Глава 9 ДЭН

— Что мы знаем о Дании? Знаем, что там

родился Андерсен, что он написал сказки

о голом короле и гадком утенке. Что еще знаем?

Из разговора взрослых людей,

собирающихся в путешествие

Я напишу эту главу так, как она у меня получилась в тот момент, когда я, думая об этой книге, проводя интервью с разными людьми, познакомилась с новой для себя страной и с новым человеком, имя которого — в названии главы.

Дэн — человек из истории международных отношений многих стран, он сам делает эту историю. Попробую написать о встрече с Дэном и его семьей, с его страной, с теми ответами на мои вопросы, которые я смогла задать при этой встрече.

История международных отношений, которую стал создавать Дэн, началась давно — больше десяти лет тому назад. Это было время, когда в нашей стране на полках магазинов пылились книги, на переплетах которых еще можно было прочитать «Золотая книга сказок», «Серебряная книга сказок». Но взрослые не могли тогда покупать своим детям эти книги — они были бедны и растеряны. Все, что они хотели сделать, превращалось в пустые хлопоты. Озлобленные, не понимающие причин своих бед, взрослые давно уже не рассказывали сказок своих детям. Они просто не помнили сказок, на это у них не хватало жизненных сил. У людей часто едва хватало денег на кров и пищу, одежду дети почти всегда донашивали после других. Они росли и наступал момент, когда они задавали взрослым вопросы о том, что происходит вокруг. Обычно последним был вопрос о чуде. На него дети получали категорический ответ, что чудес не бывает, и сразу становились серьезными взрослыми.

Шли годы, и дети все реже задавали вопросы о чуде, само это слово стало почти бранным, превратилось в «чудика», «чудака», «чудилу» и уже не требовало объяснений. Это было то, чего не должно быть, потому что так не бывает, не может быть, потому что не может быть никогда. Но! Великое «но» всех настоящих историй.

Сказки, как известно, не выбирают времени. Они просто начинаются тогда, когда начинаются. Они просто продолжаются так, как продолжаются. Это знают все, кто жил, живет и будет жить среди людей.

Как известно, сказки живут только там, где есть люди. Сказки приходят и уходят от людей, чтобы снова вернуться. Их возвращают люди, которых называют сказочниками, волшебниками. Именно так называют Дэна в письмах люди, которые побывали в его доме, узнали о нем и о его жизни. Мне придется употребить в психологическом тексте эти слова — «сказочник», «волшебник», потому что они — главные слова, которые люди не говорят вслух, но пишут в письмах к Дэну. На конвертах часто нет обратного адреса, словно люди, написав слова восхищения и благодарности, открыли ту сторону своей души, которую боятся испортить будничным обращением с ней.

Волшебник и сказочник для многих людей, Дэн не произносит магических слов и заклинаний, он говорит будничные, обычные слова, отражающие его мысли и чувства. Эти обычные слова преображаются в волшебное и невероятное с точки зрения многих людей. Тогда они сами произносят слова «чудо», «волшебник», пугаясь и радуясь одновременно. Пугаясь своего сходства и невозможности соответствия волшебному, радуясь его осуществимости и узнаваемости.

На конвертах писем, которые получает Дэн, часто стоят три слова Дэн — Дания — Динесминде. Эти три слова знают многие люди; если их собрать вместе, то они могут составить население небольшого города. Для каждого их них эти три слова значат что-то свое, тайное, личное, но у каждого из них в уголке души таится собственная недоуменная улыбка, которая появляется у любого живого человека при встрече с невероятным, ставшим частью его собственного дыхания, из невозможного — реальным, до боли в глазах близким, до ясности понятным и недостижимым одновременно.

Я расскажу только о том, что знаю, что стало частью моей жизни, растворившейся в том людском море, которое объединили, собрали, встряхнули и выпустили на волю те силы жизни, которые заключены в трех прописных «Д». Дэн — Дания — Динесминде.

Дом Дэна. Они одно целое — дом Дэна и сам Дэн, поэтому и хочется написать их слитно, в одно слово, как пишут то, что не делится, не разъединяется, не бывает в том состоянии, о котором говорят, это — часть. Домдэна — целое, целый мир, который есть потому, что есть, и других причин для этого не существует. Если я вам расскажу, сколько в нем комнат, какой высоты потолки и как скрипит под штормовым ветром крыша, это будет только описание, а не суть.

Домдэна — это дом, который построил человек, любящий свою землю, океан, цветы, деревья, животных, людей. В его доме никогда и никому не будет тесно, это — большой, теплый, уютный дом. Это красивый дом, где всем вещам есть свое место, свое назначение, которое понятно и хозяину и гостю. Дэн — один из тех людей, которые хорошо знают (потому что им дано знать), в чем их собственное назначение на земле. Он знает, зачем его глаза видят солнце, а ноги чувствуют землю, зачем Бог дал ему разум и сердце. Он знает это естественно, как знает свою силу и волю, необходимые для того, чтобы обойти гору, если ее нельзя передвинуть. Для него не имеют значения разговоры о любви, для него есть сама любовь, для него нет слов о деле, а есть само дело... Я пытаюсь объяснить то, что мы имеем в виду, когда говорим о человеке, что он — настоящий, о чувствах, что они — подлинные, об отношениях, что они — искренние, а о помыслах, что они — чистые. Мы же не объясняем без конца друг другу, что это такое. Мы понимаем или не понимаем. Дано понять или не дано. Что бы я ни сказала сейчас — гуманист, меценат, — это будет только часть того, что люди называют в своих письмах к Дэну волшебством и сказкой.

