Подруга Дьявола 5 страница

Энни вздохнула:

– Это испытание, ниспосланное нам свыше. Подумай, как побыстрее прислать сюда художника, хотя я не надеюсь, что это сильно поможет. А я тем временем выясню, что приготовили для нас сержант Маккаллох и его криминалисты.

Паркуя машину перед отелем «Фэвершем», Уинсом все еще размышляла, правильно ли она поступает. Донне Маккарти она сказала, что Джефф на деловой встрече и его отказались звать к телефону. Вместо того чтобы позвонить Джеффу позже, послать текстовое сообщение или на худой конец дождаться его возвращения в Суэйнсхед, она объявила, что сама разыщет его и расскажет о случившемся. Донна с благодарностью и облегчением переложила обязанность сообщить Джеффу о смерти дочери на плечи Уинсом. По дороге в Скиптон Уинсом дважды пыталась дозвониться до отца Хейли, но безуспешно.

Отель находился рядом с городом, недалеко от того места, где за усеянными древними валунами вересковыми пустошами, на которых когда‑то жили сестры Бронте, открывались известковые холмы и долины национального парка Йоркшир‑Дейлс. Уинсом неплохо ориентировалась в этих местах, поскольку раньше не раз приезжала сюда с группой потхолеров, спелеологов‑любителей, но в отеле «Фэвершем» бывать ей не доводилось. Здание, в котором располагался отель, походило на большую помещичью усадьбу прошлых времен, к которой было пристроено еще несколько помещений. Позади здания протекал ручей, и Уинсом, направляясь к входу, слышала клокотание и плеск воды в нем. Пасторальная романтика, подумала она.

Предъявив свое удостоверение девушке‑портье, она пояснила, что ей необходимо поговорить с мистером Дэниэлсом. Портье позвонила ему в номер, но на звонок никто не ответил.

– Видимо, он куда‑то вышел, – предположила она.

– А в каком номере он живет?

– Я не имею права…

– Я из полиции и нахожусь при исполнении, – оборвала ее Уинсом. – Он забыл взять с собой лекарство, без которого может умереть. У него проблемы с сердцем.

Уинсом сказала первое, что пришло в голову, но слово «умереть» возымело действие. Нетрудно догадаться, какие проблемы ждут отель, если в одном из номеров будет обнаружен покойник.

– Боже мой! – перепугалась девушка‑портье. – А ведь он все утро не отвечал на звонки.

Она попросила на время подменить ее и жестом пригласила Уинсом следовать за ней. Они молча дошли до лифта, поднялись на второй этаж и пошли по коридору мимо номеров, у дверей которых стояли подносы с пустыми тарелками и чашками.

На подносе возле двери номера 212 стояли пустая бутылка из‑под шампанского – «Вдова Клико», как успела заметить Уинсом, – в ведерке с растаявшим льдом и две тарелки с розовыми полупрозрачными панцирями от съеденных креветок. Табличка «Не беспокоить» болталась на ручке двери.

В голове Джекмен Уинсом немедленно возникла картинка из прошлого, когда она работала в отеле «Холидей Инн» в Монтего‑Бей, убирала номера после американских и европейских туристов. Бывало, она с трудом могла поверить, что здесь жили люди: в таком состоянии были оставлены комнаты; их обитатели не испытывали ни стыда, ни смущения перед молодой впечатлительной девушкой, которой предстояло убирать за ними. А ведь она каждое воскресенье, надев свое лучшее платье и шляпу, шла в церковь. Джекмен вспомнила, как звонко хохотала Берил, когда Уинсом, найдя в номере использованный презерватив, спросила, что это такое. Ей тогда было всего двенадцать. Так откуда же ей было знать? А иногда постояльцы занимались сексом в номерах, не позаботившись запереть двери. Однажды она застала двух мужчин, чернокожего и белого. При воспоминании об этом ее передернуло. Уинсом не имела ничего против геев, но тогда она была молода и наивна, ей даже в голову не приходило, что такое вообще возможно.

