Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Глава 15. Водный маг.




 

Тони МакКейн с самого утра пребывал в раздумьях.

Не то чтобы оно ему было совершенно не свойственно — что бы на этот счет ни тянул время от времени своим отсутствующим тоном зануда Рэммет. Иногда Тони казалось, что стихия подарила ему невесть за какие заслуги оглушительное, невообразимое счастье в виде светловолосого упрямого парня, а потом подсунула тонкое издевательство — в виде нахальной и громкой Кэти.

Потому что до ее появления Доминик не рисковал высказывать вслух многое из того, что теперь вовсю лилось потоками самых разнообразных эпитетов в адрес МакКейна «девушке на ушко».

Ну и что, что лилось даже близко не шепотом. Все равно ведь — на ушко, а как этим сволочам запретить шушукаться? Прости Мерлин — обмениваться мнениями… Сложившаяся между Томпсон и Рэмметом форма интимности почему-то в первую очередь подразумевала именно совместную демонстративную рефлексию по поводу поведения Тони, реакций Тони, привычек Тони — Доминик комментировал, Кэт складывалась пополам от хохота, даже не пытаясь сделать вид, что ей хоть немного неловко.

Вероломная тварь.

Оба — твари. Вероломные, иначе не скажешь.

На этой фазе рассуждений Тони обычно ловил себя на том, что кусает губы, сдерживая идиотскую улыбку, и плевал на дальнейшие бичевания своей непутевой семейки. Пусть даже у двух ее третей хватало юмора обвинять его во вспыльчивости и поверхностности.

Что называется, на себя бы оба… кхм. М-да.

В данный момент Тони был согласен на любые издевки. Он даже от мозгового штурма втроем сейчас бы не отказался, при всей его нелюбви к неизбежным в таких случаях срывам дискуссии то в непристойные шутки, то в откровенный ржач. Вот только утром, на собрании, естественным образом не было Кэти — а теперь отсутствовал Доминик. Предполагалось, что ему, не связанному прямыми узами стихии ни с кем, нечего делать на подобных занятиях — так же, как и не являющейся старшим магом девушке нечего делать в гостиной учителей в семь утра в понедельник.

И вот это было очень зря, потому что наблюдательность Ники — это совсем не то же самое, что цепкий взгляд Кэтрин, больше похожий на взгляд самого Тони. Которого уже просто разрывало от желания посоветоваться, а до вечера, похоже, такой перспективы можно было даже не ожидать.

Тони хмуро вздохнул и отвел взгляд от лица Кэти. Хоть насквозь просверли глазами, сейчас все равно разговор не о том, да и не присутствовала она при эпохальном явлении фамильного призрака этих стен, ворвавшегося сегодня утром в личные покои мистера Поттера, как к себе домой, и закатившего скрежетно-зубовную сцену мисс Панси, вынудив ту начать спешно припоминать знаменитые дыхательные упражнения Мелани.

Северус Снейп был единственным известным Тони магом, способным довести до бешенства самую разумную из женщин Гарри Поттера — и остаться при этом в живых. Более того — на этот раз он умудрился еще и заставить самого мистера Поттера не то, что голоса не повысить… Черт, ему даже как будто обрадовались.

Да ладно — вообще-то все аж подпрыгнули при его появлении и, такое ощущение, едва на шею не бросились. Даже мисс Панси. Даже — когда скрипела зубами, выслушивая его хлесткий выговор за «безмозглость, отсутствие инстинкта самосохранения и полнейшую безответственность» с отсылками на «слишком длительное общение с Поттером». Мистеру Драко тоже досталось — видимо, за компанию, и в не менее нелестных выражениях. Но он, правда, и бровью не повел, только улыбался. Рэммет так улыбается, когда смотрит на Кэти, яростно матерящуюся в адрес какого-нибудь очередного потерявшегося предмета гардероба…

С лица Доминика в это утро вообще можно было картину писать — у него аж зрачки расширились. Мелани явно чувствовала себя не в своей тарелке, Маргарет только беззастенчиво переводила заинтересованный взгляд со Снейпа на учителей и обратно, Дом же буквально превратился в скрученную нетерпением тугую спираль. Он точно что-то понял, успел что-то заметить и вычислить, сопоставить, соотнести, предположить — чертовы воздушные маги с их распроклятой трехслойной логикой. И чертова неспособность огненных слышать чужие мысли… Теперь вот от нетерпения до вечера подыхай…

Единственное, что понял сам Тони — у Снейпа железно половина Британии в информаторах ходит, если он еще никому не объявленные, вроде как, толком новости о нападении на мисс Панси уже узнал, переварил и пришел выводы излагать. То, что ему не сообщали об этом учителя, было очевидно, как белый день.

Иначе не обалдели бы так от счастья, все четверо.

Вот оно — то самое, видимо. Счастье. Какого, простите, Мерлина — при виде Снейпа-то? От которого неприятностей всю дорогу больше, чем не поддержки, так помощи?

Не может чертова стихийная связь значить столько. Не может. Даже если у Снейпа она каким-то хитрым образом и впрямь теперь — уже с двоими из четверых…

— А ты как думаешь? — толчок в бок вернул Тони обратно в действительность.

— Регулярно, — машинально отозвался тот, вскидывая голову. — Хотя может показаться и обратное. А о чем речь?

Кэти, естественно, тут же фыркнула, бросая быстрый незаметный взгляд в потолок. Хмурый, как черт, Рэй тему невнимательности к своим проблемам проигнорировал, в упор глядя на Тони.

— О том, какова роль воспитанника в твоей жизни. МакКейн, ты можешь хоть вид делать, что слушаешь, когда другие рассказывают? Сейчас урок вроде бы, а не время для медитаций.

Кипит от раздражения прямо. Видать, и вправду что-то личное нес, пока я тут ушами хлопал.

— Роль воспитанника в моей жизни приравнена к роли личного наказания, — добродушно ухмыльнулся напряженному парню Тони. — Если тебя так интересует, то этот крест я тащу, тяжело вздыхая и осознавая всю степень своей пропащей разгульности, которая и довела меня до подобных кошмаров. То есть, можно сказать, что тащу смиренно и со всей полагающейся магу покорностью.

— С удовольствием, в общем, — давя улыбку, резюмировал с подоконника Дэнни.

МакКейн выразительно промолчал, поглядывая на изо всех сил пытающегося сохранять безучастность Мэтта. Получалось у того скверно, и Тони предположил, что Кэт, наверное, делает над собой сейчас титанические усилия, чтобы не рубануть напрямую все, что она думает о явно ошарашенном собственным наставничеством Уилсоне.

Тут святым надо быть, чтобы не комментировать…

Мистер Драко откинулся на спинку стула и принялся разглядывать свои ногти. Вот уж кто точно удовольствие получает, улыбнулся Тони. На нас, идиотов, глядя.

Хоть он и не видел особого смысла в этих новых занятиях, да и не очень понимал, зачем вообще они были так спешно введены в общий курс, здесь было, как минимум, забавно. Как максимум — создавалась возможность задуматься еще кое о чем, на что вечно то ли не оставалось времени, то ли, вроде, и не было особой нужды его выделять.

— Я серьезно спрашивал, между прочим, — сквозь зубы процедил Рэй. — Напомнить, как ты носился между ней и Рэмметом первое время? — резкий кивок в сторону Кэти.

Та закусила губу, давя ухмылку. Вероломная тварь, снова мрачно подумал Тони, глядя, как девушка размеренно дышит, чтобы не дать себе заговорить. Вот только хоть слово брякни сейчас.

— Ты же не носишься, — сказала Вилена. — При чем здесь это?

Вот чего МакКейн не понимал точно, так это — на хрена ей дают право голоса. Пусть ребенок слушает, кто тут против, но — какого Мерлина она берется рассуждать о том, чего своей детской головой уж точно не уразумеет?

— Он хотел сказать, что у наставников бывают проблемы, — невыразительно обронил Дэнни. — Даже у Тони, который сейчас делает вид, что их никогда не было, и поэтому не хочет включаться в чужие.

— А, — ровно откликнулась девочка. — Это пример был. Спасибо.

Переговаривались они забавно. Даже не глядя друг на друга, и… до Тони только сейчас дошло, что Вилена не задавала вопроса наставнику. Она всего лишь выразила непонимание ситуации, а Дэнни вклинился и поставил ее на место одной фразой, тогда как, промолчи он — и все они, вместе взятые, вряд ли бы заставили дотошную девчонку заткнуться так быстро.

Что-то в этой парочке было, Мерлин бы их побрал.

Черт — в них всех что-то было. В каждых, если задуматься… ну, то есть — почти в каждых.

