ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ ТРУДОВОГО ПРАВООТНОШЕНИЯ 2 страница

Отпущенный на оброк раб обычно уже сам был вынуж­ден «помещать» себя в пользование другому лицу, чтобы по­лучить средства для существования и уплаты обр$>ка.

3. Наряду с трудом рабов рабовладельческому строю был известен и наемный труд свободных от рабства лиц, но лишь в качестве спорадического явления^[23]. Трудовое отношение между формально свободным беднякам, лишенным средств производства, и собственником этих средств находило юри-. дическое выражение тоже в договоре locatio-conductio opera- rum.

Римский юрист Павел говорил по этому поводу: «...Каж­дый свободный человек волен распоряжаться своей судьбой.. Он может и улучшить свое положение, а может и ухудшить его и даже дойти до отдачи в наем своего труда на дневное я ночное время» К

В исследованиях, посвященных рабовладельческому строю, мы не встречаем данных о том, что положение сво­бодных «самолокаторов»² в хозяйстве нанимателя отлича­лось в лучшую сторону по сравнению с положением раба, нанятого у другого рабовладельца. Напротив, основательно предположить; что положение «самолокатора» было даже бо­лее тяжелым, поскольку от злоупотреблений его рабочей си­лой нанимателя не удерживала ответственность за гибель или повреждение чужого имущества. Так, например, у римского бытописателя Варрона можно найти, по выражению Л. С. Таля, «жестокий совет» пользоваться в опасных для здоровья местах преимущественно трудом свободных лиц^[24].

Исследователи .римского права единодушно констатируют «неразработанность» норм относительно сдачи в наем личной рабочей силы⁴. Но «разработка» таких норм и не вызыва­лась общественными потребностями: при господстве рабо­владельческой формы эксплоатации труда отдача в наем свободным лицом своей рабочей силы не могла не представ-, лять собой принятия, хотя формально и добровольного, функ­ций раба. 'Во всяком рабовладельческом обществе лицо, от- : давшее в наем свою рабочую. силу, тем самым низводило , себя до положения раба ^[25].

Не случайно поэтому способность к квалифицированному умственному труду не могла быть предметом договора най­ма. Это объяснялось отнюдь не тем, что услуги адвоката, . учителя, врача и т. п. -не* поддавались денежной оценке. На- 'против, денежный эквивалент за труд представителей «либе­ральных профессий» получил особое наименование—«honora­rium» — и мог даже взыскиваться в экстраординарном поряд­ке. Действительная причина, по которой услуги лиц «либе­ральных профессий» не могли быть предметом договора най­ма, заключалась в том, что «самолокатор» оказывался в по­ложении лица, выполняющего функцию раба, что' не совме­щалось с представлением о социальной роли врачей, адвока­тов и др.

4. Схема правовых форм трудовых отношений рабовла­дельческого строя была бы неполной, если бы мы не упомя­нули об отношениях между рабовладельцами и либертина- • 'МИ, т. е. отпущенными «на волю» рабами.

С отпускаемого «на волю» раба рабовладельцы обычно брали присягу о службе. Манумиссия, т. е. отпущение госпо­дином раба на волю, при таком условии сводилась лишь к ограничению собственности на раба: полная собственность «а работника переходила в неполную, отчего рабовладелец только выигрывал, сохраняя права на operas servi и одновре­менно освобождаясь от необходимости гарантировать рабу средства существования.

.. После смерти своего патрона вольноотпущенник был обя­зан ремесленные и иные услуги, имеющие денежную оценку, оказывать наследникам патрона.

Патрон и его наследники, вместо получения от вольноот­пущенника услуг в натуре, могли сдавать эти услуги в наем ^: и получать наемную плату^[26].

Если вольноотпущенник после своего освобождения изу­чил какое-либо мастерство, то он становился «обязанным ока­зывать патрону услуги, относящиеся к этому мастерству^[27].

Услуги, оказываемые вольноотпущенником патрону (или его наследникам), были, разумеется, безвозмездны. Патрон должен был лишь либо оставлять вольноотпущеннику время для заработка, на который последний мог бы питаться, либо предоставлять вольноотпущеннику алименты^[28].

