Глава 13 ПЕТР

...Как жаждет пробужденья каждый, кто заколдован наяву.

М. Петровых

Он умер, и я не успела задать ему вопросы интервью. Но я знаю достаточно, чтобы попытаться рассказать читателям о том, что может быть с человеком, который живет в стране, где существует двойная мораль. Одна мораль — официальная (партийная), другая — неофициальная (настоящая, человеческая). Сегодня все знают, что в двойной морали одно из проявлений сути тоталитарных обществ, которые в XX в. стали одним из факторов массового уничтожения человечества. Много есть стран, где господствовал (и еще господствует) тоталитаризм. У него разные персональные выражения, но одна суть — они построены на лжи и страхе. Появление этих режимов было предсказано многими мудрецами, но человечество не слышит то, чего не хочет слышать, или мгновенно забывает услышанное.

Тоталитаризм был и в моей стране, его последствия живут в сознании каждого из нас, потому что все мы — дети своего времени.

Петр родился через десять лет после победы Великой Октябрьской социалистической революции. В его семье оставались только воспоминания, которые не очень хотелось воскрешать, о другой, дореволюционной жизни. Короткое детство, как у всех, еще короче — юность. Во время войны фашисты проводили облавы — искали молодых и сильных людей, чтобы отправить на принудительные работы в свою страну. Петр был схвачен и отправлен в Германию. Ему было шестнадцать лет. Он не мог рассказывать спокойно о том изнурительном труде, голоде и холоде, которые выпали на его долю в этой стране. Спустя много лет он рассказал историю своего воровства: изголодавшись, с риском для жизни украл пять картофелин и сварил их в трубе отопления.

Во время этого рассказа передо мной сидел крупный, сильный, обаятельный человек, уверенный в движениях, с четким, хорошо поставленным голосом, с тем умением вести беседу, которая доступна людям, умеющим слушать.

Его естественность, обаяние, юмор никак не вязались с образом затравленного голодного подростка, который украл у немцев картошку. Так было в начале его жизни. Было эпизодом в цепи других событий, которые составили факты его биографии.

Как известно, «времена не выбирают, в них живут и умирают». Само время может поставить человека перед выбором. Так случалось не раз и в жизни Петра. Первый выбор, который многое определил в его жизни, был сделан за него — враги, фашисты, выбрали его в толпе и отправили в рабство.

Когда их освободили из этого рабства американцы, многие из соотечественников Петра — взрослые люди — выбрали жизнь вне своей страны. Им, немецким рабам, было разрешено выбирать жизненный путь.

Петр вернулся домой. Голод, холод, безработица, отсутствие семьи, друзей... Однажды он сказал, что голод был настолько сильным, что он ел кору деревьев. Было и отчаяние... Помог дядя, до которого он с огромным трудом добрался. По дороге множество раз у него проверяли документы, справки с немецкими печатями у всех вызывали вопросы, которые потом будут задавать множество раз. У него не было ни профессии, ни образования, ни работы. Была молодость, было жадное желание учиться, жить.

Довоенная школьная подготовка позволяла продолжить образование. Ему разрешили сдавать экзамены в педагогический техникум. Он поступил, учился и работал в этом техникуме секретарем. Потом он шутил об искусстве писать бумаги и складывать их в папки... Это искусство надо было освоить, чтобы зарабатывать на учение. Он умел все делать хорошо, что бы ни делал. У него были золотые руки.

Здесь, в техникуме, Петр научился тому, что стало основой его педагогической профессии, и много раз позже с благодарностью вспоминал людей, которые его учили. Здесь он встретился с Ольгой, которая стала его женой. После техникума они уже вместе поехали на работу.

Детский дом был его первым рабочим местом. Вместе с детьми они старались сделать его уютным, пригодным для жизни, а жизнь — умной и интересной. Спорт, музыка, рисование, природа были необходимы не только как содержание профессиональной деятельности, они были частью жизни молодой семьи, составляя бесконечную цепь событий профессиональной и семейной значимости.

