Глава шестая.

Ложь не считается ложью при ответе на вопрос, который спрашивающий не должен был задавать.

Р.Стаут

- О, падре, мы вас не ждали, - мужчина вскочил из-за стола, подбегая к человеку в дверях и подобострастно склоняя голову.

"Не глюки", - с ужасом понял Дженсен, не в силах оторвать глаз от Миши.

Точнее нет, от падре Коллинза. В привычном облачении, сцепив пальцы рук, он, казалось, возвышался надо всеми, кто находился в комнате. Дженсен почувствовал, как воздух в комнате загустел и начал давить на виски. По спине потекла ледяная струйка пота, и он сглотнул, удивляясь, что никто до сих пор не услышал, как отчаянно колотится его сердце.

Как он здесь оказался, зачем?

"Боже, дай мне, наконец, проснуться", - молил Дженсен, опустив голову и стараясь не смотреть, как мужчины подходят к столу, почти беззвучно о чем-то переговариваясь.

Только когда смолкли посторонние звуки, и в комнате воцарилась тишина, Дженсен нашел в себе силы поднять голову и взглянуть всем им в глаза.

Прежде всего Мише.

Он смотрел на Эклза холодным немигающим взглядом, как будто это не он меньше суток назад стонал, развратно расставив ноги, и просил ещё и ещё.

Дженсен не в силах был поверить в то, что люди бывают такими вероломными.

Малая толика надежды на то, что Коллинз пришел спасти его испарилась после того, как он открыл лежащую перед ним папку и спросил равнодушным голосом:

- Скажите, мистер Эклз, сколько у вас было партнеров?

Дженсен подавил очередной нервный смешок, сцепив под столом пальцы и неотрывно сверля Мишу взглядом. Небритый, лохматый, он казался не выспавшимся и раздраженным. Нахмуренный и сосредоточенный, он не отводя глаз, ждал. И Дженсену вдруг стало все равно. Плевать.

- Ммм... - он будто что-то прикинул в голове, - вам перечислить всех, падре, или ограничиться десяткой самых горячих?

- Да как ты смеешь, суч... - один из охранников дернулся в его сторону, замахиваясь, но Миша остановил его взмахом руки, вздохнув.

- Мистер Эклз, вы не в том положении, чтобы шутить, так что давайте к делу. Начнете вы говорить, или нет, мне не важно, но если вы облегчите мне задачу, все закончится быстрее.

Миша закрыл папку, выжидающе глядя на Дженсена. Казалось, в комнате больше никого не было, Дженсен снова почувствовал, как волной накатывает ярость пополам с обидой. Как же так...как? Наконец, он не выдержал и опустил глаза, изучая деревянную поверхность стола.

- Один.

- Что?

- Один партнер.

Мужчина, который допрашивал его прежде, подошел ближе, наклоняясь к Мише и что-то шепча ему на ухо. Падре кивнул, снова обращаясь к Дженсену:

- Вы с ним виделись сегодня в городе, не так ли?

- Что? - Дженсен удивленно приподнял брови. - Брок? Нет, мы не...Это случайность.

Все еще не в силах посмотреть на Мишу, Дженсен молился, чтобы это кончилось.

- Хорошо, продолжим. Скажите нам его имя, мистер Эклз.

Дженсен испуганно взглянул на Мишу, не веря в то, что тот только что спросил.

Имя? Серьезно?

Но тот выжидающе смотрел на него, ни капли сомнения не было в его жестком взгляде.

- Извините, падре, но пусть оно останется моим маленьким секретом. Да я и не думаю, что вам понравится мой ответ,- дерзко бросил он.

Мужчина, который зашел вместе с Мишей и до сих пор молчал, внезапно дал о себе знать, задав вопрос, который заставил Дженсена содрогнуться:

- Он местный?

Мимолетная встреча взглядами, длящаяся пару секунд, и Дженсен уверен в своем ответе.

- Нет, он не местный.

Мужчина кивнул, снова записывая что-то, и Дженсен почувствовал, как начинает кружиться голова. Присутствие Миши сбивало с толку, подкидывало самые безумные идеи и безумно волновало. Вспотели ладони, и пересохло в горле. Болела голова и хотелось, наконец, чтобы яркий свет перестал светить в глаза и все эти люди убрались подальше.