Это главные мои слова о Домедэна, о доме, который может выдержать и штормовой, шквалистый ветер и приезд тридцати гостей и детский праздник на ...надцать юных персон, и не вздрогнуть от нечаянно разбитого стакана или пролитой тарелки супа. Это — Домдэна, он его придумал и построил сам.

Дэн узнал о нашей стране, о том, как в ней живется взрослым и детям. Он увидел взрослых с потерянным взглядом, которые избегают смотреть в глаза друг другу, и, кажется, навсегда разучились улыбаться в своей повседневной озабоченности. Он увидел детей в детских домах (подобного просто нет в его стране) и на улицах и решил (они с Элен решили) создать общество друзей Динесминде, которое будет помогать людям в нашей стране. Они сделали это более десяти лет назад, и вот уже много лет это общество — главное дело их жизни. Кроме этого, Динесминде — огромная ферма, это хозяйство, где животные (их очень много) требуют ежедневного ухода и присмотра, это земля, это собственная семья, собственное здоровье, которого не прибывает с возрастом.

Дэн — датский фермер, создатель общественной гуманитарной организации «Друзья Динесминде», которая больше десяти лет практически ежедневно оказывает разные виды гуманитарной помощи (вещами, обучением, отдыхом, профессиональным обменом, оздоровлением детей) России, Беларуси, Литве, Румынии, Албании. Его и их (членов этой организации) никто не заставлял и никто не поручал им «от имени...». Они сами, добровольно и бесплатно, работают на сортировке вещей и перевозке грузов, водят автобусы с детьми и взрослыми, организуют питание, медицинское обслуживание, досуг в своей стране тем, кого приглашают отдохнуть или поучиться. Они платят взносы в свою организацию и умеют найти спонсоров, чтобы три больших грузовика еженедельно (больше десяти лет) возили кровати и матрасы, кроссовки и сапожки, майки и колготки, простыни, наволочки и сотни других вещей тем, кому это нужно. Они собрали деньги в своей стране и купили автобус, в котором приедут (и уже приезжали много раз) в Данию дети, учителя, фермеры, врачи, социальные работники, таможенники, чтобы научиться иначе смотреть на жизнь, поверить в свои возможности сделать свою жизнь лучше.

Дэн читает не только газеты, но и книги Сахарова, Солженицына, многих других авторов, у которых он не боится учиться, а учится Дэн всю жизнь.

Много людей в мире знают о том, что и как происходит в России, Беларуси, Армении, Грузии, на Украине... — во всех странах, которые объединял Советский Союз. Много людей не используют это знание в своей жизни, а отбрасывают как случайное или ненужное. Для кого-то оно только пример экзотического устройства жизни, для кого-то — информация, необходимая для собственной карьеры. Есть и заинтересованные в поддержании нищеты, беззакония и мрака в нашей стране. Большинство людей — равнодушны к жизни в стране, которая кажется далекой и чуждой.

Дэн и много людей в его стране (всего в Дании — 5 млн. человек, в организации Дэна — более 200) умеют мыслить об общем человеческом доме — планете Земля, они принимают и переживают свой дом как часть своей страны — Дании, а ее — как часть общего дома — планеты.

Принимая решение, они всегда думают о сути вещей. Когда Дэн принимал решение о создании организации, он считал, что людей в нашей стране надо научить не бояться мыслить самостоятельно и верить в свои силы. Он считал и считает, что, глядя на жизнь других людей, человек может понять, что его собственная жизнь определяется его умом, волей, что дом, дети, будущее, свобода и труд — это суть человеческого в человеке. Детей этому можно научить быстрее, их надо учить видеть жизнь своими глазами и верить в свои возможности жить достойно собственным трудом. Дэн верит в силы человека. Он стал помогать людям приобретать веру в себя. Именно эта обретенная вера, вера в свои человеческие качества — разум и волю — главный итог встреч взрослых людей с Дэном. Детей он просто очаровывает.

В жизни Дэна, в Домедэна есть женщина, ее имя — Элен. Они — семья. Сегодня это семья, живущая в доме, где будни хозяйки можно описать только как водоворот всяческих событий своей и чужой (ставшей, пусть на время, общей) жизнью. Это водоворот своих и чужих чувств, мыслей, желаний, осуществимых и неосуществимых надежд и верований, которые из абстрактных идей превращаются в тарелку горячей картошки, кусок вареного мяса, ломоть хлеба или в пирожное, в пахучую кружку кофе, в лист бумаги, который так необходим именно в эту минуту... Их много — необходимых вещей, которые окружают жизнь человека, попадающего в Домдэна и начинающего жить в нем своей жизнью и жизнью этого дома.

Присутствие Элен чувствуется в каждой вещи, ни одна из них не обходится без ее всечувствования, всепонимания. Мне думается, что в Домедэна у вещей есть их истинное назначение — они предназначены «быть для», а не просто «быть». Это «быть для» возможно тогда, когда существование подтверждается присутствием Другого. Элен своим присутствием позволяет вещам выполнять их главное назначение «быть для», поэтому в ее доме цветы цветут, кастрюли блестят, тарелки украшают праздничный стол, а на будничном не создают лишних проблем своим присутствием... Вещи выполняют свое назначение и уходят из жизни, сменяясь другими. Есть особые вещи — картины, коллекция рождественских ложек — это семейные символы, но они тоже живут, они не музейные экспонаты, и гостям можно использовать коллекционную десертную ложку по назначению.

День Элен нельзя описать в одной истории, он короток и бесконечен как любое путешествие по дому и миру, где все нуждается в тебе, пока ты нуждаешься во всем.

