Подруга Дьявола 4 страница

Рэнделл, казалось, успокоился:

– Хорошо. Я попытаюсь.

– В помещении ведь было темно?

– Совсем темно. Я почти ничего не видел до тех пор, пока не включил свет. Там висит, как вы, наверное, помните, голая лампочка, но ее света хватило, чтобы…

– Вы сразу увидели ее?

– Да. На куче обрезков.

– Вы ее знали?

– Нет, конечно.

– И никогда до этого не видели?

– Нет.

– Вы до нее дотрагивались?

– С какой стати я должен был до нее дотрагиваться?

– Чтобы проверить, вдруг она жива?

– Нет, я не дотрагивался. Мне и голову это не пришло.

– Что было потом?

Рэнделл, заерзав на стуле, оттянул ворот свитера:

– Я… кажется, я просто постоял несколько секунд, до меня не сразу дошло, что я вижу. Понимаете, поначалу я не поверил своим глазам. Мне казалось, что она вот‑вот встанет и со смехом убежит, я подумал, что она решила разыграть меня.

– А что, такие случаи уже бывали? Кто‑нибудь из местной молодежи подшучивал над вами?

– Нет. Зачем им?..

– Вы говорили, что сразу догадались: она мертва.

– Чуть позже. Это утро я помню отдельными яркими картинками, которые наслаиваются одна на другую, – я был в шоке.

– Вы дотрагивались до чего‑нибудь в помещении?

– Только до двери. Да, и еще до выключателя. Но в склад я так и не вошел. Увидев ее, я словно к полу прирос.

– Ну а когда немного успокоились?

– Сначала решил идти в магазин и позвонить по телефону девять‑девять‑девять, но потом вспомнил, что полицейский участок – на другой стороне площади, поэтому отправился прямо туда.

– Вы можете припомнить, сколько примерно времени прошло с того момента, как вы обнаружили тело, до момента вашего появления в полицейском управлении?

– Наверное, не могу: не глядел на часы. Я перебежал через площадь…

– Вы сказали, что обнаружили тело в восемь пятнадцать.

– Все правильно. Я посмотрел на часы, когда пришел туда. Привычка.

– А заявление сделали в восемь двадцать одну. Ведь так?

– Раз вы говорите, то так.

– Значит, шесть минут. У вас точные часы?

– Не жалуюсь.

– Понимаете, – переменив позу в кресле, сказал Бэнкс, – мы нашли свидетеля, который видел вас входящим в Лабиринт в восемь часов десять минут по часам на церковной колокольне, а, как нам известно, на то, чтобы дойти от начала Тейлор‑ярда до вашего склада, требуется не более тридцати секунд. Что вы на это скажете?

– Это выходит… одиннадцать минут? Вряд ли я задержался так надолго…

– Так значит, ваши часы спешат?

– Возможно.

– Позвольте, я посмотрю?

– Что?

Бэнкс постучал пальцем по запястью:

– Ваши часы. Можно я посмотрю?

– Да ради бога.

Он, повернув руку, показал циферблат Бэнксу. Двенадцать двадцать семь, столько же показывали и часы на руке Бэнкса, стало быть, и часы на церковной колокольне.

– Точные.

Рэнделл пожал плечами:

– Ну…

– Тогда объясните, чем вы занимались эти одиннадцать минут?

– Я даже не знаю о том, что они вообще были, эти одиннадцать минут! – ответил Рэнделл. – Я ведь уже говорил, я понятия не имею, сколько времени пробыл на складе.

– Ладно, – объявил Бэнкс, вставая. – Будем считать, что вы сказали все. Ведь разница между фактическим временем и временем, которое высчитывается по вашему рассказу, всего пять минут, верно? Ну а что, скажите, может произойти за пять минут? – Бэнкс пристально смотрел в глаза Рэнделла, а когда тот первым отвел взгляд, добавил: – Пришлю сегодня кого‑нибудь из своих людей записать ваши показания.