Уинсом, посмотрев на портье, державшую в руке ключ‑карточку, кивнула головой. Девушка с видом человека, не согласного с приказом, вставила карточку в замок и, когда засветился зеленый индикатор, толкнула дверь. Они шагнули в номер.

Сперва Уинсом с трудом поняла, что к чему. Окно было плотно завешено шторой; спертый воздух пропитан запахами продолжительных любовных утех. Портье, попятившись назад, замерла на пороге, а Уинсом, потянувшись к выключателю, зажгла свет.

На кровати, распластавшись, лежал мужчина. Его запястья и лодыжки были привязаны к раме кровати черными шелковыми шарфами, шею украшала массивная золотая цепь. Больше ничего на мужчине не было. Женщина, чей костюм состоял из черных чулок и пояса с резинками, сидела на нем верхом, но, как только зажегся свет, она испуганно вскрикнула и завернулась в одеяло.

– Что, черт возьми, происходит! – завопил мужчина. – Кто вы, черт бы вас побрал, такие?!

Портье стремглав бросилась прочь по коридору, бормоча под нос:

– Вы это затеяли, сами и разбирайтесь, я тут ни при чем.

– Полиция, – коротко произнесла Уинсом, показывая удостоверение.

Она не считала себя ханжой, но то, что она увидела, настолько ее потрясло, что она не могла заставить себя даже взглянуть на Дэниэлса, лежащего перед ней с поникшим теперь символом страсти. Ее охватило бешенство. Разумеется, Джефф Дэниэлс не знал, что его дочь умирала страшной смертью, в то время как он забавлялся со своей подружкой, но, черт возьми, она, Уинсом, сделает так, чтобы он обязательно почувствовал всю тяжесть вины за произошедшее. Она попросила женщину назвать себя.

– Мартина, – пролепетала та. – Мартина Редферн.

Это была худощавая рыжеволосая особа с капризным лицом, которую Уинсом поначалу приняла за ровесницу Хейли Дэниэлс, но, приглядевшись, поняла, что она скорее ближе по возрасту к Донне Маккарти.

– Ну что ж, Мартина, – сказала Уинсом. – Присядьте и давайте поговорим.

– А как же я? – закричал с кровати Дэниэлс. – Да развяжите же меня, черт возьми, я хочу встать!

Мартина бросила на него испуганный взгляд, но Уинсом удержала Мартину, готовую прийти к любовнику на помощь. Как сообщить голому мужчине, привязанному к кровати своей подружкой, известие о том, что его дочь убили? Уинсом необходимо было время, чтобы освоиться с ситуацией, а то, что он почувствует себя при этом униженным, не сильно повредит делу.

– Расскажите‑ка, как вы провели вечер, – обратилась она к Мартине.

– А что? – растерялась Мартина. – В чем дело?

– Вопросы здесь задаю я.

Мартина плюхнулась на стул у окна:

– Мы пообедали в «Лебеде», около Сетла, потом поехали в клуб, в Кейгли. После этого вернулись в отель и все время находились здесь.

– Что за клуб?

– «Босс».

– Надеюсь, вас там запомнили. Мы ведь проверим, учтите.

– Бармен наверняка запомнил, – ответила Мартина. – Да и шофер такси, который привез нас сюда, тоже. В «Лебеде» посетителей было немного, так что и там… Да что мы такого сделали?

Уинсом больше интересовало, как они провели время после полуночи: ведь любое, даже самое шаткое алиби на вчерашнюю ночь будет истолковано в пользу Мартины и Дэниэлса. А на то, чтобы добраться от Скиптона до Иствейла, нужно не меньше часа.

– В котором часу вы вернулись сюда? – спросила она.

– Около трех.

– Неудивительно, что вы до сих пор валяетесь в постели, – понимающе кивнула Уинсом. – Слишком поздно легли. И все это время вы провели вместе?

Дэниэлс выругался и еще активнее заворочался на постели.

