Любящая доброта и другие виды мании величия

Сострадание — это наивысший расцвет сознания. Это страсть, избавленная от тьмы, это страсть, освобож­денная от всех уз, это страсть, очищенная от яда. Страсть становится состраданием. Страсть — это семя, сострадание — это цветок.

Но сострадание — это не доброта; доброта — это не сострадание. Доброта — это качество, укрепляющее эго. Когда вы добры к кому-то, вы чувствуете, что вы превос­ходите его. Когда вы добры к кому-то, за этим кроется глубокое оскорбление — вы унижаете другого, и вам это доставляет удовольствие. Вот почему доброту нельзя простить. Тот, с кем вы были добры, где-то в глубине ду­ши затаит на вас обиду и обязательно отомстит. Это от­того, что доброта только на поверхности похожа на со­страдание, но в глубине она не имеет ничего общего с состраданием. Она имеет другие скрытые мотивы.

Сострадание немотивированно — в нем нет никаких мотивов. Вы даете просто потому, что у вас есть что дать, — не потому, что другой нуждается в этом. В со­страдании другой не принимается в расчет. Из-за того, что вы так много имеете, вы переполняетесь. Сострада­ние непроизвольно и естественно, как дыхание. Добро­та — это выработанное отношение. Доброта — это осо­бый вид хитрости, это расчет, это арифметика.

Вы наверняка знаете это одно из самых важных изре­чений — оно встречается в той или иной форме во всех писаниях мира — «Поступай с другими так, как ты хо­чешь, чтобы поступали с тобой». Это расчетливое отно­шение, а не сострадание. Оно не имеет ничего общего с религиозностью — это очень низкий вид морали, зем­ной морали: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Это деловое, но совсем не ре­лигиозное отношение. Вы делаете нечто только потому, что хотите получить взамен то же самое. Это эгоистич­но, эгоцентрично. Вы не служите другому, вы не любите другого — окольными путями вы служите себе. Вы ис­пользуете другого. Это просветленный, очень умный эгоизм, но эгоизм есть эгоизм. Сострадание — это цве­тение, цветение без расчета. Вы просто даете, потому что не можете иначе.

Итак, запомните: во-первых, сострадание — это не доброта в том смысле, в котором вы используете слово «до­брота». В другом смыс­ле, сострадание — это единственная настоящая доброта. Вы не «добры» к ко­му-то, вы не больше другого, вы просто проводите через себя энергию, которую вы получаете от сущего. Она приходит от существования и к нему возвращается — вы не препятствуете этому, вот и все.

Когда Александр Македонский отправился посмот­реть на великого мистика Диогена, Диоген лежал на бе­регу и загорал. Александр давно лелеял мечту увидеть этого мистика, потому что говорили, что хотя он ничего не имеет, по пет человека богаче. Он имеет нечто внутри себя, он светится. Люди говорили: «Он нищий, но на са­мом деле он император». Это очень заинтриговало Алек­сандра. Путешествуя, он услышал, что Диоген совсем рядом, и решил навестить его.

Раннее утро, встает солнце, Диоген, голый, лежит на песке... Александр говорит: «Рад тебя видеть. Похоже, что все, что я слышал, правда. Я никогда не видел челове­ка счастливее. Я могу что-нибудь сделать для тебя?» «Просто отойди в сторону — ты заслоняешь мне солнце. Помни: никогда не заслоняй солнце. Ты опасен: ты мо­жешь заслонять солнце и не давать ему светить многим людям. Просто отойди в сторону», — ответил Диоген.

Сострадание проявляется не в том, что вы что-то дае­те людям, а в том, что вы просто не заслоняете солнце. Вникните в суть этого: сострадание — это непрепятствование божественному. Сострадание становится провод­ником божественного, оно просто позволяет божествен­ному струиться через вас. Вы становитесь полым бамбуком, и божественное льется через вас. Только по­лый бамбук может стать флейтой, потому что только по­лый бамбук способен позволить песне литься через себя.

Сострадание исходит не от вас, сострадание исходит от сущего, от божественного. Доброта исходит от вас — это первое, что нужно понять. Добро — это нечто, что делаете вы; сострада­ние — это нечто, что де­лает сущее. Вы просто не препятствуете ему, не стоите у него на пути. Вы позволяете солнцу светить, проникать туда, куда оно пожелает.

Доброта укрепляет эго, а сострадание возможно только тогда, когда эго пол­ностью исчезло. Так что не позволяйте словарям ввести вас в заблуждение: в словарях написано, что сострада­ние — это синоним доброты. Это не так в истинном сло­варе сущего.

Дзен имеет только один словарь — словарь вселенной. У мусульман есть свое писание — Коран, у индусов — Ве­ды, у сикхов — Гуругрант, у христиан — Библия, у иуде­ев — Талмуд. Если вы спросите у меня: «Что является писа­нием дзен? », я отвечу, что у них нет писания, их писание — это вселенная. В этом красота дзен. В каждом камне пропо­ведь, в каждом звуке пения — птиц голос Бога. В каждом движении танцует само сущее.

