Подруга Дьявола 16 страница

– Миссис Тос? – спросила Энни.

– Да, милая, это я. А вы, стало быть, инспектор Кэббот. Входите, пожалуйста. Клэр еще не вернулась, но я жду ее с минуты на минуту.

Энни прошла за хозяйкой в гостиную с высоким потолком и эркером. В углу стоял телевизор. Только что началась передача «Дейли кукс», на которую сегодня был приглашен импозантный французский шеф‑повар Жан Кристоф Новелли. Энни внезапно пришло в голову, что этот красавчик француз ни за что не стал бы убиваться из‑за ночи, случайно проведенной в чьей‑то постели. Миссис Тос не выключила телевизор, только убавила громкость, когда Энни попросила ее об этом, и во время разговора следила украдкой за происходящим на экране. Она предложила Энни выпить чая, Энни с благодарностью согласилась. Оставшись на время одна в мрачной гостиной, Энни подошла к окну и стала рассматривать легкие, словно горсти пуха, облака, плывущие по голубому небу. Еще один чудесный весенний день. Воздух настолько прозрачен, что кажется, будто при желании можно рассмотреть далекие Пеннинские горы.

Вошла миссис Тос с подносом в руках, и в то же самое мгновение открылась и захлопнулась входная дверь, а еще через секунду на пороге появилась молодая женщина в форменном халате, какие носят продавщицы супермаркетов. Ни слова не говоря, она одним движением сорвала с себя халат и небрежно швырнула на стул.

– Клэр! – негодующе воскликнула ее мать. – Я тебя тысячу раз просила вешать свою одежду.

Клэр, бросив на Энни в поисках сочувствия косой взгляд, пристроила халат на вешалку. Энни никогда прежде ее не видела, а потому не знала, чего от нее ожидать и к чему готовиться. Клэр между тем вынула из сумочки пачку «Данхилла» и, сунув в рот сигарету, чиркнула зажигалкой «Бик». Энни исподтишка разглядывала ее: светлые, не совсем чистые волосы стянуты сзади узлом, одета в джинсы и белую мужскую рубашку. Еще Энни отметила, что девушке не мешало бы похудеть: джинсы обтягивали толстые бедра, живот дряблым валиком свешивался над ремнем. Нездоровая кожа лица, одутловатые рыхлые щеки, желтые от никотина зубы. Клэр ничем не напоминала сухощавую стройную женщину, которую Мэл Денверс видела в Мэпстон‑Холле, да и сорока ей, невзирая на полноту, никак не дашь.

Раскурив сигарету, Клэр налила себе стакан вина, не предложив Энни присоединиться. Правда, Энни и не горела желанием выпить – сейчас чай ее устраивал больше, чем вино.

Миссис Тос, устроившись в кресле в углу, принялась отхлебывать чай, после каждого глотка со стуком возвращая чашку на блюдце. Кулинарные советы Жана Кристофа Новелли служили негромким звуковым фоном завязавшейся беседы.

– Мама говорит, вы из полиции. А чего вам от меня‑то понадобилось? – спросила Клэр.

– Вы в последние дни смотрели новости? – вопросом на вопрос ответила Энни.

– Вообще‑то меня новости не сильно волнуют.

– Вы знаете, что Люси Пэйн недавно убили?

Клэр медленно опустила поднесенный к губам стакан:

– Ее убили?.. Но она ведь инвалид?

Энни кивнула. Клэр, сделав глоток, затянулась сигаретой и пожала плечами:

– Ну и что вы хотите от меня услышать? Что я скорблю о ее кончине?

– А вы скорбите?

– Ну уж нет! Вы же знаете, что сделала эта женщина.

– Да, знаю, – ответила Энни.

– И вы оставили ее на свободе.

– Это не совсем так, Клэр, – попыталась возразить Энни.

– А как? Тогда ваши коллеги объявили, что у них недостаточно улик. Им было недостаточно! Вы сами‑то в это верите?

– После того, что случилось с Люси, она уже не представляла потенциальной угрозы, – ушла от ответа Энни. – Она же не могла пошевелить даже пальцем.