Миша встал за спиной у сидящего мужчины, скрестив руки на груди. Наконец, он наклонился и снова что-то сказал ему. Тот кивнул, поднимаясь и подзывая охранников.

- Думаю, на сегодня хватит, мистер Эклз. Тем более у падре есть еще дела.

- Разумеется, есть, - буркнул Дженсен, на нетвердых ногах поднимаясь со стула.

Видимо волнения прошедшего дня, голод и усталость взяли, наконец, вверх, и он, пошатнувшись, осел на пол, смахивая рукой бумаги со стола. Миша дернулся было в сторону, но его опередили охранники, поднимая и выволакивая Дженсена под руки в коридор.

В сознание Дженсен приходил медленно, будто плывя по волнам, раскачиваясь из стороны в сторону и время от времени выныривая на поверхность.

Голова раскалывалась, и болели все мышцы. Он оглянулся вокруг и тяжело вздохнул. Не сон.

Вдруг дверь камеры заскрипела, и зашел охранник Дженсена, неся в руках поднос. Жидкий суп, пару кусков хлеба и горячий чай.

Дженсен схватился за стакан, пытаясь отогреть заледеневшие руки.

- По мне, так ты и этого не достоин. Зачем вас вообще кормят, все равно сгорите, - проворчал охранник, закрывая за собой тяжелую дверь.

Шаги стихли, и камера снова погрузилась с тишину, нарушаемую лишь тихим дыханием Дженсена. Горячий чай приятно согрел, но он все равно забрался с ногами на кровать, мелко подрагивая. Надо было собраться с мыслями, обдумать все, но мозг отказывался работать. Дженсен видел только равнодушный Мишин взгляд, упрямо поджатые губы и проклятую черную сутану. Чай кончился, но он продолжал сжимать чашку руками, чувствуя, как к горлу подкатывает истерика. Защипало глаза, и Дженсен, наконец, обрадовался, что он один.

Никто не увидит его позорных, бессильных слез. "Миша, Миша", беззвучно шептал он, прислонившись к стене. "За что?".

Он так и забылся беспокойным сном, выпустив из рук остывшую чашку и уткнувшись лицом в грязную подушку, пытаясь заглушить сухие всхлипы.

Утро не принесло облегчения. Окончательно продрогнув, Дженсен вцепился в прутья и начал кричать, что есть сил, зовя охрану. Когда в конце коридора появились двое, он облегченно вздохнул. Но они не спешили открывать камеру. Они о чем-то переговаривались, и до Дженсена иногда доносились еле сдерживаемые смешки и шепот.

- Принесите мне одеяло, иначе я умру от переохлаждения.

Один из охранников поднял голову и посмотрел в его сторону.

- А тебе какая разница? Все равно подохнешь!

И опять стал внимательно слушать напарника. В этот момент у второго зазвонил телефон, он взял трубку и начал внимательно слушать указания, время от времени поддакивая.

Захлопнув крышку мобильника, он что-то сказал первому, и они прошли дальше по коридору, открыли камеру и выволокли слабо сопротивляющегося Дженсена наружу.

- Не упирайся, - проворчал второй, - мы ведем тебя в душ. И благодари падре, он что-то в этот раз добрый.

"Добрый падре"...

Дженсен стиснул зубы, чувствуя, как его по-прежнему колотит озноб, и медленно побрел за охранником.

Пройдя пару камер, они свернули к крашеной двери и его втолкнули внутрь, включая свет. Грязно-белые кафельные стены, махровое полотенце на тумбочке и почти прозрачные занавески ванной комнаты навевали такое же уныние, как и все остальное. Оглянувшись на закрытую дверь, Дженсен разделся и шагнул под душ, включая воду. Сначала пошла тонкая струйка холодной, но когда Дженсен переключил кран, хлынула уже почти горячая. Он закрыл глаза, подставляя тело под тугие струи и прислонился к холодной стене, сползая вниз. Теплая вода согрела его и приободрила, но внутри было по-прежнему обжигающе холодно.

Обидно и холодно. Не было даже злости. Ему было уже все равно.