– Что вы, черт подери, затеяли? – проорал он. – У полиции появилась новая пытка? Развяжи меня немедленно, ты, затраханная черномазая сука!

Уинсом почувствовала, как кровь горячей волной прилила к лицу – так бывало всегда, когда ее оскорбляли подобным образом. Но она заставила себя успокоиться – мать когда‑то научила ее этому.

– А я могу одеться? – спросила Мартина, указывая на ванную комнату.

Уинсом утвердительно кивнула и перевела взгляд на лежащего на постели обнаженного мужчину, который только что назвал ее черномазой сукой. Его дочь была изнасилована и убита прошлой ночью, и она должна сказать ему об этом. Уйти, оставив его лежать здесь, не сообщив о смерти дочери, она не могла, хотя ей очень хотелось поступить именно так.

Теоретические курсы учат лишь тому, как поступать в чрезвычайных обстоятельствах. Уинсом была уверена, что на все жизненные ситуации инструкций не напишешь, поэтому руководствоваться нужно лишь инстинктом. Ей хотелось сделать ему больно, но не так, не страшной вестью о смерти единственной дочери. Она увидела как сейчас: Хейли Дэниэлс лежит на куче кожаных обрезков в позе упавшего бегуна, лишившегося сил и дыхания. Уинсом сделала глубокий вдох и произнесла:

– Мне очень жаль, мистер Дэниэлс, но у меня для вас печальная новость о вашей дочери.

Дэниэлс замер, мгновенно прекратив возню:

– Хейли? Что с ней? Что случилось? Она попала в аварию?

– Вроде того, – кивнула головой Уинсом. – Она погибла. И весьма вероятно, что ее убили.

Страшное слово было произнесено, и его многопудовая тяжесть словно выдавила из комнаты весь воздух.

– Убита? – Дэниэлс покачал головой. – Но… этого не может быть… Вы, наверное, приняли за нее кого‑то другого.

– Очень сожалею, сэр, но здесь нет ошибки. При ней нашли водительское удостоверение и записную книжку с ее именем.

– Она… Я хотел спросить, он ее?..

– Мне не следует рассказывать вам больше ничего до тех пор, пока мы не приедем в Иствейл, – перебила его Уинсом. – Ваша жена вас встретит.

Мартина, вышедшая из ванной, слышала их разговор.

– Теперь можно его отвязать? – спросила она.

Уинсом кивнула. После того как она сказала ему, что произошло с Хейли, она, казалось, забыла о том, что он все еще голый и привязан к кровати. Он и сам, похоже, позабыл об этом. Да и желания унизить Дэниэлса в отместку за оскорбление Уинсом уже не чувствовала. Жестокой она не была, ей просто хотелось подавить его заносчивость и высокомерие и услышать от Мартины подтверждение их алиби до того, как у них будет время и возможность договориться. Все это Уинсом удалось, но все же ей было немного стыдно за свое поведение.

Мартина принялась развязывать платки, а Дэниэлс лежал неподвижно, уставив застывший взгляд в потолок. Почувствовав, что его руки и ноги свободны, он сел и, завернувшись в простыню, заплакал. Мартина с покрасневшим печальным лицом сидела рядом. Она хотела погладить его, но он отшатнулся. У Дэниэлса были темные кудрявые волосы и подбородок с ямочкой, как у Кирка Дугласа. Очевидно, он принадлежал к тем белым мужчинам, к которым некоторые белые женщины относятся по‑матерински, подумала Уинсом. У нее самой он не вызывал абсолютно никаких чувств. А Дэниэлс, словно раскаивающийся школьник, смотрел на нее сквозь слезы.

– Простите, – с трудом произнес он, – за то, что наговорил вам. Вы такого не заслужили. Я…

– Я тоже хочу перед вами извиниться, – перебила его Уинсом. – Прежде чем отвязать вас от кровати, мне было необходимо выяснить, почему вы лгали жене и где были прошлой ночью. – Придвинув к себе стул, она села. – Я все утро пыталась связаться с вами.