«...Чаще всего освобождение рабов -объяснялось экономи­ческими причинами: сплошь и рядом рабовладельцу было выгоднее иметь дело с вольноотпущенником...»^[29]. ; Манумиссия приводила к двоякому роду правоотношений, выражавших труд вольноотпущенников. \ Если патрон не пользовался услугами вольноотпущенника £ натуре, а отдавал их в наем, то правовой формой был ^жё. указанный нами ранее договор locatio-conductio operarum.

Если же патрон пользовался услугами вольноотпущенни­ка в натуре (что было преобладающим), то в-озникало осо­бое отношение личной зависимости, при котором одно лицо, не будучи уже приравнено к вещам, все же было обязано к: безвозмездному труду в пользу другого. Это отношение-— между патроном-собственником и вольноотпущенником — объектом неполной собственности — в известном смысле можно рассматривать в качестве первообраза феодальных трудовых отношений, к рассмотрению которых мы и перехо­дим ' ,

5. При феодальном строе, как известно, основой производственных отношений является собственность феода­ла на средства производства и его неполная, собствен­ность на работника производства — крепостного, которого феодал уже не может убить, но может заставить работать,, может, продать или отдать в наем.

Своеобразие правового положения крепостного заключа­лось в том, что он был одновременно как объектом права (не­полной собственности), так и — в некоторой, хотя и незна- чичельно^, степени — субъектом права (формальное запре­щение убийств крепостных, цризнание за ними некоторой имущественной правоспособности).

Что касается общественно-трудового отношения между феодалом и крепостным, то оно-, так (же как и отношение между рабовладельцем и рабом^ покоилось на внеэконо­мическом принуждении.

Различие между трудом раба и трудом крепостного за­ключается,* как это разъяснено Марксом в III томе «Капи­тала», в следующем. Раб «^..работает при помощи чужих ус­ловий производства и несамостоятельно». Напротив, крепост­ной «:..часть недели обрабатывает фактически принадлежа­щую ему землю при помощи орудий труда {плуг, скот и т. д.), фактически или юридически принадлежащих ему же, - а ос­тальные дни недели работает в имении землевладельца, на землевладельца даром...»

Фактическое обладание некоторыми средствами производ­ства отличало крепостного, с другой стороны, от рабочего при капитализме. 'Поскольку при феодализме непосредствен­ный производитель владел средствами производства, необхо-: димыми для поддержания своего существования, прибавоч-- ный труд из него можно было извлечь только внеэкономиче-' ским принуждением. При этих условиях отношение собствен-~ ности (феодальной) должно было выступать «...как непосред­ственное отношение господства и подчинения, следовательно^ непосредственный производитель — как несвободный: несво-' бода, которая от крепостничества с барщинным трудом мо~ :жет. смягчаться до простого оброчного обязательства» Не­обходимы были «...отношения личной зависимости, личная несвобода в какой бы то ни было степени и прикрепление к земле в качестве придатка последней, принадлежность в на- •стоящем смысле этого слова» ^[30].

Работник производства при феодальном строе, таким об­разом, рассматривался в качестве придатка к земле. Поэтому отюшения земельной собственности выражали также и тру- I довые отношения между феодалами и крепостными. Право I -феодальной собственности непосредственно заключало в се­бе, и право на рабочую силу крепостного, неотделимую от его личности. Несмотря на неполноту феодальной собствен­ности на работника производства, последняя безусловно- ' включала собственность на его рабочую силу.

Типичные для феодального строя общественно-трудовые отношения (между феодалами и крепостными), таким обра-. зом, юридическое выражение получали в праве феодальной .«собственности, которое закрепляло собственность феодала на землю вместе с ее придатком — работником, производства."