– Дело не в этом.

– А в чем же?

– Ее нельзя было оставлять в живых. Око за око.

– Но в Англии отменена смертная казнь.

– Но он‑то мертв, так ведь?

– Теренс Пэйн?

Глаза Клэр внезапно потемнели.

– Да, он.

Энни подтвердила:

– Мертв.

– Ну ладно!.. Так чего вы хотели? – Клэр притушила в пепельнице докуренную до половины сигарету и выпила еще вина. – Простите, сегодня был тяжелый день.

– А кем вы работаете?

– Клэр заведует контрольно‑кассовым пунктом в нашем супермаркете, – ответила за дочь миссис Тос. – Правда ведь, моя дорогая?

– Да, мама, – подтвердила Клэр, вызывающе глядя на Энни.

Как ей реагировать, Энни не знала. Можно, конечно, сказать, покривив душой: «О, это интересно!» У Клэр приличная работа, и все‑таки Энни ее жалела. Если судить по полицейским отчетам, шесть лет назад Клэр была умной красивой пятнадцатилетней девушкой с недурными перспективами на будущее: успешный аттестат о среднем образовании, затем университет, престижная работа – но Теренс и Люси Пэйн перечеркнули все эти планы. А теперь Клэр работает в супермаркете, да к тому же еще и ненавидит свое тело. С этим Энни уже доводилось сталкиваться. Она не удивилась бы, узнав, что длинные рукава рубашки Клэр скрывают шрамы от собственноручно нанесенных травм – ожогов и порезов. Энни хотелось спросить, лечилась ли Клэр у психиатров, но она остановила себя: это не ее дело. Она не социальный работник, а инспектор, расследующий убийство.

– Вы были знакомы с Люси Пэйн?

– Я встречала ее здесь в магазинах. Все знали, что она жена учителя.

– Но вы с ней никогда не разговаривали?

– Нет. Только здоровались.

– А вы знали, где она жила в последние годы? – поинтересовалась Энни.

– Нет. Последнее, что я слышала о ней, – по состоянию здоровья она, видите ли, не может предстать перед судом! Говорите что хотите, но вы позволили ей остаться безнаказанной.

– Она достаточно наказана, – мягко возразила Энни. – До самой смерти она находилась в стационаре для таких людей, как она.

– Для убийц?

– Для парализованных.

– И там ее, конечно, кормили, мыли и давали ей смотреть по телевизору все, что она хочет, скажете, нет?

– Да, за ней ухаживали, Клэр, – терпеливо втолковывала Энни. – Она ведь была не в состоянии себя обслуживать. Мне понятны ваши чувства…

– Да что вы говорите?! Вы серьезно? – с язвительной усмешкой спросила Клэр. Она встала, взяла новую сигарету, прикурила. – Вряд ли вы сумеете влезть в мою шкуру. Посмотрите на меня. Думаете, я не знаю, насколько я безобразна и непривлекательна? Я лечилась у психиатра, посещала его много лет, и это помогло мне как мертвому припарки. Я и сейчас содрогаюсь при мысли, что мужчина может до меня дотронуться. – Она хрипло засмеялась. – Шутка! Ну какому мужику придет в голову дотронуться до меня? Вы же видите, на что я похожа. И это все из‑за Люси и Теренса Пэйн. – Она смотрела на Энни горящими глазами. – Ладно, проехали! Ну, продолжайте.

– Вы о чем?

– Скажите мне, что я выгляжу не так уж плохо. Заверьте меня, что если накраситься и одеться как надо, то все будет нормально. Давайте‑давайте… как Тринни и эта затраханная Сузанна.^[23]Да кому они нужны!

Тринни и Сузанна действительно не нужны никому, мысленно согласилась Энни, но сейчас эту тему развивать ни к чему. В поведении Клэр, словно волна во время прилива, нарастала агрессия. Добиться от нее нужной информации, пока она в таком состоянии, не удастся. Как ее утихомирить, если Энни и саму пробирает дрожь внутреннего беспокойства?