Дэниэлс встал на ноги и натянул трусы, затем брюки. Потом, надев рубашку, стал заталкивать в сумку носки и пижаму.

– Мне надо ехать, – объявил он. – Надо возвращаться к Донне.

– А как же я? – изумилась Мартина. – Ты же говорил, что собираешься с ней расстаться и получить развод. Мы же собирались пожениться.

– Не говори глупостей. Ты что, не слышала? Я возвращаюсь к ней.

– Но, Джефф… Ведь мы же…

– Отправляйся домой, – отмахнулся Дэниэлс. – Я позвоню тебе.

– Когда?

– Когда? Когда похоронят мою несчастную дочь. Теперь проваливай! Ты поняла, тупая корова?! Черт, да я и смотреть‑то на тебя теперь не захочу.

Рыдая, Мартина схватила сумку и, не забрав ни туалетных принадлежностей из ванной, ни вещей из гардероба, направилась к двери.

Уинсом преградила ей дорогу.

– Я должна записать ваше имя, адрес и номер телефона, – объяснила она.

– Спросите у него, что вы пристали ко мне?! – со злобой глядя на Дэниэлса, выкрикнула Мартина.

Она попыталась пройти к двери, но Уинсом, вытянув руку, остановила ее:

– Я хочу услышать это от вас.

Секунду помолчав, Мартина сказала Уинсом все, что требовалось. Потом, открыв гардероб, она сняла с плечиков пальто из замши.

– Не забудь забрать мой подарок на день рождения, – выходя в коридор, объявила она Дэниэлсу, стоящему посреди номера с сумкой в руках.

– Хорошо, – машинально ответил он. – А мы чего ждем? Пошли.

Уинсом, посмотрев на него, медленно покачала головой и вышла из номера.

Когда Энни и Томми Нейлор вернулись из Мэпстон‑Холла на место убийства, они еще застали криминалистов, копошащихся на краю обрыва вокруг пустого кресла‑каталки; тело Карен Дрю было по указанию коронера направлено в морг.

Ветер немного стих, но прохладный дождь по‑прежнему сыпался с неба. Судмедэксперты прикрыли место преступления тентом, отыскивая и упаковывая все, что может послужить вещественными доказательствами и уликами. Разделив прилегающую территорию на мелкие квадраты, они тщательно ее обыскали, но не обнаружили ничего интересного. Орудия убийства тоже не нашли, хотя подножие обрыва, как, впрочем, и все остальные участки, было обследовано с предельным вниманием. Возможно, его смыло в море, либо Мэри – если убийцей была она – унесла его с собой.

Эта таинственная Мэри исчезла отсюда еще утром и сейчас может быть где угодно, думала Энни: скажем, быстро шагает в деловитой лондонской толпе или едет на поезде в Эдинбург, Бристоль, Ньюкасл. Было ли это убийство преднамеренным? Если да, то она наверняка заранее наметила маршрут отхода. Если нет, то ей пришлось лихорадочно придумывать его на месте. В любом случае человек, не имеющий предварительного плана, не мог явиться в пансионат, забрать нужного ему пациента, а потом полоснуть его по горлу. Мэри ведь сказала, что она подруга Карен Дрю, и независимо от того, правда ли это, ясно одно: между ними должна существовать какая‑то связь. Для того чтобы найти Мэри, им необходимо выяснить все, что удастся, о Карен и о людях, которых она знала до той роковой аварии. Самое лучшее сейчас – это не делать далеко идущих выводов. Поскольку никаких следов борьбы на месте убийства не обнаружено, можно предположить, что Мэри была не убийцей, а еще одной жертвой. Что, если Карен была убита, а Мэри насильно уведена, потом тоже убита и ее труп сброшен в море или где‑то спрятан?

Энни мысленно проклинала никчемную охрану в Мэпстон‑Холле и установленный там порядок, но если оценить ситуацию реально, то надо признать, что Грейс Чаплин права. От чего и от кого надо защищать их пациентов? Они безобидны, не способны двигаться, а некоторые из них даже говорить. Ну зачем, черт возьми, кому‑то может понадобиться убить одного из них? Именно это Энни с ее командой и предстояло выяснить.