Тони снова бросил быстрый взгляд на сосредоточенно-отсутствующее лицо Мэтта. Каменюка, мрачно подумал он. Болван безучастный, бесчувственный, что ты, что любовник твой, вам такое досталось, такое! Даже близко ведь не понимаете, что именно. Что вы ему дать, вообще, можете? Два мозга ходячих. Таким, как Рик, нужны сильные руки, нужна властность — и горячность, и вера, вы ж даже разговариваете с ним, наверное, по регламенту. Бедный пацан там засохнет с вами вконец…

Однажды психанув и разбушевавшись на эту тему дома, Тони был изумлен до безмерности, напоровшись на яростную поддержку Кэт — та, оказывается, тоже тихо бесилась, глядя на Ричарда и его семейку. Мальчишка — хрупкий, насмешливый, молчаливый и упрямый, одновременно и сильный, что восхищало, и какой-то трогательно одинокий, что поражало, вызывал бешеное желание вмешаться и позаботиться, втянуть его во что-то живое и кипучее, увлечь, заинтересовать… Вот только стоило подойти к нему ближе, чем на три фута, как за его спиной тут же вырастали два безмолвных телохранителя с широкими кулаками и не предвещающим ничего хорошего взглядом, и…

В общем, потом только и оставалось, что орать и бесноваться у себя в комнате.

Мерлин, Рик так напоминал Доминика — вот этой своей хрупкостью и самостоятельностью, и отстраненностью, и угадывающейся за ней гибкой, упрямой силой — что не реагировать просто не получалось. Хоть руки себе изгрызи.

А Доминик, кстати, их с Кэтрин рвение не поддерживал. Говорил, что этот парень сам способен кого хочешь увлечь. Что б он понимал, вообще.

Тони даже не сомневался, что Мэтт Уилсон и секс — вещи несовместимые. Как у них там это бывает с Дарреном, он и представить не мог — наверное, так же занудно и механистически, как и все, что оба этих придурка делают. А разве такое нужно Ричарду? Такие вот наставники? Да они даже прикоснуться к нему еще сто лет не надумают. Или сделают это так по-идиотски, что парню отдельная консультация у учителя потребуется, чтобы в себя прийти…

Тупиковая семейка, мрачно подытожил он, глядя на мечтательно прикрывшего глаза Рика — мальчишка сидел, прислонившись к стене и отдав Вилене на растерзание левую руку. Та сосредоточенно то ли выкручивала ему пальцы, то ли пыталась изогнуть их в каком-то новом для суставов направлении.

— Рэй, я не думаю, что самое главное — определить роль, — медленно проговорил Дэнни. — У меня это было не так, роль вообще не важна, по-моему. Воспитанник сам займет то место, которое ему нужно, твоя задача — только ему не мешать.

— Ты говоришь, как водный маг, — с тоской усмехнулся Рэй. — Извини, Дэн, я понимаю, как это по-идиотски звучит, но в вашей паре главный — не ты. Хоть ты и старше чуть не в два раза, и наставник, но у меня, глядя на вас, каждый раз возникает ощущение, что наоборот тоже бывает. Что иногда воспитанник становится ведущей фигурой.

— Я тебе это и как учитель подтвердить могу, — вклинился в разговор мистер Драко. — Мой воспитанник всегда вытворял, что хотел, я только подчинялся. Ну, или хныкал, когда подчиняться становилось уж совсем страшно.

Рэй вскинул на него обалделый взгляд.

— А мисс Луна? — спросил он, уложив, наконец, в голове, что Гарри Поттер — и впрямь по рангу посвящений в этой семье далеко не старший.

Мистер Драко пожал плечами.

— Луна тоже вытворяет, что хочет. Впрочем, в ее терминах и я вытворяю, что хочу, так что здесь аналогия неправомерна. Спроси у нее сам на следующем уроке, если надумаешь — правда, у нее опыт наставничества еще смешнее моего. Там даже спорить о том, кто ведущий, не имеет смысла. При всей ее самостоятельности, Луна всегда ждала того, кому сможет подчиняться… а мы ей этого дать не могли, ни я, ни Гарри. Мы просто никогда не понимали ее до конца.

— Вы же ее наставник! — подняла голову Вилена. — Как вы можете ее не понимать?

— Легко, — улыбнулся мистер Драко. — Так же, как Рэй не понимает Лоуренса. Ты ведь не понимаешь, Рэй? И в этом все дело?

Теперь поднял голову возмущенный Лоуренс. Тони с интересом уставился на него — за все дни, прошедшие с тех пор, как этот парень объявился на занятиях, он еще ни слова никому не сказал. Может, хоть теперь заговорит?

— Не знаю, — помолчав, выдохнул Рэй. — Иногда кажется, что понимаю. Вообще все. А потом кажется, что ошибаюсь — вообще во всем.

— Ты ему просто не веришь, — сочувственно заметила Кэти.

В обращенном на наставника взгляде Лоуренса мелькнул немой укор.

— С тем же успехом можно сказать, что я сам себе не верю, — мрачно констатировал Рэй. — А Ларри тут вообще ни при чем…

Вот теперь во взгляде мерцало сожаление. Почти горечь. И — хотя Тони не был уверен, что ему не показалось — обещание. Сделать что-то позже, когда они останутся одни.

— Ты же маг, Рэй, — вздохнул Дэнни. — Тебе, вроде как, уж в себе уметь разбираться природой положено. А в том, что ты к воспитаннику чувствуешь — тем более.

— Это у водных магов вот так происходит? — наконец подал голос молчавший Мэтт. — Вы всегда способны разобраться в своих чувствах и сделать это почти мгновенно?

Исследователь хренов.

— Ну, в общем — да, — Дэнни немного смутился. — А что тут сложного? Просто не ко всему надо подбирать определения, но в целом я прекрасно понимаю, что именно чувствую.

— И твои чувства тебя не пугают? — продолжал допытываться Мэтт.

Дэнни медленно покачал головой.

— Потому что для меня определения важны, — заявил Уилсон. — И, пока я хотя бы примерно не могу их нащупать, или даже — понять, к какому классу отнести какое-то чувство, мне сложно решить, как к нему относиться, и нужно ли его поощрять, или, может, нужно, наоборот, его сдерживать.

Тони со всей ясностью ощутил, что закипает. Безо всяких определений. Такое не спутаешь. Чувства он, видите ли, по классам распределяет!

— Мне будет понятнее, если ты приведешь пример, — мягко намекнул Дэнни.

Этот тюфяк точно вырос в правильную последовательную сволочь, какой и должен быть любой порядочный маг. И успел же когда-то.

— Хорошо, — невозмутимо кивнул Мэтт. — Я все понимаю про желание заботиться и оберегать, и про понимание тоже — не знаю, Рэй, как с этим могут быть проблемы, так что извини, тут ничего подсказать не могу. Рику достаточно захотеть чего-то или подумать об этом, и я слышу, чем ему помочь, и надо ли. Но все равно есть вещи, которых я не понимаю.

Дэнни прямо весь обратился в слух. Вилена почему-то — тоже. Даже многострадальную ладонь Рика в покое оставила.

— Я говорил с Тимом, у него тоже так, — не совсем понятно проговорил Мэтт, подбирая слова. — И он тоже не знает, как это назвать… Иногда мне кажется, что меня просто разрывает изнутри. Что я не хочу ничем заниматься, и думать ни о чем не могу, прямо руки опускаются. Очень странное состояние, причем оно не исчезает до конца никогда, только ослабевает, а потом опять накатывает. Мне сложно формулировать свои мысли в это время, я могу только смотреть и молчать, и ждать, что он сам скажет или покажет, что ему нужно. Потому что, кажется — я готов что угодно сделать. Для него. И еще… мне страшно действовать. Такое ощущение, что я не уверен вообще ни в чем… я просто боюсь причинить ему боль. Но не действовать тоже невозможно. Мне важно что-то делать, и я не могу сделать ничего, потому что не вижу, что именно хочу сделать, вообще. Не понимаю. Но это так важно, что меня как будто заклинивает, и в результате я и не работаю, и не думаю, только смотрю в одну точку, и отпускает, только когда Рик начинает сам что-то делать. Неважно, со мной или просто. Говорить, думать. Тогда я могу включиться в его действия или вернуться к своим. Но все равно — я как будто постоянно… черт. Думаю о нем, что ли? Хотя я не думаю. Я просто хочу для него что-то сделать — и не знаю, что. И не знаю, надо ли это ему, и мне тоже. Я даже… как об этом сказать — не знаю. И надо ли говорить, или лучше это куда-то запрятать…

Закончил он в гробовой тишине. Дэнни улыбался в кулак, пряча глаза. Нахмурившаяся Вилена сосредоточенно кусала губы, что-то обдумывая. Рик, прислонившись затылком к стене, повернул голову и теперь смотрел на Мэтта. Очень странно смотрел.