Здание Мэпстон‑Холла, сложенное из темного старого камня, напоминало своими очертаниями рогатую жабу, присевшую на выступ скалы. За высокими воротами виднелся мощенный гравием проезд, ведущий через заросший деревьями двор к главному входу. Перед ним была устроена парковка, рассчитанная не менее чем на десяток машин. Большая ее часть была уже занята автомобилями гостей и персонала – так решила Энни, – но она нашла место для своей машины и направилась к массивной, украшенной резьбой входной двери. Томми Нейлор с обычным для него безразличным выражением лица шел рядом с ней, внимательно глядя по сторонам. Несмотря на принятую утром таблетку аспирина, пульсирующая головная боль все еще донимала Энни, но не заглушала отчаянного желания погрузиться надолго в пенную ванну, которая, по ее глубокому убеждению, вернула бы ее к жизни.

– А ведь на это заведение требуется немерено бабок, – предположил Нейлор. – Интересно, кто платит по их счетам.

– Могу поспорить, что не министерство здравоохранения, – ответила Энни, хотя на доске у входа прочла, что министерство здравоохранения участвует в финансировании и управлении этим учреждением, предназначенным для людей со спинальными травмами.

– Богатые люди в инвалидных креслах, – покачал головой Нейлор. – А их завещания? Подумать только… Родственникам, наверное, не терпится поскорее добраться до денег? А если то было милосердное убийство?

Энни повернулась к нему.

– Весьма забавное оправдание для человека, который перерезал ей горло. Но мы‑то спросим с этого ангела милосердия по полной.

Интересно, подумала Энни, как жертва осознает, что жизнь уходит? Тело уже не подчиняется разуму, но какие чувства испытывает человек в последние минуты? Облегчение? Ужас? Страх?

Вестибюль здания, похожий на покои старинного замка, оказался таким же мрачным и древним, как наружные стены. На фоне деревянных стенных панелей, широкой винтовой лестницы, дубового паркета, высоких потолков, хрустальных люстр, потемневших портретов сановников восемнадцатого века – надо понимать, представителей клана Мэпстонов – несколько странно выглядели современный компьютер на столе дежурного и бесшумно работающие специальные подъемники для инвалидов. В вестибюле царило неожиданное для такого места оживление: люди входили и шли куда‑то, медсестры и санитарки спешили по своим делам, служители катили по коридорам инвалидные кресла. Управляемый хаос.

Энни и Нейлор предъявили свои удостоверения дежурной, объяснив ей, что их интересует один из пациентов. Девушка была похожа на уставшую от занятий школьницу, приглашенную поработать в уик‑энд, однако на лице ее читались неожиданное выражение властности, уверенность в своей значимости и затаенная агрессивность, свойственные социальным работникам. На бедже было обозначено имя: Фиона.

– Ничего не могу вам сказать, – отрезала она. – Я всего лишь временный сотрудник.

– Тогда с кем мы можем поговорить?

Фиона закусила губу:

– У нас недокомплект персонала. А сегодня воскресенье, да к тому же еще и День матери.

– Ну так что? – спросила Энни.

– У нас просто сумасшедший день. Большая часть посетителей приходится на уик‑энд, понимаете? А воскресное утро – это наиболее горячее время, в особенности…

– …в День матери, – закончила за нее Энни. – Все понятно, но, может быть, все же найдется кто‑нибудь, кто сумеет нам помочь?

– А что конкретно вас интересует?

– Я же сказала. Мне нужны сведения о женщине, которая, вероятно, была здешней пациенткой.

– Имя?

– Вот как раз это мы и пытаемся узнать.

– Ничего не могу вам…

– Фиона, – прервала ее Энни, – это действительно важно. Пожалуйста, пригласите сотрудника, который понимает, где он работает, и способен выполнять свои обязанности.

– Вы не должны так…

– Пожалуйста!