Крепостной в отношениях по применению его труда высту­пал .в качестве говорящего объекта права феодальной собст­венности, а не в качестве субъекта права. Правосубъект­ность, в соответствии с учением марксизма-ленинизма о не­разрывной связи права с государством, не может быть не чем ⁴ иньш, как особым отношением между субъектом и государ­ством, отношением, благодаря которому субъект, при нали­чии известных фактических обстоятельств {юридических фак­тов), обладает возможностью требовать от других лиц изве­стного поведения, опираясь на защиту государства. Крепо­стной же, как сторона в феодальном трудовом отношении .'(речь идет только об основном и типичном для феодального -строя трудовом отношении), такой возможностью не обладал. Положение не изменялось тем, что заинтересованность фео­далов в упрочении феодального способа производства по­буждала их придерживаться сложившихся обычаев и тради­ций в использовании рабочей силы крепостных, обеспечивая ;тем самым необходимые для всякого способа производства порядок и регулярность. Даже в тех случаях, когда такие ^обычаи и традиции санкционировались законом, крепостной : "правомочий на защиту от произвольной эксплуатации' не при- •обретал. Закрепленный обычным или писаным правом объем пользования рабочей силой крепостных отражал потребность 4>амих феодалов в устойчивости экономических отношений.

Так, например, в англо-саксонском наставлении «о правах 11 обязанностях отдельных лиц» «(X—XI ©в.) было записано, что котсетл (крепостной крестьянин, участок которого рав­нялся 5 акрам) обязан, согласно обычаям, «на протяжении? (всего) года каждый понедельник работать «а своего глафор- да и во время (жатвы работать по три дня в неделю, в неко­торых (поместьях) он должен в течение августа (сбор уро­жая) работать (на тлафорда) ежедневно, причем за день ра­боты он должен накосить один акр овса или V2 акра других хлебов». Об обязанностях гебуров (крепостных, участок ко­торых равнялся 10 акрам) в том же «наставлении» указыва­лось,, что их обязанности различны — «в одном месте они (обязанности гебура) тяжелы, в других умеренны. В некото­рых поместьях установлено, что он (гебур) 2 дня работает еженедельно на протяжении всего года, а во ..время сбора урожая 3 дня еженедельно и со Сретенья господня до -Пасхи 3 (дня в неделю)»

В большинстве же случаев размеры трудовых повинно­стей крестьян не регламентировались заранее, а зависели' от потребйостей господского двора.^[31].

Типичные для феодального строя трудовые отношения- между крепостными и феодалами, таким образом, непосред­ственное юридическое выражение получали в праве собст­венности (хотя и неполной) феодала на крепостного.

•Как известно, феодал вместо использования в натуре ра­бочей силы крестьянина мог взимать с него оброк. В этих случаях между феодалом и крепостным (вилланом) уже не было непосредственно трудовых отношений и положение вил­лана, уплачивающего оброк, несколько сближалось с поло­жением фригольдера — «свободного держателя», платящего * ренту^[32]. ~

6. Как известно, при феодальном строе, наряду с феодаль- г ной собственностью, существовала также., единоличная- собственность-крестьян и ремесленников на орудия* производства и на свое частное хозяйство, основанная, на личном труде^[33].

Личный труд, базирующийся на единоличной. собственно­сти работника на средства производства, так. же как и вся­кий труд, немыслим вне общественных отношений.

Но при единоличном труде работника в своем частном- хозяйстве общественно-трудовое отношение такого работай- ка уже непосредственно дано в самом его отношении к дру­гим людям, выраженном в единоличной собственности на средства производства. Для приложения своей рабочей силы к своим единоличным средствам производства работник не вступает в какое-либо новое общественное отношение.

Если при рабстве и крепостничестве недиференцирован- ность трудовых отношений от отношений собственности обус­ловливалась принадлежностью самого работника к составу средств производства, то -при единоличном труде в своем ча- ' стном хозяйстве имеет место недиференцированность, обус­ловленная иными факторами: непосредственным соединением работника со средствами и предметом • его труда в форме мелкой единоличной собственности на последние.

Для нас важно отметить, что ни в том, ни в другом слу- > чае общественно-трудовые отношения не могли составить предмета особой юридической нормировки, отличной от. нор­мировки отношений собственности.