Мистер Драко же смотрел в пол, хотя ничего особенного в полу не было.

— Хренассе, — наконец обалдело сказал Рэй.

Тони был с ним абсолютно согласен.

— Мэтт, — негромко позвал парня Лоуренс. — Э-э-э… извини, но, по-моему, это называется «нежность».

У него был такой вид, словно он чувствовал себя полным идиотом, объясняя кому-то подобные вещи. От него веяло неловкостью и одновременно — вот именно ею же. Нежностью. От этого факта Тони обалдел так, что в первую минуту даже забыл заметить, что Лоуренс вообще наконец-то изволил заговорить.

— И в этом еще и ничего странного нет, — добавил Дэнни. — Воспитанник — это тот, кто к тебе ближе всего. И ближе всех. Мэтт, это нормально — чувствовать такое именно к нему.

Кэти совершенно отчетливо фыркнула. Мистер Драко подпер кулаком подбородок, всем видом выражая заинтересованность, но пока промолчал.

— Что? — обернулась к нему девушка. — Если вам интересно, то Доминик мне намного ближе, чем этот чурбан, — кивок в сторону Тони. — И с ним куда проще. И интереснее. И в постели он…

Нет, она точно нарвется когда-нибудь. Если руки дойдут.

— Хорошо, молчу, — и глазки опустила, и улыбается. Вот лучше б сказала уже. Теперь все будут думать, что Тони МакКейн в постели — полное дерьмо.

Доберусь до тебя вечером — взвоешь. Слово старшего мага.

Мигом улыбаться расхочется…

— Ты тут необъективна по определению просто, — хмыкнул Дэнни. — Конечно, с магом родственной стихии тебе проще, даже если он тебе не наставник. Вот если бы они оба были огненными или воздушными, ты бы точно выбрала Тони. Стихийная связь перевесила бы.

Все, как по команде, тут же уставились на Рика. Даже учитель.

Парень недоуменно моргнул.

— Вопрос сформулируйте для начала? — буркнул он, опуская голову. — Кто из них мне ближе, что ли? Или — кто понятнее? Или — с кем проще? Это разные вещи все.

— Вот на все и отвечай, — посоветовал мистер Драко. — Если сможешь.

— Проще — конечно, с Тимми, — пожал плечами Рик. — Да и понятнее, пожалуй. Хотя нет, тут без разницы, и… если говорить о том, кто из них для меня больше делает, то это некорректный вопрос. Сама постановка, в принципе. Или — для кого больше делаю я. Но если говорить о легкости отношений, то это — Тимми. Всегда.

Мерлин, он этих своих чурбанов еще и различает! Тони скрипнул зубами.

Уилсон почему-то заулыбался. Даже как будто расслабился, словно что-то долгожданное замечательное такое услышал.

Гоблин вас разберет, земных магов, глядя на него, мрачно подумал Тони.

 

* * *

Ладонь незаметно скользнула под футболку и улеглась на спину, мягко прижавшись к коже. Под пальцами лениво перекатывались мышцы, туда-сюда, в такт движениям Рика — он лежал на полу, перевернувшись на живот и болтая в воздухе пятками, закушенный ноготь и челка, падающая на глаза, будто и вовсе один в комнате. Тимоти в который раз задумался, как можно читать сквозь мешающиеся волосы, и тут же поймал себя на том, что сам отвлекся и снова пялится не туда.

Взгляд вернулся к пергаменту. Четкий, квадратный почерк Мэтта, аккуратные линии — они ломали головы над этой схемой вторую неделю. То ли что-то опять не учли, то ли вывод был пока за гранью их понимания, а в схеме все верно, и ошибку нужно искать не здесь.

Наверное, она находилась бы лучше, если бы вечера не забивались через один под завязку чем-то другим. Сложно работать, когда работать не хочется. А хочется совершенно другого.

Сидеть вот так и молчать часами, чувствуя тепло его кожи, слыша, как он шелестит страницами. При всей нелюбви Рика к книгам как классу, кое-что он все-таки охотно шерстил — вот конкретно эту, кажется, от Энни вчера приволок, возбужденный, как совенок перед первым полетом.

Нет, Тиму нравилось, что парень вообще смог наконец-то сблизиться хоть с кем-то. Энни, Брайан, Лоуренс, Филипп… Дэнни. Водные маги, все до единого — вот это немного смущало. Не считая Вилены, которая таскается за Ричардом чуть не с первого дня, но она, пожалуй, не в счет. У них слишком странные отношения… чтобы тут вообще имело смысл об отношениях говорить.

Не нравилось другое. То, что работать не хотелось совсем, и, даже если Ричард где-то пропадал, Тим предпочитал теперь провести вечер, глядя в одну точку и не думая ни о чем. Точнее, о том, что было бы, если бы он был дома. Что будет, когда он придет. Вспоминая, как это было вчера и позавчера.

Как, всего однажды выбравшись в общую гостиную, Рик вернулся под вечер, нервный и замкнутый, будто раздавленный, а Тим позабыл в одно мгновение, что именно только что пытался читать, глядя на неуверенно замершую посреди комнаты фигурку.

— Случилось что? — не найдя подходящих слов, спросил он тогда.

Рик беспомощно качнул головой.

— Устал, — почти без звука прошептал он. — Я… можно?..

У него был совершенно бездонный, пугающе подавленный взгляд — Тимоти понятия не имел, что нужно было делать, чтобы так вымотаться. Он просто протянул руку и ухватил несопротивляющегося мальчишку, потянул к себе, позволяя молча забраться на колени, уткнувшись носом в шею, замереть, сжавшись в комок. Ладонь на плече Тима, пламя в камине, и снова казалось, что слов не нужно совсем, да их и не было — ни их, ни мыслей — только оглушительный покой, почти неслышный стук сердца, тихое дыхание, и русоволосая макушка, которой не получалось не касаться губами, осторожно и мягко, и беззвучное фырканье Рика. Его ленивый, расслабленный голос, хрипловатый и сонный, когда объявился Мэтт, и оказалось, что времени заполночь, а Тим никак не мог сообразить, куда оно делось, это злосчастное время. Как будто сам провалился в прострацию, где потрескивал огонь, тени расползались по углам, а Рик тихо дышал, прижавшись, приникнув и спрятавшись в нем, в его объятиях.

Мир с ума сошел, констатировал Тим, кусая губы. Машинально поглаживая большим пальцем спину Рика, он невидяще смотрел сквозь пергамент. Мы все тут с ума сошли.

Это немного пугало — в основном, тем, что Тимоти уже не мог четко вспомнить, отчего так страшно боялся чувств до появления Ричарда. Потому что — ведь правда, они с Мэттом сошлись не на том, что оба не умели чувствовать. На том, что оба — боялись. Так хорошо, что почти поверили, пока жили вдвоем, что чувств не существует в принципе. В их мире. Для них. И так и правильно.

Рик умел плакать и не стыдиться этого, хотя жутко стеснялся любой заботы. Его проще всего было поставить в тупик, спросив — что тебе нужно? Всякий конфликт с ним можно было закончить, молча протянув к нему руки, он сразу терялся, и время опять начинало мерцать, затормаживаясь или убегая вперед. Рик не любил слов и определений — и, возможно, именно поэтому недолюбливал книги — но пасовал перед прикосновением или взглядом.

А от его прикосновений до сих пор вышибало рассудок.

Тим беззвучно выдохнул, прикрывая глаза. Их мир превратился в хаос с тех пор, как в нем появился Рик. Два земных мага плавали и барахтались в этом хаосе, потеряв направление и опору, перестав ощущать вообще все, что составляло раньше казавшийся совершенно незыблемым фундамент. Они променяли это на тишину его присутствия, на непонятные и необъяснимые чувства, которым отчаялись подобрать названия, на плотно воцарившийся над их комнатой полог завораживающего наваждения, полного страхов, предвкушений и затаенных надежд. Рик был единственным, вокруг чего теперь строился мир. Тем стержнем, на котором он все еще целиком и полностью удерживался, весь, и Тим леденел от ужаса, пытаясь представить, что мальчишка мог бы исчезнуть отсюда. Куда угодно.

Что его больше не будет — в комнате, на занятиях, на работах, что он перестанет ощущаться ежеминутно, яркой беззвучной вспышкой, мерцающей, где бы он ни был. Что закончатся вечера и дни, когда, даже если его нет поблизости, ты знаешь — он рядом. Он есть.