Заметив, что сержант Лайэм Маккаллох отделился от своих одетых в белые комбинезоны людей, она подозвала его к себе. До того как начать работать вместе, им приходилось несколько раз встречаться, поскольку Лайэм был близким другом Стефана Новака, координатора СОКО Западного округа, а потому, как казалось Энни, ее отношения с ним были менее официальными. Криминалисты обычно считают себя единоличными хозяевами места совершения преступления и с болезненным скупердяйством делятся с детективами добытой информацией, но работать с Лайэмом ей было немного легче.

– Мы заканчиваем, – подходя к ней, объявил Маккаллох; его кривая улыбка демонстрировала два ряда неровных зубов.

– Нашли что‑нибудь важное?

– Мы пока не знаем, что важное, а что нет, – уклончиво ответил Маккаллох.

– Мы думаем, что убийцей могла быть женщина, – сказала Энни. – По крайней мере, жертву из Мэпстон‑Холла забирала женщина, и на данный момент мы отрабатываем эту версию.

– Спасибо за сведения. Сейчас это, конечно, не очень принципиально, но помнить об этом стоит.

– Отпечатков обуви вы, очевидно, не нашли?

– В траве? – язвительно скривив лицо, спросил Лайэм.

– Да, ты прав. А отпечатки пальцев?

– На кресле‑каталке их много. Не волнуйся, мы обследуем все, не упустим ни одну мелочь. Сработаем не хуже, чем ребята из Западного округа!

– Не сомневаюсь, – улыбнулась Энни. – А следы шин стоявшей поблизости машины?

– Не нашли.

– Ладно, – сказала Энни. – Я вообще‑то и не ожидала. Мы пошлем людей опросить жителей ближайших домов. – Она скользнула взглядом по унылой, открытой ветру полоске берега. – Только вот опрашивать здесь им практически некого.

– Мы нашли несколько волос на одеяле, в которое была закутана жертва, – объявил Маккаллох. – По всей вероятности, какие‑то из них принадлежат сотрудникам дома инвалидов, некоторые – другим пациентам, но ведь никогда нельзя быть уверенным, что убийца не оставил нам подарок.

– Сиделка, общавшаяся с нашей подозреваемой в Мэпстоне, утверждает, что волосы у той были собраны под шляпой.

Маккаллох улыбнулся:

– Неужели ты никогда не замечала, что волосы имеют свойство обнаруживаться повсюду?

– Да, тут ты прав, – согласилась Энни. Подходя к Лайэму, она заметила на рукаве своей куртки короткий черный волос, напомнивший о прошлой ночи. – А что за метки у нее на ушах и на шее?

– Чайки, – ответил Маккаллох, снова скривив лицо. – Слава богу, они клевали ее, когда она уже была мертва. Поэтому раны не кровоточили.

– Я уверена, что она была убита здесь, прямо в кресле‑каталке, а ты как думаешь?

– Согласен. Я обсуждал это с доком. Трава возле кресла обильно залита кровью, что свидетельствует о том, что убита она была там, где обнаружена. Мы не закончили детальный осмотр места вокруг кресла – трава сильно мешает, – но мы сфотографировали и записали на видеокамеру буквально каждый квадратный дюйм.

– Молодцы. Вы хорошо поработали, Лайэм. Спасибо, что поделился информацией.

Маккаллох сделал галантный жест, словно приподнимая воображаемую шляпу:

– Всегда готов! Ты, как я полагаю, руководишь расследованием?

– Официально расследованием руководит суперинтендант Браф.

– Значит, нам посылать все материалы тебе? – с улыбкой спросил Маккаллох.

– Неплохо бы, но действуй осторожно.

– Запомните, мэм, мое второе имя – Осторожный. Честь имею.

– Пока, – с улыбкой ответила Энни.

