Подруга Дьявола 17 страница

Энни вкратце изложила версию Леса Ферриса, и Бэнкс выслушал ее даже с большим вниманием, чем она ожидала. Многие успешно раскрытые им преступления были связаны с другими, совершенными десятки лет назад, поэтому он с интересом относился к подобным «временным связям».

– Еще – Рыжая проследила дальнейшую судьбу Кита Макларена, австралийца, – добавила Энни. – Он вернулся в Сидней и работает в юридической фирме. Похоже, он окончательно выздоровел. Хорошо бы узнать, вдруг он хоть что‑то вспомнил.

– Так ты собираешься ехать в Австралию?

– Ты что, шутишь? Позвоню ему в уик‑энд.

– А что известно о Кирстен Фарроу?

– Рыжая пытается отыскать и ее тоже. Пока о ней ничего не известно. Странно, но создается впечатление, что она просто исчезла. Мы, как нам кажется, проверили все возможные источники информации, но примерно с девяносто второго года никаких сведений о ней нет: Кирстен Фарроу словно перестала существовать. Отец ее умер десять лет назад, мать в доме хроников – у нее болезнь Альцгеймера, – так что толку от общения с ней немного.

Мы пытаемся разыскать ее подругу‑сокурсницу, Сару Бингем, с которой Кирстен до своего исчезновения жила в Лидсе. Рыжая выяснила, что Фарроу перешла на юридический факультет, так что направление поиска у нас вроде бы есть, но работа тянется чертовски медленно, поскольку собирать сведения нужно тщательно и к тому же осторожно.

– Да, это самая трудоемкая стадия расследования, – согласился Бэнкс. – Выжидать, копаться, проверять, уточнять. А ты не думала, что Кирстен может сейчас жить за границей?

– Но тогда она не представляет для нас интереса, согласен? Да, и вот еще что: Лес Феррис обещал добыть локоны девушек, обнаруженные в доме у Исткота в восемьдесят девятом году, тогда мы сможем сравнить волосы Кирстен с теми волосами, что найдены на одеяле Люси Пэйн. Это подтвердит или исключит версию о связи между нынешним и прошлым преступлениями.

– Данные, полученные при исследовании волос, часто бывают весьма неточными, – напомнил Бэнкс. – Однако если волосы совпадут, этого будет достаточно, чтобы решить, по какому пути двигаться дальше. Итак, каков твой план?

– Продолжать поиски. Искать Кирстен и Мэгги. Ну и Сару Бингем. Найдем – тогда и решим, разрабатывать их дальше или вычеркнуть из списка подозреваемых. Других версий у нас пока попросту нет. – Энни замолчала, слушая звуки арфы, от которых у нее мурашки по спине побежали, сделала глоток вина и решительно произнесла: – Мне кажется, ты пришел не о расследовании поговорить, ведь так?

– Не совсем, – уклончиво ответил Бэнкс.

Энни отвела глаза в сторону:

– Перед тем как ты перейдешь к главной цели своего визита, я хотела бы извиниться за вчерашний вечер. Не знаю, что на меня нашло… Правда, мы выпили с Уинсом, потом я немного добавила у тебя, ну крыша и поехала. Может, я просто устала. Не надо было пить, тем более так много. С моей стороны непростительно так вести себя с тобой. Прости, пожалуйста.

Бэнкс молчал, Энни казалось, что ему слышно, как колотится ее сердце.

– Да я в общем‑то пришел не для выяснения отношений, – задумчиво произнес он, – хотя, признаться, отчасти поэтому.

– Я что‑то плохо тебя понимаю. Объясни же, наконец.

– Ведь между нами давно все кончено, – старательно подбирая слова, начал Бэнкс, – поэтому, не буду отрицать, я был, как бы это сказать, потрясен, когда ты… Понимаешь… Ты знаешь, что для меня ты всегда желанна, а когда ты ведешь себя так… Хотя ты, конечно, права… Я имею в виду, что в моей жизни не так много хорошего, чтобы отвергать настолько щедрое предложение. Только… только все изменилось… Хорошо бы мы остались друзьями – хотя это будет нелегко, – и тогда ты сможешь рассказывать мне обо всем, что тебя беспокоит.