Выработанная доброта делает вас очень эгоистичными. Смотрите: добрые люди очень эгоистичны, эгоистичнее, чем жестокие люди. Странное дело: жестокий человек, по крайней мере, чувствует себя немного виноватым, но так называемый добрый человек чувствует себя великолепно, он чувствует себя благочестивее других, лучше других. Он эгоцентричен во всем, что делает; каждый акт его доброты питает энергией и силой его эго. День ото дня его величие растет. Это все — происки эго.

Это первое, что нужно понять: сострадание — это не так называемая доброта. В нем есть существенная часть доброты — мягкость, сочувствие, эмпатия, творчество, помощь. Но вы не творите сострадание, оно просто течет через вас. Оно исходит от сущего, и вы счастливы и бла­годарны, что сущее выбрало вас в качестве проводника. Вы становитесь прозрачными, и сострадание проходит сквозь вас. Вы становитесь прозрачным стеклом, и лучи солнца могут светить сквозь вас — вы им не мешаете. Это сострадание — чистая доброта без примеси эго.

Второе: сострадание — это не так называемая лю­бовь. В нем есть существенное качество любви, но оно не является тем, что вам известно как любовь. Ваша лю­бовь — это лишь похоть, маскирующаяся под любовь. Ваша любовь не имеет ничего общего с настоящей любо­вью; ваша любовь — особый вид эксплуатации другого под красивым названием и с великолепным лозунгом.

Вы постоянно повторяете: «Я люблю тебя»,— но лю­били ли вы кого-нибудь? Вы просто использовали других, но не любили. Как использование другого может быть любовью? На самом доле использование другого — это самое разрушительное действие на свете; использование другого в качестве средства — преступление.

Эммануил Кант, описывая свою концепцию морали, говорит, что использование другого как средства — амо­рально; это основной аморальный поступок. Никогда не используйте другого как средство, потому что каж­дый — это самоцель. Уважайте другого как самоцель. Когда вы уважаете другого как самоцель, вы его любите. Когда вы начинаете использовать другого — муж ис­пользует жену, жена использует мужа — появляются мотивы. Это видно повсюду.

Людей разрушает не ненависть, людей разрушает так называемая любовь. Называя это чувство любовью, они не могут исследовать его. Называя его любовью, они не видят в нем ничего дурного. Человечество страдает бо­лезнью так называемой любви. Если вы заглянете в нее поглубже, вы увидите лишь голую похоть. Похоть — это не любовь. Похоть желает получать, любовь — желает давать. Стремление похоти сводится к одному: «Получай как можно больше и давай как можно меньше. Давай меньше, получай больше. Если надо дать, то давай только в качестве приманки».

Похоть — это выгодная сделка. Да, вы должны что-нибудь давать, потому что вы хотите получать, — но идея в том, чтобы давать меньше, а получать больше. Так уст­роен деловой ум. Если можно получить, не давая, — хо­рошо! Если нельзя получить, не давая, тогда дайте не­много, притворитесь, что даете много, и отберите у другого все, что только можно.

Эксплуатация — вот что такое похоть. Любовь — это не эксплуатация. Поэтому сострадание — это не любовь в ее обычном смысле и все же любовь в ее истинном смысле. Сострадание только дает, оно не знает, что зна­чит получать что-то взамен. Не то чтобы оно ничего не получало, нет. Когда выдаете без единой мысли получить что-то взамен, вам воздается в тысячекратном размере. Но это другое, эго не имеет к вам никакого отношения. Когда вы хотите получить слишком много, на самом деле это лишь обман; вы ничего не получаете. В конце концов, вы только разочаровываетесь.

Каждая любовная связь заканчивается крушением ил­люзий. Вы не замечали, что, в конце концов, после каждо­го романа у вас не остается ничего, кроме печали, депрес­сии и ощущения, что вас обманули? Сострадание не знает крушения иллюзий, потому что оно не начинается с иллю­зий. Сострадание никогда не просит ничего взамен, ему этого не нужно. Во-первых, потому, что сострадательный человек чувствует: «Энергия, которую я даю, не моя, это энергия сущего. Кто я такой, чтобы просить что-либо вза­мен за нее? Даже просить благодарности бессмысленно»

Именно это произошло, когда один человек пришел к Иисусу: Иисус прикоснулся к нему и исцелил. Человек поблагодарил Иисуса — естественно, он был бесконеч­но благодарен. Он страдал этой болезнью долгие годы, ее нельзя было вылечить, и лекари говорили ему: «Ничего нельзя поделать, ты должен смириться». И теперь он ис­целен! Но Иисус говорит: «Нет, не благодарите меня, благодарите Бога. Это нечто, что произошло между вами и Богом. Я тут ни при чем. Вас исцелила ваша вера, бла­годаря вашей вере вам стала доступна божественная энергия. Я, в лучшем случае, мост — мост, на котором божественная энергия и ваша вера протянули друг дру­гу руки. Не надо меня благодарить. Благодарите Бога, благодарите вашу веру. Что-то произошло между вами и Богом. Я тут ни при чем».