Дженсен никогда не относил себя к категории пофигистов, и всегда пытался найти выход из любой ситуации. Друзья часто называли его просто везунчиком. И ему действительно практически всегда везло.

Но сейчас, стоя под обжигающе - горячими струями воды, он закрыл глаза и просто отключился. Будто мозг решил не искать решения задачи, а плыть по течению. Порой просто хотелось выть от тоски и колотить кулаком по стенам, пока не пойдет кровь. И Дженсен что есть силы впечатал кулак в плитку, застонав от боли. Кожа на костяшках ободралась, и вид крови немного отрезвил.

Надо было искать выход даже из этой безвыходной ситуации.

Еще через пятнадцать минут Дженсен вышел из душа, вытирая голову. Ссадины на руке пощипывало, но все же он чувствовал себя значительно лучше. Апатия, если не ушла совсем, то на время притихла. Потом она вернется с новой силой, он был уверен, но сейчас...

Дженсен не любил, когда за него принимали решения. Тем более о его собственной жизни. Он будет бороться. Ради себя.

Вернувшись в камеру, он повернулся к охраннику и потребовал, чтобы ему привели падре Коллинза.

- Ничего не выйдет, парень, - пробурчал охранник, тщательно закрывая замок, - преподобный Коллинз сейчас на совете и не вернется до вечера. Твоя судьба решается, так что к ночи он обязательно будет, чтобы огласить приговор. Твою судьбу они решили быстро, радуйся, что не надо тут гнить месяцами.

Дженсен едва сдержался, чтобы не пнуть дверь ногой, но вовремя понял, что не стоит злить сволочных охранников зря. Он знал, что рано или поздно ему удастся поговорить с Мишей наедине...

Хотя...Что он ему скажет?

Самое главное он все равно ему уже сказал, той ночью, когда мысли были спутаны, а от эмоций кружилась голова.

И ничего не изменилось. Дженсен ненавидел отца Коллинза так же сильно, как и любил. И мечтал, чтобы ненависть перевесила, чтобы можно было спокойно сдать его этим ублюдкам, рассказать, как громко он стонал, раздвигая перед ним ноги, и как призывал своего Бога, кончая. Воспоминания нахлынули с новой силой, и Дженсен сжал кулаки, подавляя накативший жар, медленно опускавшийся по позвоночнику.

"Наказание какое-то", подумал он, рухнув на неудобный матрас.

Он не заметил, сколько времени прошло, в камере было постоянно темно. Несколько раз он будто проваливался в пропасть и забывался тяжелым сном, просыпаясь от собственных криков. В очередной раз Эклз проснулся от лязга замка.

В камеру зашли двое охранников.

- Вставай, - грубо потребовал второй и толкнул Дженсена ногой, - сейчас начнется самое веселье.

- Зачем? - Дженсен настороженно всматривался в их лица, пытаясь угадать, куда его поведут, но, похоже, лица этих амбалов не выражали вообще никаких мыслей. Он вздохнул, выходя следом и ежась от ночного сквозняка, гулявшего по коридору.

- Шевелись, - его снова подтолкнули в спину, заставляя свернуть к узкой лестнице, ведущей куда-то вниз.

Под землю, что ли?

Ну, отлично.

Пересчитав ступеньки и вслушиваясь в тяжелое дыхание за спиной, Дженсен толкнул очередную массивную дверь перед собой, входя в большую комнату с решетчатым окном под потолком.

"И правда под землей", успел подумать он, прежде чем услышал как позади него гремят цепи, а потом на затылок обрушился сильный удар и стало совсем темно.

Приходил в себя Дженсен долго.

Громко простонав от острой боли в затылке, он с трудом открыл глаза и увидел, как на него смотрит незнакомый мужчина, а руки скованы над головой. Дженсен прищурился и повернул голову, пытаясь осмотреться.

Незнакомец скрылся из поля зрения и загремел чем-то сбоку.

- Эй, - прокричал Дженсен, дергая связанными руками, - что происходит? Выпустите меня.

- Спокойно, парень, - услышал он усталый и хриплый голос, - твои крики все равно никто не услышит, так что береги голосовые связки, они тебе ещё ой как пригодятся.