Пригнувшись под порывами ветра, дующего с океана, и поглядывая на чаек, скользящих почти над ее головой, Энни подошла к самому краю обрыва, остановилась на предательски скользкой траве и посмотрела вниз. Было время прилива, и бурные, сокрушающие берег волны притягивали взгляд словно магнит. Сейчас она понимала, почему людей так манит к себе движущаяся вода, почему ее завивающиеся водовороты гипнотизируют их, внушая мысли о самоубийстве. Почувствовав головокружение, она обернулась и посмотрела на пустое кресло‑каталку. Ведь никакого труда не составило бы подтолкнуть ее на какой‑то фут, ну, может, чуть побольше, и скинуть с обрыва. Никакой суеты. Никакой крови. Зачем, перерезав горло Карен Дрю, подвергать себя опасности преследования?

Не исключено, подумала Энни, чувствуя внезапную слабость, что это своего рода послание. Ей приходилось иметь дело с такого рода убийцами, которые убивали ради того, чтобы к ним прислушались. Они напоминали ей надоедливых зануд на вечеринках, придурков, которым надо затыкать рты, чтобы они не уморили всех своими рассказами.

Пока Джозеф Рэнделл в комнате для допросов ждал, когда им займутся, Бэнкс сидел в своем кабинете, наслаждаясь нечаянными минутами тишины и покоя. Он позвонил, наконец, матери; она поблагодарила его за открытку и порадовала тем, что у отца и у Брайана с Трейси все хорошо. В июне, сказала мать, они с отцом собрались в круиз по Средиземному морю – это будет их первый выезд за границу, если не считать «путешествия» отца в конце войны в составе действующей армии. Поскольку круиз начинается в Саутгемптоне, то лететь самолетом им не придется.

Бэнкс, запивая чаем батончик «Кит‑Кэт» и слушая «Русский альбом» Анны Нетребко, составлял план оперативных мероприятий и «действий по горячим следам» для расследования убийства Хейли Дэниэлс.

Уинсом уже поговорила с отцом Хейли и работниками «Фэвершема», подтвердившими его алиби. Никто не видел, чтобы он выходил из номера после трех ночи, когда они с Мартиной в состоянии сильнейшего подпития заявились в отель.

Бармену и швейцару клуба в Кейгли тоже запомнилась эта парочка, которая прибыла в их заведение примерно в полночь, а покинула примерно в половине третьего ночи. Они выпили больше, чем нужно, сказал бармен, и внезапно принялись демонстрировать такие пируэты и па на танцполе, что швейцар – он же вышибала – был вынужден войти в зал и попросить их вести себя потише. Так что ни он, ни она никоим образом не могли добраться до Иствейла и убить Хейли. С таксистом Уинсом еще не встречалась, но это всего лишь вопрос времени.

Кроме того, Уинсом, скорее для очистки совести, проверила алиби Донны Маккарти, поговорив с Кэролайн Декстер, ее подругой, живущей в соседнем доме, которая подтвердила, что они провели тот вечер вместе: ели пиццу, смотрели фильм «Казино "Рояль"» и расстались далеко за полночь.

Детективы из команды Бэнкса просматривали записи систем видеонаблюдения, эксперты‑криминалисты все еще работали в Тейлор‑ярде, хотя большая часть улик уже была подготовлена для проведения исследований. Результаты начнут поступать не раньше вторника, а то и позже – в зависимости от сложности тестов и усердия сотрудников лабораторий. Если бы данные анализа ДНК поступали в распоряжение следователей так же оперативно, как это показывают по телевизору, подумал Бэнкс, работать было бы намного легче. А в реальной жизни поди их дождись!

Он отложил в сторону планшет, где только что написал перечень первостепенных дел – позже он введет эти сведения в компьютер, – подошел к окну и застыл на месте от удивления: когда же снежинки, которые ветер нес параллельно земле, успели выбелить всю рыночную площадь? Не веря своим глазам, Бэнкс не мог оторвать изумленного взгляда от зимнего пейзажа. Тут снегопад внезапно прекратился и вышло солнце. Ну и погодка!