– Что, например?

– Ну… ведь не каждую ночь ты напиваешься, а потом набрасываешься на меня. У тебя, очевидно, неприятности.

– Почему это обязательно неприятности? – вызывающе спросила Энни. – Я же объяснила, что была пьяна и сильно устала. Работы выше головы. И нечего делать из мухи слона.

– Ты вчера сказала много странного и непонятного.

– Вот как? – Энни откинулась на спинку кресла. – Я, правда, не помню, но на всякий случай извини.

Она отлично помнила, что наговорила Бэнксу: Энни была не настолько пьяна, как в тот злополучный вечер с Эриком, – но сейчас ни за что на свете в этом не признается.

– Ты говорила о молодых любовниках.

Энни прикрыла ладонью рот:

– Не может быть! Какой ужас! С чего это я вдруг расфантазировалась, как взбалмошная школьница? Давай выпьем еще!

– Я, пожалуй, не буду. Я ведь за рулем.

– А я выпью.

– Тебе можно. Ты же дома.

Энни торопливо прошла на кухню, чтобы наполнить свой стакан, а заодно подумать и успокоиться. Меньше всего она хотела снова пускать Бэнкса – этого рыцаря в сияющих доспехах – в свою личную жизнь и разрешать ему в ней копаться. С Эриком она разберется сама, так что большое спасибо за участие. Ей не нужен защитник, который пойдет и отлупит его… в крайнем случае, отпугнет.

Она вернулась в гостиную, села в кресло и сказала:

– То, что я наговорила прошлым вечером… Не знаю, нужно ли тебе это знать… но я поругалась со своим бойфрендом и…

– Ты же ужинала с Уинсом.

– До этого. Я была расстроена и зла – вот и все. Наболтала лишнего. А теперь сожалею об этом.

Бэнкс медленно потягивал вино; брови сошлись на переносице, морщины прочертили лоб – он задумался.

– Когда ты говорила о молодом любовнике, ты имела в виду своего бойфренда? – спросил он, подняв на нее глаза.

– Да. Он совсем мальчик. Двадцать два года.

– Понятно.

– Мы поругались, только и всего.

– А я и не знал, что у тебя кто‑то есть.

– Да мы недавно познакомились.

– И уже разругались?

– Да…

– Может, сказалась разница в возрасте?

Энни выпрямилась в кресле и сердито посмотрела на Бэнкса:

– Алан, ну при чем тут разница в возрасте? И о какой разнице ты говоришь: между мной и Эриком или между мной и тобой? Не надо лицемерить. Тебе это не идет.

– Сдаюсь! – Бэнкс поставил на стол бокал – вина в нем оставалось еще на добрый глоток. – Выходит, у тебя все в порядке?

– Да. Конечно, в порядке. С чего ты взял, что у меня неприятности?

– Значит, все хорошо? Никто не беспокоит? Не преследует? Не угрожает тебе?

– Да нет же! Все нормально. Мне совсем не нужен старший брат, который будет за мной присматривать. Я способна управиться со своей жизнью, так что большое спасибо. Теперь только бойфренды.

– Вот и отлично, – сказал Бэнкс и встал. – Я, пожалуй, пойду. Завтра тяжелый день.

Энни поднялась с кресла и проводила его до двери. Она двигалась словно в каком‑то забытьи. Зачем было врать ему, сбивать с толку? Зачем она так грубо и жестоко говорила с ним?

– Может быть, побудешь еще? – спросила она. – Полстакана вина тебе не повредит.

– Да нет, не стоит, – ответил Бэнкс, открывая дверь. – Да и мы сказали друг другу все, что хотели, верно? Ты, Энни, береги себя. Ну пока, до встречи.