А ночь снова станет временем для сна или разговоров. Так отчетливо, бесповоротно — пустым, как было до его появления. Только теперь Тимоти очень хорошо чувствовал разницу.

Пальцы невольно сжались, царапнув кожу. Рик глухо застонал — подняв голову, Тим обнаружил, что мальчишка лежит, уткнувшись лбом в согнутые руки и отодвинув захлопнувшуюся книгу. Лежит и наверняка опять изо всех сил старается молчать, кусая губы, он всегда так делал, когда к нему прикасались. Даже если это всего лишь тень касания, вот как сейчас.

Тимоти просто дурел от этой реакции, пьянел мгновенно и сразу, только услышав прерывистое дыхание. Ночи давно превратились в завораживающий, задыхающийся дурман — обнимать Рика, чувствовать, как он прижимается к тебе спиной, беззащитный и открытый, слышать его сбивчивый, теплый, обволакивающий шепот — не надо, Тимми… Как он при этом все равно льнет к рукам, прячет алеющие щеки в подушке, Мэтт целует его ладонь, каждый пальчик, по одному, каждый дюйм на запястье, и тишина бухает в ушах молотом — как можно остановиться, когда его «не надо» звучит как «пожалуйста», он все еще не понимает, что именно значит для нас. Не верит, что он — дома, навсегда, там, где будет нужен и важен, что бы ни произошло, ни случилось, ни изменилось. Что мы продадим остатки душ, лишь бы ему было хорошо.

А ему хорошо, когда к нему прикасаются — Тим не понимал, почему, просто соглашался, такая вот данность, рядом с ними спит нереальный какой-то кинестетик, таких и не бывает, наверное, больше всего пугающийся чужих рук, так сильно нуждающийся в них. Ласкающих, согревающих, медленных, теплых, близких. Родных.

Страх быть неуклюжим, неловким, страх сделать что-то не так, испугать, оттолкнуть, а хуже — разбить вдребезги нечаянным жестом эту сгущающуюся над ними бездонную, застывшую тишину растворялся так же упрямо и неотступно, как и страх Рика привыкнуть к ним. Тим помнил ту ночь, когда чуть не довел мальчишку до крика, просто поглаживая его по спине, помнил собственное оцепенение, не позволяющее остановиться, задуматься, и то, как каждый выдох, казалось, еще глубже затягивал куда-то в темный, бесконечный омут, где в его руках дрожало и билось счастье.

А еще он помнил ощущение, как от обрушившегося сразу со всех сторон удара молнии, когда Мэтт наклонился и поцеловал стонущий рот, взяв в ладони пылающее лицо — этого хватило, чтобы он и сам, вцепившись в горячее тело, прижался губами к открытой шее. Мэтт был то ли смелее, то ли как будто бы проще. Он всегда умудрялся все делать первым. Рик ему позволял.

Или, может, позволил бы и Тиму тоже — кто знает. Тимоти никогда не пытался сделать того, в чем не был уверен, и уж точно никогда не решился бы ни на что, если бы не Уилсон. Ждал бы прямой просьбы, что ли…

Собственно, он ведь ее и получил. Доведенный в одну из ночей, судя по взгляду, до одури вскриками и стонами Мэтт однажды оторвался от Рика и одним движением перевернул несопротивляющегося мальчишку лицом вниз, ставя на колени и прижимая к себе. Тим помнил захлебывающийся, несмолкающий отчаянный крик — рванувшись за ними, он приник к разомкнутым губам, целуя и целуя их, уже не понимая, кто из них сейчас стонет, в чьи бедра с силой впились пальцы Мэтта, удерживая на месте. Уилсон не двигался, просто вжался в Рика всем телом, и если его ощущения хоть на йоту совпадали с тем, что тогда чувствовал Тим, то можно было и вовсе не двигаться. Кончить только от того, что в твоих руках содрогается именно он, от его сладких, хнычущих стонов, от того, что ты — в нем, от одного осознания — Тиму казалось, он не выдержал бы и пары мгновений. И при этом — никогда еще пульсирующее в крови возбуждение не казалось таким бесконечно далеким от того, что было в жизни у Тима раньше. Таким важным. И оно, и то, что Ричи рухнул лбом в простыни, и, едва отдышавшись после оргазма, повернув голову, уставился на него — все, чего Тимоти боялся и не понимал в его взглядах, хлестало сейчас из огромных, почти черных глаз на полную мощь, так, что дыхание сбивалось и цепенело сердце. И то, что Рик улыбнулся ему — слабо и завороженно, едва заметно изгибаясь навстречу вжимающемуся лбом в его спину Мэтту, касаясь его руки. И его пьяный, задыхающийся, какой-то изумленный шальной шепот:

— Это так… здорово… Тимми…

И Тим сам не увидел, как и когда рванул его к себе, опрокидывая на спину и накрывая собой, проваливаясь в него, в его горячие руки, глаза, в его зовущее, манящее тепло. Уже не понимая, почему этого не могло произойти с ними раньше.

Рик терял голову от настойчивых ласк, и после этого ее теряли вообще все, кто был рядом. Этот мальчик вышибал их в собственное безумие, где каждое прикосновение било по нервам, заставляя замереть и потеряться, где каждый поцелуй был нежностью, близостью, откровением, Тим проклял бы того, кто посмел бы назвать это сексом. Где-то в глубине души он понимал, почему Ричи так сторонится физических контактов, до последнего выдыхая — не надо, Тимми — и прячась от самых простых объятий. Тимоти никогда еще не встречал никого, кто бы так отчаянно нуждался в тепле. В уверенности, в покое. В стабильности даже, что ли? Кому было бы так дико необходимо верить в то, что он — нужен. Что это не закончится завтра.

Уткнувшись лбом и носом в поясницу, он медленно заскользил вверх по спине, заворачивая футболку. Когда успел прижаться к мальчишке опять — непонятно. Поймешь тут что-нибудь, когда он так расслабленно хнычет, распластавшись под твоими руками.

Рик прерывисто дышал, не поднимая головы. Тим потерся носом о выступающие лопатки — все же был, похоже, какой-то смысл в том, что до появления мальчика они с Мэттом жили вдвоем. То, что Уилсон воспринимал секс когда-то, как забавный эксперимент, позволяющий узнать что-то новое и до бесконечности пробовать друг на друге, что именно и как может действовать на партнера, сейчас аукалась так, что это даже пугало. По сравнению с Риком Мэтт был непробиваем и толстокож, как тюлень, и то, что у него вызывало в лучшем случае сбивку дыхания, Ричи доводило до изнеможения, причем еще только на подступах.

Тим не знал, радоваться этому или не очень. Он просто пользовался тем, что умел и помнил.

Осторожно коснувшись кончиком языка позвонков между лопатками, он медленно помассировал кожу — мягкими движениями, вверх-вниз. Рик хныкнул, и это подстегивало лучше любых просьб. Быть с ним. Не умея найти слова, которые он мог бы услышать, дать понять — я с тобой. Я наслаждаюсь тобой, только ты научил меня этому.

Влажный язык спустился к пояснице, маленькими кругами двинулся вбок по талии. Бледная кожа тут же покрылась мурашками, Рик сжал руки, все еще стараясь не застонать.

Мурашки — это хорошо, машинально отметил Тим, проводя именно по ним, по самым скоплениям. Где мурашки — там самое правильное место, значит. Только теперь руками хватать нельзя, даже за плечи — чем шире площадь кинестетического контакта, тем слабее ощущения в каждой точке. В данном случае почему-то так. Памятник Мэтту, что ли, поставить? — мелькнула добродушно-идиотская мысль.

Рик отрывисто, глухо стонал, и Тим отстранялся на секунды, осторожно дул на ставшее болезненно чувствительным место, а потом снова теребил его языком. Он понятия не имел раньше, какое это счастье — видеть, что от твоих действий кому-то может быть настолько хорошо.

Именно ему.

— Тимми… — выдохнул Рик.

Нотки страха в его голосе, как всегда, когда он терял контроль над собой. Тим улыбнулся, и, медленно поцеловав полюбившуюся точку, двинулся в другую сторону. Мальчишка зашевелился и захныкал.

— Тимми!.. — уже недовольно повторил он, приподнимаясь на локтях.

Расфокусированный, бездонный взгляд тону совершенно не соответствовал. Тим наклонился и еще раз с нажимом провел языком по его пояснице, а потом подул — и осторожно прикусил зубами место, которое только что целовал. Рик глухо ахнул и забился под ним, снова падая на ковер.

— Что, малыш? — мягко шепнул Тим, снова поднимаясь поцелуями по позвонкам, только теперь язык скользил быстро-быстро, мелкими движениями, и от сбившегося вконец дыхания у Рика вздымалась спина.