Бэнкс принялся изучать большую карту Лабиринта, прикрепленную к настенной пробковой панели. В Лабиринте было намного больше входов и выходов, чем он предполагал, да и площадь он занимал немалую. Рядом с картой висел настенный календарь с фотографиями пейзажей северо‑восточной части Англии. Месяц март иллюстрировала фотография рыночной площади Сетла в ярмарочный день. Бэнкс задумчиво посмотрел на взятое в кружочек число – день визитов к стоматологу и терапевту. В свое время он посчитал, что лучше посетить обоих врачей в один день, чтобы разом покончить с этими неприятными, но необходимыми делами, а теперь засомневался в правильности принятого тогда решения. Пожалуй, следует позвонить стоматологу и попросить его перенести встречу на следующий месяц. Или обратиться с такой же просьбой к терапевту.

На следующую субботу было назначено более приятное мероприятие – званый обед у Харриет Уивер, его прежней соседки в Иствейле. Никаких формальностей, предупредила его Харриет, будет всего десять‑двенадцать человек, захвати с собой бутылку и будь как дома. Возможно, будет и ее племянница София, которая должна вот‑вот вернуться из Лондона. Все мужчины влюбляются в Софию, предостерегла его Харриет. Быть как все, по мнению Бэнкса, – большая глупость, потому он на всякий случай дал себе слово, что будет исключением. Писатели, художники, рок‑звезды среднего возраста бравируют тем, что влюбляются в молоденьких девушек, но детективу‑инспектору, да еще с таким грузом жизненных проблем, как у него, следовать их примеру было бы по меньшей мере безответственно.

Бэнкс терпеть не мог званые обеды и согласился прийти к Харриет только потому, что после разрыва с Сандрой почти не виделся со своей бывшей соседкой и ее мужем. Харриет этим приглашением уверяла его в своем расположении. Ну хорошо, он придет, но уйдет так скоро, как позволят правила этикета. Надо будет попросить Уинсом или еще кого позвонить ему на мобильный. Это избавит его от необходимости прибегать к помощи последних статистических показателей роста преступности и объяснять, почему стольким насильникам и убийцам удается выходить сухими из воды, то есть не рассказывать истории, которые обычно идут в ход на званых приемах, когда гости узнают, что ты детектив. Как‑то на обеде одна дама набралась смелости и попросила Бэнкса последить за ее мужем, который, как ей казалось, путается с местной риелторшей. После того как Бэнкс объяснил ей, что он не занимается частным сыском, она утратила к нему всякий интерес и принялась строить глазки хозяину.

Бэнкс потянулся. Время идти на беседу с Джозефом Рэнделлом, который, наверное, совсем не рад, что его доставили в полицейское управление Западного округа и с самого полудня держат в комнате для допросов под надзором молчаливого полисмена. Бэнкс не торопился с допросом по одной‑единственной причине: ему хотелось разозлить Рэнделла и заставить нервничать. В таком состоянии он может обмолвиться или допустить ошибку. Рэнделла попросили взять с собой лекарство, да и дежурный полицейский предупрежден о том, что нужно внимательно следить за состоянием доставленного, так что причин волноваться по поводу драгоценного здоровья Рэнделла у Бэнкса нет.

Комната для допросов была тесной, с единственным окном, забранным до самого верха решеткой; голая лампочка защищена каркасом из ржавой проволоки; привинченный к полу металлический стол, три складных стула и аппаратура для аудио‑ и видеозаписи. Допрос следовало фиксировать, поэтому по указанию Бэнкса детектив Даг Уилсон включил видеокамеру и занял место напротив злобно нахмуренного Рэнделла, который сразу же потребовал пригласить своего адвоката.

– Вы же не арестованы, мистер Рэнделл, и вам не предъявлено никакого обвинения, – объяснил ему Бэнкс, занимая свое место. – Вы находитесь здесь лишь для того, чтобы помочь следствию.