Некоторое время Фиона выдерживала пристальный взгляд Энни, едва превозмогавшей головную боль. Фиона, хмыкнув, потянулась к телефону. Энни слышала, как она передала сообщение на пейджер некой Грейс Чаплин, и через несколько минут элегантная дама, по виду ровесница Энни, в белом накрахмаленном, словно специально сшитом для нее форменном костюме и с доской для записей под мышкой с деловым видом прошла по коридору, направляясь к столу дежурной. Обращаясь к Фионе, она спросила, в чем дело. Фиона метнула нервный взгляд в сторону Энни.

– Мисс Чаплин, где мы можем поговорить? – спросила Энни даму, демонстрируя свое удостоверение.

– Можете называть меня Грейс, – ответила женщина. – Я возглавляю службу по уходу за больными.

– Иначе говоря, вы старшая медсестра? – уточнила Энни.

– Вроде того, – едва заметно улыбнувшись, согласилась Грейс. – Рядом находится конференц‑зал, он должен быть свободен. Прошу вас, следуйте за мной.

Когда Грейс Чаплин повернулась и пошла в сторону ряда двухстворчатых дверей, Энни, приподняв брови, многозначительно посмотрела на Томми Нейлора.

– Походи здесь, посмотри, послушай, – сказала она. – Поговори с сиделками. Если сможешь, то и с пациентами. Пусти в ход свое обаяние. Вдруг что‑нибудь узнаешь.

– Я должен выяснить что‑то конкретное?

– Нет, просто походи и попытайся понять, что это за место. Посмотри, как будут реагировать на тебя люди. Бери на заметку тех, кто посчитает контакты с тобой полезными. Или нежелательными.

– Понял, мэм, – щелкнул каблуками Нейлор и направился к центру вестибюля.

В середине конференц‑зала располагался громадный круглый стол, на котором стоял кувшин с водой, а рядом – поднос со стаканами. Грейс Чаплин не предложила Энни воды, но Энни, опустившись на стул, взяла стакан, наполнила его водой. Чем больше она будет пить, тем лучше.

– На вас, похоже, угнетающе действует погода, инспектор, – сочувственно заметила Грейс. – С вами все в порядке?

– В полном, – ответила Энни. – Разве что простуда начинается.

– Да, это заметно. Так чем я могу быть вам полезной?

Энни вкратце рассказала об убитой женщине в кресле‑каталке. Лицо Грейс стало серьезным.

– Теперь вы знаете, почему мы здесь, – закончила Энни, – и я должна задать вам несколько вопросов. Вы не догадываетесь, кто эта женщина?

– Боюсь, что нет, – ответила Грейс. – Но если вы задержитесь здесь на некоторое время, я, вероятно, смогу кое‑что выяснить.

– Заранее спасибо.

Энни налила себе еще воды. Через большое окно она видела Грейс, которая вернулась в вестибюль и остановилась перед столом дежурной. Грейс что‑то говорила Фионе, лицо девушки выражало сильное волнение. Через некоторое время Фиона вынула из шкафа объемистую книгу, раскрыла, протянула ее Грейс, а та, взглянув на открытую страницу, взяла книгу и пошла с ней назад в конференц‑зал.

– Вот, пожалуйста, – сказала Грейс, кладя книгу на стол. – Это регистрационный журнал ухода и возвращения пациентов. Все, кто в сопровождении друзей или родственников выходит из здания, должны отметиться в этом журнале.

– В данный момент кто‑нибудь из пациентов отсутствует?

– Только одна. Обычно воскресным утром на прогулку вывозят многих, но сегодня погода не располагает: то град, то снег с дождем, да еще и штормовой ветер в придачу, поэтому большинство гостей либо не отважились на долгие прогулки, либо решили побыть в палатах у тех, кого приехали навестить, и дождаться торжественного обеда по случаю Дня матери.

– Как фамилия пациентки, которая числится по журналу на прогулке?