Элен любит Дэна, Дэн любит Элен — это не надо никому объяснять, это понятно без слов и переводов. Они вместе. Я не знаю, какими словами описывается супружеское взаимопонимание. Когда читаешь романы, то там больше слов о несчастье, чем о счастье. Если герои романа обретают счастье, то роман обычно заканчивается. Возможно, само слово «счастье» объясняет все. Думаю, что и у Дэна и у Элен оно есть, поэтому они — сильные люди, хотят то, что у других вызывает вопросы о смысле, и могут достичь этого.

Мне думается, что в Домедэна вопрос о смысле решен очевидным образом: смысл того, что делаешь, о чем думаешь, в том, чтобы делать это как свое дело. Скажу философским языком — смысл в принятии своей жизни, в преодолении возможного отчуждения от нее.

Я опишу только одну деталь того предметного мира, который окружает и составляет пространство Домадэна. Это — кормушка для птиц. В нашей стране птицам бросают зерна или крошки на асфальт или делают кормушки — зыбкие сооружения, дрожащие на ветру, разрушающиеся от первого дождя или снега. Птицам трудно собирать зерна с асфальта, он — жесткий, а клюв птиц не создан для собирания зерен с жесткой поверхности.

В Домедэна для птиц сделан большой, крепкий стол, который крепко-накрепко вбит в землю, защищен большим кустом, где птицам можно укрыться от случайных глаз и ураганного ветра, съесть ту крошку, которая предназначена только им. Думаю, что сила Я человека проявляется в понимании всего, что его окружает. Настоящая сила Я неотделима от доброты. Психологи не используют этого понятия, а заменяют его понятием «эмпатия». Мне кажется, от этого многое теряется. Добрый человек не только обладает эмпатией — способностью соответствовать переживаниям других, он еще наделен той деятельной заботой, которая способствует сохранению мира вокруг него и в нем самом. Добрый человек защищает мир и создает его в соответствии с законами этого мира, частью которого он является. Это позволяет доброму человеку видеть суть вещей, как это видят в Домедэна, когда на столе для птиц выращивают траву для того, чтобы они могли собирать крошки и зерна так, как они это делают в природе, как это соответствует их сути. Такое же отношение и к домашним животным, поэтому в Дании нет беспризорных кошек и собак, а зайцы, лисы, ежи, олени, птицы украшают пейзаж своим присутствием. Они — суть природы, а ее нельзя ничем заменить, ее можно только понять и полюбить, чтобы не потерять связь с тем, кого или что понимаешь и любишь. Так в Домедэна понимают и любят цветы, которыми постоянно украшают дом, живой огонь свечей. Огонь свечей и живые цветы — это не праздник, это будни, общий стол, где собираются все жители большого дома и их будет объединять не только общая тарелка, которая пойдет по кругу, чтобы каждый взял себе свою порцию, но и красота огня и цветов. Свечи зажигают в Домедэна, как и в других домах Дании, тогда, когда хотят, — днем, утром, вечером. Они украшают беседу, делают глаза людей более яркими и открывают в душах ту вечную привязанность к огню, которая, наверное, сделала человека человеком: из существа бездомного сделала его человеком с домом. Нет на свете вещей более значимых для понимания сути бытия, чем дом — человек, да еще дерево, которое дает (может дать) человеку дом и многое в нем.

В Домедэна, как во многих домах Дании, окна не закрывают плотными занавесками. Когда в доме горит свет, вы можете с улицы увидеть жизнь его обитателей и вам не помешает забор. Заборов просто нет. Его кусты, которые аккуратно стригут, не напугают вас колючками или высотой. Если вы любопытны, можете смотреть в освещенное окно (окна) долго. Около дома нет огорода, грядок. Есть цветы и лужайка. Так в Дании практически у всех домов.

Цветы подбирают так, чтобы они украшали дом целый год и сменяющиеся оттенки цвета гармонировали бы с цветом дома, ландшафтом, который его окружает. Это очень важно, чтобы сделанное было красивым. Это опять о том, что человек может жить в том предмете, который делает. Этот предмет — продукт его деятельности, часть его самого. Он не может быть отчужденным. Мне думается, что это отсутствие отчуждения от жизни в своем доме, в своей стране (на своей планете) проявляется в том, что у каждого датского дома, у Домадэна тоже, стоит флагшток для национального флага. Национальный флаг есть в любом доме. Он может быть в нескольких вариантах (обязательно будет в нескольких вариантах): большой флаг или флагшток для улицы, маленькие флажки для украшения стола или гирлянда флажков для украшения рождественской елки, флажки средних размеров предназначены для обозначения дорожки к дому, если в доме — праздник или важное жизненное событие. Флаг — необходимая для жизни вещь.

Для жителей Дании, для Дэна и Элен необходимо и естественно иметь флагшток для национального флага у своего дома, естественно и необходимо петь хором у рождественской елки, и в словах песни будет выражена любовь к их стране, и эти слова будут сливаться со словами о рождении Спасителя.

Мне думается, что в жизненной необходимости всех вещей, которые наполняют Домдэна, скрывается суть отношения к ним как к предметам. Они не становятся символами человека, его Я-знаками, они соответствуют человеку, а не человек следует за ними. Это общая очеловеченность предметов, которые есть в Домедэна, можно назвать их качеством. Они — предметы — сделаны толково, с умом, не разрушают свою суть и суть человеческой жизни. Это особенно видно в главной комнате Домадэна, где вещи дома соседствуют с подарками людей из других стран, из тех стран, которым он оказывает помощь.