– Мой отец не пережил этого испытания, – злобно бросила Клэр, с отвращением глядя на мать. – Он быстренько смылся с тонущего корабля. Да и родители Ким сделали отсюда ноги, после того как вы отпустили Люси Пэйн. Они много лет безуспешно пытались продать свой дом и в конце концов отдали его почти задаром.

Миссис Тос достала носовой платок и вытерла глаза, но промолчала. Энни охватило гнетущее чувство, на нее будто навалились все утраты, тоска и скорбь, которыми, казалось, была пропитана атмосфера этого дома. И вдруг она представила, как душит Эрика. Ну это уж слишком!.. Стало трудно дышать, Энни ощутила каменную тяжесть в груди. В комнате было слишком жарко. «Успокойся, – приказала себе Энни, – черт подери, возьми же себя в руки! Иначе ты утратишь контроль над ситуацией».

– Итак, вы не знали, где в последние годы обреталась Люси? – собрав в кулак волю, обратилась она с вопросом к Клэр.

– Нет, разумеется! Если б знала, наверняка задушила бы ее собственными руками.

– А почему вы думаете, что Люси задушили?

– Ничего я не думаю! Да и какое это имеет значение?

– Действительно, никакого.

– Ну и где она… отдыхала?

– Я же говорила: в доме для инвалидов недалеко от Уитби.

– На морском берегу, значит. Отлично! А вот я не была на море с самого детства. Наверное, она наслаждалась великолепным видом?

– Вы когда‑нибудь бывали в Уитби?

– Нет. Мы обычно ездили в Блэкпул или в Лландидно.

– Вы водите машину?

– У меня нет прав. Разве я смогу? Да и зачем?

– Как зачем?

– На работу и с работы я хожу пешком. Где мне еще бывать?

– Ну… не знаю, – замялась Энни. – Поехать куда‑нибудь с друзьями…

– У меня нет друзей. Раньше я ходила повидаться с Мэгги, но и она тоже уехала отсюда.

– А куда, вы не в курсе?

– Думаю, обратно в Канаду. Точно не знаю. Ей было невыносимо оставаться здесь после всего, что случилось…

– Вы с ней переписываетесь?

– Нет.

– Но ведь она, сколько мне известно, была вашей подругой?

– Она была ее подругой.

– Значит, канадского адреса Мэгги у вас нет.

– Спросите Руфь и Чарльза Эверетт. Мэгги жила в их доме, и они дружили.

– Спасибо, – поблагодарила Энни. – Спрошу.

– А я ведь так и не вернулась в школу, – неожиданно переменила тему Клэр.

– Почему?

– После… ну, после смерти Ким я не смела там показаться. А могла бы сдать экзамены, поступить в университет, но… ничему не суждено было сбыться.

– Ну а теперь?

– Теперь… У меня есть работа. Мы с матерью живем не хуже других, верно, ма?

Миссис Тос улыбнулась.

Энни поднялась: спрашивать больше не о чем, оставаться в этой комнате невыносимо тяжело.

– Прошу вас, – поспешно потянувшись за сумкой, обратилась Энни к Клэр, – если вы вдруг вспомните что‑то полезное… – Не договорив, она протянула визитку.

– Что значит – «полезное»?

– Полезное для расследования убийства Люси Пэйн. Я веду это дело.

Брови Клэр сошлись на переносице; разорвав визитку на мелкие клочки, она швырнула обрывки на пол, скрестила руки на груди и злобно прошипела:

– Не дождетесь!

Кафе на открытом воздухе под окнами кабинета Малкома Остина показалось Бэнксу самым подходящим местом для повторной беседы со Стюартом Кинси. Бэнкс и Уинсом устроились на непрочных складных стульях за шатким столиком под раскидистым, пока еще безлистным платаном. Было прохладно, и Бэнкс порадовался, что надел кожаную куртку. Время от времени с моря долетали порывы свежего ветра. Ветви платана скрипели и раскачивались; на поверхности кофе в чашках дрожала мелкая рябь.

– Что на этот раз? – поинтересовался Кинси. Полицейские вызвали его для беседы из факультетской библиотеки, где он корпел над очередным эссе. – Я ведь уже сообщил вам все, что знаю.