Очень хотелось учиться, продолжить образование. Он подал документы в университет на юридический факультет, но в приемной комиссии ему сказали, что этот факультет лучше не выбирать. Сказали не прямо, а дали понять, что его выбор ограничен... Его приняли на другой факультет. Годы учебы и работы, работы и учебы он вспоминал всегда с большой теплотой. В это время были встречи с людьми, которые умели думать, доносить свои мысли до других людей, встреча с настоящей наукой, признание других людей. После окончания он получил предложение поступать в аспирантуру. Казалось, была открыта дорога в ту большую жизнь, где можно было реализовать свои силы и энергию, то желание устроить, обустроить жизнь, которое ему было присуще.

Он написал и защитил кандидатскую диссертацию — это было обобщение его работы с подростками, его попытка понять законы жизни. Появилась и его книга. Педагогическая работа всегда связана с политикой. Эта связь неизбежна в стране, где образование — дело государственное и только государственное.

Решение о вступлении в коммунистическую партию он принимал после того, как ему предложил это сделать человек, которого он хорошо знал и доверял ему. Этот человек видел в Петре талант организатора, тот талант, который во все времена редкость. Он был заинтересован в том, чтобы талант этого человека не угас в обстоятельствах, которые могут быть сильнее человеческих сил. Много лет спустя люди, которые давали Петру рекомендацию в партию, рассказали ему, как было непросто убедить товарищей по партии, что он достоин доверия, он, бывший там (в Германии во время войны).

Его приняли в партию. Он был тем ее членом, которых и тогда и сегодня называют настоящими коммунистами. Таких людей было много, они верили в слово, в идеалы, в возможности человеческих, своих сил устроить, обустроить жизнь.

Петр был одним из тех людей, которых хочется назвать социально-политическими. Его интересовало устройство человеческой жизни в самых глобальных масштабах. Информация о событиях внешней политики интересовала не меньше, чем информация о жизни в стране. Эта информация была ему необходима как ежедневная пища. Это не было чтением газет ради самого процесса чтения, это была форма связи с миром, в котором он не чувствовал себя чужим. Он ощущал себя частью этого мира.

Его деловая и профессиональная карьера внешне выглядела очень достойно. Повышение по службе, которое неизбежно связано с получением кандидатской степени, открывало доступ к участию в тех социальных институтах, где принимались ответственные решения. Он был постоянно одним из руководителей партийной организации, его профессия была связана с руководством большим или меньшим коллективом.

Ему приходилось разрешать производственные и бытовые конфликты, прибегая к моральному авторитету партии, открыто вступать в противоречия с этим авторитетом, обращаясь к моральным устоям жизни, которые считал незыблемыми.

Петру не разрешили занимать должности, связанные с выездом из страны. Он отнесся к этому факту, как к данности своей биографии. Позже шутил, что у него осталась нереализованной мечта о путешествиях.

Жизнь подарила ему верных друзей, отношения с которыми длились годами. Общий интерес к политике был одной из тем общения, в котором взаимная поддержка и помощь, взаимопонимание вырастали вместе с решением жизненных и профессиональных задач.

Когда человек наделен талантом устройства жизни, этот талант требует реализации. Мечта о доме, построенном своими руками, естественна для человека. Дом — понятие универсальное. Это — все пространство, где протекает жизнь. Это — освоенное, осваиваемое пространство.

Это чувство причастности к всемирному пространству жизни давали идеи коммунистической партии. В бытовом воплощении это чувство становится одним из мотивов строительства своего дома. Петр начал строить свой дом на тех сотках земли, которые носят гордое название дачи. Он все сделал сам — от фундамента до крыши. Мне важен этот факт его жизни, которую он пробовал строить сам.

Петр как-то говорил о том, что его мечтой была мечта о доме для его семьи, он очень сожалел в конце жизни о том, что его женщины (жена и дочки) не видели настоящей достойной человека жизни, той жизни, о которой он узнал...

Узнал при новой встрече с немцами.

Многие из его поколения так и не узнали о существовании другой жизни, они прожили свой век в вечном ожидании лучшего завтра. Это был удел многих честных людей в стране, где честность труда, мыслей и чувств часто была только словами лозунгов. Говоря иначе, если человек не прислуживал, а служил, то к концу жизни он оказывался в той пустоте нищеты, которая сегодня вызывает сочувствие и жалось.

Петр вышел на пенсию в последние годы советской власти и ему надо было пережить обесценивание всего нажитого, прожитого во времена перестройки, когда упали в цене не только вещи, но и идеи.