Я пишу о Домедэна для тех, кто захочет понять его главный секрет, а он прост: в Домедэна любят жизнь. Люди любят свою жизнь. Эти слова объясняют все, поражающее моих соотечественников, часто и много говорящих о простоте жизни, которую увидели и на время пережили вместе с Дэном и Элен. Просто хлеб, просто молоко, просто работа, просто помощь другим, просто флаг своей страны, взгляд домашнего животного, которое действительно домашнее, потому что ухожено, красиво и благородно в своем стремлении общаться с человеком. Да, с лошадью, коровой, курицей, овцой, пони, страусом, форелью в стране Дэна общаются, и животные скучают без человека и рады общению с ним.

Дороги и улицы не уставлены рекламными щитами. Реклама запрещена на дорогах, назначение которых — скорость передвижения, а не скорость прочтения рекламного щита. Для рекламы есть множество других форм. Этот факт, по-моему, еще раз позволяет подчеркнуть ту мысль о назначении вещей, которую я пытаюсь выразить, описывая вещи в Домедэна.

Человек немыслим без дома, дом человека немыслим без пищи. Недаром говорят, что давший кров и пищу дает жизнь. Пища, еда, питание, съедобное, вкусное, кислое, сладкое, всякое разное — то, что составляет вкус, что создает тело, может согреть душу, а при неумеренном потреблении разрушить ее.

Еда может быть разной и готовить ее можно по-разному: небрежно и благоговейно, равнодушно и с увлечением, празднично и буднично. Как и жизнь, еда имеет все оттенки и множество значений, но есть в ней то, что связано с затратами труда (сил) и времени человека. Это — самое драгоценное, что есть у человека, чем он может распорядиться по своей воле, по своему желанию.

В Домедэна нет культа еды, она проста в приготовлении и вкусна тем здоровым вкусом настоящего хлеба и мяса, молока и салата, которые даны им природой, а человек может использовать эту данность для своей жизни.

Пища воспринимается как необходимое условие работы, как вещь, которая имеет свои неповторимые качества, поэтому они не должны потеряться среди других качеств. Именно поэтому в Домедэна не часто можно встретить блюда, в которых смешиваются продукты.

Качество продуктов такое, что жители России и Беларуси самым вкусным блюдом готовы считать картошку в Домедэна. Обыкновенную, очень вкусную картошку, сваренную Элен в большой кастрюле, чтобы хватило на всех.

О корме для животных скажу только несколько слов — его готовят специальные фабрики. Вашей свинье или лошади, попугаю или собаке, кошке или корове не надо рисковать жизнью, питаясь тем, что вы приготовили для себя или из своих продуктов — им.

В моей стране люди часто считают свой труд и свою жизнь наказанием и задают вопросы, на которые даже не просят ответа. Это вопросы о том, кто виноват, что делать, и вопрос о том, за что им дана такая жизнь. Я думаю, что в этих вопросах — тоска о потерянном Боге. Это тоска и жалоба неумелого, растерянного и заблудившегося сердца. Дэн и Элен верят в Бога.

Они воспринимают свою силу и свой разум как проявление воли Всевышнего, может быть, поэтому они смогли устоять в жизненных бурях, которые не миновали их дом. Они не демонстрируют своего религиозного чувства, но следуют ему в оценке событий, людей, собственной жизни. Вы прочтете это в интервью с Дэном.

Чтобы рассказывать о Домедэна и Элен, я должна рассказать о Дании как о социальной ситуации, где есть место Домудэна и Элен. Я расскажу только то, что могу оценить и понять сегодня; возможно, через некоторое время мое описание будет выглядеть точнее и обоснованнее. Самое главное, на мой взгляд, состоит в том, что в стране Дэна ценится труд человека. Именно трудом, осмысленным и плодотворным, создана сама Дания. Из вересковых пустошей, где сами по себе растут только несколько видов

скудных растений, упорным разумным трудом создана страна с лесами, полями, реками и озерами, в которых водится форель. В Дании нет даже свалок, а из отбросов вырабатывают газ. Один вид газа — это биогаз, его делают на специальном заводе из отходов жизни человека и животных. Другой вид газа вырабатывается глубоко в шахтах методом естественного гниения всего, что может сгнить. Этот газ в баллонах продается как горючее, им можно согреть дом в холодную погоду.

Чистота рек, лесов, полей, дорог, улиц естественна и кажется не требует специальных усилий, хотя за всем этим — хорошо поставленная забота местных властей и культура населения, которое не надо призывать к чистоте и аккуратности табличками и плакатами. «Современный человек обладает экологическим мышлением». Я взяла эти слова в кавычки, так как это — прямая речь человека, который рассказывал о том, как работает его фабрика, слова эти были произнесены буднично, без пафоса назидания или гордости. Так есть — «обладает». Малыши в детском саду учатся любить природу, бегая по лужам и играя в песке, залезая в грязь (специальная лужа у садика), без страха быть наказанным. Это можно и нужно, комбинезон не пропустит воды, а тело обретет множество новых переживаний от встречи с природными свойствами самого себя и мира. Свои возможности как природного существа ребенок попробует и в специальной комнате детского сада, где есть спортивные снаряды, страховка от сильных ушибов при падении, но нет взрослых — он будет сам (если захочет) пробовать свои силы. Это тоже «экологическое воспитание», о котором можно говорить и ничего не делать, а можно и делать. Делать так, что завод и фабрика не будут выглядеть угрожающими монстрами, уродами, разрушающими все вокруг и самих себя. Они будут легко и красиво стоять на земле, украшая ее точностью линий и соответствием красок. Драконьего огня и дыма вокруг них нет, каждое дерево и цветок чувствуют себя рядом с ними в безопасности, около фабрики можно гулять и дышать чистым воздухом. В Дании жил человек, который построил свою фабрику мужских сорочек в виде воротника рубашки и украсил ее стены живописью, где преобладают изумрудные краски, соединяющие землю и небо, разум и чувства.