Мерлин, за что ты мне, мелькнула полубессвязная счастливая мысль. Чем я тебя заслужил. Я. Самый обычный маг.

Он приподнялся на коленях и подтолкнул Рика, вынуждая перевернуться на спину. Тот оперся на локти, задыхающийся, перепуганный — как всегда — мольба и беспомощность в его глазах. Тим молча потянул вниз молнию на его джинсах.

— Не надо… — прошептал Рик.

Ни один из них никогда не смог бы логически объяснить, почему это каждый раз означало «не бросай меня», и совершенно точно — не «перестань».

Не начинай, если ты не всерьез. Не прикасайся совсем, если это — неправда. Не позволяй мне поверить, я и сам никак не могу, потому что — так не бывает. Как есть.

Так бывает, целуя впалый живот, подумал Тим. Каждую минуту буду тебе это доказывать, каждый день, каждую ночь. Каждое мгновение.

Что бы с тобой ни было раньше, малыш. Что бы ни привело тебя к этому. Все изменилось, ты — здесь, и любой из нас, не задумываясь, убьет каждого, кто попытается снова тебя напугать. Ты просто еще не представляешь, Ричи, что мы такое, мы трое. Я и сам толком не представляю, не умею вот так, как ты — не словами. Только учусь.

Мальчишка запрокинул голову, кусая губы и цепляясь пальцами за ворс ковра — пряный вкус, только у него такой, настоящий и яркий, вечность бы его целовать, слышать, как он стонет и всхлипывает, почти рыдает в твоих руках. Или в руках Мэтта, что почти что одно и то же даже по ощущениям.

Стоны перешли в глухой вой — Тиму не надо было поднимать голову, чтобы понять, что Уилсон таки не выдержал и выбрался из ванной, где валялся весь вечер с очередным фолиантом, и теперь, стоя на коленях над головой Рика, целует его губы, обхватив щеки, взъерошенный и растрепанный. И кажется, что они пьют его с двух сторон, это всегда так кажется, когда между ними — он, и кажется, понятное дело, совсем по-другому, если в середине — сам Тимми, Ричи просто чумовой становится, когда сверху…

Слабые всхлипы — и Мэтт усаживает мальчишку на колени, отбрасывая со лба влажные волосы и снова целуя, целуя его виски, лоб и щеки, и Тиму кажется, что мир в очередной раз обрушивается на них, оглушающей вот этой тишиной, в которой никого не существует, только они трое. В которой и не может быть ничего, что находится за пределами — оно не имеет ни смысла, ни значения, пока ладони Рика скользят по затылку Уилсона, а его бездумный и шальной взгляд не отрывается от лица Тима.

— Тимми?.. — почти беззвучно выдыхает он — и трется о бедра Мэтта, как маленький хищный зверь.

И сжимает протянутую ладонь, тянет за пальцы. К себе.

К ним.

 

* * *

У Малфоя был такой вид, что не улыбаться не получалось даже у Панси. Прислонившись к стене и меланхолично дуя на непросохшие ногти, она всеми силами старалась сохранять видимость невозмутимости.

У нее бы почти получалось, наверное, если бы не бросаемые на Драко время от времени даже близко не отстраненные взгляды. Малфой, закатав рукава рубашки, сидел на краю ванны — слава Мерлину, спиной к Панси. Это избавляло хотя бы от его в ее сторону комментариев.

Джастин радостно засмеялся, ловя отца за палец.

— Что-то мне подсказывает, что ты мог родиться у Пэнс разве что по ошибке, — констатировал Драко, уводя ковшик с теплой водой подальше от хватких ручонок. — Никакой сосредоточенности.

— Некоторые вещи, говорят, с материнским молоком впитываются, — туманно намекнула Панси.

Луна хмыкнула, поддерживая затылок Джастина ладонью. Тот так и норовил вывернуться и окунуться в воду с головой.

Драко покосился в ее сторону.

— Хвала Мерлину, у меня есть возможность воспитывать своего сына самостоятельно, — заметил он. — Думаю, гены Малфоев и продуманные своевременные действия со временем передавят весь упорядоченный хаос, который Джастин от тебя сейчас впитывает.

— Упорядоченный хаос — это не Луна, — фыркнул Гарри. Сидя на низком шкафчике для полотенец, он увлеченно болтал ногами, делая вид, что «тоже участвует в уходе за ребенком». — Если говорить в этих терминах, она — абсолютно хаотический хаос. А ты, тогда уж — хаотический порядок.

Малфой оскорбленно выпрямился — Гарри в ответ изогнул бровь. Панси замерла, заинтересованно переводя взгляд с одного на другого.

— Тебе, Поттер, слово «порядок» вообще незнакомо, — снисходительно сообщил Драко.

— Отчасти, — хмыкнул тот. — Упорядоченный хаос — это я. А ты меня упорядочиваешь. И, раз я все еще с тобой живу, вероятно, мне это нравится.

— Еще бы… — ухмыльнулся Малфой. — Правда, никогда не знал, что это называется «упорядочивать».

Малыш, следя за покачивающимся в его руке ковшиком, сделал очередной рывок и, убедившись, что дотянуться не получается, возмущенно зашлепал ладошками по воде. Луна взвизгнула, зажмуриваясь от брызг. Драко рывком обернулся.

— Джастин, — протянул он, оценив ситуацию и перехватив пальцы сына. — Где твои манеры? Если хочешь привлечь внимание, требуй или бери его сам. Просто пакостить окружающим — это не уровень Малфоев.

— Не отвлекайся, и он не будет брызгаться, — сквозь смех посоветовала Луна. — Ему нравится видеть твое лицо.

— Это совершенно понятно, — с достоинством отозвался Драко. — У него хороший вкус, он же мой сын.

Панси закатила глаза. Гарри улыбался, глядя на обтянутые влажной рубашкой плечи Малфоя, на его растрепавшиеся волосы, на то, как он морщит нос, когда Джастин снова пытается поймать ковшик. Луна любила этого Гарри — спокойного и домашнего, теплого, как ровный огонек свечи в спальне. Таким его всегда делал только Драко — что бы он ни говорил, даже если просто находился рядом, занимаясь своими делами. А это — самое главное.

Потому что только рядом с таким Гарри и все остальные расслаблялись, разрешая себе не думать, не беспокоиться и не тревожиться. Даже Панси.

Малыш снова шлепнул по воде и накуксился.

— Драко, он устал, — тут же сказала Луна. — Давай уже заканчивать, правда.

— Ему спать еще через полчаса, — заупрямился Малфой.

Иногда он доходил до какой-то необъяснимой мелочности, которой Луна не понимала. То есть — вообще-то, он весь из нее состоял. Когда пытался сделать что-то «правильно» — то есть, всегда, если дело касалось ребенка. В отличие от Панси, которая собственному сыну доверяла и полагала, что он лучше других знает, что ему нужно и когда.

Луна с ней соглашалась, хотя не была уверена, что Джастин знает хоть что-то. Чувствует — да. А знать, наверное, даже взрослые не все могут.

Будто в подтверждение ее слов, малыш отбросил ладонь Драко и заревел в голос. Сейчас ему хотелось в тепло и покой, он уже наплавался, утомился, и свет ему тоже успел надоесть. Луна ощущала такие вещи, даже толком не успевая облечь их в слова.

— Гарри, дай полотенце, — попросила она, поднимая сына и целуя его в мокрый лоб.

Не подействовало — на этот раз Джастин твердо вознамерился затребовать желаемое немедленно и доказать всем, что ждать больше категорически не собирается.

Не обращая внимания на крики, Драко принялся привычными аккуратными движениями вытирать ему волосы, всем своим видом демонстрируя, что плакать, судя по часам, совершенно точно еще не положено, и он не намерен этому потакать, а сейчас молчит исключительно ради чумички Лавгуд, спорить с которой ему надоело лет пять назад.

Можно подумать, что с тех пор он ни разу не спорил…

Джастин, поперхнувшись, внезапно замолк, с интересом уставившись куда-то за спину Луны. Все, как по команде, обернулись туда же.

— Вот вы где, — мрачно констатировал Снейп, скептически оглядывая всех четверых.

Гарри, не отрываясь, смотрел на него. Так, как раньше смотрел только на Драко — Луна обратила внимание еще утром, правда, сразу же как следует пережить эту новость помешал требующий завтрака Джастин.

Панси посторонилась, давая профессору пройти. Тот сделал вид, что входить и не собирался, и остановился в дверях.

— И тебе добрый вечер, — бросил на него теплый взгляд Малфой. — Подожди, у нас Джастин буянит.