Он наклонился, коснулся губами ее щеки и вышел.

Слушая рокот мотора отъезжающей машины, Энни спросила себя, почему ей так грустно, почему она чуть не плачет. Он не захотел остаться. Из сиди‑плеера все еще доносилась мелодия Элис Колтрейн, но теперь она уже не успокаивала. Энни ударила кулаком по двери, крикнула: «К черту!» – и продолжала колотить и повторять ругательство, пока не расплакалась в голос.

В обеденное время рыночная площадь выглядит совсем иначе, с удивлением отметил Бэнкс, направляясь вместе с Уинсом к «Фонтану». В пятницу, да еще при хорошей погоде, различие особенно бросается в глаза. Девушки с беджами на блузках, все как на подбор хорошенькие, выпорхнув из банков и риелторских контор, стайками вились возле витрин, пили кофе с сэндвичами, болтали с приятелями, небольшими группками по три‑четыре человека обедали в пабах и со смехом обсуждали планы на уик‑энд. Компании школьников слонялись по площади в рубашках навыпуск, без галстуков, хихикали, толкались, ставили друг другу подножки, ели пирожки и пончики, купленные навынос.

Джейми Мёрдока полицейские нашли на рабочем месте – за стойкой «Фонтана». Дела в пабе шли отлично. В меню, кроме привычных гамбургеров и картофеля фри, рыбы с картошкой, пухлого йоркширского пудинга с мясом или сосисками, имелись тайские и индийские кушанья. Бэнкс проголодался, но решил, что, поскольку сюда они пришли по служебной надобности, поесть лучше будет где‑нибудь в другом месте, в «Куинс армс» например. Сегодня у Джейми в баре и на кухне работали помощники, поэтому он ненадолго покинул стойку, когда Бэнкс попросил его подойти к столику в углу. Из музыкального автомата доносилась мелодия «Султаны свинга» группы «Дайэ Стрэйтс», воздух был пропитан густым запахом соуса карри.

– Ну, что на этот раз? – довольно нелюбезно буркнул Джейми, поправляя большим пальцем съехавшие с носа очки. – Разве вы не видите, у нас запарка?

– Всего несколько вопросов, – успокоил его Бэнкс.

– Вопросы, вопросы… Я на днях уже все рассказал вашему коллеге, мистеру Темплтону. К тому же в сегодняшних утренних газетах пишут, что это дело рук кого‑то из бывших бойфрендов.

Бэнкс читал эту статью и счел автора безответственным писакой. Наверное, кто‑то из сотрудников управления слил информацию о том, что следователи допрашивали двоих бывших приятелей Хейли. Этой утечке приделали ноги, и она пошла гулять по свету.

– На твоем месте я бы не верил всему, что пишут газеты, – посоветовал Бэнкс. – Ты сказал сержанту Темплтону, что Хейли Дэниэлс пришла в паб в шумной компании приятелей…

– Да они не очень шумели.

– Хорошо, будем считать, что они просто были навеселе. К этому времени шпана из Линдгарта забила туалетной бумагой унитазы в общественном туалете.

– Да, это так.

– Пока все сходится. Хейли с приятелями оказались последними посетителями, выходившими из паба, так?

Мёрдок утвердительно кивнул.

– И ушли они примерно в четверть первого?

– Да.

– Что ты делал после этого?

– Закрыл паб.

– Сразу после их ухода?

– Конечно. Бывали случаи, когда грабители врывались в заведение, лишь только его покидали последние посетители.

– Ты поступил разумно, – похвалил Бэнкс. – А ты знал, куда они собирались идти?

– Кто?

– Хейли и ее приятели?

– Кто‑то упомянул «Бар Нан». Это единственное заведение, кроме «Тадж‑Махала», которое открыто всю ночь.

– Как я понимаю, вы с ней на прощание поцапались.

– Немного повздорили. Ничего серьезного.

– Но она не стеснялась в выражениях, обнаружив, что туалет закрыт?