Это — в Дании. О России даже в сравнении не хочется писать, так как те страдания, которые причиняют земле, людям, птицам, зверям фабрики, плотины и мосты, нелепо и безобразно громоздящиеся на теле страны, не могут выдержать никакие слова. Они были сделаны для созидания жизни. Какой? Жизни в противогазах, натянутых на головы, облысевшие от аллергии и радиации, для жизни с искусственными зубами двадцатилетних и ужасом перед каждой речкой, озером, морем? Для жизни со страхом перед дождем, родником, рыбой, грибами, ягодами? Это — риторические вопросы. В том труде, которым они были созданы, не было главного назначения и его воплощения, это был труд, отчужденный от сущности жизни, поэтому он не создавал жизнь, а разрушал ее, разрушал и мир, и самого человека. Человек работает, трудится для... Я в большом затруднении — не могу однозначно сформулировать эту фразу, поэтому оставлю ее открытой.

Думаю, можно сказать о том, что труд людей в России долгое время не имел отношения к их жизни как к проявлению их собственных усилий, люди делали не то, что хотели или считали целесообразным, а то, что нужно, то, что соответствует указаниям правящей партии.

В Дании труд воспринимается иначе: работой, ее качеством измеряется многое в жизни человека. Можно сказать, что работой определяется жизнь человека; может быть, это будет звучать слишком общо и высокопарно, но в Дании люди живут, чтобы работать, и работают, чтобы жить. Датчан учат в школе и в детском саду работать головой и руками, они учатся всю жизнь, и школы для взрослых в Дании так же естественны и разнообразны, как школы для детей. Они — эти школы — готовы научить всему, чему взрослый человек хочет научиться, и научат тому, что ему необходимо для работы в современном обществе.

Усилия, которые люди прилагают, работая, обеспечивают качество их жизни, поэтому датчане знают, за что и почему они платят налоги, как принимаются решения о распределении общих денег и что надо сделать, чтобы эти деньги не тратились впустую, а улучшали общую жизнь в стране, а значит, жизнь каждого из них. В Дании решения об устройстве жизни принимают сами люди, местная власть в лице коммуны — это не бюрократы за толстой стеной, а люди, которым сами же граждане поручили заботиться об их общей жизни на той территории, которая принадлежит коммуне. Это обозначается такими понятными всем словами, как «коммуна решила», «коммуна построила», «коммуна выделила деньги» и т. п. За этими словами — усилия всех и каждого, объединенные смыслом и целесообразностью общей жизни.

За этими словами — опыт организации совместной жизни в обществе, где власть королевы и демократии сочетаются разумным образом в устройстве жизни, защищающем и гарантирующем своим гражданам все их права. Самое главное среди этих прав — право на жизнь, которое есть и у ребенка-инвалида, и у старика, и у беженца, и у безработного, у всех, кого Дания называет своими гражданами. Гарантия прав каждому гражданину обеспечивается законами.

В Дании есть государственная религия — лютеранство. Существует и множество других религиозных конфессий, но они присутствуют рядом с государственной религией.

Религия дает человеку так необходимое ему чувство общности с другими людьми, причастность к той общей истории, которая была и будет до его индивидуальной истории. Религия — это традиции, общая символика жизни, организующая жизненный путь человека, это — живое историческое время в современности, вечность в ее ежедневном присутствии. Это — часть культуры, определяющей видение мира. Это — нравственные заповеди как основание и обоснование собственных решений и действий.

Все сказанное — это только то, что открывается наблюдателю, видящему отношение датчан к религии. Я видела лицо Дэна, просветлевшее после Рождественского причастия, которое ему необходимо, и он сам знает это.

Когда у людей есть их общее прошлое — их история, созданная ими самими, у них есть уверенность в будущем. Они не боятся его, потому что создают свое будущее своим трудом, усилиями, которые не разрушат их государство, потому что это их государство, оно принадлежит им, а не они ему. Когда человек живет в обществе, которое он создает сам, когда он чувствует, что от его усилий (или их отсутствия) меняется жизнь, он становится свободным человеком. Об этом говорят его походка, одежда, его достоинство и непринужденность, открытость к жизни других людей. Тогда ему становятся нужны другие люди; как говорят сами датчане: «Наше общество — это общество всяких обществ». Среди них и общество любителей рисовать, и общество помощи психически больным людям, и множество других обществ по интересам и профессиональной принадлежности. Это все вместе и есть гражданское общество, которое обладает способностью к самоорганизации, основанной на социальных инициативах его членов.

Инициатива не будет, как говорят в России, наказуема, она будет делом жизни (или не будет им) того человека, который ее проявил. Одной из таких социальных инициатив и является общество, созданное Дэном и Элен. Общество, которое открыто для всех, кто разделяет его программу и готов работать по ней, общество, которое информирует о своей работе через свой печатный орган и страницу в Интернете. Общество, которое отчитывается перед своими членами за каждую полученную и потраченную крону, общество, которое не зарабатывает денег, а создает историю международных отношений, в которой человек человеку помогает в беде, потому что хочет и может это делать. Он — сильный человек, у него есть Дом, он живет в своем Доме жизнью, достойной человека, по заповедям Всевышнего.

Дэн не боится говорить Я, у него есть то настоящее чувство собственного достоинства, которое бывает у людей, умеющих хорошо делать свое дело. Дэн умеет, поэтому ему не надо соответствовать кому-то или чему-то, он соответствует самому себе и своему делу, которое он выбрал для себя как главное дело в жизни.