Грейс развернула книгу перед Энни, показывая ей единственную сделанную в этот день запись: Карен Дрю взяли на прогулку в 9.30 утра. Отметки о возвращении пациентки не было. Рядом с ее именем красовалась неразборчивая подпись, первую часть которой, если включить воображение, можно было расшифровать как Мэри.

– Вы уверены, что ее не доставили обратно? – спросила Энни.

– Ошибки, конечно, случаются. Для верности я попрошу кого‑нибудь проверить ее комнату.

– Сделайте это, пожалуйста.

– Секундочку. Фиона передаст сообщение на пейджер Мэл, сиделке Карен Дрю. Вы наверняка захотите поговорить с ней.

– Да, конечно, – подтвердила Энни и опять потянулась к кувшину с водой, а Грейс поспешила к Фионе.

Когда Бэнкс зашел в паб «Куинс армс» пообедать, там уже сидели сержант Хэтчли и новый сотрудник управления полиции Даг Уилсон, проходящий испытательный срок. Им повезло занять столик с ярко‑красной выщербленной столешницей перед окном, выходящим на церковь и рыночную площадь. В пабе негде яблоку было упасть, а за окном толпа людей, вышедших из церкви с букетами и горшками с живыми цветами, растекалась по рыночной площади. Это напомнило Бэнксу о том, что он так еще и не позвонил матери.

Детективы находились при исполнении служебных обязанностей, да к тому же в самом начале расследования серьезного преступления, а потому в соответствии со строгим, практически тоталитарным, режимом, недавно введенным суперинтендантом Жервез, о том, чтобы выпить, не могло быть и речи. Поесть – пожалуйста. Ведь даже при исполнении коп должен питаться. Увидев подходящего к столику Бэнкса, Хэтчли заказал для всех ростбиф и йоркширский пудинг, и они сразу заговорили про дела.

Заметно, что Хэтчли уже пожилой, подумал Бэнкс, хотя тому было всего лишь немного за сорок. Отцовские заботы украсили лицо сержанта морщинами в углах глаз и мешками под ними. Из‑за малоподвижного образа жизни он раздобрел, и теперь эти нажитые килограммы нависали над ремнем его форменных брюк. Густые, цвета соломы волосы поредели на темени, и старательно зачесанные пряди оказались не в силах скрыть лысинку. Но хуже всего было то, что теперь, когда мускулы бывшего игрока в регби превратились в жир, он не внушал ни малейшего страха даже самым мелким преступникам. А ведь бывало, одно его присутствие усмиряло не в меру ретивых злодеев! Однако Хэтчли оставался упрямым и настойчивым копом, и Бэнкс был доволен, что сержанта определили в его команду. А вот на лице молодого полицейского Уилсона, только что окончившего полицейский колледж, ясно читалось, что он бы с большим удовольствием поиграл сейчас в футбол со своими однокурсниками.

Хейли Дэниэлс, как выяснилось, была небезызвестной личностью. Многие официанты и бармены узнали ее на фотографии, позаимствованной Уинсом у Донны Маккарти, хотя никто из опознавших девушку не был с ней хорошо знаком. В ту субботнюю ночь ее видели в нескольких пабах в компании молодых людей, в основном студентов колледжа. В один паб они приходили впятером или вшестером, в другом их было восемь или девять. Хейли пила коктейль «Бакарди бризер» и к концу вечера так нагрузилась, что один официант отказался ее обслуживать. Никто не видел, чтобы она шла по направлению к Лабиринту.

– Девушка, в тот вечер работавшая в баре «Утки‑селезни», узнала ее, – сказал Уилсон. – Она учится в том же колледже, что и Хейли, а в баре подрабатывает – так делают многие студенты, так вот, она частенько видела Хейли в кампусе, хотя знакомы они не были.

– Что еще? – спросил Бэнкс.

– Она назвала имена двух парней, которые в субботу вечером были с Хейли. Когда они вошли в бар, а это было примерно в семь часов, в их компании, как считает эта девушка, было человек восемь, может, девять. Здесь они выпили по две порции и отправились дальше. Они не сильно шумели и держались довольно прилично, но ведь было еще совсем рано.