7. Помимо отмеченных выше основных форм трудовых от­ношений при- феодальном строе, этому строю были известны также и иные формы, не определявшие, однако, экономиче­ской структуры общества.

Так, наемный труд, по определению Энгельса, в тот пе­риод был временным занятием. «Цеховые уставы заботились о том, чтобы сегодняшний подмастерье завтра становился мастером» ^[34].

Цеховые уставы, с целью ограничения конкуренции меж­ду мастерами и упрочения их привилегий на самостоятельный ремесленный промысел, устанавливали лишь обязательный (гораздо более длительный, чем это необходимо для овла­дения ремеслом) срок пребывания в учениках и затем в под­мастерьях и ограничивали число учеников и подмастерьев, которых дозволялось держать мастеру^[35]. Для временного на­емного работника' (ученика, подмастерья) наемный труд • не превращался еще в пожизненное занятие, а был переходной ступенью к единоличному труду. Эту переходную ступень нельзя было миновать, поскольку доступ в цеховую корпора- . цию был обусловлен именно пребыванием в учениках (под­мастерьях) у мастера, а без зачисления в такую корпорацию государство воспрещало самостоятельное занятие ремеслен­ным промыслом.

Привилегии цеховых корпораций обусловливали, таким образом, своеобразные трудовые отношения между подма­стерьем и мастером. Право мастера на эксплоатацию рабочей силы ученика (подмастерья) возникало на специфической ос­нове — цеховых привилегиях. Оно не сливалось непосредст­венно с правом собственности на средства производства. Трудовые отношения между мастерами и подмастерьями (ft учениками) не сливались с отношениями собственности, а по^: лучали уже особое правовое выражение, отличное от непо­средственного выражения отношений собственности.

Отношения зависимости учеников и подмастерьев от ма­стеров сходны с отношениями крепостной зависимости в том, что и тут и там имеет место внеэкономическое принуждение к труду. Однако внеэкономическое принуждение, вытекающее из цеховых привилегий,—иного свойства, нежели внеэконо­мическое принуждение, обусловленное крепостным правом. Ученик или подмастерье не рассматривается в качестве объ­екта собственности (хотя бы и неполной) мастера. Он выст.у- . пает в трудовых отношениях уже в качестве субъектд. права. Но его правоспособность урезана в самом жизненно сущест­венном пункте: он лишен юридической возможности само­стоятельного занятия ремесленным промыслом даже в слу­чае экономической возможности к этому. Более того, нера­венство в правоспособности как раз и являлось той почвой, на которой возникали и сохранялись отношения эксплоатации мастерами своих подмастерьев. Приобретение правоспособно­сти, составлявшей цеховую привилегию, являлось целью го­рожанина, вступавшего в отношения ученичества с масте­ром. Цеховые привилегии служили, таким образом, особым источником внеэкономического принуждения к труду .в поль­зу другого лица ^[36].

При длительном (семилетнем и т. п.) сроке обучения и не­сложности средневековой техники «ученик» в последние годы «обучения» являлся вполне полноценным (работником. Таким работником безусловно являлся подмастерье (лицо,⁴ находив­шееся на средней ступени между учеником и мастером). Между тем, оплата подмастерьев устанавливалась открыто односторонним актом. цеха, т. е. мастерами^[37]. В отли­чие от современных буржуа, прикрывающих свою тарифную диктатуру в определении размеров заработной платы ссылка­ми на «свободный договор», средневековые мастера открыто диктовали свои условия подмастерьям.

В XIV—XV веках, по мере того, как для значительного числа подмастерьев перспектива стать мастером становится весьма проблематичной, обостряются социальные противоре­чия -между мастерами и подмастерьями. -Возникают, террито­риальные организации подмастерьев, явившиеся в известном смысле историческими предшественниками профсоюзов. Кон­фликты между мастерами и подмастерьями нередко прини­мают острую форму стачек.' Наряду с репрессиями против стачечников, цехи вынуждены итти на известные уступки подмастерьям, ограничивая произвол отдельных .мастеров при определении размеров заработной .платы, способов ее уплаты, количества рабочих дней, размеров штрафов и т. д. Позднее (XV—XVII вв.) иногда и законодательная власть принимает некоторые постановления против «злоупотреблений» цехов (регулирование пробной работы и т. д.), одновременно запре­щая союзы подмастерьев, стачки и т. д.