– Да, мне кажется, ее это огорчило, – подтвердил Джейми, заерзав на стуле. – Ну и что? Я не думал, что это так важно.

– В расследовании важно все, – назидательным тоном произнес Бэнкс. – А что именно она говорила?

– Не помню.

– Она, я слышал, выдала тебе по полной.

– Ну, особого удовольствия от общения с ней я не получил. Заявила: раз туалет закрыт, она помочится прямо на пол.

– Мне говорили, все было немного иначе. Эта заносчивая сучка обозвала тебя уродом и погнала в туалет прочистить унитазы, а то она помочится прямо на пол. И как ты только это стерпел!

– Все было не так, – возразил Джейми.

– Значит, ты совсем не разозлился и не пошел за ней, чтобы задать ей взбучку?

Джейми съехал на край стула:

– Что вы хотите этим сказать? Вы же видели меня на пленке. Все было так, как я рассказывал. Я закрыл паб и два часа убирался в туалете, менял лампочки, подметал битое стекло.

– Нелегко тебе пришлось. Твоей помощницы в субботу здесь не было, – напомнил Бэнкс.

– Да, Джилл сказала, что простудилась.

– И ты ей поверил?

– А как я мог проверить?

– Она часто звонит и отпрашивается?

– Не в первый раз.

Офисные служащие за соседним столом вдруг громко засмеялись.

– Не закончить ли нам разговор в подсобке? – спросил Бэнкс.

Джейми занервничал:

– А зачем?

– Успокойтесь, все в порядке, – заверила его Уинсом. – Мы не сделаем вам ничего плохого. – Она обвела глазами заполненный людьми зал. – Там потише, только и всего. Для чего всем, кто здесь присутствует, слышать, о чем мы говорим?

Джейми с явной неохотой попросил одного из помощников заменить его и повел полицейских наверх, в комнату с телевизором и диваном, где он обычно отдыхал. Бэнкс прислушался к доносившейся снизу мелодии группы «Флитвуд Мэк».

– Дело в том, Джейми, – начал Бэнкс, – что мы навели о тебе справки и выяснили, что ты заставляешь своих друзей и работников привозить из Франции контрабандой выпивку и сигареты.

– Теперь это уже не противозаконно, – ответил Джейми. – Вези сколько хочешь: мы же теперь единая Европа.

– Противозаконно продавать эти товары в заведении, не имеющем соответствующей лицензии, – поправил его Бэнкс. – А ты как раз этим и занимаешься. Это как‑нибудь связано с убийством Хейли Дэниэлс?

Джейми вытаращил глаза:

– Да что вы такое…

– Хейли знала об этом? Джилл знала. Ты сам просил ее о подобной услуге. Вот поэтому‑то ей и не нравится работать здесь; правда, имеются и другие причины.

– Ну продали мы несколько бутылок пива и несколько пачек сигарет… Только зачем из‑за этого убивать кого‑то? Тем более так, как ее…

– Ты имеешь в виду изнасилование?

– Да.

– Вероятно, контрабанда и являлась истинным мотивом, а изнасилование было совершено, чтобы обмануть полицию. А с другой стороны, немало найдется мужчин, пожелавших попробовать товар на вкус, прежде чем избавиться от него, согласен?

– Мерзость какая, – едва шевеля губами, произнес Джейми. – Слушать противно. – Он посмотрел на Уинсом таким взглядом, словно упрекал ее в предательстве. – Вас обоих.

– Давай, Джейми, смелее, – подзадорил его Бэнкс. – Мы догадываемся, что к чему. Хейли собиралась тебя заложить, и ты должен был от нее избавиться. Вот ты и подумал: а почему бы сначала ее не попробовать?

– То, что вы говорите, и мерзко, и глупо, – поморщился Джейми.

– Так где они?

– Кто?

– Что! Выпивка и сигареты.

– Да нет у меня ничего, кроме законно приобретенных товаров, которые вы уже видели!