– Ты не поинтересовался, не проявлял ли к ним особого внимания кто‑нибудь из посетителей?

– Поинтересовался. Она сказала, что в баре собралось еще мало народу и она заметила, что один мужчина за столиком в углу довольно бесцеремонно пялился на девушек. По ее мнению, он не так уж и виноват, потому что одеты девушки были более чем легкомысленно.

– Его имя?

– Она не знает, – ответил Уилсон. – Вроде где‑то видела его раньше, но где, вспомнить не может. Возможно, он один из местных торговцев, которые после рабочего дня заходят в бар, чтобы немного выпить и отдохнуть. Я дал ей свой телефон на случай, если она что‑нибудь вспомнит.

– Молодец, Даг, – похвалил парня Бэнкс.

В пабе между тем становилось все более многолюдно и шумно. Погода была хуже не придумаешь, но тем не менее туристические автобусы один за другим останавливались на рыночной площади, а их пассажиры, прикрыв головы пластиковыми пакетами, гурьбой спешили к дверям паба «Куинс армс». Среди прибывших преобладали немолодые матери в сопровождении своих сыновей и дочерей.

– Даг Уилсон нашел одно заведение, в котором они выпивали, ну а я три, – начал свой отчет Хэтчли. – Ты уверен, что мы ничего не пропустили? – спросил он и выразительно посмотрел на Уилсона, которому не надо было повторять дважды: он соскочил со стула и, опережая и расталкивая туристов, бросился к барной стойке.

– Из него будет толк, – подмигивая Бэнксу, объявил Хэтчли.

– Что тебе удалось выяснить? – спросил Бэнкс.

– Кое‑что интересное, – ответил Хэтчли. – Как мне рассказал Джек Бегли из «Трубача», она не очень‑то стеснялась в выражениях, а уж когда он отказался ее обслуживать… По словам Джека, трудно поверить, что столь бурный поток сквернословия изливался с языка такой симпатичной молодой особы.

– Это все из‑за пьянства, – покачал головой Бэнкс. – Бог свидетель, я и сам не прочь опрокинуть рюмку‑другую, но некоторые нынешние подростки – словно машины без тормозов.

– Не только нынешние, – пожал плечами Хэтчли, почесывая переносицу. – Я мог бы рассказать тебе две‑три истории о похождениях регбистов, от которых у тебя волосы на всех местах встали бы дыбом. А вообще, что такое пьянство, если попытаться дать формулировку этого явления? Пять и больше порций, выпитых подряд, если ты оттягиваешься от трех до пяти раз в месяц. Так говорят эксперты. А теперь укажи мне среди нас хоть одного, кто не вписывается в это определение. Но ты, конечно, прав. Пьянство в наши дни стало угрозой обществу, и в Иствейле дела обстоят похуже, чем в других местах. А кстати, вчера был День святого Пэдди.^[8]Ты же знаешь ирландцев: две рюмки, потасовка, несколько песен, следующая рюмка…

– Ну все, Джим, хватит, – остановил его Бэнкс. – Я обещал суперинтенданту Жервез, что ты не будешь никого оскорблять.

– Я? Оскорблять?.. – воскликнул Хэтчли, и лицо его сделалось недоуменно‑обиженным.

Уилсон с видом довольного собой человека вернулся к столику:

– Этот паб они, как видно, оставили напоследок.

– И Сирил их обслужил?

– Сирила прошлым вечером здесь не было. Эту часть паба обслуживал молодой парень, который сегодня работает в том конце. Он сказал, что компания держалась довольно прилично. Разве что девушки позволили себе кое‑какие вольности в одежде, но никто из них не выглядел настолько пьяным, что можно было отказаться их обслуживать. Они выпили, после чего спокойно отчалили примерно за полчаса до закрытия паба.