Вот что такое сострадание. Сострадание постоянно да­ет, но не чувствует этого, оно не чувствует: «Я даю». Су­щее выражает ему свою благодарность тысячами разных способов. Вы дарите немного любви, и любовь начинает струиться отовсюду. Человек сострадания не пытается ничего урвать, он не жаден. Он не ждет ничего взамен, он просто дает. Он также постоянно и получает, но он не ду­мает об этом.

Итак, во-вторых: сострадание — это не так называе­мая любовь, а настоящая любовь.

В-третьих: сострадание — это разум, но не интеллект. Когда разум свободен от всех форм, от всех логических форм, когда разум свободен от всех аргументов, когда разум свободен от так называемой рациональности, по­тому что рациональность — это ограничение, когда ра­зум свободен, это сострадание. Человек сострадания не­обычайно умен, по он не интеллектуал. Он видит все насквозь, у него абсолютное зрение, ничто не может со­крыться от его взора — это не умствования. Он видит не посредством логики, не посредством умозаключений, а посредством ясного зрения.

Запомните: человек сострадания не глуп, но он не ин­теллектуал. Он обладает величайшим умом, он — само воплощение разума. Он — чистое сияние. Он знает, но он не думает. Зачем думать, если знаешь? Мышление — всего лишь суррогат. Вы думаете, потому что не знаете. Вы не знаете, поэтому вы думаете. Мышление — это суррогат, причем плохой суррогат. Когда знаешь, когда видишь, — кого волнуют какие-то умозаключения?

Человек сострадания знает, интеллектуал думает. Ин­теллектуал — это мыслитель, а человек сострадания — не мыслитель, не интел­лектуал. Он обладает разумом, великолепным ра­зумом, но его разум не действует по схемам ин­теллекта. Его разум дей­ствует интуитивно.

В-четвертых: состра­дание — это не чувство, потому что в чувстве есть много того, что чуждо состраданию. В чувстве есть сен­тиментальность, эмоциональность — в сострадании это­го нет. Человек сострадания чувствует, но без эмоций. Он чувствует, но без сентиментальности. Он сделает все, что требуется, однако действие его не коснется. Это нужно как следует понять. Как только вы поймете со­страдание, вы поймете, что такое просветление.

Видя, как кто-то страдает, чувствительный человек начинает плакать. Но плачь не поможет. Если горит чей-то дом, чувствительный человек принимается кричать, плакать и бить себя в грудь. Это не поможет. Человек со­страдания начнет действовать! Он не будет плакать, это бесполезно: слезы не помогут. Слезы не затушат пожар, слезы не станут лекарством от страданий, слезы не по­могут утопающему. Человек тонет, а вы стоите на бере­гу, плачете и рыдаете — причем от всего сердца. Вы, ко­нечно же, очень чувствительный человек, но не человек сострадания. Человек сострадания незамедлительно бросается действовать. Его действие безотлагательно, он ни секунды не колеблется. Его действие мгновенно: как только у него, сообразно пониманию ситуации, появля­ется какая-то идея, он тут же переводит ее в действие. Вернее, переводит не совсем он — идея сама переводит­ся. Его понимание и его действие — две стороны одного и того же явления, они нераздельны. Одна сторона назы­вается понимание, другая — действие.

Вот почему я говорю, что религиозный человек по своей натуре — приверженный и преданный, предан­ный жизни. Он не будет плакать и рыдать. Иногда чувст­вительный человек похож на человека сострадания. Не заблуждайтесь — от чувствительного человека никакой пользы. На самом деле он только еще больше все испор­тит. От него не будет никакого толку, он создаст еще больше сумятицы. Он будет мешать, а не помогать.

Человек сострадания суров. Он просто начнет дейст­вовать — без слез, без эмоций. Он не холоден, но и не го­ряч. Он теплый — и хладнокровный. Это парадокс чело­века сострадания. Он теплый, потому что он любящий, и все же он сохраняет хладнокровность. Он никогда не те­ряет самообладания; что бы ни происходило, он остается невозмутимым и действует хладнокровно. Благодаря своему хладнокровию, он помогает.

Нужно понять эти четыре вещи, тогда у вас возник­нет четырехмерное видение того, чем является состра­дание. Как возникает такое сострадание? Когда оно не вырабатывается? Если вы специально его в себе выраба­тываете, оно превращается в доброту. Как достичь тако­го сострадания в жизни? Чтение священных писаний бесполезно: слова Будды и Христа вам не помогут, пото­му что они затронут ваш интеллект, но не разум. Не по­может и попытка любить сильнее, но так же, как вы лю­били до сих пор. Если вы будете двигаться в прежнем направлении, вы не достигнете сострадания. Ваша лю­бовь движется в неправильном направлении. Если вы будете продолжать любить по-прежнему — если вы бу­дете читать, что Будда говорил о любви или что Иисус го­ворил о любви, и думать: «Хорошо. Значит, мне надо лю­бить так же, как я любил до сих пор, но сильнее», — тогда увеличится интенсивность вашей любви, но качество ее останется прежним. Вы будете продолжать двигаться в прежнем направлении.