Он стал нищим экономически, обесценились основы жизни, которые не вызывали сомнений. Стало опасно быть коммунистом. Он принял эту опасность как необходимость быть честным с самим собой и с людьми. К концу жизни он пришел с горечью человека, потерпевшего жизненное поражение. Эту горечь он выражал во всех доступных формах протеста против несовершенства жизни, не участвуя в зле, когда зло — фальшь, лицемерие — возведены в ранг государственной политики. В этом его жизненный подвиг. Он совершил его, не впадая в грех осуждения и отчуждения от той жизни, которой жил.

Его жизнь на пенсии была полна хлопот о создании общественной организации, объединяющей малолетних узников фашизма.

Сегодня это были пожилые, в основном малограмотные люди. Эта организация помогла не только получить компенсацию за их рабский труд, но и внесла в отношения двух народов ту человечность, которая естественно возникает между прощенными и прощающими.

Встреч с Германией, с новыми поколениями немцев было несколько. Он выучил заново язык и мог переводить в поездках членов его организации, причем не только бытовые разговоры, но и доклады, которые обычно сопровождают официальные визиты. Во время этих поездок они бывали в тех фирмах, где когда-то работали как рабы, были и в тех семьях, где их использовали как рабочую силу.

Немецкий пастор, который привозил гуманитарную помощь, пытался говорить о том, что они — дети — не отвечают за то, что делали их отцы на Восточном фронте, их отцы, которые владели рабами из завоеванной территории.

Петр увидел и узнал Германию — сильную, экономически развитую страну, восстанавливающую себя после падения Берлинской стены.

Он рассказывал о том, что много говорил с соотечественниками о политике, о свободе, о демократии, о которых они знали и не знали одновременно. Они — их поколение — знали слова о свободе и демократии, но не знали их бытовой сути и жизненного содержания этих слов. Они жили в фальшивой общественной системе, где слова и дела имели равные основания.

Петр до конца своих дней чувствовал свою причастность к событиям в мире. Он был болен — рак не щадит, и срок болезни, исход известен не только врачам. Петр прошел через операцию и госпитализацию в онкологической клинике. Он хотел жить и боролся за жизнь — ее срок после операции увеличился (по сравнению с неизбежно прогнозируемым) в два раза. Его жажда жизни увеличила этот срок.

Он не был безучастным к жизни людей, его не надо было просить о помощи, он помогал выжить и жить тем, кто умел видеть вещи и явления в их противоречивой целостности. Это — редкое умение. Возможно, оно позволяет сохранить здравый жизненный смысл в условиях власти фальши. Возможно, оно позволяет сопротивляться в бессмысленных ситуациях насилия над здравым смыслом и естественной логикой жизненный событий.

Во всех жизненных ситуациях его сопровождала тень его пребывания там (в Германии). Естественная тайна человеческой души в глазах других людей дополнялась его причастностью к тайне другой страны, другого народа, другой жизни.

Петр не был открытым человеком и не мог быть им, так как владел двумя тайнами—данной ему тайной своей души и той, другой, пришедшей в его жизнь не по его воле. Возможно, это

делало его присутствие среди людей более значимым, а его воздействие более сильным, чем он даже предполагал. Людям часто нужно проявление силы в другом человеке, особенно тогда, когда они сами лишены ее. На его последнем юбилее многие говорили о его влиянии на других людей как о проявлении интеллигентности и обаяния.

Люди редко знают, за что и почему их любят или не любят другие люди.

Петру удалось это услышать. Он, смертельно больной, знающий все о своей болезни, готовый к тем мукам, которые его ожидают, хотел слушать те слова, которые говорили ему о нем люди, а люди говорили о ненапрасно прожитой жизни. Он услышал эти слова.

Я думаю, что это отражение того жизненного подвига, который он совершил. Он жил в условиях узаконенной лжи. Он сделал все, что мог, чтобы быть не лишним среди людей, не чувствовал себя лишним в жизни. Ему была не безразлична жизнь во всех ее проявлениях. Он тратил свои силы на устройство жизни даже тогда, когда мог не делать этого из-за отсутствия здоровья, но двери его дома были открыты для тех, кто нуждался в его знаниях и авторитете. Он считал себя обязанным делать общественную работу ради общего дела, ради справедливости.