– Выходит, это произошло около половины двенадцатого, – подытожил Бэнкс.

– А он не видел, куда они пошли? – спросил Хэтчли.

– По направлению к «Фонтану».

Паб «Фонтан», находившийся на дальнем краю Тейлор‑ярда, работал обычно до полуночи или чуть дольше.

– После стычки с барменом в «Трубаче» спутники Хейли, вероятно, попросили ее вести себя потише, поэтому им и подали выпивку, – предположил Хэтчли. – Интересно, а в «Бар Нан» они не заходили, после того как «Фонтан» закрылся? Хотя там довольно придирчиво относятся к посетителям, но это единственное место в городе, где можно выпить после полуночи, если, конечно, вы не поклонник карри и легкого пива в тайском ресторане.

Мобильный телефон Уилсона зажужжал, он прижал его к уху. Дважды что‑то переспрашивал, а потом некоторое время слушал, нахмурив брови, собеседника.

– В чем дело? – спросил Бэнкс, когда Уилсон выключил телефон.

– Звонила девушка из паба «Утки‑селезни», – ответил Уилсон. – Она вспомнила, где видела того типа, который сидел за столиком в углу. Примерно два месяца назад она порвала свою кожаную куртку и кто‑то посоветовал ей обратиться в магазин‑ателье на углу Тейлор‑ярда. Имени она не знает, но это точно он, хозяин ателье по пошиву и ремонту кожаных изделий.

Сиделка Мэл Денверс оказалась худенькой юной особой двадцати с небольшим лет с наивными глазами и пышной шапкой темно‑каштановых волос. Грейс Чаплин вела себя сдержанно, а Мэл явно нервничала: она постоянно крутила колечко на пальце. Робела в присутствии старшей сестры? Энни рассчитывала вскоре выяснить причину волнения сиделки. Мимо открытых дверей конференц‑зала продолжали сновать посетители и сотрудники. Энни заметила в руках у многих сэндвичи, печенье и чашки с чаем. Как же ей хотелось есть!

Мэл поглядывала то на Энни, то на Грейс.

– Не могу поверить, – пролепетала она. – Карен? Убита?

Она уже осмотрела комнату Карен, а ее товарки – комнаты остальных пациентов Мэпстон‑Холла, надеясь, что Карен каким‑то образом все же вернулась, однако поиски оказались напрасными. К тому же и Грейс, и Мэл признали, что Карен подходит под описание жертвы. Том Нейлор тем временем осматривал комнату Карен Дрю.

– Расскажите, как все произошло? – попросила Энни. – Ее забирали при вас?

– Да. Я пыталась отговорить ее – погода… Но ее подруга была непреклонна. Сказала, что недолгие прогулки под дождем Карен даже нравятся, и обещала скоро вернуться. Я ведь не могла удержать их силой. Карен наш пациент, а не заключенная.

– Все правильно, – успокоила девушку Энни. – Вас никто ни в чем не винит. А как звали ее подругу?

– Мэри.

– А фамилия?

– Она мне не сказала. Но вы можете найти ее в журнале регистрации, – ответила Мэл, глядя на Грейс.

Энни показала сиделке роспись в журнале. Сосредоточенно сощурившись, Мэл посмотрела на подпись и покачала головой.

– Не могу прочесть, – сокрушенно призналась она.

– И никто не сможет, – сказала Энни. – Наверняка так и было задумано.

– Вы считаете, что она… О, милостивый Боже! – Она зажала рот ладонью.

Грейс погладила ее по плечу:

– Ну все. Все, Мэл, успокойся. Ответь на вопросы инспектора.

– Да, мэм, – прошептала Мэл, приглаживая руками форменное платье.

– Время указано верно? Девять тридцать?

– Да, – подтвердила Мэл.

Ну, это уже кое‑что, подумала Энни и спросила:

– А вы требуете предъявления документов, удостоверяющих личность, у тех, кто забирает пациентов на прогулки?

