сколько ему лет, женат ли он и все такое прочее?

– К сожалению, нет, – извинилась Донна. – Вы спросили, упоминала ли Хейли кого‑то из преподавателей, так вот – упоминала она только об Остине.

– Романтический город Париж, – мечтательно произнес Темплтон, проводя пальцами по ляжке, словно игрок в крикет, обтирающий шар перед ударом.

Уинсом поднялась с дивана.

– Спасибо, что ответили на наши вопросы, – обратилась она к супругам. – А теперь нам предстоит побеседовать с мистером Остином.

Темплтон продолжал сидеть на диване, и эта его неподвижность встревожила Уинсом. Черт, она нарушила субординацию! Это он, как старший по званию, должен был подать сигнал к окончанию беседы. Если он разозлится и нарушит шаткое и с таким трудом установленное согласие, то все ее старания насмарку! Наконец Темплтон встал и, посмотрев на Дэниэлса долгим многозначительным взглядом, буркнул сквозь зубы:

– Очень скоро мы снова побеседуем с тобой, приятель.

Затем, достав из кармана визитку, с важным видом протянул ее Донне, которая пронзала супруга взглядом, как матадор уставшего быка.

– Если вы, моя милая, вдруг вспомните что‑то, – вкрадчивым голосом произнес Темплтон, – без колебаний звоните мне в любое время дня и ночи.

Когда полицейские подошли к машине, Темплтон, схватив Уинсом за руку, склонился к ней так близко, что она ощутила мятный запах жевательной резинки, и произнес с нажимом:

– Никогда больше так не делай в моем присутствии.

– Такого случая никогда больше не представится, – ответила Уинсом, удивляясь собственной отваге. Затем резким движением освободила руку и еще раз удивила саму себя, отважно бросив: – И не трогайте меня своими погаными лапами, сэр!

Во вторник после рабочего дня Бэнкс оказался дома довольно рано. Как хорошо побыть одному! Его радость не омрачало даже то, что ни о чем, кроме убийства Люси Пэйн, он сейчас думать не мог, как ни старался. В конце дня по телевидению показали пресс‑конференцию начальника уголовной полиции Восточного округа Брафа, и теперь Люси Пэйн и убийства в доме номер 35 по Хилл‑стрит, или в «доме Пэйнов», как его называли в прежние времена, снова оккупировали первые полосы газет.

Бэнкс засунул в плеер диск Марии Малдор «Мое сердце»^[18]и, глядя через окно на улицу, стал раздумывать, чем бы поужинать: разогреть пряную баранину с рисом из индийского ресторана или снова съесть котлету по‑киевски из магазина «Маркс энд Спенсер». Мария между тем пела песню Боба Дилана «Проливной дождь», что совсем не соответствовало погоде за окном. Солнце садилось, и полосы ярко‑красного, пурпурного и малинового цветов, пробиваясь сквозь просветы в облаках, затянувших западный край неба, отражались в быстротекущей воде протоки Гретли‑Бек, которая в эти мгновения казалась темной, плавно извивающейся нефтяной струей. Со следующей недели вводится летнее время – значит, до позднего вечера за окном будет светло.

В конце концов Бэнкс приготовил себе сэндвич с ветчиной и сыром, налил бокал австралийского рислинга «Питер Леманн». К аудиосистемам плеера и плазменного телевизора были подсоединены дополнительные динамики, установленные на кухне и в гостиной, поскольку там он иногда читал, работал за компьютером или просто отдыхал. Диван в гостиной был удобный, торшер светил так уютно, а огонь в камине согревал в холодные зимние вечера. Сегодня разжигать камин было незачем, однако Бэнкс все‑таки решил поужинать здесь и почитать во время еды захваченные с работы бумаги. Он уже договорился с Кеном Блэкстоуном и Филом Хартнеллом о встрече в Лидсе следующим утром. Энни ночует в своем доме на Харксайд, и ему придется заехать за ней в половине десятого утра. Но до этого он должен поработать дома.

Материалы, которые Бэнкс собирался просматривать, он, собственно, помнил наизусть. Не стоило копаться в папках, чтобы восстановить в памяти имена: Кимберли Майерс, пятнадцати лет, не пришла домой в пятницу после школьных танцев; Келли Дайэн Мэттьюс, семнадцати лет, пропала во время предновогодней вечеринки в Раундхей‑парке в Лидсе; Саманта Джейн Фостер, восемнадцати лет, пропала по пути домой с поэтического вечера в пабе рядом с Брэдфордским университетом; Лиан Рей, шестнадцати лет, пропала по пути из паба к дому родителей в Иствейле (весь путь занимал не более десяти минут); Мелисса Хоррокс, семнадцати лет, не вернулась домой после поп‑концерта в Харрогите. Пять молодых девушек, ставших жертвами Теренса Пэйна, прозванного «Хамелеоном», и – многие в это верили – его жены Люси, получившей впоследствии прозвище Подруга Дьявола.