– А где ты прячешь контрабанду?

– Я говорю вам правду. У меня ничего нет.

Вполне логично, думал Бэнкс. Мёрдок сообразил, что полиция идет по следам убийцы Хейли, и, беспокоясь, как бы Джилл не проболталась, решил избавиться от имевшихся у него контрабандных товаров. Ясно как божий день. К тому же убивать из‑за упаковки пива и блока сигарет? Ерунда. Бэнкс просто хотел спровоцировать парня и посмотреть, что из этого выйдет. А ничего и не вышло. Он подал знак Уинсом, и они встали, готовясь уйти. Дойдя до лестницы, Бэнкс остановился и, обернувшись к Джейми, спросил:

– Ты слышал какую‑нибудь музыку сразу после того, как в субботу закрыл паб?

– Музыку? Что‑то не припомню. А какую музыку?

– Точно не знаю.

– Я слышал, как мимо проехала машина, но вообще‑то я почти все время находился в дальней части паба, прочищал унитазы.

– А радио и музыкальный автомат ты выключил, когда закрыл паб?

– Да. Выключил все, когда закрылся. По привычке.

– Понятно, – кивнул головой Бэнкс, хотя на самом деле ему было непонятно: он‑то с удовольствием послушал бы какую‑нибудь музыку, доведись ему в течение двух часов вытаскивать из унитазов забитые в них рулоны туалетной бумаги.

Спускаясь по лестнице, он снова обернулся к Джейми:

– Приятно было пообщаться. Если что‑нибудь вспомнишь, милости прошу, мы находимся на другой стороне площади.

Скорость движения по трассе А1 сделалась в буквальном смысле слова черепашьей на подъезде к Ньюкаслу, после того как Энни миновала возвышающуюся на вершине холма скульптуру «Ангел Севера» Энтони Гормли, похожую на ржавый, стоящий на хвосте «Спитфайер». Настроение у Энни было паршивое: только законченная идиотка поперлась бы в Ньюкасл под вечер в пятницу, когда все нормальные люди, выскочив с работы как ошпаренные, спешат по магазинам или в поисках развлечений.

Утро этого дня выдалось солнечное, лишь вдали над горизонтом, в самой северной части «Шотландского угла», где пересекаются автомагистрали А1 и А86, виднелись тучи, но внезапно со стороны долины Уирдейл на небо наползла зловещая серая мгла и пошел дождь, который то затихал, то начинался снова. Существует пословица: если вам не нравится погода на севере, подождите десять минут; можно, правда, поступить по‑другому – проехать десять миль в любом направлении.

Всю первую половину дня у Энни и ее коллег отняло бесконечное совещание – они обсуждали опросы родственников замученных девушек. Пользы следствию эти опросы, увы, не принесли; никто не выразил ни капли сочувствия Люси, а некоторые, не стесняясь, радовались ее гибели, однако ни одного из опрошенных нельзя было счесть возможным подозреваемым. Для очистки совести следовало кое у кого проверить алиби, общий же результат работы вызывал уныние. Суперинтендант Браф, появившийся в конце совещания, произнес несколько ободряющих слов, но и они не смогли поднять настроение команды. Рыжая была вне себя: ей так и не удалось найти в издательстве никого, кто мог бы хоть что‑то сообщить о Мэгги Форрест; сейчас она ждала звонка от бывшего редактора Мэгги и молила Бога в надежде получить какую‑либо информацию.

Но прежде Рыжая попыталась выйти на след Сары Бингем, а также прежних друзей Кирстен Фарроу, с которыми Сара продолжала общаться после окончания юридического колледжа. Тут ей повезло: Сара вторую половину дня намеревалась работать дома и в телефонном разговоре обещала уделить Энни не меньше получаса. Сара жила в шикарной новой квартире в районе Тайнсайд, расположенном недалеко от реки. Он возник на месте промышленной зоны, которую Энни еще застала во время своей давней поездки на север. Сейчас здесь высились новые сверкающие дома современной архитектуры из стекла и бетона, опоясанные прямоугольными стальными конструкциями. Бросались в глаза дорогие рестораны и модные отели.