– Нет, – ответила Грейс. – Зачем? Кому может понадобиться… – Она не закончила фразу: ведь понадобилось же!

– Ясно, – кивнула головой Энни. – Выходит, кто угодно может прийти сюда и забрать неизвестно куда любого из ваших пациентов?

– Выходит, так, – согласилась Грейс. – Но ведь эти люди либо друзья и родственники, либо социальные работники… – Секунду помолчав, она сказала: – Правда, не у всех наших пациентов есть родственники, знающие об их существовании.

– Тяжелая ситуация, – задумчиво произнесла Энни, не совсем четко представляя себе, к чему относится сказанное. Повернувшись к Мэл, она спросила: – А вы раньше видели эту Мэри?

– Нет.

– А вы уверены, что это была женщина?

– Ну… почти, – ответила Мэл. – Насколько можно судить по голосу. Лица я не рассмотрела, поскольку она была в темных очках и в шляпе. На ней был длинный плащ с поднятым воротником, он скрывал фигуру, но я уверена, что это была женщина.

– Как она говорила? Вы не заметили акцента?

– Нет. Явно не йоркширский и не шотландский. Обычный выговор. Да она и говорила‑то немного, сказала только, что она подруга Карен и хочет взять ее на прогулку.

– Но хоть что‑то в ее внешности вы отметили?

– Она выглядела худощавой и, как бы это сказать… жилистой. Не очень высокая.

– Вам не удалось рассмотреть цвет ее волос?

– Нет. Волосы были под шляпой.

– А что за шляпа?

– Я не знаю… Шляпа… с полями.

– Какого цвета?

– Черная.

– Сколько ей лет, как вы думаете?

– Трудно сказать. Я ведь и лица‑то ее практически не видела. Но, по‑моему, она старая – судя по походке и общему впечатлению. Думаю, ей лет сорок… ну или немного меньше.

Энни, пропустив последнюю фразу мимо ушей, продолжила расспросы:

– Хорошо. А машину ее вы видели? Ведь не пешком же она сюда пришла.

– Не видела, – покачала головой Мэл. – Я все время была в здании. Может, кто‑то другой видел ее машину на парковке.

– А системой видеонаблюдения парковка не оборудована?

– Нет. У нас вообще нигде нет системы видеонаблюдения. Но вы не подумайте, что наши пациенты находятся без охраны и могут сбежать… или еще что‑нибудь…

– А как Карен отнеслась к предложению Мэри пойти на прогулку?

Мэл снова начала крутить кольцо, ее лицо вспыхнуло.

– Она… никак… не отнеслась… Карен была полностью парализована, с ней нельзя было общаться.

– А здесь у нее были друзья? – после краткой паузы спросила Энни. – Она проводила с кем‑нибудь время?

– Человек, с которым невозможно общаться, невольно обречен на одиночество, – ответила Мэл. – Конечно, наш персонал старается, чтобы она не чувствовала себя ущемленной. Мы с ней беседуем, рассказываем, что происходит здесь и в мире. У нас такие люди работают – просто удивительные! У нее есть собственный телевизор. Но… вы понимаете… это общение одностороннее: информация поступает к ней, а от нее – ничего. – Мэл, замолчав, пожала плечами.

– Так значит, вам неизвестно, узнала она эту самую Мэри или нет? Как и то, хотела ли она идти с ней на прогулку?

– Нет. Но для чего этой Мэри… – Мэл расплакалась. Грейс, достав из кармана носовой платок, протянула его девушке и участливо погладила ее по плечу. – Зачем кому‑то, кто не знает Карен, увозить ее из здания? – справившись со слезами, спросила Мэл. – Ну скажите, зачем?

– Не волнуйтесь, – успокоила ее Энни. – Ответ на ваш вопрос напрашивается сам собой: кто‑то хотел уединиться с ней в безлюдном месте и убить. Остается узнать зачем и почему. Карен была состоятельной дамой?