Ваше направление изначально неверно. Вы не люби­ли. «Я никогда не любил...» — как только эта мысль пронзит ваше сердце... Да, ужасно почувствовать, что «я никогда не любил» — очень больно. Мы можем пове­рить, что другие никогда не любили — в это мы и ве­рим — «меня никто не любит, это и понятно: люди такие черствые», — но понимание того, что вы никогда не лю­били, наносит вашему эго сокрушительный удар.

Вот почему люди не хотят видеть тот простой факт, что они сами — никогда не любили. И поскольку они не хотят его видеть, то они и не видят. И поскольку они не видят, с ними никогда не произойдет трансформация. Они будут продолжать двигаться все по той же колее, они будут продолжать повторять все те же механиче­ские действия, снова и снова. И снова и снова они будут разочаровываться.

Так как же достичь сострадания? Если бы это была просто ваша любовь, вы могли бы бежать в том же на­правлении. Было бы правильно бежать быстрее, с боль­шей скоростью. Но вы движетесь в неправильном на­правлении, так что если вы будете бежать быстрее, то вы будете быстрее отдаляться от сострадания, а не прибли­жаться к нему. Скорость не поможет, потому что, преж­де всего, вы бежите в неправильном направлении — в направлении похоти и желания. Так как же достичь со­страдания? К тому же я говорю, что сострадание — это не чувство; иначе вы могли бы стать очень эмоциональ­ными, проливать море слез и истязать себя, сочувствуя чужому горю. Вы могли бы сочувствовать всему населе­нию Вьетнама, Кореи, Пакистана и других стран; вы мог­ли бы сочувствовать всем беднякам мира.

В своих мемуарах Лев Толстой вспоминает о своей матери. Он пишет, что она была очень доброй женщи­ной, очень доброй в том смысле, в котором я говорил, а не в смысле сострадания. Она была очень доброй — та­кой доброй, что все время плакала в театре. Они принад­лежали к знатной семье и были богатыми людьми. Когда мать Льва Толстого шла в театр, ее сопровождал слуга со множеством носовых платков, потому что она использо­вала их один за другим. Она все время плакала. И Тол­стой говорит: «Но меня очень удивляло, что в России, да­же зимой в сильные морозы и снегопад, она шла в театр, а кучер оставался сидеть в коляске, замерзая под снегом и заболевая. Она никогда даже не подумала об этом че­ловеке, которому приходилось мучиться и ждать ее на морозе. Но она постоянно проливала слезы из-за того что видела на сцене».

Слезы и чувства сентиментальных и эмоциональных людей ничего не стоят. Сострадание стоит много. Оно стоит всей жизни. Человек сострадания — реалист. Чув­ствительный человек живет в мечтах, смутных эмоциях, фантазиях — сострадание не может сквозь них про­биться. Так как же достичь его? Каков дзенский способ его достижения? Единственный способ его достиже­ния — медитация. Сострадание достигается медита­цией. Поэтому мы должны понять, что такое медитация.

Гаутама Будда, основоположник дзен и всех великих медитационных техник мира, определяет ее одним сло­вом. Однажды его спросили: «Что такое медитация? В чем ее суть?» И Гаутама Будда сказал одно единственное сло­во, он сказал: «ОСТАНОВКА!» Это было его определение медитации. Он сказал: «Если он останавливается, это ме­дитация». Полное предложение: «Сумасшедший ум не останавливается. Если он останавливается, это медита­ция».

Сумасшедший ум не останавливается — если он оста­навливается, это медитация. Медитация — это состояние осознанности без мыслей. Медитация — это состояние неэмоциональной, несентиментальной, не думающей осознанности. Когда вы просто осознаете, когда вы стано­витесь оплотом осознанности. Когда вы пробуждены, бди­тельны и внимательны. Когда вы — чистая осознанность.

Как войти в это состояние? В дзен есть специальное слово, обозначающее вход — хуа тоу. Это китайское слово обозначает «пред-мысль» или «пред-слово». Ум, прежде чем его взбаламутят мысли, называется хуа тоу. Между двумя мыслями есть промежуток, этот промежу­ток называется хуа тоу.

Наблюдайте: одна мысль проходит по экрану вашего ума — по радиолокационному экрану вашего ума, слов­но облачко, проходит одна мысль. Вначале она видна еле-еле, потом она подходит все ближе и ближе — и вот она на экране. Затем она движется по экрану, после чего покидает его, снова становится расплывчатой и исчеза­ет... Приходит другая мысль. Между этими двумя мысля­ми есть промежуток — одну секунду или долю секунды на экране нет ни одной мысли.

Это состояние чистого безмыслия называется хуа тоу — пред-слово, пред-мысль. Поскольку у нас нет внутренней осознанности, мы постоянно упускаем его — иначе медитация происходила бы каждое мгно­вение. Вы просто должны увидеть, как это происходит, вы просто должны осознать, какое сокровище вы по­стоянно носите внутри себя. Медитацию не нужно ис­кать вовне. Медитация — внутри вас, это семя, которое вы носите в себе. Вы просто должны осознать его, на­чать питать его, заботиться о нем, и тогда оно начнет расти.