Однако в широком историческом аспекте для феодально­го строя характерным являлось все же то, что труд подма­стерьев и учеников, как правило, играл «...лишь побочную роль...» и мастер-собственник средств производства «...при­сваивал продукт, .потому что это был, как правило, его собственный продукт, а чужой вспомогательный труд . был исключением...»^[38].

Складывавшееся на почве цеховых привилегий правоот­ношение между -мастером и подмастерьем (или учеником) было исторически первой правовой формой общественно-тру- доеых отношений, не «сливавшейся с вещно-правовыми отно­шениями, поскольку подмастерье (и ученик) уже не" были < объектом -полной или. неполной собственности мастера. Оно было отношением власти—подчинения^[39], возникавшим фор­мально из договора о поступлении в ученики или подма­стерья. Содержание этого правоотношения обычно определя­лось условиями, которые устанавливались цехами.

Трудовое отношение между мастером и подмастерьем бы­ло уже трудовым правоотношением в смысле отношения <ме­жду субъектами права по поводу применения рабочей силы- одного из них

Но в силу того, что труд подмастерьев при феодальном* строе играл все же подсобную роль, как было отмечено вы­ше, средневековые трудовые правоотношения не получили», существенного развития в системе феодального права. На характер этих отношений несомненно влиял оснрвной ©ид фе­одальных отношений между феодалом и зависимыми кресть­янами. Подмастерье и ученик рассматривались в качестве временных полукрепостных мастера^[40]. Мундиальная власть мастера фактически немногим отличалась от власти крепост- ника.

8. Еще меньшее значение в феодальной организации об­щественного труда имел труд слуг, не находившихся в вещ- но-правовой зависимости у господина и используемых обыч­но для оказания личных услуг господину.

На положении «свободных слуг» не могла не отражаться обшая атмосфера крепостного труда, подобно тому как на положении «самолокатора» в рабовладельческом обществе сказывалась атмосфера рабского труда. Поэтому не случайно, например, согласно средневековому немецкому праву, служба и гражданская самостоятельность считались несовместимы­ми; находящиеся на службе лица, хотя и сохраняли свое свободное состояние, но полноправными членами политиче­ского союза не считались. Подчинение слуги, господской вла­сти нанимателя открыто признавалось существенным эффек­том договора со «свободным» слугой^[41]. Таи раз. комменда­ция— торжественный обряд, служивший, в частности, одной чз форм поступления в услужение свободных лиц,—сим воли- чески выражала отказ поступающего в услужение от, само­стоятельности и признание над собой власти нанимате­ля (лицо, поступавшееся своей независимостью, вкла­дывало свои руки, служившие символом власти, в руки господина)^[42].

. § 3. Капиталистический тип правового регулирования общественно-трудовых отношений

1. Как было отмечено выше, докапиталистические типьг трудовых отношений классового общества характеризуются f недиференцированностью юридических форм этих отношений от вещно-правовых отношений.

Так было, во-первых, тогда, когда работник производства приравнивался к средствам производства в качестве объекта собственности (полной или неполной). Так было, во-вторых,, тогда, когда работник прилагал свою рабочую силу к своим^[43]единоличным мелким средствам производства. В обоих слу­чаях необходимое для всякого процесса труда соединение ра­ботника со средствами производства было дано, хотя и по- разному, в самих отношениях собственности.

Исторические предпосылки диференциации правовых форм- трудовых отношений от правовых форм отношений по поводу объектов собственности заключаются, с одной стороны, в- ликвидации приравнения работника производства к средст­вам производства, к объектам собственности и, с другой сто­роны, в разорении .мелких хозяйств (ремесленных, кустар­ных и т. д.).