Два копа, совершавшие обычный патрульный обход, были вызваны к дому Пэйнов в западной части Лидса соседями, обеспокоенными доносящимися из окон громкими криками. Войдя в дом, полицейские обнаружили в гостиной лежащую без сознания Люси Пэйн, ставшую, по всей вероятности, жертвой нападения собственного мужа. Теренс Пэйн, прятавшийся в подвале, бросился на патрульных с мачете и убил Денниса Морриси. Его напарница, Джанет Тейлор, изловчилась нанести Теренсу Пэйну несколько ударов дубинкой и продолжала бить до тех пор, пока тот не прекратил сопротивление. Впоследствии он скончался от полученных ран.

Бэнкса вызвали в подвал, в котором местная полиция обнаружила связанное обнаженное тело Кимберли Майерс, лежавшее на матраце и окруженное свечами. Вокруг грудей и в области гениталий имелись множественные порезы. В соседнем помещении нашли закопанные расчлененные тела других девушек. Как показало вскрытие, их тоже пытали подобным образом. Помимо запаха, пропитавшего весь подвал, Бэнксу больше всего запомнилось, что закопанные в землю туфли девушек казались маленькими грибками, пробившимися на поверхность. Иногда по ночам его мучили кошмарные сны о том, что он видел в подвале дома номер 35 по Хилл‑стрит.

Обдумав недавнюю встречу с Энни, Бэнкс решил, что в разговоре занимал позицию явно оборонительную. Лучше всего ему запомнилась первая встреча с Люси Пэйн. Он увидел ее на больничной койке, совсем не такую красивую, как на газетных фотографиях. Половину лица скрывала повязка, черные, цвета воронова крыла волосы разметались по лицу и подушке, здоровый глаз, смотревший на Бэнкса с усталой прямотой, был таким же черным, как и ее волосы.

Люси, разумеется, отрицала какую‑либо причастность к преступлениям мужа и даже утверждала, что ничего не знала о них. Во время допросов миссис Пэйн Бэнкса не покидало чувство, что она постоянно находится либо на шаг впереди него, либо на шаг в стороне: она, словно предвидя его вопросы, подготавливала ответы, а заодно и необходимые эмоции. В голосе звучали боль и сожаление, но ни малейшего намека на признание ее собственной вины. Она была то ранимой, то вызывающе дерзкой, то жертвой, то человеком, склонным к сексуальным аномалиям. История ее жизни, когда она стала известна следствию, представляла собой невообразимую череду ужасов, происходивших в уединенном доме на побережье, где детей из двух семей их родители подвергали ритуальным сексуальным истязаниям, и это продолжалось до тех пор, пока однажды социальные работники, наслушавшись разговоров о сатанинских обрядах, не нагрянули в этот дом.

Бэнкс встал, чтобы налить еще бокал вина. Вино помогало ему погружаться в прошлое, размышлять о людях, с которыми ему пришлось сталкиваться в ходе расследования дела Хамелеона: от родителей жертв до соседей и одноклассников некоторых девушек. Среди них был даже один учитель, попавший на короткое время в число подозреваемых; он был приятелем Пэйнов, и звали его Джеффри Бригхаус. Список подозреваемых оказался поистине огромным – Энни и ее команде было из кого выбирать.

Вспоминая о жертвах Пэйнов, Бэнкс невольно возвращался мыслями к Хейли Дэниэлс. Он категорически против того, чтобы новое дело, в которое его почти незаметно втянула Энни, влияло на его расследование. Его долг перед Хейли – найти того, кто прервал ее жизнь на взлете. Если повезет, ко времени их завтрашнего возвращения из Лидса будут готовы некоторые результаты лабораторных исследований. К тому же Уинсом и Темплтон успеют побеседовать с большинством приятелей и подружек Хейли, с которыми она проводила субботний вечер, а также допросят и предполагаемого возлюбленного – Малкома Остина.

Бэнкс понимал, что допустил ошибку, послав для беседы с Дэниэлсом и Донной Маккарти эту пару – Уинсом и Темплтона. Как только детективы вернулись в управление, Бэнкс сразу понял, что визит не прошел гладко. Он был уверен: ни тот ни другой не скажет ему, что именно произошло, как был уверен и в том, что причиной неприязненных отношений между Уинсом и Темплтоном явились сексуальные притязания сержанта, гордившегося суперактивным либидо.