Малыш увлеченно грыз собственный кулак, в упор глядя на Снейпа. Луна заметила мелькнувшую по лицу Северуса тень улыбки. Для того, кто не знает его так давно — почти неразличимую.

Руки привычно перехватывали, одевали, поворачивали и укладывали. Их руки — Луна обожала, когда купать Джастина ей помогал именно Драко. Хотя и вместе с Панси тоже слаженно получалось.

Загнать к ребенку Гарри ближе, чем на два фута, не удавалось никому. Собственно, напрямую такой целью они и не задавались — кому, интересно, захочется просто так сердить Поттера? Когда от него спокойного пользы намного больше.

— Да уж подожду, — хмыкнул Снейп.

Луна машинально обдумывала, что именно ему опять не по нраву. Вроде, все выволочки уже всеми получены еще утром. Панси была отругана за нападение в Лондоне, Гарри — за то, что ее туда отпустил, Драко — за пущенные на самотек события с излучателями, а сама Луна — за безответственное отношение к ребенку, раз никто до сих пор не удосужился ни магическое поле протестировать, ни защитные чары поставить, ни даже хотя бы следящие, на худой конец…

Луна не очень понимала, за каким гоблином вешать на ребенка следящие чары, если ты прекрасно слышишь, что с ним и где он, из любой точки замка. Но Северусу, конечно, виднее. Кто она такая, чтобы мешать ему проявлять заботу так, как он привык и умеет?

Это ж все равно что Гарри воспитывать. Толку все равно не будет, а отношения напрочь испортишь…

— Что-то случилось? — наконец поинтересовалась Панси.

Джастин все еще таращился на профессора с таким видом, будто в жизни не видел такой интересной игрушки. Слава Мерлину — руки хоть не тянул…

— Кроме того, что кое-кто из вас опять сунулся в Лондон? — в тон ей ответил Снейп. — Мало одного нападения — на другие посмотреть хотите?

Непроизнесенное — даже после того, как утром я объяснил вам, какие вы тут все идиоты — так и повисло в воздухе.

Драко сжал губы, но промолчал. Решительно отобрав у Луны ребенка, он двинулся в комнату, чуть не подвинув Снейпа плечом.

Северус проводил его непроницаемым взглядом.

Гарри, наконец, слез со шкафчика и, положив, как будто так и надо, ладонь на плечо профессора, потянул его из ванной, следом за Драко. Панси, молча наблюдавшая за их передвижениями, выразительно уставилась на Луну.

Да, похоже, пахнет вторым скандалом, молчаливо согласилась та. Терпеть не могу скандалы.

Ерунда какая, без слов фыркнула Панси. Даже забавно же — что, часто на вышедшего из себя Снейпа посмотреть удается? Отнесись к этому философски.

Я тебя тоже люблю, невпопад подумала Луна, выходя следом за девушкой. На удивление, Драко остался в спальне вместе с Джастином, твердо вознамерившись то ли уложить его самостоятельно, то ли заставить Снейпа перешагнуть ее порог. Собственно, Гарри, похоже, активно этому помогал, потому что обнаружились все трое именно там.

— …так что это даже не обсуждается, — закончил, видимо, говоривший о чем-то до появления девушек Драко.

Джастин лежал в своей кроватке и радостно тянул его за палец. Малфой не сопротивлялся, но и внимания особого не обращал.

— Не обсуждается ваша безопасность? — холодно переспросил Снейп.

И зачем он так старается, чтобы его слова звучали холодно? — с грустью подумала Луна. Все равно же видно, что переживает. Так сильно, что почти сердится. Хотя уже и не так, как утром.

— Наши отношения с Министерством, — поправил Драко.

— Северус, он справится, — твердо заявил Гарри. — Мы приняли меры, и…

— Какие, интересно, можно принять меры, если охотятся явно за вами, Поттер? — процедил Снейп. — Именно за вашей семьей? Вы можете хоть увешаться защитными амулетами, все четверо, но я в жизни не поверю, что Персиваль Уизли способен хоть что-нибудь сделать самостоятельно. А кто им руководил, вы не имеете понятия.

— Ну, частично имеем, — робко подала голос Луна.

Она всегда немного терялась в присутствии профессора. Вот человеком — и даже куколкой — не терялась совершенно, а тут прямо…

Все-таки эмпат и водный маг — не совсем одно и то же, мелькнула дурацкая мысль.

Снейп бросил на нее странный взгляд, умудрившись одновременно продемонстрировать и уничижительность, и заинтересованность.

— Я смотрела мыслив Натана, там фон вполне считывался. Скорее всего, Перси пошел на этот шаг в одиночку и никого не предупредив, потому что отчаяние и некоторое самобичевание там просто зашкаливали. Образов почти нет, очень смутные, но вроде бы какой-то мужчина, которому он не мог не доверять, но который его раздражал. Не знаю, почему… И еще там четко было воспоминание о том, как Драко Симус похищал когда-то — помните? Перси там был. Он перед смертью сильно жалел, что тогда его не убил.

— А я видела Перси перед падением Лорда, — вставила Панси. — Он бывал у нас дома. Вместе с другими Пожирателями. Я ж не знала, что его все погибшим считают.

Теперь Снейп воззрился на нее — Луне на мгновение показалось, что он пытается прожечь девушку взглядом. Она его понимала. Когда Пэнс вот так коротенько вдруг сообщает что-нибудь о своей прошлой жизни, о которой не очень-то любит вообще вспоминать, она вечно находит, что именно сказать, чтобы собеседник потерял дар речи хотя бы на пару минут.

— То есть, нам известно, что когда-то Уизли был связан с Финниганом, но что в его ирландской пещере он уже не появлялся? — отрывисто уточнил он наконец.

Гарри кивнул. Фон пещеры он помнил прекрасно. Люди там не бывали.

— Значит, и от Финнигана куда-то переметнуться успел… — проговорил Снейп. — Причем… задолго до падения. Значит, было куда…

— Или тот, с кем он остался, сначала сотрудничал с Симусом, а потом перестал, — сказал Драко. — Вероятностно я склоняюсь к этому варианту. Даже такому лизоблюду, как Перси Уизли, было бы сложно за какой-то год найти себе столько новых хозяев.

Снейп помолчал — а потом совершенно по-человечески вздохнул.

— Драко, — неожиданно мягко начал он. — Кто бы за ним ни стоял — это опасно. Именно сейчас. Я понимаю, что ты не хочешь прерывать контакты с волшебниками. Но почему кто-то из вас должен служить при этом живой мишенью? Ведь стоит убрать вас — и, возможно, в нападениях не останется смысла. Если цель — именно семья Поттера, а я почти уверен, что это так.

— Я тоже, — шевельнул губами Малфой.

— Тогда — почему? — в упор спросил Снейп.

Луна изо всех сил сдерживалась, чтобы не вытаращить глаза и не охнуть вслух. Он же не мог этого предложить? Совершенно не мог. Северус. Не… абсолютно точно не мог. Ей послышалось.

Судя по едва ли не различимому слухом щелканью извилин Панси, она думала примерно в эту же сторону. С неменьшим изумлением.

Гарри просто улыбался, глядя в лицо Снейпа. Нет, не просто… Благодарно.

— Северус, — вздохнул Драко и поднял голову. — Ты не можешь туда пойти. В Лондоне тоже действуют те же самые артефакты, что и на южном побережье, и на западе. Извини, но… ты там не выживешь.

Снейп моргнул.

— Я же был там сегодня, — добавил Малфой. — Там… даже мне сложно, правда. И Панси, видимо, придется пока отказаться от помощников — я не думаю, что учеников можно туда выпускать. В живых останутся, но корежит так крепко, что лучше… не стоит. Доминик, вон, почти неделю в себя приходил, а он даже не из самых худших у нас…

Почему-то Луне вдруг показалось — Снейп впервые в жизни отчаянно пожалел, что отказался здесь учиться.

 

* * *

Дверь распахнулась, Рик влетел в комнату быстрым шагом — непривычно собранный и напряженный, аж голова в плечи втянута. Зыркнув исподлобья на склонившихся над столом парней, мальчишка на мгновение притормозил — руки в карманах, словно уже готовый защищаться и нападать. Словно война — это его нормальный жизненный фон.

Поднявший голову Тим даже чуть не перепугался. Их Ричи, вечно погруженный в себя и улыбчиво-мечтательный, не имел ничего общего с существом, секунду назад яростно прожигавшим их обоих пронзительным взглядом.

Но секунда закончилась — и оказалось, что это все-таки Рик. Хмурый, вымотанный, будто бы даже выжатый, потерянный и уставший, он буркнул что-то нечленораздельное и, добредя до кровати, лицом вниз рухнул прямо на покрывало.