Пролог капиталистического способа производства, являю­щейся одновременно разложением феодального способа про­изводства, в частности, и состоит в образовании указанных: предпосылок.

. Капиталистическая собственность, как известно-, есть соб­ственность капиталистов на средства производства при от­сутствии собственности на работников производства, кото­рые, однако, лишены собственных средств производства и потому вынуждены-продавать свою рабочую силу капитали­сту и нести на шее ярмо эксплоатации К

. Утверждение капиталистического способа производства- предполагает, с одной стороны, прекращение внеэкономиче­ской (крепостной, цеховой и т. п.) зависимости работника производства от другого лица вне процесса непосредствен­ного производства и, с другой стороны, лишение работника личных средств производства, необходимых для приложения личного труда ^[44]. Крестьянин освобождается от феодальной зависимости и одновременно «освобождается» от земли.

С другой стороны, преобразуется и средневековое цехо­вое трудовое отношение: наниматель перестает быть учителем своего ремесла и становится лишь собственником средств производства, а нанявшийся перестает быть учеником или подмастерьем, проходящим обучение или цеховой стаж, и

аиз временного наемного работника превращается в лицо, по- .жизненно занимающееся трудом по найму.

Наемный труд, бывший прежде исключением, становится правилом, основной формой трудовых отношений К

При капиталистической собственности на средства про-» изводства трудовые отношения приобретают форму наемного труда, под которым Маркс понимал «...труд рабочего, кото­рый продает свою собственную способность к труду» ^[45].

Отношения наемного труда предопределяются капитали­стической собственностью, но непосредственно не заключены в ней, поскольку она является собственностью на средства Производства, но не на самого работника производства.

Принявшие форму наемного труда общественно _:тр у д о вы е отношения выступают в качестве особого звена производст­венных отношений, диференцированного от отношений собст­венности, хотя, разумеется, и обусловленного ими.

2. Буржуазное право признает за трудящимися юридиче­скую возможность распоряжаться. собственной личностью ^(следовательно, в частности, собственной рабочей силой).

«Как личность, он (наемный рабочий.—Н. А.) постоянно должен сохранять отношение «к своей рабочей силе как к своей собственности (иначе он превратился бы и формаль­но в .раба. — Н. Л.)» -.'а это возможно лишь постольку, по­скольку он всегда предоставляет покупателю пользоваться своей рабочей силой... лишь на определенный срок...»^[46]. То, что продает рабочий капиталисту, «...не есть непосредствен­но его труд, а есть его рабочая сила, которую он передает во временное распоряжение {в смысле пользова­ния.—Н. А.) капиталиста»^[47].

_ «Продажа» чего-либо во временное пользование не есть, разумеется, продаж'а в узком юридическом смысле этого тер­мина. «Продажа» во временное пользование юридически представляет собой именно отдачу в наем. Говоря о купле-про­даже рабочей силы, Маркс и Энгельс всегда имели в виду куплю-продажу в широком, экономическом смысле, в смысле меновой сделки вообще. Рабочий «...отдает в наем, или про­дает, свою рабочую силу»^[48]. Поистине удивительную тупость и невежество проявляют буржуазные экономисты,*пы­тающиеся доказать, что взгляд на рабочую ойлу как на то­вар «йе выдерживает критики» с точки зрения права К

«Свобода труда» в буржуазном лжедемократичеоком смы­сле, означая лишь свободу от крепостной и средневековой цеховой зависимости, одновременно предполагает свободу для капиталистов в эксплоатации труда. Точно так же «ра­венство» в буржуазном лжедемократическом смысле озна­чает лишь равенство в чисто абстрактно-формальных, юриди­ческих, но не в фактических возможностях.

. Лжедемократизм буржуазного права с особой силой ска­зывается именно в сделках найма рабочей силы.

«Собственник рабочей силы и собственник денег встре­чаются на рынке и вступают между собой в отношения как равноправные товаровладельцы, различающиеся лишь тем!, что один — покупатель,- а другой — продавец, (Следовательно, оба — юридически равные лица» ².

