КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
С*КА!!!!! МАМОЧКА , КАК ЖЕ БОЛЬНО!!!!!!! 45 страницаЭтот диссонанс убивал, от этих разных эмоций его разрывало на две части… Вечером Том напился – впервые, за последнее время. А до этого он почти два часа просидел над листом бумаги, на котором смог написать только три слова. » Привет, мой родной…». И все, дальше ничего не получалось. И это оказалось для Тома выше его сил. И когда в гостиную вошла Симона, то ее сердце просто рухнуло вниз – Том сидел в кресле, закрыв глаза и откинув голову, в руках у него была початая бутылка «Кампари». Ее не было дома днем, но она знала, что Том получил записку от Билла, Хельга ей уже позвонила по этому поводу. И сейчас Симона понимала, что даже если бы она была дома – ничего бы это не изменило, Том все равно бы выпил. Она догадывалась, что письмо стало последней каплей, которая переполнила чашу его терпения. Успокаивало одно – впереди были выходные, и она надеялась, что эти два дня дадут возможность Тому придти в себя. Она подошла к нему, стараясь не шуметь, и осторожно забрала бутылку из рук. Но он не спал. Открыв глаза и увидев Симону, Том попросил: – Не забирай, ма, не надо… Она поставила бутылку рядом с креслом, присела на подлокотник и прижала к своему плечу его голову. – Очень плохо, сын? – она посмотрела в глаза Тома, когда он поднял к ней лицо и встретила абсолютно трезвый взгляд, которому внутренняя боль, переживания и тоска придавали оттенок отчаяния. – Он написал мне, – чуть помедлив, сказал Том, все так же глядя в глаза матери. – Хельга мне звонила, я знаю, что тебе передали от Билла письмо. Губы Тома чуть тронула улыбка. – Да, он написал. А я вот даже ответить не смог… Пытался, но пока никак… – Сможешь, солнышко. Не сегодня, так завтра… – Спасибо, ма… Знаешь, мне Билл все-таки написал, что операцию ты оплатила… Симона усмехнулась, вздохнула, кивнула утвердительно. – Я не могла иначе, ты же понимаешь. Том порывисто обнял мать, прижался горячим лбом к ее щеке. – Мам, я так тебя люблю… – Знаю, родной мой, знаю, – Симона ласково, как в детстве, поцеловала его в макушку. – Спасибо тебе за все, ма… Что бы мы без тебя делали… – Вы мне тоже очень нужны, Том… Очень… – Да… я знаю. Билл просил обнять тебя, поцеловать и поблагодарить за все. Симона улыбнулась и уткнулась лицом в волосы сына. Так они просидели некоторое время. Молчали, чувствуя, что внутреннее напряжение последних дней понемногу отступает, а их взаимная поддержка дает силы пережить многое. – Том, тебе сказали, что, скорее всего в понедельник, вам разрешат увидеться? – В понедельник? – Том почти заскулил. – Господи, понедельник! Он просто написал, что через несколько дней, может быть… А про понедельник тебе Хельга сказала? – Да, если все будет хорошо, то она считает, что завтра Билл начнет вставать потихоньку, а в понедельник, минут на десять вы сможете увидеться. Билл этого очень ждет. Том закивал. – Да! Я тоже очень хочу его увидеть. – Ну, вот и хорошо. Ты ел сегодня что-нибудь? – Нет, по-моему, не помню… – Понятно… И пьешь, да? – Я немного. Не успел… – Том виновато опустил голову. – Томочка, – Симона чуть отстранилась, – солнце, давай я тебя сейчас покормлю, и мы вместе поедем в клуб? Послушаешь музыку, с нашими пообщаешься, там все за Билла беспокоятся. Посмотришь выступление… – Без Билла…– вырвалось у Тома. – Пока – без Билла… – Симона спокойно кивнула. – Давай, зай, а? Я не хочу, чтобы ты сидел один. Поедем, Томочка?– мамины пальцы убрали выбившуюся из дредов прядь волос. Том выдохнул и кивнул. – Давай… Через полтора часа Симона остановила Томкин джип на стоянке возле клуба, и они вместе, под внимательные, оценивающие взгляды народа, толпящегося возле входа, прошли внутрь, поздоровавшись с «большим» Мартином, постоянным охранником. Он обрадовался, увидев Тома, «нежно» сжав его руку, так, что Том охнул и чуть присел от этого. – Март!