Дэн — фермер, Дэн — капиталист. Настоящий капиталист, частный собственник. Именно этими словами пугали меня в детстве картинки в газетах и журналах, где толстые, мордатые мужчины издевались над худосочными несчастными рабочими, одетыми в комбинезоны. Именно такие, как на тех картинках, комбинезоны я увидела на людях за столом Дэна в его доме. Мы сидели за столом все вместе — частный собственник, капиталист Дэн, его рабочие и мы — группа, приехавшая по приглашению его организации. Мы сидели и передавали друг другу блюдо с едой, передавали по кругу. Конечно, Дэн сидел в главе стола и ревниво следил за тем, чтобы у всех тарелки были полными. Он подходил к задумавшимся о добавке и помогал решить проблему сам, наполняя тарелку до краев. Дэн объясняет сущность капитализма просто — живи и работай сам; давай жить и работать другому, тогда будет все. Если будешь думать только о себе, то получится как в той басне, когда два осла стояли между двумя копнами сена и умерли с голоду, потому что каждый из них не мог решить, с какой копны начать жевать. Вот если бы они договорились, то вместе съели бы обе копны и были бы довольны собой и друг другом. Мне нравится эта басня, мудрая вариация на тему Буриданова осла, который не мог решить проблему выбора наедине с собой и тоже умер с голода.

Дэн знает о жизни то, что дает ему силы жить с любовью к жизни.

Я спрашивала его о том же, о чем спрашивала других пожилых людей, на некоторые вопросы интервью он реагировал недоумением и считал их очевидными и не требующими разъяснения. Я записала все его слова и привожу интервью для читателей. Сейчас, когда вы читаете эти строки, одна из машин Динесмиде в пути, она наполнена мебелью для детского дома, а в Домедэна гостит (живет) девочка-инвалид, которой сделают протез, и она сможет ходить сама. У нее нет родителей — они от нее отказались, у нее есть Дэн и Элен, она рисует для них цветы, и эти цветы украсят главную комнату в их доме. Я задавала Дэну вопросы интервью. Вот ответы:

Жизнь для меня — сплошное удовольствие и приключение каждый день.

Я чувствую себя семнадцатилетним.

Специально своим здоровьем я не занимаюсь, этим Элен занимается.

Я обычно не мечтаю, я живу. Мечта — это мало относится к жизни.

Если бы была мечта, то она была бы о том, чтобы некоторые люди на Востоке не стояли над другими людьми, там, где они сейчас стоят, на их месте должны быть другие люди. Они ничего не делают для жизни. Они не должны стоять на горле у других людей.

Больше всего на свете я боюсь сделать что-то такое, что огорчило бы маму. Когда ты любишь маму, то редко это делаешь. (Маме Дэна 90 лет.)

Самое тяжелое событие в моей жизни — гибель сына в автокатастрофе.

Мои приоритеты в жизни всегда меняются, переоцениваются. То, что было важно вчера, сегодня может быть неважно.

Если бы было можно, я бы многое изменил в жизни. Самое главное, я бы не задерживался в школе, а много путешествовал и изучал жизнь.

В 12 лет я прочитал книгу о море, об Ирландии, где совершенно особые человеческие отношения. Я хотел это проверить.

Я не понимаю, как можно обсуждать вопросы о любви и религии, о правилах жизни. Есть библейские заповеди, в которых все правильно.

«Дэн, ты работаешь с людьми, но люди могут предать, обидеть?» — Это проблема этих людей, а не моя.

Для своих детей я старался делать все, что мог, старался делать максимально.

Для меня счастье видеть, как растут новые люди, новые дела.

Жизнь — это очень короткий период времени, и человек может оценить жизнь тогда, когда оглядывается и видит, сколько он успел сделать.

У меня в жизни не было так, чтобы не хотелось жить, так далеко не заходило, но если в жизни прижимает, то надо быть ближе к семье, к родным, оттуда ты будешь черпать силы.

Природа для меня всегда откровение, она всегда манит и удивляет. Я люблю траву, солнце, ветер, океан, мороз. Я ненавижу города.

У меня не было разочарования в людях. Я бы хотел жить вечно при условии, что все мои друзья и семья будут со мной. Не думаю, что это очень легко — найти новых, если старые умерли.

Самому главному я научился в Ирландии: любую вещь можно делать в жизни по-разному, есть тысячи способов, и все может быть успешно. Когда я был в Ирландии, там убирали сено. Тогда в Дании сено уже убирали машины, за четыре часа десять тысяч тюков свозили. В Ирландии в это время работники вилами убирали сено и сделали за это время пятьдесят тюков, но сделали так, как им это было надо. Они не повторяли, как попугаи, то, что мы делали или что делали другие, они сами думали.

Так говорил Дэн. В газете, которую выпускает его общество, стоят цифры отчета о проделанной за очередной год работе — это тысячи тонн грузов, десятки рейсов грузовых машин, автобуса, спонсорские взносы и их применение для обеспечения всей той разноликой человеческой жизни, которую создает в Домедэна приезд детей, посещавших Россию или Беларусь в разном качестве, их замечания и суждения о людях, которых они видели, о работе, которую они выполняли. В этих газетах есть фотографии, рисунки и заметки гостей — детей и взрослых, которые побывали в Домедэна. В них слова благодарности за впечатления и идеи, за возможность путешествия, которое было бы невозможно без Дэна, за новые силы, за радость общения со страной. Много слов. Эти слова придут и через годы после посещения Домадэна — в письмах, часто с единственным адресом: Дания, Динесминде, Дэну. Слова о том, как изменилось представление о жизни, появились идеи сделать что-то в своей жизни новое, появились силы для творчества. Я читала много таких писем — это не просьбы и не жалобы, это словно отчеты Дэну о работе, которую человек начал в себе для других. «Я стал (стала) другим человеком», —это встречается практически в каждом письме.