Мэтт покусал губы и снова склонился над пергаментом. Тим с ним согласился — когда Ричи хочет поддержки или тепла, он приходит за ними сам. Иногда же ему просто нужно сперва отлежаться.

В подобные минуты мысль о том, что на троих нужно хотя бы две комнаты, переставала казаться глупой. Даже Уилсону.

Когда через мгновение дверь распахнулась еще раз — с оглушительным грохотом впечатавшись в стену — Тим вздрогнул так, что поставил кляксу. Подумать, что же это за день такой, или — что это за манеры, вот так вот врываться в чужие дома — он уже не успел.

В комнату вошел Натан, и таким Тимоти его не видел еще никогда.

Вечно спокойный и незыблемый, как скала, О’Доннел сейчас походил на взбешенного великана, делающего последний вдох перед ударом. Он смотрел на Мэтта, и взгляд не предвещал совершенно ничего хорошего.

Тот едва успел выпрямиться и открыть рот, чтобы выдать в сторону незваного гостя что-то, по всей видимости, раздраженно-вопросительное. Остановившийся перед ним Натан был бледен, как стена — даже губы побелели. И немного дрожали.

— Держи своего щенка на привязи, Уилсон, — вибрирующим от едва сдерживаемого гнева голосом чуть слышно процедил он, выставляя вперед указательный палец. — Ты ему, вроде бы, все еще наставник?

Мэтт окаменел. Так о Рике еще никто не позволял себе заговаривать. Даже думать.

— Тогда сделай так, чтобы этот сопляк выучил свое место! — повышая голос, рявкнул Натан. — Мне плевать, как ты этого добьешься, но если он еще хоть раз забудет, где именно в этом замке обслуживают его задницу, я оторву ему ее вместе с ногами. Лично. Это понятно?

Его буквально трясло.

— Что?.. — глухо переспросил Мэтт.

Тим почувствовал, что багровеет от злости. Она хлынула медленной волной по всему телу, до кончиков пальцев. Что он сказал?!..

— То, что — либо уже оттрахай его так, чтобы он потерял охоту рыскать по сторонам, либо, знаешь, иногда задницы просят просто ремня, — с нажимом выдавил Натан сквозь зубы. — Иначе я не посмотрю, что он — твой.

Он перевел взгляд на Тима — тяжелый, переполненный клокочущим гневом — а потом развернулся и вышел из комнаты. Дверь оглушительно захлопнулась.

Оцепенение медленно спадало, оставляя нарастающее желание догнать О’Доннела и вколотить ему слова обратно в глотку.

— Ричи… — успокаивающе начал было Мэтт — и замолк, уставившись на парня.

Тот сидел на кровати, поджав ноги и исподлобья глядя на них. Так, будто хлеставший из Натана гнев совершенно его не задел — только заставил собраться и, несмотря на усталость, приготовиться к нападениям.

Тимоти во второй раз за вечер засомневался, а Рик ли это. И куда делся настоящий Рик.

И что вообще происходит.

— Что? — недовольно буркнул мальчик.

— Я тоже хочу спросить — что, — тихо ответил Мэтт.

Он умел так говорить — тихо, но все вокруг все равно слегка съеживались. Впрочем, на памяти Тима это и было всего пару раз. В спокойном состоянии Уилсон походил на добродушного увальня, а спокойствие ему нравилось куда больше.

Да и поводов нервничать как-то… не было. По здравому разумению.

— Отцепись от меня, — вспылил Рик, ощетиниваясь и поджимая ноги. — Я не обязан перед тобой отчитываться.

Что? — снова подумал Тимоти.

Сейчас я проснусь и окажется, что я заснул за столом, пришла глупая мысль.

От нее веяло безнадежностью.

— Он сказал правду? — еще тише поинтересовался Мэтт. — Ты действительно…

— Действительно — что? — нервно хмыкнул Рик.

Все еще казалось — пока это не прозвучало, то как будто и не случилось. Вообще ничего не случилось.

У О’Доннела просто крыша поехала. Его же воротит от парней, как какого-нибудь человека, даром что земной маг — один Алан только не пойми как попал в исключения. На него, видать, Ричи посмотрел как-то не так, он же придурок полный, О’Доннел, сразу приперся права качать и нести… вот такое, как у него язык повернулся, вообще…

Желание догнать вспыхнуло с новой силой. Тим вдохнул, отчаянно пытаясь уцепиться за ускользающую реальность. Она разваливалась на части — вместе с тонким и теплым прозрачным коконом заботы и нежности, уже привычно угнездившимся над их головами.

На Ричи такое сказать. Такое подумать даже! Мальчик до сих пор от МакКейна шарахается, тот со своими эскападами вконец его запугал, черт, О’Доннелу точно пора объяснить, что у него самого, видать, все мысли о задницах, раз способен вот такое вот сочинить, нет — увидеть, и в ком, в ком!..

— Ты сделал что-то, что ему не понравилось? — наконец сформулировал Мэтт.

— Ему понравилось, — нехорошо улыбнулся Рик. — Нам просто помешали. Орал бы он тут иначе, если бы не понравилось. Совсем у вас уже мозги задурели тут? — внезапно переходя на истерический надрыв, выкрикнул мальчик, слезая с кровати. — Если бы он был недоволен, он бы высказал это мне, а не помчался к наставнику! Ты что, слепой — он же даже в мою сторону посмотреть побоялся!

Мэтт застыл. Тим перевел взгляд на Ричи — тот задыхался, сжав кулаки. Как будто слова рвались у него из глотки, и он кое-как сдерживал их.

— Ты. И Натан… — слова падали, как тяжелые капли. — Подожди.

Похоже, Уилсон тоже балансировал на грани истерики. Если такое возможно.

— Чего ждать?! — заорал Ричи, срываясь на вопль. — Я имею право делать все, что хочу! Или, раз я твой воспитанник, я теперь обязан превратиться в чурбан? Как ты? И прятаться всю жизнь за бумажками?!

Мэтт вспыхнул, на скулах заходили желваки. Рик, кусая губы, попытался проскользнуть мимо него к выходу — Уилсон поймал его за локоть, едва не вывернув руку.

Тим помнил, какой стальной при желании может стать его хватка.

— Кому легче от того, что ты в них копаешься? — Рик тяжело дышал, глядя ему в лицо. — Хоть кому-нибудь стало лучше от твоих схем? Тебе просто нравится сидеть здесь и думать, что ты приносишь пользу. Вы оба!

— Рик! — угрожающе начал Мэтт.

— Что — Рик?!

Они задыхались, глядя друг другу в глаза. Только один едва не плакал, кусая губы, а другой с каждой секундой все больше каменел, будто слой за слоем покрываясь непроницаемым панцирем.

Тим почувствовал, что тоже задыхается. Под таким же.

— Ты спал с магом, у которого есть партнер? — неестественно ровно проговорил Мэтт, не отводя взгляда. — За его спиной?

Он не читал мораль. Он просто не понимал… как так можно.

Цепляться за мораль — это все, что им сейчас оставалось. Иначе пришлось бы говорить о другом, Мерлин — думать о другом!

О том, что Ричи сам создал фундамент, на котором они оба существовали. Позволил его создать, соткал из собственных взглядов, улыбок, прикосновений, из собственной тишины, их мальчик, их откровение. Слишком далекий от приземленности, чтобы выносить рядом с собой кого-то, кроме таких же, как он, водных магов — или собственной семьи.

О том, что этот фундамент — эта тишина, эта мистика, это счастье — сейчас трещали и осыпались обломками, и ничто не могло напугать сильнее.

О том, что все это уже сломано. Просто они боятся открыть глаза и поверить. Увидеть. Что так долго верили в то, чего никогда не существовало.

— Что будет, если Алан узнает? — Мэтт сжал локоть мальчишки с такой силой, что тот невольно охнул, зажмуриваясь, и вывернулся ужом из крепкой хватки.

— А кто тебе сказал, что он ничего не знает? — глотая слезы, нахально выплюнул Рик. — Может, он меня сам попросил?

Брови Мэтта поползли вверх.

— Ладно — вообще-то, он мне разрешил, — нервно усмехнулся Ричи, потирая локоть. — Я не знал, что был обязан сначала отпроситься у вас.

Его деланое нахальство почему-то тоже причиняло боль. Невыносимо — видеть, как он разносит сейчас вдребезги, каждым словом, то, что так долго и с таким трудом, так бережно создавалось ими. Такими отчаянными ударами.

Будто бы Рик бил сейчас сам по себе и уже не мог остановиться.