- Что вы..? Где...Вы кто? - наконец справился с дрожащим голосом Дженсен, зажмуриваясь от боли в затылке.

- Я Джон, - почти приветливо отозвался мужчина, впрочем, в полумраке разглядеть его толком не получалось.

- Эмм...И зачем...Может вы меня развяжете? - Дженсен понимал, что несет полнейшую чушь. Конечно, его никто не развяжет и глубоко внутри он уже понял, что это за темное подземелье и зачем его сюда затащили. Но сказать что-то надо было, хотя бы, чтобы не заорать от страха.

- Это вряд ли, - мужчина, наконец, подошел ближе, и Дженсен разглядел его серые, равнодушные глаза, и блеснувший в руке нож.

- Господи, - вырвалось у него, и он дернулся, выкручивая запястья и не сводя глаз с лезвия. Мужчина улыбнулся ему как-то по-отечески и, подойдя вплотную сказал:

- Ну что, поиграем, девочка моя? Ты загадал одно важное имя, и мне никак не угадать его без твоей помощи...Так что..

Он коснулся холодным лезвием небритой щеки Дженсена и тот сглотнул.

- Я внимательно слушаю, Дженсен.

Дженсен закрыл глаза и тяжело выдохнул, собираясь с силами.

- Пошел ты, - будто выплюнул он эти слова. Уже где то глубоко внутри, в голове он ясно понял для себя, что не скажет, не выдаст. Что бы ни случилось - он выдержит и пройдет через это.

Поэтому первое касание холодного лезвия к груди он воспринимает не иначе как подарок судьбы.

Началось.

Вместе с осознанием этого приходит такая расслабленность, что Дженсен почти не чувствует, как нож вспарывает тонкую кожу у основания шеи и струйка крови течет вниз по груди, пачкая белую рубашку. Он с улыбкой открыл глаза и посмотрел прямо на своего мучителя.

- Нууу, - лениво протянул Джон, разглядывая капавшую с лезвия кровь, - поверь мне, я и не таких красавчиков раскалывал.

Запястья ныли, и Дженсену очень хотелось пить. Он отчетливо чувствовал жжение в царапине на шее, но настолько абстрагировался, что только крепче стиснул зубы, когда Джон в очередной раз провел лезвием, на этот раз вдоль руки.

- Так как его зовут?

Дженсен молчал.

Джон размахнулся и хлестко, наотмашь, ударил его ладонью по лицу, потом еще раз, так что из разбитой губы в рот попала кровь и Дженсен закашлялся.

Джон стоял в ожидании ответа, но Дженсен молчал, упрямо стиснув зубы.

- Значит молчим? Я бы попортил твою смазливую физиономию, но падре дал четкие указания насчет твоей мордашки.

Он подошел ближе и одной рукой схватил за подбородок, с силой сжал, вызывая острую боль в губе. Дженсен сдавленно застонал.

Острие лезвия коснулось руки, пробегая по плечу и сгибу локтя, затем по бедру, и он непроизвольно дернулся, чувствуя, как вспарывается кожа и кровь бежит по ногам.

- Я могу отрезать тебе яйца, - Джон расхохотался, откинув голову назад, - а что? Хорошая идея. Насчет яиц указаний не было.

- Кроме того, они тебе больше не пригодятся, да? - он снова засмеялся, как-то скрипуче и резко. Дженсен выругался про себя, понимая, что лучше не спорить с этим безумцем. Голова раскалывалась, все тело ныло, и дрожали руки. Он ненавидел чувствовать себя беспомощным, слабым и уязвимым.

В такие моменты в нем всегда просыпалось безрассудство и язвительность.

Поэтому он сплюнул сгусток крови под ноги Джону и мотнул головой:

- Попробуй. Думаю, мои обвинители не будут рады, если я не доживу до оглашения приговора, как думаешь?

Джон с размаху ударил его кулаком в живот, заставляя охнуть, хватая разбитыми губами воздух. Перед глазами заплясали фиолетовые круги.

Дженсен закрыл глаза и приготовился к новым пыткам.

Все. Сейчас он выдержит и примет все что угодно.

Вера не понятно во что в нем была сейчас настолько тверда, что он сам поражался своей уверенности.