– Если так, то я не обязан говорить с вами?

– Мистер Рэнделл, – подавшись на стуле вперед и опираясь о стол локтями, начал Бэнкс, – ведь мы с вами – я очень на это надеюсь – здравомыслящие люди. Дело, которое мы расследуем, весьма серьезное. Молодая девушка была изнасилована и убита в помещении, которое вы арендуете. Полагаю, что вы, как и я, заинтересованы в том, чтобы докопаться до истины, вы согласны?

– Согласен, конечно, – с горячностью подтвердил Рэнделл. – Мне только не понятно, почему вы ухватились именно за меня.

– Ничего подобного, мистер Рэнделл, – возразил Бэнкс, поворачиваясь к Уилсону – надо же дать шанс и новичку. – Детектив Уилсон, почему вы еще не сказали мистеру Рэнделлу о том, что сообщила вам барменша из паба «Утки‑селезни»?

Пальцы Уилсона нервно зашуршали бумагами, глаза за стеклами очков быстро замигали, язык торопливо облизал губы. Глядя на него, Бэнкс мысленно усмехнулся: Даг выглядел точь‑в‑точь как школьник, неожиданно вызванный учителем переводить с листа незнакомый латинский текст.

– Вы были в пабе «Утки‑селезни» вчера около семи часов вечера? – спросил, Уилсон.

– Пропустил там два стаканчика, после того как закрыл магазин, – ответил Рэнделл. – Насколько мне известно, это не запрещено законом.

– Нет, конечно, сэр, – заверил его Уилсон. – Дело в том, что жертва преступления, Хейли Дэниэлс, тоже была в этом пабе и примерно в это же время.

– Я не обратил на нее внимания. Я же не знал, кто она.

– Но сейчас‑то вы ее вспомнили, вы же видели ее… на вашем складе, верно? – продолжал Уилсон. – Вспоминаете, как она выглядела, во что была одета, ведь так?

Рэнделл почесал лоб:

– Не могу с уверенностью сказать. В это время по субботам паб «Утки‑селезни» всегда заполнен молодыми людьми. Я читал газету. А на складе у меня все слилось перед глазами.

– Вы постоянный посетитель паба «Утки‑селезни»?

– Нет. Я не завсегдатай пабов. Хожу туда иногда, чтобы сменить обстановку, если мне вдруг захочется выпить после работы. Обычно я иду домой. Пить дома дешевле.

– А где прошлой ночью вы были от полуночи до двух часов? – спросил Уилсон.

– Дома.

– Кто‑нибудь может это подтвердить?

– Я живу один.

– В какое время вы легли спать?

– Примерно в четверть первого, сразу после того, как выпустил кота.

– Вас кто‑нибудь видел?

– Не знаю. На улице было безлюдно. Лично я не видел никого.

– А что вы делали до этого?

– Когда я вышел из паба – это было около восьми, – я купил по дороге рыбы с картошкой фри и сел смотреть телевизор.

– А где вы покупали рыбу с картошкой?

– В закусочной на углу. Послушайте, но это…

– Давайте вернемся в паб «Утки‑селезни», вы не против? – мягко, но настойчиво перебил Уилсон.

Рэнделл скрестил руки и сжал колени, губы вытянулись в ниточку – все говорило о том, что он занял жесткую оборонительную позицию.

– Сейчас, сэр, у вас появился шанс вспомнить все, что произошло, – продолжал Уилсон. – Вы вспомнили, что видели Хейли Дэниэлс в том самом пабе?

– Возможно, что и видел.

– Так вы ее видели или нет?

– Если она там была, то, наверное, видел, но не выделил из компании. Мне это уже не интересно.

– Да бросьте вы! – внезапно вступил в разговор Бэнкс. – Она ведь красивая девушка, а вы – одинокий старый извращенец. Конечно, вы пялились на нее. Какой смысл это отрицать? Вы пытаетесь убедить нас, что никогда раньше ее не встречали, потому что с самого начала положили на нее глаз! Так все и было, верно?