— Малыш, успокойся, — нотки униженной мольбы в собственном голосе напугали Тима еще сильнее. Он с силой прикусил губу и выдохнул. Кто-то же должен остановить все это, кто-то из них. Все равно должен… — Пожалуйста. Мэтт не имел в виду…

— Мэтт имел в виду, что я принадлежу лично ему! — истерически фыркнул Рик, быстрым и злым движением вытирая щеку. — И ты имеешь в виду то же самое. Вам всегда только бы в слова играться и за ними прятаться.

Он снова плакал, хоть и, кажется, сам почти не замечал этого. Только теперь он смотрел на Тима, и… лучше бы он не смотрел.

Тогда еще можно было бы верить, что это — Рик. Его Ричи. Его малыш.

Что их семья не оказалась пустышкой.

— Пытаешься придумать мне оправдания? — сквозь слезы пролилось презрение, и его было столько, что казалось — Рик копил и молчал неделями, месяцами. — Да, я с ним спал! И не твое, к Мерлину, дело, с кем я, вообще, здесь сплю!

Тимми окаменел. Он понял, что сейчас сделает Мэтт, еще до того, как увидел движение.

Ему было стыдно.

Он знал, что сделал бы то же самое.

Уилсон швырнул парня к стене — тот со сдавленным стоном влетел в угол у самой двери — и, шагнув следом, сжал ладонями его голову, прижимаясь лбом к мокрому лбу. Рик закричал, вырываясь, но Тимоти почти не различал слов.

Звуки мгновенно провалились куда-то, как только хаотично сменяющиеся образы накрыли его.

Обнаженный Брайан — улыбающийся, и вытянувшийся на нем раскрасневшийся Рик, их губы едва соприкасаются, а потом Мэддок, оттолкнувшись, опрокидывает мальчишку на спину, перекатываясь по кровати, широкая спина почти скрывает знакомое тело, а Рик запрокидывает голову, подставляя шею под поцелуи, и что-то шепчет, шепчет…

Похожая на сотканную из росы и радуги нимфу Энни с распущенными волосами, Ричи зарывается в них лицом, ладони поглаживают спину девушки, она сидит на его коленях, вздрагивая от резких, коротких движений бедер, голова склоняется ниже, руки обвиваются вокруг шеи — Рик смотрит на нее снизу вверх, чуть улыбаясь, она такая хрупкая рядом с ним…

Прислонившийся спиной к стене Лоуренс — Ричи нависает над ним, упираясь одной ладонью в камень кладки, Ларри фыркает и отталкивает его, шлепает по плечу, пока его не сгребают в охапку и не начинают целовать, целовать…

Вытянувшийся в кресле Дэниэл — непривычно взволнованный взгляд на всегда спокойном серьезном лице сейчас не отрывается от мальчишки, на четвереньках подбирающегося ближе, гибкого и сильного, как кот, и кажется, что Ричи придавливает его взглядом к креслу, выгибая спину и что-то шепча, склоняя голову к плечу, останавливаясь на миг — а потом снова скользя по ковру, ладонями, коленями…

Яростный вопль перекрыл хаос, вытряхивая остатки воспоминаний. Отшвырнув от себя Мэтта, Рик смотрел на него с нескрываемой ненавистью.

Тим почувствовал, что еще секунда — и его стошнит. От еще одной попытки представить, что их хрупкий малыш — это и есть только что увиденное ими чудовище с уверенным искушенным взглядом.

— Не смей! В это! Лезть! — сжимая кулаки, выкрикнул Ричард. Тим с совершенно неуместным изумлением обнаружил, что они одного роста, хотя сотни раз видел их рядом. — Ты и так каждую ночь получаешь, что хочешь! Тебе что, мало? Каким еще образом не успел мной попользоваться?

Рука Уилсона, размахнувшись, с силой впечаталась в его скулу тяжелой пощечиной. Рик охнул — и замолк, лицо спрятано под влажными волосами, под дрожащими ладонями, плечи ходят ходуном, будто он задыхается.

— Ненавижу, — четко произнес он, наконец опуская руки. — Ты даже не представляешь, Мэтт — как я вас ненавижу!

Дверь с грохотом захлопнулась за ним. Впрочем, грохот вряд ли мог пробиться хоть к одному из них — сквозь толщу оцепенения.

Тимоти тупо подумал, что, уходя, Рик почему-то пытался спрятать снова хлынувшие слезы.

Странно. Откуда им взяться. Теперь.

 

* * *

— Как бы он чего не натворил там… — мертвым голосом проговорил Мэтт.

Он все еще пытался отнять прижатые ко лбу ладони, которыми, вроде как, хотел просто пригладить волосы. Уже минут десять назад.

Пробивающаяся даже сквозь муторное оцепенение волна истерики Ричарда, казалось, взламывала изнутри их обоих. Хоть ты как закрывайся — как будто захлебывающийся в рыданиях крик ввинчивается в медленно застывающий кокон и разбивает, разбивает его. Какая разница, что Ричи отделяло от них ползамка и два этажа?

Тимоти прекрасно слышал, где он находится. И рад был бы не слышать.

— Он же не огненный, — собственный голос звучал так, словно уши забило ватой.

— Огненные психуют, — устало согласился Мэтт. — А водные переживают. Наверное. Он просто… чувствует, я не знаю…

— Чувствует что и к кому? — горько усмехнулся Тим. — Вот это ко всем подряд?

Уилсон пожал плечами и, наконец, поднял голову. Только глаза чуть покраснели, а так — все тот же Уилсон. Почти. В это бы получилось поверить, если бы они были друг другу чужими.

— Извини, — отворачиваясь, выдохнул Тим. — Ты прав. Чувствовать вот так ему точно не стоит.

Теперь и впрямь стало неловко. Как будто… черт.

— Я сам, ладно? — попросил он.

Мэтт только рукой махнул. Нечасто выдавался случай увидеть его абсолютно растерянным, кое-как соскребающим силы, чтобы снова взять ситуацию под контроль. Тим отчаянно понадеялся, что сам выглядит хотя бы не хуже него.

Все-таки он никогда не умел контролировать.

Автоматически прошептав заклинание, Тимоти рванулся к привычной точке, сейчас пылающей накалившимся белым светом. Открыв машинально прикрытые глаза, он обнаружил себя стоящим посреди неизвестной комнаты. Знакомым в ней было только широкое кресло, развернутое спинкой к камину. Правда, слава Мерлину, Дэнни в нем сейчас не сидел.

Полумрак — свет еле пробивается сквозь тяжелые темно-синие шторы. Все тот же пушистый темный ковер на полу, разбросанные здесь и там небольшие подушки. Скрытая балдахином кровать. Низкий столик на гнутых ножках.

И глухие звуки воющих, несдерживаемых рыданий из дальнего угла.

Тимоти подошел и, помявшись, молча опустился на колени. Он не знал, что можно сказать тому, кто плачет, забившись под подоконник, сжавшись в комок и обхватив руками взъерошенную голову, уткнувшись носом в колени. Плачет так, словно силой потока слез можно вернуть то, что — знает — вернуть уже невозможно.

Рука сама потянулась — коснуться, обхватить за плечо, потянуть к себе. Рефлексы не выведешь, с горечью подумал Тим.

И тут же заметил, что Рик буквально вжимается спиной в угол стены, подбирая и без того поджатые ноги. Будто пытается отодвинуться от него подальше.

Будто его тело само пытается. Как каждый раз от МакКейна.

Ладонь замерла в воздухе.

— Ричи… — беспомощно позвал Тим. — Прекрати. Ничего страшного не случилось.

Сейчас, глядя на побелевшие пальцы Рика, он уже почти верил в это. Не случилось. Но случится обязательно, если малыш не успокоится, не расслабится, не позволит обнять себя и увести домой. Где объяснит им спокойно, что происходит.

Он никогда и никуда ни от кого из нас не денется, пришла странная мысль — она и холодила бесповоротностью утверждения, и одновременно подбадривала и грела. Ричард — воспитанник Мэтта, они занимались сексом, они — пара. По всем законам — так. Ведь этого достаточно, чтобы стать парой. Они сами доказали это еще до появления Рика.

Их связь уже неразрывна — по крайней мере, ее стихийная часть. Им все равно придется жить вместе, а, значит, все утрясется и устаканится, обязательно. Это тоже — закон. Иначе ведь просто нельзя.

Логика успокаивала, как привычные столбики цифр. Это просто недоразумение, на которое они, два идиота, повелись с полуслова, хотя еще утром поклялись бы на любой книге — они верят Ричарду, как никому в этой жизни. Слабоватая оказалась вера.

— Ричи…

Мальчишка сдавленно в


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-14; просмотров: 60; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.007 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты