: |
Глава VIIЭтажом выше в своей спальне Кадм пробудился от очередного сна и, помимо холода, ощутил в глубине своего живота странную пустоту, вызванную отнюдь не голодом. Он повернул голову к тусклой лампе, что стояла рядом на столике, надеясь отделаться от преследовавших его мрачных теней: пребывая в их власти во сне, он не желал, чтобы они досаждали ему в реальном мире. В этот миг дверь комнаты отворилась, что заставило его приподнять голову с подушки. — Лоретта? — Нет, сэр. Джоселин. — Где Лоретта? Она обещала со мной посидеть. — Она спустилась вниз, сэр. К ней пришла жена Митчелла. Не желаете чего-нибудь поесть, сэр? Может, немного супа? — Пришли сюда эйчел. — Не поняла, сэр? — Все ты прекрасно поняла. Пришли ко мне эйчел. И пусть она принесет бокал бренди. Ну, иди же. Когда Джоселин удалилась, Кадм снова опустил голову на подушку. Какой бы холод ни пронзал его тело, одна мысль о том, что эйчел была внизу и что он сможет ею недолго полюбоваться, согрела ему сердце и скрасила его жалкую участь. Славная девушка, она всегда была ему по душе, и, хотя стараниями Митчелла эйчел утратила свою былую чистоту, равно как и веру в добродетель, тем не менее она оказалась сильной натурой и сумела выстоять. Кадм потянулся к ящику стоящего по соседству шкафчика и выудил из него пачку жевательных резинок. Хотя ослабевшие мышцы челюстей давно заставили его отказаться от жвачки, а чистка зубов превращалась в сущую пытку из-за множества покрывавших его рот язвочек, он хотел встретить эйчел со свежим дыханием — вдруг она сядет рядом с ним. Непослушными пальцами он достал из пачки пластинку и, положив ее на пересохший язык, принялся тщательно сосать. С улицы донесся чей-то восторженный крик, и ему нестерпимо захотелось выбраться из своей холодной постели и выйти из дома, чтобы еще разок взглянуть на небо. Неужели он просит слишком многого? В лучшие времена он любил гулять, и не важно, какая была погода — хорошая или плохая, неважно, где и когда возникало это желание, он просто выходил из своего лимузина и гулял. Он помнил и холодные зимние утра, и полуденную августовскую жару, и весенние дни, когда он, словно счастливый студент, сбежавший с занятий, возвращался домой, и теплые летние вечера, когда, будучи в легком подпитии, шел и пел песни, ощущая себя королем. Больше этого не повторится. Из его жизни безвозвратно ушли и улица, и небо, и песни. Впереди его не ожидало ничего, кроме тишины. И приговора. И как он ни пытался подготовиться к грядущим испытаниям, неизвестность продолжала его путать. Оконная рама слегка задребезжала — должно быть, на улице поднялся ветер, от очередного порыва которого пришли в движение тяжелые шторы. Неудивительно, что ему холодно! Чертова сиделка, вероятно, забыла закрыть окно. Еще один порыв, и занавеси расправились, как паруса; на сей раз Кадм явственно ощутил сквозняк, довольно сильный, ибо зашевелилась отброшенная лампой тень. Внутри живота у него точно что-то оборвалось, и он почувствовал странный трепет. Не понимая, что происходит, Кадм приподнял голову с кровати, тщательно вглядываясь в развевающиеся шторы. Но ничего не разглядев, потянулся за очками, которые лежали на столике между бутылочками с лекарствами, и как раз в этот миг услышал, как кто-то произнес его имя. Это был женский голос. В комнате была женщина. — Лоретта? Меж тем голос понизился, но теперь уже послышались не слова, а звук, напоминавший рычание, от которого затряслась кровать. Прежде чем он успел нащупать очки, со шкафа упала и разбилась лампа, и Кадм оказался в темноте наедине с непрошеным гостем. — Господи, что это? — сказала Лоретта и стала звать Джоселин, поднимаясь из-за стола, а эйчел, опередив ее, бросилась в коридор. Крик, пронзительный крик огласил весь дом. Не обращая внимания на Лоретту, призывавшую ее остановиться, эйчел устремилась вверх по лестнице. Ее вдруг пронзила вспышка дежа вю: это когда-то уже было с ней и воспоминания об этом сохранились у нее в душе — однажды она бежала вверх по лестнице, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки, слышала этот крик и завывания ветра. Добравшись до лестничной площадки второго этажа, она взглянула через плечо. Цепляясь за балясины, Лоретта спешила за ней, а Джоселин была еще внизу лестницы и спрашивала, кто кричал. — Кадм, дура чертова! — заорала на нее Лоретта. — Кажется, я просила тебя за ним приглядеть! — Я была у него, — ответила Джоселин. — Он попросил бренди. И велел прислать к нему эйчел. — Сейчас же отойди от двери! — крикнула Лоретта, обращаясь уже к эйчел. — Почему? — запротестовала та. — Это не твое дело! Спускайся вниз, слышишь? Дверь сильно дрожала, и, хотя эйчел замерла, все ее существо противилось приказанию Лоретты. Может, после всего, что +случилось, ее это и правда больше не касалось — это безумие Гири и несчастье Гири, но она не могла не обращать внимания на полные ужаса крики, что раздавались в спальне. Кто-то мучил немощного старика, и этому следовало положить конец. Она взялась за ручку, которая дрожала у нее в ладони, и попыталась открыть дверь, но какая-то сила препятствовала ей с другой стороны, эйчел пришлось налечь на дверь всем телом, чтобы открыть ее. Наконец дверь распахнулась, и эйчел не просто переступила порог, но буквально влетела в самую гущу ожидавшей ее по другую сторону трагедии.
|