Но такое юридическое равенство скрывает за собой во­пиющее фактическое неравенство: продает свою рабочую си­лу тот, кто из-за отсутствия средств производства лишен фактической возможности работы для себя и вынужден под­вергаться эксплоатации, а покупает . чужую рабочую силу тот, кто, владея средствами производства, может ее приме­нить в целях эксплоатации, в целях извлечения прибавочной - стоимости.

Важно, далее, различать два процесс а во взаимо­отношениях между капиталистом и наемным рабочим.

Первый процесс—это^иокуцка и продажа способности к- труду. Второй процесс — потребление капиталистом куплен­ной способности к труду³.

В приведенной выше цитате слова Маркса о юридическом равенстве капиталиста и рабочего относятся, как это ясно видно, только к первому процессу, где совершается сделка продажи -на время рабочим своей рабочей силы капиталисту.

Но этот первый процесс, происходящий в сфере обраще­ния товаров {на «рынке труда», как особом лодразделении- . товарного рынка), нельзя изолировать от второго процесса (потребления купленной рабочей силы), происходящего в сфе- ;ре непосредственного производства.

В противном случае и экономическая, и юридическая при- ■ рода отношений между капиталистом и наемным рабочим представится в извращенном виде.

Разоблачая уловки апологетов капиталистического спосо­ба производств?!, Марке писал: «...Для доказательства' того, что отношение между капиталистом и рабочим есть не что иное, как отношение между товаровладельцами, которые 'Обмениваются друг «с другом деньгами и товаром, к обоюд­ной выгоде по -свободному договору, "достаточно изоли­ровать первый процесс и остановиться на его формальном характере. Этот простой фокус — отнюдь не колдовство, и именно он образует весь запас мудрости вульгарной эконо­мии»

Этот же простой фокус, — добавим мы, — составляет и весь запас мудрости, выраженный в традиционных определе­ниях договора найма буржуазными цивилистами XIX века, •смотревшими" этот договор только как на разновидность нлйма (или временного возмездного пользования) чужими объектами (вещами или трудом)⁵.

Действительно, если первый процесс изолировать от вто­рого, то договор найма труда и будет представляться не чем -иным, как лишь имущественной меновой сделкой, согласно которой одна имущественная ценность (труд или, точнее, ра­бочая сила) одного лица предоставляется во временное поль­зование; другому лицу за вознаграждение.

На самом деле гражданско-правовая сделка между капи­талистом и рабочим- служит лишь введением ко второму про­цессу— к отношениям в процессе непосредственного произ­водства. «Рабочая сила существует только как способность живого индивидуума»^[49]. Ее нельзя передать в пользование другому лицу без того, чтобы ее живой носитель не оказался -в процессе труда под командой, руководством и контролем «со стороны лица, приобревшего право пользования нанятой рабочей силой^[50]. ' Отношение между капиталистом и рабочим во втором •процессе (в процессе ншосредственного производства) и эко­номически, и юридически отлично от отношения в первом -процессе. Экономически — тем, что в процессе производства, где извлекается прибавочная стоимость, где непосредственно •происходит експлоатация труда, категория обмена эквивален­тами уже совершенно исключена. Юридически — тем," что •вместо равных субъектов меновой гражданско-правовой сдел- жя,- Какими «выглядели капиталист и рабочий на рынке труда, тг производстве для рабочего исчезает уже не только фак­тическая, но и юрДДйческая свобода:

«Цепи рабства, которыми буржуазия сковала пролетари­ату .писал Энгельс, — нигде не выступают так ясно, как в

^фгбрйшюй системе. Здесь исчезает и юридически и «фактически всякая свобода» В сфере непосредственного производства «...фабрикант.—неограниченный владыка! Он из­дает фабричные правйла, какие ему заблагорассудится, из­меняет и дополняет их, как ему вздумается, и как бы ни бы- jm нелепы эти правила, суд всегда говорит рабочему: «Вы са- лш себе господин, вы могли соглашаться на этот контракт . шли не соглашаться, но раз вы добровольно на него согласи­вшись, вы нарушить его не можете»^[51].