Практически он сделал, казалось бы, невозможное — поборол образ врага в собственном сознании и в общественном сознании тоже. Немцы не стали для него врагами, сам он не стал врагом для своего народа.

Петр оказался сильнее социальных стереотипов фальшивого мира социальной системы, он смог быть в ней олицетворением живой жизни, которая не может быть фальшивой в силу своей данности. Эта живая жизнь в итоге и привела к гибели фальшивую систему.

Что возникло на месте погибшей тоталитарной системы? Этот вопрос я не могу обсуждать бесстрастно, так как сама нахожусь в позиции участника того, что стало после... Сегодня я воздержусь от оценок и описаний, обобщений и формулировок.

Пока ясно одно — тоталитаризм имеет много вариантов и не все они очевидны в своем проявлении как сознание людей.

В психологической и философской литературе много работ, посвященных анализу сознания человека. Я воспользуюсь работами Ч.Тарта для анализа и интерпретации того, что назвала выше жизненным подвигом Петра (Тарт Ч. Состояние сознания // Тайны сознания и бессознательного / Сост. В. В. Сельчонок. — Минск, 1988). В этой работе есть два параграфа, названия которых отражают существенные характеристики сознания Петра: «Обычное сознание или иллюзорное состояние» и «Выход из иллюзии». Их содержание позволяет использовать психологические идеи о том, что некоторые типы переживаний человека не просто игнорируются, но активно блокируются культурными факторами. По мнению Ч.Тарта, с которым хочется согласиться, это означает, что человек может и не переживать некоторые события в своей жизни (хотя они и происходят с ним), пока не подвергнется каким-либо сильным воздействиям извне или внутри своего сознания.

При этом если жизненные события не отражены в структуре опыта данной личности, то человек может не заметить их, пока не создастся специальная ситуация, когда он будет вынужден их увидеть, воспринять.

У Ч.Тарта есть слова, которые хочется процитировать: «Те события, которые не укладываются в рамки "консенсуальной" реальности, отклоняются от траектории жизненного колеса. Это не значит, что сознание индифферентно к любым изменения во внешнем мире, но в то время, как формы воспринимаемых вещей и события изменяются, внутри сознания есть силы, сопротивляющиеся восприятию слишком радикальных изменений. То, что заложено в основу нашей повседневной условной реальности, довольно надежно защищено от перемен.

К счастью, наши контакты с реальностью постоянны».

Я могла бы продолжить цитирование этого текста, где есть созвучные моему пониманию жизни Петра слова о том, что человеку нужен выход из иллюзий. Этот выход связан с тем, что человек обладает естественной любознательностью, которая является для него основой преодоления обычных, иллюзорных состояний сознания.

Задача любой культуры, любого общества (тоталитарного в том числе) состоит в том, чтобы обеспечить человеку такое восприятие реальности, которое не противоречило бы его естественному миру и приносило удовлетворение большинству людей, живущих в данной культуре. Человеку с необходимостью надо ощущать свою причастность к своей культуре и соотносить смысл своей жизни в соответствии с культурной системой ценностей.

Эту человеческую потребность как необходимость соответствия культурной системе ценностей, коммунистическая партия как правящая партия в тоталитарном обществе использовала в полной мере, создавая поведенческие ориентиры, отвечающие самым глубинным потребностям человека в идентификации с другими людьми.

Идея «мы», которая функционировала в культуре, была наполнена по-житейски узнаваемыми и безусловными ценностями свободы, равенства, счастья всех народов. Она очевидна в своей ценности как мир и труд, как справедливость и истина, как здоровье и любовь.

Как и многие психологи, Ч.Тарт разделяет идею о том, что каждое общество имеет свою мифологию, позволяющую человеку решать вопросы о существовании реальности и человеческого общества, о своей принадлежности к ним. Это содержание сознания человека. Выше я пыталась назвать его концепцией другого человека, без которой невозможно установление и сохранение дистанционных отношений с другими людьми.

Представление о существовании мифов, регулирующих жизнь человека в обществе, сегодня является практически общим местом в психологии. Это представление дает возможность понимать то, что происходит в человеческом сознании при его обычном, иллюзорном состоянии. Ч.Тарт пишет о том, что человек может относительно спокойно переносить свою неудовлетворенность жизнью в культуре, преодолевая свое отношение к ней в компенсаторных формах, но у него будет возникать страстное желание выйти за пределы известной культурной жизни. Это состояние человека еще называют экзистенциальной тоской. Она позволяет человеку, преодолевающему ее, занять трансцендентальную позицию, отнестись к культуре, в которой он живет, как к целостному образованию, как к предмету...