Есть термин «социальная терапия». Может быть, так можно назвать эффект того, что происходит с людьми, побывавшими в Домедэна, в Динесминде, в Дании.

Люди приобретают то, что можно было бы назвать социальным оптимизмом. Думаю, что с ним связано понятие будущего, того необходимого будущего, которое определяет появление живых движений в теле, инспирируется живой душой, свободной и самообоснованной в проявлении своей силы.

Дэн часто слышал и слышит слова о том, что все, что он делает, бессмысленно и мало повлияет на жизнь тех стран, которым он помогает. У Дэна другое мнение, он считает, что из тех капель усилий, которые люди могут предпринять для улучшения жизни, складывается общая история. Для него история не представляет чего-то чуждого и ненужного человеку. Вся история — прошлая и настоящая — это плод усилий человека по устройству своей жизни, по ее совершенствованию и улучшению. Этот взгляд на историю позволяет не чувствовать себя лишним или обреченно непонятым другими людьми. Этот взгляд позволяет найти единомышленников и друзей, которых объединяет организация, простая и понятная цель — помогать тем, кто нуждается в твоей помощи. Дэн находит нужные слова, обращаясь к землякам, когда собирает деньги на новый автобус, находит слова, потому что он обращается к тем, кто может понять и принять его заботы как свои.

Существует такое мнение, что он получает выгоду от того, что занимается оказанием гуманитарной помощи. Оставлю это мнение на совести его авторов.

Тот круг забот, который Дэн добровольно взвалил на себя, сравним только с творчеством, которое своей силой побуждает человека преодолевать препятствия и ясно видеть цель, которая может быть совсем не видна другим.

В Динесминде приходит очень много писем от людей и организаций с просьбами оказать разную помощь. Список нужд, необозрим. В письмах от организаций слова о трудной экономической ситуации, которую они сами не могут разрешить, в письмах от отдельных людей — о собственной несостоятельности справиться с проблемами, слова с надеждой на помощь. Дэн помогает детям и старикам, инвалидам и пенсионерам. Он помогает и самостоятельным, сильным взрослым людям с надеждой на то, что они сами смогут найти то, что изменит их жизнь и жизнь тех, кто от них зависит. Он говорит о том, что будет это делать до тех пор, пока будет нужен.

В странах, куда поступает гуманитарная помощь, в том числе от Дэна, созданы департаменты и другие бюрократические органы, которые отвечают за поступление и распределение этой помощи, а чиновники получают за это государственные деньги. Те деньги, которых так не хватает, для того чтобы решить экономические проблемы этих стран.

Гуманитарная помощь — явление сложное. За ней — бедность, голод, социальная апатия, войны, бездомные дети и заброшенные старики, за ней миллионы различных валют, потраченных на вооружение, наркотики, революции, за ней религии и социальные системы, но за ней и другое — сострадание и содействие, деятельное участие и социальный оптимизм, вера в человеческое начало каждого человека и принятие планетарной жизни как целостности, неотделимой от собственной жизни. Гуманитарная помощь — это труд, в котором переплетается корысть и бескорыстие, ложь и правда, истина и заблуждение... Это очень человеческое явление — гуманитарная помощь. Обе стороны — дающий и получающий — знают что-то свое и о бедности, и о жизненном бессилии, и о Боге, и о смысле своего присутствия на земле, и о человеческих отношениях, и о гордости, и о щедрости — обо всем, что составляет для них их жизнь. Современный мир обострил ценность человеческого в каждом человеке, от конкретного лица, от его человечности зависят (могут зависеть) жизни миллионов людей. Он — это конкретное лицо — может приказать взорвать атомную бомбу или ввести в стране цензуру, или уничтожить тех, кто ему просто не нравится, но человек — конкретное лицо — может сделать и другое. Вопрос о власти над жизнью приобретает, приобрел в наше время черты узнаваемых лиц. Мне становится спокойнее жить, когда я вижу среди этих лиц лицо Дэна, принимающего решение отправить машину с помощью в Албанию и Россию. Своим присутствием среди нас он спасает людей — нас самих, нашу человечность, нашу свободу быть человеком, создающим жизнь, а не проклинающим ее от бессилия и страха перед собственным мышлением и собственным пониманием того, что жизнь зависит от твоих собственных усилий.

Именно этими усилиями создано Динесминде, где розы растут около свинарника, и свиньи своим присутствием не отравляют воздух людям. Они все — розы, свиньи, люди — часть того, что составляет жизнь страны, что составляет то, что называют словами «культура», «цивилизация», а психологи называют социальными или социально-историческими факторами в жизни личности.

Мне есть с чем сравнивать, можно описать другую картину, которая с детства немым укором присутствует в памяти: деревенская молочная ферма, мимо которой нельзя пройти, чтобы не задохнуться от тяжелейшего запаха навоза, который огромной горой заслоняет окна фермы. Бидоны с молоком, они открыты, стоят в ряд около дверей фермы. В молоке плавают огромные мухи, они еще шевелят лапками. Эта картина не менялась на протяжении многих лет — от первого детского впечатления, когда бидоны с молоком были почти в мой рост, до последнего — трехлетней давности, когда мне уже почти пятьдесят. В детстве я спрашивала маму о том, кто будет пить это молоко. Потом уже не спрашивала, не спрашиваю и сейчас, я знаю женщину, которая проработала на этой ферме до пенсии, и помню ее слова о том, что она всю жизнь ненавидела свою работу, а после пенсии в сторону фермы не смотрит и по той дороге никогда не ходит. Это было в России. Там строили коммунизм. В названии колхоза долгое время было имя вождя правящей партии.