Интервал между двумя мыслями — это хуа тоу. И это дверь, через которую можно войти в медитацию. Хуа тоу — этот термин бук­вально означает «голо­ва слова». «Слово» — это произносимое сло­во, а «голова» — это то, что предшествует сло­ву. Хуа тоу — это мо­мент до возникновения мысли. Как только воз­никает мысль, он ста­новится хуа уэй — хуа уэй буквально означает «хвост слова». И затем, когда мысль исчезает или слово исчеза­ет и снова возникает промежуток, это снова хуа тоу. Медитация — это заглядывание в хуа тоу.

«Следует бояться не возникновения мыслей, — гово­рит Будда, — а промедления в их осознании». Это совер­шенно новый подход к уму, до Будды он никогда не при­менялся. Будда говорит, что не следует бояться возник­новения мыслей. Следует бояться только одного — не­осознания мыслей, задержки в осознании.

Если возникает мысль, а вместе с ней и ваша осознан­ность — если вы видите, как она возникает, если вы ви­дите, как она приходит, если вы видите ее присутствие, если вы видите, как она уходит, — тогда нет проблем. Это самое видение вскоре станет вашей цитаделью. Эта са­мая осознанность принесет вам много плодов. Вы може­те видеть свою мысль, и если вы видите ее, то вы — не мысль. Мысль существует отдельно от вас, вы не отожде­ствляетесь с ней. Вы — сознание, а она — его содержи­мое. Она приходит и уходит — она гость, вы хозяин. Это первый опыт медитации.

Дзен говорит о «чужой пыли»: например, путешест­венник останавливается в гостинице, проводит там ночь и завтракает. Затем он собирает вещи и продолжает свое путешествие, потому что ему некогда задерживаться. С другой стороны, хозяину гостиницы некуда идти. Тот кто не остается, — гость; тот, кто остается, — хозяин. Следовательно, «чужое» — это то, что не остается. Или: в ясный день, когда встает солнце и солнечный свет све­тит через окно в дом, видно, как в лучах света движется пыль, но пустое пространство остается неподвижным. То, что неподвижно, является пустотой; то, что движет­ся, — пылью. «Чужая пыль» — это ложные мысли, а пус­тота — ваша истинная сущность, хозяин, который не приходит и уходит вместе с гостем.

Это глубокое откровение. Сознание — это не содер­жимое. Вы являетесь сознанием, мысли приходят и ухо­дят, вы — хозяин. Мысли — это гости: они приходят не­надолго, отдыхают, едят, могут остаться на ночь, а потом уходят. Вы остаетесь. Вы постоянны, вы никогда не ме­няетесь — вы вечно здесь. Вы — сама вечность.

Смотрите: иногда вы больны, иногда — здоровы, иногда — в депрессии, иногда — счастливы. Когда-то вы были младенцем, ребенком, затем вы стали юношей или девушкой, а потом повзрослели. Когда-то вы были силь­ными; придет день, и вы станете слабыми. Все это прихо­дит и уходит, но ваше сознание остается прежним. Вот почему, если вы заглянете внутрь себя, вы не сможете сказать, какого вы возраста. Потому что там нет возра­ста. Если вы посмотрите внутрь и попытаетесь выяснить свой возраст, вы увидите, что возраста нет, потому что нет времени. Вы точно такие же, какими были в детстве и в молодости. Внутри вы остались прежними. Чтобы узнать свой возраст, вам надо посмотреть на календарь, на ваше свидетельство о рождении, в дневник — вы дол­жны посмотреть на что-то вовне. Внутри вы не найдете никакого возраста или старения. Внутри времени нет. Вы остаетесь неизменными — появляется ли облако под названием «депрессия» или облако под названием «сча­стье» — вы неизменны.

Иногда в небе появляются черные тучи, но само небо из-за этих туч не меняется. Иногда по небу проплывают белые облака, но небо остается неизменным. Облака приходят и уходят, а небо остается. Облака приходят и уходят, а небо пребывает.

Вы — небо, а мысли — облака. Если вы ежеминутно будете наблюдать за своими мыслями, если вы будете внимательно смотреть на них и осознавать, первым по­явится понимание именно этого — это очень глубокое понимание. Это — начало становления вашего внут­реннего будды, это начало вашего пробуждения. Вы больше не спите, вы больше не отождествляетесь с об­лаками, которые приходят и уходят. Теперь вы знаете, что вы пребываете вечно. Внезапно уходит все беспо­койство. Вас ничто не меняет, вас ничто никогда не из­менит — так к чему беспокоиться и тревожиться? За­чем волноваться? Волнение ничего не может с вами поделать. Это все приходит и уходит, это просто рябь на поверхности воды. В самой глубине нет ряби. А вы находитесь именно там, вы и являетесь этой глубиной. Вы — само бытие. В дзен это состояние называется «быть хозяином».