Известна ценность любого духовного учения, которое позволяет человеку (пусть иллюзорно) обладать трансцендентальной позицией. Все духовные учения упорядочивают мир и помогают человеку принимать решения, предлагая систему безусловных обоснований теоретической и практической деятельности, что позволяет ему чувствовать себя относительно комфортно, можно сказать, в психологической безопасности.

В современной психологии стало общим местом рассуждение о том, что многие структуры и подсистемы сознания связаны очень прочными нитями с культурной и социально обусловленной духовной жизнью личности. Они не только исключительно устойчивы по отношению к возможным изменениям, но и практически (без специальной работы) недоступны для самонаблюдения и самопонимания. Например, реальности индивидуального сознания, которые психологи описывают как социальные установки, ожидания, стереотипы, роли, перцептивную защиту и т.п. —это реальность жизни сознания в культуре, которая в силу знакового характера обладает исключительной устойчивостью и силой воздействия. Преобразование этих структур связано с мощным энергетическим воздействием на всю систему культуры, вплоть до ее разрушения.

Психологи обычно обсуждают проблему изменения сознания в рамках психотерапевтических проблем, когда речь идет о восстановлении психического равновесия человека, структуры его сознания с целью соответствия его культурным нормам. Человеку надо приспосабливаться к реальности его культуры, чтобы жить в ней. Именно с этой точки зрения обсуждается в психотерапии вопрос о демонтаже, изменения сознании и ставится проблема пределов человеческого сознания.

В этой главе я пытаюсь описать жизнь Петра, где вопрос о пределах человеческого сознания приобретает другой смысл. Если расширить контекст описания до размеров того пространства, где тоталитарный строй был заменен другой системой отношений, то можно получить географическую топологию измененного сознания — за этим пространством стоят миллионы людей, в сознании которых, как и в сознании Петра, произошли изменения, демонтаж сознания.

Можно сказать, что мы, жившие и живущие в этом пространстве, свидетели и очевидцы появления новой культуры, новых ценностей жизни, новых ее обоснований. Каких? Тех, о которых Ч.Тарт пишет, как о моде на безысходность человеческого существования, или тех, которые А.Маслоу называл «вершинными, пиковыми» переживаниями радости и любви к миру? Может быть, это те обоснования, безусловность которых очевидна, — это страх, холод, голод? Пока я не знаю ответа, возможно, не хочу его знать, надеясь на разум человечества и его естественное чувство приязни к ближнему...

Мы все переживали и переживаем смену культуры по-разному, но у каждого, кому доступно это переживание, в памяти есть момент, когда он пережил свою встречу с фальшью существовавшей культуры. Для каждого это было по-своему больно и по-своему сильно. Это была та встреча с пустотой, которая затягивает в логику отрицания, безверия, апатии или депрессии, в логику неизбежного превращения в ничто, если у человека нет естественных природных, устойчивых оснований для сохранения целостности своего сознания.

Наличие таких оснований в людях, в каждом человеке, особенно во взрослых, проявила смена общественных отношений. Было поразительно наблюдать это — с людей, с их сознания словно сняли обертку привычного функционирования, они (все мы) стали голыми королями в глазах реальности жизни. Социальные роли, ожидания, нормы, приоритеты стали не более чем воспоминаниями, и (пусть на время) в людях в момент их нового социального самоопределения проявилась их суть.

Не все вынесли встречу с собственной данностью. Это невероятно трудно — из партийного руководителя районного или другого масштаба стать... Кем стать? Кто ты, если ты двадцать или более лет был на партийной работе, а сегодня твоя партия больше не существует... Это вопрос не для ответа. Если он не касается вас лично, вашей семьи, ваших близких, то вы не сможете, как посторонний наблюдатель, оценить всю противоречивость и невероятную сложность переживаний многих честных людей. Многое проглянет через годы — стыдное, жалкое, то личное, которое обнаружится во взгляде, в осанке, в походке, в потрепанной одежде, небрежной прическе, в раннем старении, в той подчеркнутой деловитости и отчужденности, которая есть в людях, скрывающихся от личных вопросов. Это будет.