За этой картиной тоже культура и тоже история, историческое время разрушения основ жизни самими людьми, потому что...

Я пишу о Дэне, Домедэна и Динесминде, а думаю о России, о людях, которых знаю в России. Домдэна и его самого трудно уже представить без связи с Россией, Белоруссией, Румынией, Литвой, Албанией — тем большим миром, который жил в остановившемся времени закрытых обществ, породивших бедность и социальное бессилие.

Дэн жил и живет в другом обществе, где время, историческое время, не прерывалось. Мне думается, что это очень важно для существования оснований, позволяющих человеку чувствовать силы своего Я. Такими основаниями становится дом, который построил твой дед или отец, церковь, в которой венчалась твоя прабабушка, лес, который посадил твой дед. Это — историческое время. Оно предметно, как предметно сознание человека, говорящего и думающего на языке своих предков, создающего свои мысли и образы, опираясь на живую ткань вековых традиций. Новое — мысли, чувства — такой же необходимый элемент культуры, как и традиции, она — культура — существует, воспроизводясь обновленной. Прошлое историческое время присутствует в настоящем образами не только коллективного бессознательного, но и предельно сознательного созидательного отношения к проявлениям жизни. Способность осуществлять трансцендентальную позицию как проявление человеческого культурного мышления задается концепцией жизни и концепцией человека, которые фиксируют эту позицию как актуальную для самого человека, которые для самого человека являются обоснованием его собственных сил.

В жизни Дэна есть эти обоснования, они осознаны и актуальны — любовь, вера, надежда, знания. За ними — труд, свободный труд свободного человека, вековая созидательная традиция культуры человеческих отношений в стране, где сегодня нет лишних людей. Эту страну люди построили сами, эти отношения они создали законами своей жизни, потому что...

В моем тексте много этих «потому что», оставленных без завершения. Однозначного объяснения нет, а самое удобное и понятное для себя читатель может, при желании, придумать сам. Мне думается, что наряду с коллективным бессознательным, что пытался показать в своих работах К. Юнг, существует и, если так можно сказать, коллективное сознательное, которое представлено как культурные традиции. К таким традициям можно отнести, например, организацию праздников и потребление спиртного, коллективные формы проявления чувств (спортивный фанатизм и т.п.), содержание школьного обучения и формы бытовой дисциплины. Они все осознаются и человеком — чтобы следовать им, надо их принять. У датчанина есть выбор — следовать традиции (принимать ее) или не следовать (не принимать). Он может делать это открыто, и принятие как индивидуальное решение не будет предметом его личной жизни, оно — достояние всех, его можно обсуждать, а не демонстрировать в форме бунта. В этом обсуждении возможных форм осуществления жизни рождаются ее новые формы.

Обсуждать можно все — формы сексуального поведения, необходимость конфирмации, формы семейной помощи беспомощным членам семьи, семейные отношения, собственные личные проблемы (страхи и надежды), — для этого есть легальные формы презентации своего Я другим людям. Прежде всего это, конечно, средства массовой информации и множество способов объединения с другими людьми. Организация Дэна тоже одна из этих форм.

Коллективное сознательное складывается как общественное мнение, объединяющее людей той заботой об общей жизни, которая позволяет чувствовать и понимать друг друга как общество, как целостность, обладающая структурой. Это и основание для усилий по сохранению целостности общества, которая в Дании была наглядно продемонстрирована в момент голосования «за» евро или «против» него. Проголосовали большинством голосов «против»: в Дании хотят сохранить свою целостность и самостоятельность. Здесь ее умеют ценить.

Жизнь Дэна — одно из воплощений коллективного сознательного, которое дает бесконечные обоснования для осуществления трансцендентальной позиции, защищающей человека от зависимостей, которые превращают его жизнь в подобие этих зависимостей. Какими бы привлекательными ни выглядели предметы, порождающие зависимость от них, — деньги, власть, секс и т. п. — они все обладают конечностью, завершенностью, они вычерпывают свои качества при их потреблении. Есть только один предмет, который неисчерпаем, — это творчество жизни. Тот, для кого он становится доступен, практически получает неиссякаемый источник энергии и силы, позволяющий преодолевать временные трудности и слабости с тем достоинством, которое присуще людям свободного труда, когда мерой труда является не усталость, а его смысл.

Может быть, кому-то захочется назвать Дэна человеком будущего. Но он живет сейчас — он рассмеялся в ответ на мой вопрос о мечте. Для него будущее — это то дело, которое начато сегодня, чтобы завершить его завтра. Будущее уже существует как продолжение усилий сегодняшнего дня.

Это чувство причастности к будущему, которое обязательно будет твоим, это чувство единения со своим временем, в каком бы пространстве оно ни протекало, делает Дэна удивительно цельным человеком.

Среди быстрых жизненных перемен он владеет тем ее основанием, которое делает жизнь человеческой. Я пробовала много раз сформулировать это основание, попробую еще раз: я сам человек и другие люди — тоже люди. В этих словах и концепция жизни и концепция человека, которые позволяют быть требовательным и снисходительным, суровым и смешливым, серьезным и ироничным, проницательным и беспомощно наивным, верящим и разочарованным, позволяют жить всей полнотой чувств, которые открываются человеку в общении с миром, где есть место другому человеку и ему самому.

Сегодня Дэн присутствует в жизни стольких людей, что их трудно сосчитать. Его можно назвать учителем, а можно и не называть, потому что он сам — ученик тех людей, с кем общается, ему интересно это. Интересно жить той жизнью, которую он создал сам.

Эта жизнь продолжается.