Дверь громко хлопнула, и он распахнул глаза. Несмотря на то, что голову он даже поднять не мог, но внутренний голос подсказывал ему, что в комнате никого не было, лишь где-то далеко в коридоре были слышны гулкие, удаляющиеся шаги.

Он победил.

Пусть это небольшая, чисто символическая победа, но отчего-то на душе стало легче от осознания этого.

***

Падре Коллинз вошел в прохладную, освещенную парой ярких ламп комнату и поежился. Эти подземелья никогда не нравились ему, но, к сожалению, другого такого места в городе было не найти. Спрятанного и надежного.

Он прошел к столу и сел на стул с высокой спинкой, откидываясь назад, разминая шею. Он устал.

Арест Дженсена прошел проще, чем он ожидал, но все-таки на душе было неспокойно.

Вскоре вошли мэр, Зак Уэстли, и Карлос Спэйд, обвинитель. Слегка поклонившись Мише, они присели к столу, двигаясь немного скованно и нервно раскладывая свои бумаги.

Они боялись Мишу, боялись настолько, что даже говорить начинали тише в его присутствии, учтиво обращаясь к нему и не делая ничего без его указаний. Для них падре был непосредственным посланником Бога, непререкаемым авторитетом.

Неспроста его назначили верховным судьей, каждый заключенный в этих стенах, каждый охранник, каждый приговор и наказание - все проходило через руки Коллинза.

С ним было бесполезно спорить, бесполезно его умолять. Если он принимал решение - так тому и быть, значит на то воля Божья.

Миша сел во главе стола, по обе его руки сели мужчины.

- Ну что, господа, приступим? У меня есть все основания предполагать, что мистер Эклз - именно тот, кого мы и искали столько лет.

Зак Уэстли для вида пролистал документы, лежащие перед ним на столе, и откашлялся.

- Падре, этот мужчина прелюбодействовал, и я считаю, что прежде, чем приступить к ритуалу, нам нужно выяснить, кто был его любовником. Мы обязаны убрать эту грязь из нашего города. Наша прямая обязанность - оберегать детей от нечистых.

- Хорошо, мистер Уэстли, я тоже придерживаюсь того же мнения. Но сейчас для нас превыше всего ритуал. Мы слишком долго ждали, чтобы сейчас терять драгоценные минуты.

- Но падре...

Миша молча поднял руку, и мэр замолчал.

- Я понимаю ваше беспокойство, господа, но нельзя терять ни дня. Нам нужно многое успеть и подготовить, чтобы ритуал прошел как должно. Кроме того... - Миша на секунду замолчал, будто обдумывая что-то. - Сегодня вечером я побеседую с заключенным, ему надлежит исповедаться.

Мэр кивнул, поворачиваясь к Спейду.

- Обвинительное заключение готово? Следует внести туда запись допросов жены, няни и соседей мистера Эклза, чтобы все было собрано к вечеру. Падре...

Мэр нерешительно поднял глаза на задумчиво теребившего манжет рубашки Мишу.

- Что касается ритуала...

- Да, - Миша будто вынырнул из глубоких раздумий, кивая. - Все, как и раньше. И я хочу, чтобы на этот раз присутствовали все. Если у нас все получится... - голос Миши чуть заметно дрогнул, и он поправил сам себя. - ...Когда у нас все получится, мы должны быть готовы. Это большая ответственность, господа, я надеюсь, вы понимаете, что в этот раз наши шансы очень велики. Мистер Эклз - идеальная кандидатура.

Спейд кашлянул, переглядываясь с мэром.

- Падре, позвольте спросить...как...как вам удалось его найти?

Миша вздохнул, как будто что-то вспоминая.

- Я увидел его случайно в офисе в Нью-Йорке четыре года назад. Я ездил заказать проект часовни в соседний город, именно мистер Эклз и стал разработчиком. Мы лично с ним не общались, он тогда занимал пост подчиненного, но…

Я сразу понял, что это он. Слишком много общих черт. Губы, глаза, нос, волосы. Да и телосложение один в один. А потом я поднял архивы в городской библиотеке, и это оказалось правдой. Он в самом деле потомок Сабины Шрэйд. Так что тут сомнений быть не может. С его смертью падет проклятие, и мы вернем то, что украла у нас эта ведьма.