С каждым произошло свое превращение, но встреча с собственной реальностью при изменении культурной среды — это массовое событие, произошедшее в моей стране, — оказалось далеко не под силу многим людям.

Стать нищим в один день, потерять обесцененным труд всей жизни, утратить иллюзии и перспективы, уважение близких, откровенно голодать и строить свою жизнь по принципу трех «д» (доживать, доедать, донашивать), и знать, что твоя страна — одна из самых богатых стран мира по наличию в ней всего, что делает жизнь людей достойной: нефти, золота, алмазов леса, и много другого... Пережить встречу—им, победившим фашизм, с побежденными, которые привезли победителю милость... Просто?

Просто услышать от молодых слова о том, что они стыдятся своих родителей, своей родины и не хотят здесь жить, не хотят говорить на родном языке? Просто услышать о том, что лучше быть побежденными в войне с фашистами, чем быть такими победителями? Просто увидеть на улицах городов своей страны молодых людей со свастикой? Просто смотреть в глаза юным немцам, которые ничего не знают о той, твоей, войне и слушают тебя из вежливости? Просто знать, что у них — этих юных немцев — есть будущее, а у твоего внука его может не быть?

Вот это и называется, говоря научными словами, демонтажем сознания, а в жизни оборачивается бессонными ночами, тоской и болью, тоской о напрасно прожитой жизни и бесконечными разговорами с друзьями о времени и о себе, о том, что так всем необходимо — о смысле, смысле жить, жить...

На его — Петра — юбилее были его друзья, немолодые люди, которые до праздничного застолья успели обменяться новостями о том, кто и как купил сливочное масло, которое давали по паспортам и только в строго ограниченные часы работы магазинов. Люди еще не знали средств борьбы с бедностью, она еще не воспринималась ими как порок, с ней свыкались как с неизбежностью существования, смысл жизни и смысл труда не совпадали еще в их сознании. Это отчуждение — одно из следствий тоталитарной культуры, разрушающей в отчуждении связь человека и его жизни.

Это несовпадение смысла жизни и труда в момент встречи человека с реальностью своей души, с данностью своих качеств оборачивается для человека потерей социальных ориентиров. Вопрос о том, ради чего я работал, психологически может быть преобразован в вопрос об основании Я-усилий, о возможности структурирования психологического пространства и времени с их помощью, о создании и использовании Я-концепции, концепции жизни, концепции человека.

Петр пережил встречу с данностью своей психической реальности. Он не стал поспешно религиозным человеком или членом новой партии, он ушел в болезнь и не превратился во внутреннего эмигранта. Он пошел к людям. Его работа (до конца дней) в общественной организации, силы и время, затраченные на общение с людьми, — это его попытка восстановления, создания безусловных ценностей жизни, доступных ему как человеку с естественными нравственными чувствами. Он, можно сказать, был социальным терапевтом, создавая в условиях разрушенных социальных структур новые, потому что без них человек (люди) не может существовать. Этот закон жизни он знал.

Можно бесконечно обсуждать вопрос о том, насколько целесообразны новые структуры, насколько они соответствуют правде жизни. Можно подвергать сомнению (а ему можно подвергнуть все) мою интерпретацию или заменить ее более совершенной — не возражаю. Но мне хотелось донести до читателей мысль о том, что бесстрашие при встрече с собственным сознанием может проявить не каждый человек. Мне кажется, что в нашей жизни таких людей можно назвать героями современности.

Возможно, со временем, когда будут более очевидны перемены, вызванные сменой тоталитарного режима, историки или психологи опишут типы личностей и их внутренние конфликты с большей конкретностью и аналитичностью. Мне как участнице этих событий — социальных перемен — не избавиться от чувства глубокой жалости к старикам, которым пришлось выслушать в конце жизни слова упреков за их труд и их жизнь, принесшую им неизбежные болезни и удручающую усталость. Человеку нужно сознание, что он живет среди людей, где есть место ценностям его психической реальности, его жизни, жизни как таковой. Правда жизни всегда проста, возможно, поэтому не все выдерживают встречу с ней, как встречу с самим собой. Петр смог сделать это.