Пока Энни искала гостевую парковку, засигналил ее мобильник. Звонил Лес Феррис, явно чем‑то взволнованный. Перестроившись в крайний ряд, Энни остановилась.

– Энни, я нашел эти локоны.

– Отлично! – воскликнула Энни. – Когда Лайэм может начать идентификацию?

– Понимаете, есть небольшая проблема, – замялся Лес. – Сам он готов приступить немедленно, но волосы находятся в Главном управлении полиции Западного Йоркшира, там же и все остальные вещественные доказательства по серийным убийствам восемьдесят восьмого года. Но это ладно, дело в другом: сейчас пятница, конец рабочего дня, в управлении нет никого, кто мог бы зафиксировать сверхурочную работу. На месте только охранники, нужен кто‑нибудь из начальства. А суперинтендант Браф…

– …наверняка играет в гольф, – подхватила Энни. – В чем конкретно дело, Лес? Простите, но я сейчас очень тороплюсь.

– Понятно. Тогда занимайтесь своим делом, я обо всем позабочусь. Дело в том, что мы сможем доставить их в лабораторию только в понедельник, а там Лайэм и его эксперты сделают сравнительный анализ, и уже утром мы получим данные.

– Хорошо, – обрадовалась Энни. – Уж если мы столько ждали, то подождем до понедельника. А если возникнет необходимость и моих должностных полномочий окажется достаточно, без колебаний звоните мне. Ну, Лес, всех благ. Очень вам благодарна.

– Рад был помочь. – И Феррис закончил разговор.

Подумав, Энни решила, что будет продолжать делать то, что наметила. Если анализ волос покажет, что Кирстен Фарроу не причастна к убийству Люси Пэйн, эту версию они попросту отбросят. Немало времени потрачено на ловлю журавлей в небе, но иногда такая охота приносит результат. Потом ей надо будет заняться Мэгги Форрест. Брат Джанет Тейлор также считался потенциальным подозреваемым, но Томми Нейлор обнаружил его в центре лечения от алкоголизма в Кенте, где он находился уже несколько месяцев, так что еще одного подозреваемого можно вычеркнуть из списка.

Отыскав гостевую парковку, Энни поставила машину и подошла к подъезду четырехэтажного дома. В конце коридора, застланного толстым ковром, распахнулась дверь, и Сара Бингем провела Энни в гостиную. Комната была небольшая, но распахнутое панорамное окно зрительно увеличивало пространство гостиной. Вид из окна открывался совсем не идиллический: множество портальных кранов, за которыми не было видно не только реки, но и доков. И все же квартира была явно недешевой. Обычно Энни, глядя сверху на воду, испытывала головокружение и легкую тошноту и теперь радовалась, что здесь воды она не увидит.

Комната была обставлена мебелью современного дизайна, на стене висели две оригинальные картины в стиле, для которого характерны плавные переходы между кремовым и розовым – как называется этот стиль, Энни не помнила. На полотнах, как ей показалось, автор запечатлел причудливые комбинации неких экзотических пейзажей и фантастических растений.

Энни не могла сдержать восхищения картинами, в особенности той, что была написана разноцветными точками, и Саре, безусловно, пришелся по душе восторг гостьи. Вероятно, другим посетителям ее гостиной не нравилось абстрактное искусство.

На другой стене разместился большой жидкокристаллический телевизор, напротив него стояла дорогая стереосистема фирмы «Бенг энд Олафсен», из небольших динамиков, расставленных во всех углах, звучала негромкая оркестровая музыка. Вся обстановка была рассчитана на то, чтобы гость не забывал: он находится в самой современной обители самой современной женщины. Беглый взгляд и скорые подсчеты в уме подсказали Энни, что Саре должно быть около сорока, то есть они почти ровесницы.

И сама Сара Бингем выглядела шикарно – от пепельно‑белых волос, так тщательно уложенных, что прическа казалась естественной, до белой шелковой блузки и элегантных черных брюк. С почти совершенным обликом хозяйки не гармонировала лишь одна деталь – мягкие розовые шлепанцы; впрочем, вполне естественная уступка человеческой слабости. Энни, одетая в джинсы и черный свитер, здесь, в апартаментах Сары Бингем, почувствовала себя Золушкой. Фигура хозяйки наводила на мысль, что Сара ежедневно проводит не меньше часа в тренажерном зале. У Энни времени для этого не было, даже если бы появилось желание. Белый ноутбук, окруженный папками и бумагами, стоял на сверкающем стеклом и хромированной сталью рабочем столе у окна. Слишком много бумаг для безбумажного делопроизводства, – съязвила про себя Энни. Рядом на стул была небрежно брошена изящная сумка фирмы «Гермес».

– Не знаю, сумею ли вам помочь, – сказала Сара, дождавшись, когда Энни расположится в удобном кресле, – но, признаюсь, ваш звонок меня заинтриговал.

Ее выговор был выше всяких похвал и, безусловно, соответствовал роскошной обстановке.

– Я по поводу Кирстен Фарроу.

– Да, вы предупредили. Но я уже много лет ее не видела.

– Расскажите все, что помните о ней.

– Ооо, дайте подумать. Ну что, мы с Кирстен учились в университете и были подругами. Изучали английскую литературу. Меня серьезно интересовала феминистская критика и все, что с ней связано, а литературные вкусы Кирстен были, я бы сказала, более традиционными: знаменитые критики и литературоведы XX века Фрэнк Реймонд Ливис, Айвор Армстронг Ричардс, ну и другие. На мой взгляд, слишком консервативно для эпохи вседозволенности, когда противоречия разрешались не разумом, а эмоциями.

– Расскажите о нападении, пожалуйста, – перебила ее Энни, обеспокоенная тем, что разговор о литературной критике занял столь значительную часть отпущенного ей времени.

– Это было ужасно! – воскликнула Сара. – Я навестила ее в больнице, она была в жутком состоянии… Ей потребовался не один месяц, чтобы хоть как‑то прийти в себя. Если это вообще возможно.

– Что вы хотите этим сказать?

– Очевидно, вы никогда не испытывали подобного потрясения.

– Нет, – сказала Энни, – но я могу себе представить, сколько нужно сил, чтобы преодолеть депрессию и отчаяние. Вы часто общались с ней в то время?

– Да, – подтвердила Сара. – Мне казалось, ей необходимо, чтобы я была рядом. А ведь нужно было еще и учиться, как‑то устраиваться в жизни.

– И как у вас получилось?

– Не так, как хотела. Я уже обдумывала дипломную работу и тему диссертации: решила посвятить себя исследованию художественной литературы Викторианской эпохи. Хотела стать профессором на кафедре английской литературы. – Она засмеялась.

– Что помешало?

– Да мне все это наскучило уже на первом курсе, а потому я позже все‑таки бросила учебу и некоторое время провела в Европе, где попросту валяла дурака, а когда вернулась, то по совету родителей перешла на юридический факультет.

– И вы не прогадали, – сказала Энни, обводя взглядом комнату.

– Я тоже так думаю. Я на несколько лет удлинила свой путь к самостоятельной жизни, но быстро наверстала упущенное. Сейчас я младший партнер в одной из самых крупных юридических фирм на северо‑востоке. Вы не откажетесь что‑нибудь выпить? Как же я не догадалась предложить это раньше!

– Спасибо, – поблагодарила Энни. – Если можно, что‑нибудь холодное и с газом.

Прошлым вечером после ухода Бэнкса она выпила еще два бокала вина и теперь ощущала сильную сухость во рту. Она корила себя за вранье об Эрике, но иногда только так и можно оградить себя от вмешательства в твою жизнь других людей. И Бэнкс, и Уинсом наверняка не хотят ей плохого, но копаться в своем грязном белье она не позволит никому.

Сара встала с кресла.

– Значит, холодное и шипучее, – повторила она и направилась к горке, в которой стояли принадлежности для коктейлей.

Она налила стакан холодной минеральной воды «Перье» для Энни, приготовила себе джин с тоником и снова уселась в кресло, на этот раз поджав под себя ноги.

– Вы замужем? – поинтересовалась Энни.

Она, как только вошла, обратила внимание на отсутствие у Сары обручального кольца, хотя кольцо уже давно не является необходимым атрибутом семейного статуса.

Сара отрицательно замотала головой.

– Однажды попробовала, – сказала она и, смеясь, добавила: – Но ничего не получилось. Он сказал, что не намерен терпеть мое постоянное отсутствие. Я действительно много работала, и мы почти не видели друг друга, но это отговорка, просто он был бездельником и иждивенцем по натуре. А вы?

– Так и не нашла еще подходящего мужчину, – с улыбкой ответила Энни. – Давайте вернемся к Кирстен. Надеюсь, воспоминания об этом времени не слишком болезненны для вас?

Сара махнула рукой и сказала:

– Нет. Это было так давно, что кажется эпизодом из чужой жизни. Кирстен искалечили в восемьдесят восьмом году. Мы только что сдали последний экзамен и вовсю отмечали это событие. Нас выставили из какого‑то паба, и мы – по‑моему, нас было человек шесть – решили устроить вечеринку в комнате университетского общежития. Мы, по правде говоря, были уже сильно на взводе, все, кроме, наверное, Кирстен. Следующим утром она собиралась ехать домой, поэтому старалась не переусердствовать с напитками. Вечеринка была в полном разгаре, когда она ушла. Мы и внимания не обратили: в любое время дня и ночи в общежитие кто‑то приходил, кто‑то удалялся, это было обычным делом, никто ничего не боялся. Но в тот раз… вы же знаете… когда она шла через парк…

– Кто‑то спугнул насильника?

– Мужчина гулял с собакой. Слава Господу, она осталась жива.

– Но нападавший скрылся?

– Да. По мнению полиции, это был тот же человек, который изнасиловал и убил пять других девушек, серийный убийца. Вы, наверное, даже имя его помните. Несчастная Кирстен не могла припомнить ни единой подробности нападения. По‑моему, оно и к лучшему. Представляете, каково снова и снова вспоминать и ворошить в памяти подробности?

Энни поднесла ко рту стакан, отпила немного минеральной воды и спросила:

– Она часто говорила об этом?

– Не часто и не много. Я несколько раз навещала ее в больнице, а потом, когда ее выписали, провела с нею и ее родителями Рождество. Они жили тогда в большом доме недалеко от Бата. Мне кажется, в это время Кирстен проходила курс лечения гипнозом. Мне кажется, гипноз был назначен по рекомендации полиции. Я хорошо помню, как она расстраивалась, что не может вспомнить об ужасных событиях после вечеринки. Она только и говорила, как ей хочется вспомнить все, вспомнить и отомстить.

– Так и говорила?

– Да, но тогда она была явно не в себе.

– А вы передавали полицейским ее слова?

– Да нет. А зачем? Она ведь говорила это по злобе, от отчаяния, даже не представляя, кто это мог быть.

– А вы, случайно, не помните фамилию врача, проводившего сеансы гипноза?

– К сожалению, не помню. Мне кажется, Кирстен и не упоминала его фамилии.

– Так это происходило в Бате в восемьдесят восьмом году?

– Да, зимой.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Накануне Нового года родители Кирстен куда‑то уехали, в гости или на вечеринку, а мы с ней крепко приложились к коньяку ее папаши, и она рассказала мне обо всем.

Энни подалась вперед:

– И о чем она рассказала?

– Что он с ней делал. Этот подонок.

Воспоминания взволновали Сару, на ее глазах появились слезы.