– Кажется, после продажи дома у нее были какие‑то деньги, – ответила Грейс. – Но все они предназначались на ее содержание здесь. Не думаю, что ее можно назвать состоятельной. Нет.

– А кстати, что с ней произошло? Парализовало в результате какого‑то заболевания?

– Нет, во всем виноват пьяный водитель, – пояснила Грейс. – Перелом позвоночника, разрыв спинного мозга. Такие трагедии случаются чаще, чем вы думаете.

– Страховка у нее была?

– Все, что было, покрывает расходы на ее содержание и соответствующий уход.

– Сколько времени она пробыла здесь?

– Около трех месяцев.

– А откуда поступила?

– Из больницы в Грей‑Оукс, недалеко от Ноттингема. Это специальная больница для людей с травмами позвоночника.

– А как она попала сюда? Как вообще это происходит?

– По‑разному, – ответила Грейс. – Иногда кто‑то в семье больного знает о существовании нашего пансионата. Иногда о нас сообщает местная социальная служба. Лечение Карен в больнице оказалось безрезультатным, они поняли, что бессильны помочь, а каждое место у них на учете, поэтому ею занялась социальная служба и обратилась к нам. У нас нашлась свободная комната, все формальности были выполнены, вот так она и оказалась у нас.

– А вы знаете имя социального работника, который занимался Карен?

– Оно должно быть в ее личном деле.

– У Карен были родственники?

– Насколько я знаю, нет, – неуверенно ответила Грейс. – Я должна посмотреть ее личное дело, тогда сумею более точно ответить на ваши вопросы.

– Я бы хотела взять у вас ее личное дело.

Грейс, подумав секунду, сказала:

– Конечно… Послушайте, а вы серьезно думаете, что мотивом убийства могли быть деньги?

– Я пока не знаю, чем руководствовался убийца, – ответила Энни. – Я просто стараюсь учесть все возможные версии. Чтобы докопаться до истины, нам необходимо как можно больше узнать о Карен, о ее жизни до того, как она попала к вам. А поскольку здесь никто не может нам в этом помочь, придется искать в другом месте.

– Мы рассказали вам все, что знаем, – возразила Грейс. – B ee личном деле вы найдете больше информации.

– Возможно, – согласилась Энни, глядя при этом на Мэл, которая, похоже, пришла в себя и, взяв со стола печенье, принялась за еду. – Нам нужно получить описание этой самой Мэри, и как можно скорее. Должен же был кто‑то еще ее видеть! Мэл, скажите, у вас есть время поработать с полицейским художником над составлением фоторобота? Я пока не знаю, как скоро мы сможем прислать сюда художника, но постараемся не тянуть с этим.

– Конечно, – ответила Мэл. – Хотя я никогда прежде не занималась этим, но буду стараться. И ведь я уже говорила: лица ее я не видела.

– У нас отличный художник, – ободряюще улыбнулась девушке Энни. – Вы только постарайтесь, а уж он сможет направить ваше воображение по правильному пути. – И Энни, встав со стула, обратилась к Грейс: – Я пришлю сюда нескольких своих людей, чтобы они опросили как можно больше сотрудников учреждения и пациентов. До нашего отъезда сержант Нейлор возьмет у вас личное дело. Надеюсь на сотрудничество.

– Конечно, – с готовностью подтвердила Грейс.

Энни задержалась в конференц‑зале в ожидании Томми Нейлора. Она успела съесть сэндвич с консервированной ветчиной, запив его стаканом воды, и тут появился Томми с папкой личного дела под мышкой.

– Ну, что скажешь? – спросила она Нейлора, когда входная дверь захлопнулась за ними.

– Скажу, что работы у нас непочатый край, – ответил он, помахивая папкой толщиной в полдюйма. – Я, пока шел, заглянул в нее и не обнаружил ничего, кроме медицинской тарабарщины. Там даже нет сведений о родственниках, к которым мы могли бы обратиться.