– Но сообщили‑то вы нам, признаться, не очень много, – откликнулась Уинсом.

– Больше ничем не могу помочь. Поймите, мне и так тошно сознавать, что я был совсем рядом и…

– И что бы ты сделал? – спросил Бэнкс.

– Я… не знаю…

– Да ничего бы ты не сделал, – отмахнулся Бэнкс.

Однако он покривил душой: окажись Кинси в Тейлор‑ярде в то время, когда убийца напал на Хейли, юноша мог бы спугнуть преступника, и тот, скорее всего, убежал бы, оставив девушку в живых.

– Ведь ты не знал, что Хейли в опасности. Так что кончай заниматься самобичеванием.

Кинси молчал, уставившись в чашку.

– Хейли тебе по‑настоящему нравилась? – вкрадчиво спросил Бэнкс.

Кинси поднял на инспектора глаза. На лице проступили красные пятна, он чуть не плакал от сдерживаемых чувств:

– Почему вы спрашиваете? Вы что, все еще верите, что это сделал я?

– Успокойся, – сказал Бэнкс, – никто так не считает. При нашей первой встрече ты говорил, что тебе нравилась Хейли, но взаимностью она тебе не отвечала.

– Да. Говорил.

– Так вот, сейчас меня интересует, что ты при этом чувствовал.

– Как по‑вашему, что я мог чувствовать? Как бы вы себя чувствовали, если кто‑то, о ком вы думаете день и ночь, даже не подозревал о вашем существовании?

– Ну, положим, это слишком сильно сказано, – с недоверчивой улыбкой покачал головой Бэнкс. – Вы ведь гуляли с Хейли, ты часто виделся с ней, вы ходили в кино…

– Так‑то оно так, только вокруг нас вилась целая компания. Нам очень редко удавалось побыть наедине.

– Но вы же беседовали. Ты говорил, что даже осмелился однажды ее поцеловать.

Кинси бросил на Бэнкса уничтожающий взгляд, а тот подумал, что честно его заслужил: беседа и пара дружеских поцелуев не слишком высокая компенсация за постоянную и мучительную эрекцию, которую еле выдерживает молния на джинсах.

– Стюарт, ты единственный, кто мог, по нашему мнению, оказаться на месте преступления в нужное время, – обратилась к нему Уинсом, подбираясь к цели беседы. – А ведь у тебя был мотив: безответное увлечение Хейли. Мы вынуждены задать тебе некоторые вопросы.

– Средства, мотив, благоприятная возможность. Как все сходится, как вам это на руку! Ну сколько можно повторять: я этого не делал! Да, мне было больно, я страдал, но я никогда даже в мыслях не мог представить, что способен убить. Послушайте, да я же пацифист, черт возьми! Поэт, в конце концов!

– Не горячитесь, успокойтесь, – попросила Уинсом.

Он посмотрел на нее виноватым взглядом:

– Простите. Не сдержался. У меня горе, я потерял друга, а вы пытаетесь повесить на меня преступление.

– И все‑таки, что произошло в ту ночь в Лабиринте? – спросил Бэнкс.

– Я ведь уже рассказывал вам.

– Давай по новой. Заказать кофе?

– Нет, спасибо, хватит.

– А вот я не отказался бы от еще одной чашечки. – Бэнкс взглянул на Уинсом, и та, закатив глаза, встала и направилась к стойке.

– Только между нами, – негромко произнес Бэнкс, склоняясь над столом, – ты позволял себе что‑нибудь, кроме нескольких поцелуев, когда оказывался с нею на задних рядах в кинозале? Не стесняйся, скажи мне правду.

Кинси облизал сухие губы. Казалось, он вот‑вот расплачется. Наконец он утвердительно кивнул.

– Только однажды, – с трудом выдавил он. – И от этого мне особенно больно.

– Ты спал с ней?

– Нет. Бог свидетель, нет. Мы просто, понимаете… целовались и… ну, ласкали друг друга. А после она сделала вид, будто вообще не желает меня знать.

– Да, – сочувственно покачал головой Бэнкс, – такое отношение может взбесить любого мужчину. – Увидев Уинсом с двумя чашками кофе, он торопливо закончил: – Чувствовать ее, ощущать ее близость, а потом… она вдруг ускользает от тебя навсегда. А ты мучаешь себя мыслями о том, что ею обладают другие.

– Меня это не злило. Скорее уж разочаровывало. Она ведь мне ничего не обещала, а значит, и не нарушала обещаний. Мы два раза с ней выпивали. Сначала все было, ну… просто замечательно, а потом казалось, что вообще ничего не было. Для нее. А теперь… да какая разница, как все было, ничего этого уже не будет!

Уинсом поставила перед Бэнксом чашку кофе и, держа в руке свою, опустилась на стул.

– Вернемся к той субботней ночи в Лабиринте, – предложил Бэнкс. – Возможно, ты позабыл какие‑то детали. Я понимаю, как тебе сейчас трудно, но попытайся вспомнить.

– Хорошо, – согласился Кинси.

Бэнкс, глотнув горячего водянистого кофе, подул в чашку и продолжил:

– Итак, примерно в двенадцать двадцать вы все отправились в «Бар Нан», так?

– Да, – подтвердил Кинси. – Музыка там оказалась ужасная – смесь индастриал хип‑хопа и электронного диско… Может, у нее другое название, но это было нечто невообразимое, к тому же било по ушам как кувалдой. Мы все были под градусом, а там было душно. Я думал о Хейли, хотел, чтобы она вернулась, ревновал, полагая, что она пошла на встречу с кем‑то, кто оказался счастливее меня.

– Значит, ты расстроился? – спросила Уинсом.

– Выходит, что так. Я захотел по… мне тоже надо было в туалет, ну, я пошел в заднее помещение клуба, где расположены туалеты, и увидел дверь. Я знал, куда она выходит. Я и раньше убегал через нее, когда мне… – Он замялся.

– Когда тебе что? – оживился Бэнкс.

Кинси с усилием улыбнулся:

– Когда мне не было восемнадцати и в клуб приходила полиция.

– Понимаю, – насмешливо кивнул Бэнкс: он и сам, помнится, прикладывался к спиртному в клубах, когда ему и шестнадцати не исполнилось. – Ну и дальше?

– Я думал, Хейли не успела далеко уйти. Мне казалось, она где‑то рядом с площадью, за угол просто завернула… Честное слово. И я решил пойти за ней… проследить, куда она направляется, и выяснить, кто ее ждет. У меня и в мыслях не было ничего плохого…

– Что было дальше?

– Вы сами знаете, что было дальше. Я ее не нашел. Все шел и шел в глубь Лабиринта, пока не понял, что могу заблудиться. И тут мне показалось, что я слышу какие‑то звуки сзади, со стороны площади. Я подошел ближе и стал прислушиваться, но – ничего.

– Ты можешь еще раз описать эти звуки?

– Это было похоже на приглушенный удар, как если бы кто‑то ударил по двери кулаком или чем‑то тяжелым, обмотанным мягкой тканью. А потом пронзительный вскрик… Нет, не вскрик: если бы это был вскрик, я бы встревожился, этот звук был похож на громкий вдох, в нем слышались изумление и мольба. Честно говоря, я подумал…

– Что? – поторопил его Бэнкс.

Кинси с застенчивостью взглянул на Уинсом и ответил:

– Ну, вы понимаете, я подумал, что это какая‑то парочка… занялась любовью.

– Так‑так, Стюарт, – ободряюще произнес Бэнкс. – Ты отличный свидетель. Продолжай.

– Да, именно так все и было. Я испугался и смотался по‑быстрому. Не хотелось мешать людям. Да и потом, вы представьте, как разозлился бы парень, которого оторвали от… Надавал бы по шее за здорово живешь.

– И больше ты ничего не слышал?

– Только музыку.

– Какую музыку? Раньше ты не упоминал об этом.

Кинси нахмурился:

– Наверное, позабыл. Звучало что‑то знакомое, обрывки мелодии в стиле рэп, но что именно, не скажу. Название вертится на языке, а припомнить – никак. Звук, знаете, нарастал и оборвался, словно… кто‑то открыл дверь и сразу ее захлопнул или мелодия раздалась из проходящего мимо автомобиля… Не знаю, как еще…

– Подумай, что еще ты запомнил об этой музыке, – взмолился Бэнкс. – Это может быть очень важно.

Кинси молчал.

– Хорошо, что было потом?

– Я двинулся обратно в «Бар Нан». Прошел через аркаду, ведущую на Касл‑роуд, – я довольно сильно углубился в Лабиринт, и это был ближайший выход. Но теперь мне пришлось входить в клуб через главный вход, поскольку задняя дверь легко открывается только изнутри, а снаружи – с помощью особого приспособления, которого у меня не было. У меня на руке был штамп, поэтому я без проблем прошел в клуб. Вот и все. К сожалению. Я могу идти? Мне надо дописать эссе.

Нет смысла задерживать его дольше, подумал Бэнкс и протянул Кинси визитку:

– Попытайся все же вспомнить музыку, которую ты слышал. Это может помочь.

Парень положил визитку в карман и ушел.

– Сэр, а вы и вправду думаете, что это так важно? – поинтересовалась Уинсом.

– Честно говоря, не знаю, – признался Бэнкс. – Система видеонаблюдения зафиксировала автомобиль, едущий в сторону Лабиринта, а Стюарт сказал, что музыка звучала как из проходящей мимо машины. К сожалению, время не совсем совпадает, к тому же мы практически уверены, что люди в автомобиле возвращались домой после юбилейного ужина. Им сильно за пятьдесят, и я сомневаюсь, чтобы они слушали рэп. Однако это новая информация, и кто знает, куда она выведет?

– А что вы думаете по поводу хода расследования, сэр? – Уинсом взглянула Бэнксу прямо в глаза. – Как вы расцениваете ситуацию?

– Мы слишком уж быстро проработали всех подозреваемых, – ответил Бэнкс. – Первым был Джозеф Рэнделл, потом Малком Остин и вот сейчас Стюарт Кинси.

– По‑вашему, это Кинси?

– Сомневаюсь. Вероятно, кое в чем он лжет. Как, впрочем, и все остальные. Хейли Дэниэлс определенно обладала даром превращать нормальных мужчин, особенно молодых, в робких и трепетных обожателей. Типичная la belle dame sans merci.^[24]Нам необходимо проверить алиби Остина, выяснить, не заметил ли его кто‑нибудь – видел же сосед Джозефа Рэнделла. А вот Кинси я верю. Он явно не из тех, кто способен изнасиловать и убить обожаемую им девушку, а затем вернуться к приятелям, будто ничего не случилось. Мальчик очень впечатлительный. Поцелуй его, так он затрепещет и всю ночь напролет будет предаваться восторженным воспоминаниям.

– Ну уж нет, сэр, спасибо.

Бэнкс улыбнулся:

– Успокойся, Уинсом, это не приказ, а размышление. Стюарт Кинси – ребенок с обостренной чувствительностью. Романтик. Поэт, как он сам себя назвал. Не притворщик, не обманщик, да и как актер он немногого стоит. Про таких говорят: что на уме, то и на языке. Не умеет скрывать своих эмоций. Если бы он убил Хейли, сразу пришел бы в полицию виниться.

– Я тоже так думаю, – согласилась Уинсом. – И что нам делать?

– Вот в этом‑то и вопрос, – задумчиво произнес Бэнкс. – Пошли‑ка по домам.

– А как дела у инспектора Кэббот, сэр?

– О ней не волнуйся, – с грустью в голосе ответил Бэнкс. – Я с ней поговорю.

После встречи с Клэр Тос Энни не стала возвращаться в Уитби, а поехала домой, в Харксайд. Конечно, утром придется встать пораньше, но это не так уж трудно, особенно если вечером много не пить. После злополучного обеда с Эриком и разговора с Клэр она чувствовала себя так, словно ее только что вынули из центрифуги стиральной машины. Привычная домашняя обстановка наверняка поможет ей. Бокал сухого вина, книга, ванна с густой душистой пеной. Журнал «Хит».^[25]

Когда она подъезжала к дому, Феррис позвонил ей на мобильный: он выяснил, где находятся волосы, изъятые у Исткота, и сможет заполучить их в ближайшие дни – спасибо Господу за малые милости.

Стемнело, Энни опустила шторы, зажгла два настенных бра, комнату окутал теплый и уютный полумрак. Есть не хотелось, поэтому она удовольствовалась остатками холодных макарон, которые запила добрым бокалом «Соаве» из трехлитровой коробки, купленной в супермаркете «Теско». Бэнкс, унаследовав винный погреб брата, теперь пьет дорогие вина, а вот Энни своих вкусов не меняет, да и не способна она по достоинству оценить утонченный букет и послевкусие. Она относится к проблеме практически: нравится – не нравится, выдохлось – не выдохлось, а вино, упакованное в специальные коробки, хранится долго.

Она сняла с полки второй том биографии Матисса, написанной Хилари Сперлинг, но читать не смогла: не удавалось сосредоточиться – глаза бегали по строчкам, а в голове крутились мысли о Клэр, о событиях, переломивших плавное течение жизни девушки. Сколько по психологам ни ходи, тот ужас из памяти не вытравишь. А каким взглядом наградила ее Клэр, услышав, что Энни разыскивает убийцу Люси Пэйн! Ощутив его всей кожей, Энни почувствовала немедленную готовность бросить расследование. Кто осудит убийцу этой пресловутой Подруги Дьявола? У кого достанет милосердия простить Люси Пэйн? Интересно, а Мэгги Форрест простила ее? Пережила случившееся и запретила себе о нем думать?

Энни на память пришел телефильм, в котором рассказывалось о кампании в защиту Майры Хиндли, инициированной лордом Лонгфордом. Его было невозможно смотреть. «Болотные убийцы» – так называли Майру и ее мужа – убили пятерых детей в возрасте от 10 до 17 лет. Это произошло еще до прихода Энни в полицию, но, как любой коп, она слышала о них и прослушивала записи, сделанные на допросах. Конечно, религия учит прощать, убеждает в возможности искупления греха, однако не нашлось христиан – лорд Лонгфорд не в счет, – готовых простить Майру Хиндли, хотя суд отнесся к ней менее сурово, чем к ее мужу. И та же самая история повторилась с Люси Пэйн – правда, обстоятельства сложились так, что она, избежав суда, оказалась в одиночном заключении в своем собственном теле.

Томми Нейлор и остальные члены команды Энни провели весь день в Западном Йоркшире, беседуя с родственниками жертв супругов Пэйн, а Рыжая в это время пыталась разузнать, как сложилась жизнь Кирстен Фарроу. Разговаривая с Нейлором по мобильному телефону, Энни почувствовала, что его, как и ее саму, накрыло сильнейшей волной депрессии. Когда приходится встречаться со страдающими людьми, потерявшими веру в справедливость, не так‑то просто исполнять долг полицейского.

Она решила прибегнуть к наилучшему расслабляющему средству – полежать в ванне, отрешившись от тяжких раздумий, как вдруг раздался стук в дверь. Сердце забилось так сильно, что казалось, вот‑вот выскочит из груди. В голове мелькнуло: Эрик каким‑то образом узнал, где она живет. Нет уж, Энни не желала его видеть! Она не станет открывать, пусть думает, что ее нет дома. Но стук повторился, тогда Энни на цыпочках подошла к окну и, осторожно отогнув край шторы, взглянула на непрошеного гостя. Темнота сгустилась, она не могла рассмотреть, кто именно стоит у двери, однако поняла, что это не Эрик. И тут увидела припаркованный напротив дома «порше». Бэнкс. Вот черти принесли! Его она тоже не хотела видеть, и не только из‑за своего нелепого поведения вчера вечером. Бэнкс, похоже, отступать не собирался и постучал в третий раз. У Энни работал телевизор, и, хотя звук был выключен, он, видимо, разглядел светящийся экран.

Открыв дверь, Энни шагнула в сторону, давая ему пройти. В руках Бэнкс держал бутылку вина в подарочном пакете. Он явился предложить мир? С чего бы? Уж если кто и должен приходить с оливковой ветвью, так это Энни. Бэнкс, этот проклятый тактик, умел разоружить противника еще до того, как сказано первое слово. Или она к нему несправедлива?

– Как ты узнал, что я здесь? – спросила она.

– Заглянул наугад, и, видишь, повезло, – ответил Бэнкс. – Фил Хартнелл сказал мне, что ты сегодня была в Лидсе и разговаривала с Клэр Тос, вот я и подумал, что ты, скорее всего, не станешь возвращаться в Уитби.

– Вот поэтому ты старший инспектор, а я всего лишь инспектор.

– Элементарно, Ватсон.

– Ты бы хоть позвонил.

– Тогда бы ты сказала, чтобы я тебя не беспокоил.

Энни молча крутила прядь волос. Он прав, причем как всегда!

– Ладно, заходи, раз уж пришел.

Бэнкс протянул ей бутылку.

– Намекаешь, что надо бы выпить? – спросила Энни.

– Не откажусь.

Энни пошла на кухню, открыла бутылку «Вакейрас», французского красного вина. Они с Бэнксом пили его раньше. Ничего особенного, но вино хорошее. Она наполнила его бокал из бутылки, а в свой налила дешевого «Соаве», вошла в гостиную, поставила перед ним бокал и уселась в кресло. Неожиданно ей показалось, что комната мала для них двоих.

– Включить музыку? – спросила она, чтобы прервать молчание, – музыку слушать ей вовсе не хотелось.

– Буду рад.

– Тогда выбери сам.

Бэнкс опустился на колени перед полочкой с небогатой коллекцией дисков и вытащил «Путешествие в Сатчидананду» Элис Колтрейн. Энни мысленно поаплодировала его выбору. Эта композиция как нельзя лучше соответствовала ее настроению, а замысловатые пассажи арфы на фоне медлительного баса всегда ее успокаивали. Она вспомнила, что прошлым вечером, когда она пришла к Бэнксу, у него дома звучал Джон Колтрейн, но слушать самого маэстро ей было менее приятно, чем его жену.

– Как прошла твоя беседа с Клэр Тос? – спросил Бэнкс, усаживаясь в кресло.

– Ужасно и практически без пользы, – ответила Энни. – Мне кажется, она не причастна к этому убийству, но она… как бы это сказать… негодует. Не думаю, что Клэр способна на месть. То, что произошло с ее подругой, непоправимо повлияло и на нее.

– Она все еще винит себя?

– Еще как! Она намеренно уродует себя и принижает свои умственные способности и возможности. Ее папаша сбежал от них, но это, похоже, не помогло. Мамаша, кажется, прочно присела на антидепрессанты.

– Проверили родственников жертв?

– Пока не всех. Общее мнение – существующее юридическое законодательство пощадило Люси Пэйн, а Бог – нет; все рады, что ее убили. Это принесло им «облегчение».

– Это слово означает сейчас все, что угодно, – вздохнул Бэнкс. – Сколько людей произносит его, оправдывая им свои грехи.

– И все‑таки мне кажется, что ты не вправе порицать их, – упрямо произнесла Энни.

– Так по делу совсем ничего не прояснилось?

– Я бы так не сказала. У меня сегодня была короткая встреча с Чарльзом Эвереттом, перед тем как я поехала сюда. Он клянется, что не знает ничего о Мэгги Форрест, однако если она сейчас здесь, то нам придется рассматривать ее как главного подозреваемого. Люси Пэйн дружила с ней, использовала ее, а потом предала, и не исключено, что Мэгги рассматривает месть как способ сбросить с себя груз прошлого, освободиться от него.

– Вариант, – согласился Бэнкс. – А ты выяснила, где она сейчас живет?

– Пока нет. Рыжая попробует завтра узнать у издателей. Кстати, появились кое‑какие новые факты.