- А те, все остальные, - спросил мэр, - они все были ошибкой?

- Может быть. Но пути Господни неисповедимы, и мы избавляем мир от смрада, не забывайте, что мы творим богоугодное дело.

Миша встал, всем своим видом давая понять, что разговор окончен, когда дверь в комнате распахнулась, и в помещение вошел палач.

Миша нахмурился. Джон ему не нравился.

Бывший военный, он был даже по его меркам слишком озлоблен и груб. Впрочем, звание бездушного он оправдывал в полной мере и если остальные пытались бороться и жить согласно морали и заповедям, то палач...

Миша коротко приветствовал его, невольно вспоминая, в каком виде оставлял прежних заключенных Джон, и моля Господа, чтобы Тот усмирил эмоции, бушевавшие сейчас внутри.

***

Порой Мише казалось странным, какие непонятные чувства вызывал в нем Дженсен. Проклятье, преследовавшее их город много веков, не давало права на чувства. Они не испытывали эмоций. Не знали что такое любовь, ревность, дружба, преданность.

Люди приезжали и уезжали, оставляя после себя пустые дома. Никто долго не задерживался в их городе. Поначалу никто не верил в проклятье, но со временем люди начали замечать, что что-то не так. И случайно наткнувшись в церковных записях на историю города, Миша узнал все.

Мидлэнд был проклят.

Каждый, кто становился частью этого города, терял самое ценное, что у них было. Свою душу.

В записях говорилось, что в смутные времена Средневековья, здесь была казнена женщина по имени Сабина Шрэйд. Взойдя на костер, она прокляла город, и обратить ее слова можно было лишь возведя на костер ее прямого потомка. И Миша начал поиски. Ему хотелось защитить город, своих прихожан и…самого себя, чего уж скрывать.

Он не знал, что такое сострадание или жалость. На пути к своей цели, он рыскал по библиотекам и Интернету, составлял генеалогические таблицы и искал, искал. Он привез сюда и довел до костра несколько человек, но все тщетно. И тут появился Дженсен.

И он был другой. Когда Миша смотрел на него, где-то в груди поднималась обжигающая волна. Не испытывая доселе такого, Миша не мог понять, что это. Но реакция своего организма на Дженсена ему явно нравилась, поэтому он и не сопротивлялся особо. Даже перспектива наказания не пугала его. Что ему законы, когда тут он сам закон.

Но сейчас, глядя на Джона, Миша видел окровавленные тела, кровь и громкие стоны его жертв. Он боялся признаться себе в том, что паника накатывала волной от осознания того, что Дженсен сейчас весь в крови, изуродованный и растерзанный. Даже несмотря на то, что он дал указания палачу сильно не калечить Эклза.

Миша был не готов, что Дженсен так быстро и внезапно ворвется в его жизнь, просто легко оказываясь рядом, нужным и искренним. Он не привык к такому и...наверное, просто не успел вовремя среагировать, вовремя закрыться и не подпускать. А потом стало уже слишком поздно. Поэтому теперь Миша почувствовал, как сдавливает горло воротник и колотится сердце.

Странное чувство.

Странное и неправильное.

Нужно взять себя в руки. И довести дело до конца.

- Ну, - он выжидающе взглянул на Джона, - он признался?

- Нет, - Джон с досадой хлопнул дверью и прошел к столу, - крепкий малый, я ничего не мог поделать. Вот если бы вы мне развязали руки, дело бы пошло быстрее и Эклз бы был поразговорчивее.

- Нет, Джон, я прекрасно помню прошлого. На него было страшно смотреть, но любовника он не выдал.

- Ну, он просто был упрям как осел. Ненавижу этих пидоров, которые мнят из себя мученических дев, вроде Жанны Д’арк.

Джон со злостью ударил по столу.

- Если бы вы только позволили мне, падре...

- Нет, - отрезал Миша, глядя палачу в лицо.

Он чувствовал себя так, будто его по голове стукнули массивным церковным крестом, голова вдруг загудела, и Миша понял, что дико устал.

- У нас еще много дел. Отправляйтесь сейчас отдыхать, господа, и позвоните мне утром, пленника надлежит исповедовать перед ритуалом.