Вы просто слишком отождествились с гостями — от­сюда и ваше страдание. Приходит гость, и вы слишком к нему привязываетесь. А когда он собирает вещи и ухо­дит, вы плачете и рыдаете и не находите себе места, вы бежите за ним, чтобы хотя бы проводить его, устроить ему пышные проводы. Потом вы возвращаетесь к себе и все плачете и плачете — гость ушел, и вы так несчастны. Затем приходит другой гость, и снова вы привязываетесь к нему, снова отождествляетесь с ним, и снова он ухо­дит...

Гости приходят и уходят, они не остаются! Они не мо­гут остаться, они и не должны оставаться.

Вы когда-нибудь наблюдали за мыслью? Она никогда не остается, она не может остаться. Даже если вы захоти­те заставить ее остаться, вам это не удастся. Попробуйте. Именно это иногда и пытаются делать люди: они пытают­ся удержать в уме одно слово. Например, они хотят удер­жать в уме один звук, аум. Несколько секунд они помнят его, а потом он уходит, ускользает. Они снова начинают думать о работе, о жене, о детях... Внезапно они спохва­тываются — а где же аум? Он выскользнул из ума.

Гости есть гости: они пришли не затем, чтобы остать­ся навсегда. Как только вы поймете, что все, что с вами происходит, пройдет,— беспокойство тоже исчезнет. Наблюдайте за гостями: пускай они побудут, пускай они упакуют вещи, пускай они уйдут. Вы остаетесь. Вы види­те, какой возникает покой, если вы чувствуете, что вы пребываете вечно? Это безмолвие. Это спокойствие. Это отсутствие мучений. Страдание прекращается, как только прекращается отождествление. Не отождеств­ляйтесь — нот и все. И если вы увидите кого-нибудь, кто постоянно живот вне времени, вы почувствуете вокруг него благодать, спокойствие и красоту.

Есть одна прекрасная история о Будде. Слушайте внимательно, иначе не поймете ее до конца.

Однажды в обеденное время Всемирно Почитаемый надел халат, взял миску и пошел в славный город Сравасти просить еды. Пройдя по домам и собрав подаяние, он вернулся к себе. Поев, он убрал халат и миску, помыл ноги, устроил себе место для сидения и сел.

Медленно проследите все эти действия, будто это фильм с замедленной съемкой. Это фильм о Будде, а в фильмах о Будде все протекает очень медленно. По­звольте мне еще раз повторить эту историю...

Однажды в обеденное время Всемирно Почитаемый надел халат, взял миску и пошел в славный город Сравасти просить еды. Пройдя по домам, прося подаяние, он вернулся к себе. Поев, он убрал халат и миску, помыл но­ги, устроил себе место для сидения и сел.

Представьте себе, как Будда все это делает и затем са­дится на свое место.

Это показывает повседневную жизнь Будды и его ежедневные действия, которые ничем не отличаются от действий других людей, в них нет ничего особенного. И все же в них есть нечто необычное, но совсем немно­гие знают об этом.

Что это? Что это за необычное, уникальное качество? Ведь Будда делает обычные вещи. Моет ноги, устраивает место для сидения, садится, убирает халат, убирает мис­ку, ложится спать, возвращается — обычные вещи, ко­торые делают все.

Присутствующий там Субути поднялся со своего ме­ста, обнажил правое плечо, встал на правое колено, с почтением сложил ладони и сказал Будде: «Необыкновен­но, о, Всемирно Почитаемый! Необыкновенно!»

Но на первый взгляд в этом нет ничего необыкновен­ного. Будда приходит, убирает халат, убирает миску, устраивает место для сидения, моет ноги, садится на свое место — кажется, что в этом нет ничего необычно­го. А этот Субути... Субути был одним из самых прони­цательных учеников Будды — очень многие замечатель­ные и прекрасные истории о Будде связаны с Субути. Это одна из таких историй, необыкновенная история.

И тогда присутствующий там старший Субути встал со своего места, обнажил правое плечо, встал на правое ко­лено, с почтением сложил ладони и сказал Будде: «Необыкновенно, о, Всемирно Почитаемый! Необыкновенно!»

Невиданно, уникально.

Ежедневные действия Татхагаты были подобны дей­ствиям других людей, но была в них одна отличительная особенность, и сидящие с ним лицом к лицу не увидели ее.

В тот день Субути внезапно обнаружил эту особен­ность и восхитился ею, сказав: «Необыкновенно! Не­обыкновенно!»

Увы! Татхагата провел с учениками тридцать лет, а они ничего не знали о простых действиях его повседнев­ной жизни. Поскольку они ничего не знали, они думали, что это обыкновенные действия, и не обращали на них внимания. Они лишь думали, что он похож на других, и поэтому относились к нему с подозрением и не верили тому, что он говорит. Если бы Субути не был столь про­ницателен, никто бы по-настоящему и не узнал Будду.

Так сказано в священном писании. Если бы не было Субути, никто бы никогда не увидел, что происходило внутри Будды. Так что же происходило внутри? Будда оставался хозяином. Ни на секунду он не терял своей вечности, вневременности. Будда оставался медитатив­ным. Ни на секунду он не терял своего хуа тоу. Будда пребывал в самадхи, даже когда мыл ноги, он делал это внимательно и осознанно. Ясно понимая, что «эти но­ги — не я». Ясно понимая, что «эта миска — не я». Ясно понимая, что «этот халат — не я». Ясно понимая, что «этот голод — не я». Ясно понимая, что «все, что вокруг меня,— не я. Я — просто свидетель, наблюдатель всего этого».

Отсюда благодать Будды, отсюда эта неописуемая кра­сота Будды. Он остается невозмутимым. Эта невозмути­мость и есть медитация. Ее нужно достигать более глубо­ким осознанием хозяина, более глубоким осознанием гостя, разотождествлением с гостем, разъединением с го­стем. Мысли приходят и уходят, чувства приходят и ухо­дят, мечты приходят и уходят, настроения приходят и ухо­дят, атмосфера меняется. Все, что меняется, — не вы.

Есть ли что-нибудь, что остается неизменным? Да, это вы. Это божественность. Знать это, быть этим и быть в этом — значит достигнуть самадхи. Медитация — ме­тод, самадхи — цель. Медитация, дхьяна, — это способ разрушения отождествления с гостем. А самадхи озна­чает растворение в хозяине, пребывание в хозяине, об­ретение своего центра в хозяине.

Каждую ночь, засыпая, ты обнимаешь будду,

Каждое утро, просыпаясь, ты снова с ним.

Вставая или садясь, вы наблюдаете и следуете друг за другом.

Разговаривая или храня молчание, вы оба в одном месте.

Вы не расстаетесь ни на миг,

Вы словно тело и его тень.

Если хочешь узнать местонахождение будды,

Ты найдешь его в звуке собственного голоса.

Это дзенская пословица: «Каждую ночь, засыпая, ты обнимаешь будду». Будда всегда здесь, не-будда тоже здесь. Внутри вас встречаются этот мир и нирвана, внут­ри вас встречаются дух и материя, внутри вас встречают­ся душа и тело. Внутри вас встречаются все тайны миро­здания: вы — место встречи, вы — перекресток. С одной стороны — целый этот мир, с другой — целое иного ми­ра. Вы — связующее звено между ними. И вопрос только в направленности внимания. Если вы будете продолжать фокусировать свое внимание на этом мире, вы в нем и останетесь. Если вы начнете менять фокус внимания, ес­ли вы сместите его и начнете сосредотачиваться на со­знании, вы стаете богом. Всего лишь небольшое измене­ние, как смена передачи в автомобиле, — вот и все.

«Каждую ночь, засыпая, ты обнимаешь будду, каждое утро, просыпаясь, ты снова с ним». Он всегда здесь, по­тому что сознание всегда здесь; оно не теряется ни на секунду.

«Вставая или садясь, вы наблюдаете и следуете друг за другом». Хозяин и гость — оба здесь. Гости непре­станно сменяют друг друга, но в гостинице всегда кто-то есть. Она никогда не пустует — до тех пор, пока вы не разотождествитесь с гостем. Тогда возникнет пустота. Тогда временами ваша гостиница будет пустой, и только лишь хозяин будет сидеть в ней и отдыхать, и ему не бу­дут докучать никакие гости. Движение приостановлено, люди не приходят. Это моменты блаженства, это момен­ты величайшего наслаждения.

«Разговаривая или храня молчание, вы оба в одном мес­те». Когда вы говорите, в вас есть некто, кто безмолвству­ет. Когда вы испытываете вожделение, есть некто выше вожделения. Когда вы одержимы желанием, есть некто, совсем не испытывающий желания. Наблюдайте — и вы обнаружите его. Да, вы очень близки, и все же очень раз­ные. Вы встречаетесь и в то же время не встречаетесь. Вы встречаетесь, как вода и масло: разделение остается. Хо­зяин очень близко подходит к гостю. Иногда они пожима­ют друг другу руки и обнимаются, но все равно хозяин есть хозяин, а гость есть гость. Гость — это тот, кто прихо­дит и уходит; гости постоянно меняются. А хозяин — это тот, кто остается, кто пребывает.

«Вы не расстаетесь ни на миг, вы — словно тело и его тень. Если хочешь узнать местонахождение будды, ты найдешь его в звуке собственного голоса». Не ищи­те будду вовне. Он живет в вас — он живет в вас как хо­зяин.

Как же войти в это состояние хозяина? Я хотел бы рассказать вам об одной очень древней технике; эта тех­ника чрезвычайно полезна. Это одно из самых простых средств, предложенных Буддой, чтобы прийти к этому непостижимому хозяину, чтобы достичь наивысшей тайны вашего существа:

Отбросьте от себя все возможные отношения и по­смотрите, что вы собой представляете. Предположим, вы не сын своих родителей, не муж своей жены, не отец своих детой, не родственник своих родных, не друг своих знакомых, не гражданин своей страны и т. д. и т. п.— тогда вы доберетесь до себя самого.

Просто отсоединитесь. Сядьте как-нибудь в один пре­красный день и отсоедините себя от всех отношений. Точно так же, как вы отключаете телефон, отключитесь от всех отношений. Больше не думайте, что вы отец сво­его сына, — отключитесь. Вы больше не отец своего сы­на, вы больше не сын своего отца. Отключитесь от мыс­ли, что вы муж своей жены; вы больше не жена и не муж Вы больше не начальник и не подчиненный. Вы больше не черный и не белый. Вы больше не индус, не китаец и не немец. Вы больше не молодой и не старый. Отключи­тесь, продолжайте отключаться.

Существует тысяча и одна разновидность отноше­ний — продолжайте отключаться от всех. Когда вы от­ключитесь от всех отношений, спросите себя: «Кто я?» И ответа не будет, потому что вы отсоединились от всех ответов, которые могли бы быть даны на этот вопрос.

«Кто я?» И приходит ответ: «Я — врач», но вы отклю­чились от всех пациентов. Приходит ответ: «Я — про­фессор», но вы отключились от своих студентов. Прихо­дит ответ: «Я — мужчина» или «Я — женщина», но вы отключились от пола. Приходит ответ: «Я — старик»; но вы отключились от возраста.

Отсоедините всё. Тогда останетесь вы сами по себе. Тогда впервые хозяин будет один, без гостей. Иногда очень приятно побыть одному без гостей, потому что тогда вы сможете глубже вникнуть в свое состояние хо­зяина. Гости создают суматоху, гости шумят, они прихо­дят и требуют вашего внимания. Они говорят: «Сделай то, сделай это. Нужна горячая вода. Где завтрак? Где моя постель? В моем номере клопы!» ...и еще тысяча и одно требование, и хозяин начинает бегать за гостями — да, естественно, он должен заботиться об этих людях!

Когда вы полностью отсоединены, никто вас не бес­покоит — никто не может вас побеспокоить. Внезапно вы оказываетесь в полном одиночестве — в чистом, в девственно чистом одиночестве. Вы — словно целина, девственный пик Гималаев, где ни разу не ступала нога человека.

Вот что такое девственность. Вот что я имею в виду когда говорю: «Да, мать Иисуса была девственницей» Вот что я имею в виду. Я нe согласен с христианскими теологами — всё, что они говорят, вздор. Вот что такое девственность — Иисус был зачат, когда Мария пре­бывала в таком отрешенном состоянии. Когда вы нахо­дитесь в таком состоянии и в вас входит ребенок, он конечно же, может быть только Иисусом, больше ни­кем.

В Древней Индии существовали специальные методы зачатия детей. Вначале партнеры должны были погру­зиться в глубокую медитацию, и только потом они начи­нали заниматься любовью. Медитация была подготовкой к сексу — в этом весь смысл тантры. Вначале медита­ция — потом соитие. Так приглашались великие души для воплощения. Чем глубже медитация, тем более великая душа может прийти.

Мария, должно быть, была в совершенно отрешен­ном состоянии, когда в нее проник Иисус. Она, должно быть, пребывала именно в такой девственности: она бы­ла хозяином. Она больше не была гостем, гость ее боль­ше не беспокоил, и она больше не отождествлялась с ним. Она не была ни телом, ни умом, ни мыслями, ни же­ной — она была никем. В этой «никтойности» она и пре­бывала — чистый свет, пламя без дыма. Она была девст­венницей.

И я вам скажу, что то же самое было, когда были зача­ты Будда, Махавира, Кришна и Нанак, — эти люди про­сто не могли быть зачаты иначе. Эти люди могли войти только в самое девственное лоно. Но это мое понимание девственности Марии. Оно не имеет ничего общего с глупыми идеями, что, она, мол, никогда не занималась любовью с мужчиной, что Иисус был зачат не от мужчи­ны, что Иисус не был сыном Иосифа. Именно поэтому христиане все время говорят, что «Иисус — сын Ма­рии». Они не говорят о его отце; Иосиф не был его от­цом. «Сын Марии» и «Сын Божий» — между ними не было Иосифа. Но зачем же так обижать бедного Иоси­фа? Почему бы Богу не использовать Иосифа, если Он смог использовать Марию? Что в этом плохого? Он ис­пользует Марию ради ее утробы, и это ничего не портит; тогда почему бы Ему не использовать и Иосифа? Утро­ба — это половина дела, потому что была использована одна материнская яйцеклетка, так почему бы не исполь­зовать сперму Иосифа? Зачем так обижать бедного плотника?

Сущее использует и то и другое. Но состояние созна­ния должно — быть от хозяина. И действительно, если вы хозяин, тогда неудивительно, что вы принимаете ве­ликого гостя — к вам приходит Иисус! Если вы разотождествитесь со всеми гостями, тогда божественное стано­вится вашим гостем. Вначале вы должны стать хозяином, чистым хозяином. Тогда божественное станет вашим го­стем.

Когда вы отсекаете все привязанности, вы приходите к самим себе. Теперь спросите себя: «Что такое „я сам по себе"?» Вы не сможете ответить на этот вопрос — на не­го нет ответа, потому что он отрезан от всех известных вам отношений. Таким образом, вы сталкиваетесь с не­известным; это вхождение в медитацию. Когда вы обо­снуетесь в ней целиком и полностью, вы придете к про­светлению.

Теперь вы с легкостью сможете понять эту дзенскую притчу.