… господи…– Том простонал сквозь смех, тряхнув кистью, – ты монстр, блин… – Я тоже рад тебя видеть, – прогремел Мартин, привычный к таким «комплементам». Следующие несколько часов Том провел в клубе. Посидел возле стойки, потрепался с барменом, и о Билле, и вообще про жизнь. Пить не стал, как и пообещал Симоне еще в машине. Смотрел на людей, тусующихся вокруг него. Девочки, обитавшие здесь постоянно, знали, кем был этот симпатичный блондин с дрэдами. И хотя он являл собой очень заманчивый сексуальный и не только, объект, они знали, что охмурять его бесполезно. Никогда в клубе матери Том никого себе не снимал. Так почему-то повелось с самого начала, и так и продолжалось до сих пор. Потом было выступление танцгруппы, и Том смотрел на сцену, ловя себя на том, что невольно усмехается. Раньше ему нравились почти все шоу, которые ставили в клубе, а теперь… Не было на сцене того, на кого бы он смотрел с замирающим сердцем. Не было здесь, а в сердце – был… Чуть позже, после очередных выступлений, к бару подтянулись танцоры из группы, отдохнуть, выпить бокал вина, перекинуться парой слов с Томом. Все передавали Биллу приветы и пожелания выздоровления. Это порадовало Тома, потому, что он знал – Билл не был особенно близок со своими товарищами по цеху, а они все равно за него переживали. Перед самым уходом Том посмотрел еще один постановочный номер группы, и почему-то именно теперь, этот последний танец так согрел его душу и настроение поднял. Это выступление стало какой-то гарантией, обещанием того, что еще не раз он увидит на сцене Билла. И еще не раз он будет танцевать для него. Для одного Тома… Выходные прошли на удивление спокойно, хотя Том так и не смог заставить себя не ездить к клинике, хоть и ненадолго. Он был там и в субботу после обеда, и в воскресенье днем, но нервы не были так натянуты, как обычно – он был спокоен. Может, это было больше напускным, но Том начал даже замечать, что думая о Билле – улыбается. Это было удивительно приятно. За эти почти спокойные выходные он был благодарен Симоне – именно за то, что она вытащила его в клуб, и дала возможность окунуться в успокаивающую атмосферу, которой дышал Билл до того, как их жизнь закружилась и усложнилась до предела. Вечером в воскресенье позвонила Хельга по поводу завтрашней встречи Тома и Билла. Она была разрешена его лечащим врачом, и одобрена самой Хельгой. Билл уже вставал, ходил понемногу по своему боксу и очень ждал этой встречи. Хельга предупредила, что посещение назначено на послеобеденное время, минут на десять, не дольше, и чтобы Том ничего с собой не приносил – все равно не разрешат передать. И еще просила Тома перезвонить ей, перед тем как он будет выезжать в больницу, чтобы уж наверняка все оставалось в силе. Симона поблагодарила Хельгу, отключилась и тут же пошла в комнату к Тому. Он лежал на полу, вытянувшись во весь свой немаленький рост, закинув руки за голову, и слушал негромко играющее, старенькое «Placebo», то, что и сама Симона любила. – Дорогой, мне только что Хельга звонила. Том вскинулся, и если бы освещение было чуть ярче, Симона бы увидела, как ее сын мгновенно побледнел. – Что случилось? – прохрипел он. Симона присела рядом, чуть сжав плечо напуганного сына. – Ну, ты чего? Все нормально, мой родной. Она просто сказала, что завтра вам разрешили встретиться… Том выдохнул и, опустив голову, прикрыл глаза. – Прости, я просто испугался, думал, что-то случилось. Разрешили? – он сел на полу, обняв колени, и пытался угомонить трепещущее сердце. – Да, Томочка. После обеда можно будет. То есть, после колледжа ты сможешь сразу поехать к нему. – К нему… – Том облизал губы, словно пробуя эти слова на вкус. – Хорошо. Поднял голову, посмотрел в глаза мамы и повторил с улыбкой – Это очень хорошо… – Да, это хорошо… Ему это нужно, как и тебе. Ты только не покупай ему ничего, все равно не передадут – нельзя, опасно очень. И перед тем как соберешься поехать, обязательно позвони Хельге – она просила. Окей? – Да, я понял, – эти слова и покончили с его временным спокойствием… POV Tom Два часа ночи… Том, ты еще жив вообще?? После такого количества выпитого кофе и выкуренных сигарет. Это состояние после звонка Хельги, похожее на мандраж перед экзаменами… Только раз в десять сильнее… Почему так? Блин, идиотизм, какой-то… Понимаю, но почему-то не могу успокоиться. Я безумно хочу встречи с тобой, родной мой! Хочу так, что аж скулы сводит. Я волнуюсь, очень волнуюсь. Даже сильнее, чем перед самыми первыми нашими свиданиями. Столько сейчас всего в душе намешано, что нет возможности распутать… Хочу видеть твои глаза, хочу почувствовать тебя рядом – пусть и за стеклом, но я увижу тебя. Твои глаза и губы. Как дожить до утра, и как потом еще высидеть столько времени в колледже? Господи, помоги! И как бы сейчас еще заснуть, для полного счастья… Я второй раз выхожу на кухню, после того, как уже вроде как бы лег спать. Спать… нужно, поспать… Я устал. Тяжелые веки, постель, подушка… Ну, хоть чуть-чуть, пожалуйста! Совсем немного… Вскакиваю со звонком будильника, яркий свет слепит глаза, не могу понять который час – я спал? Я смог заснуть все-таки? Да! Утро… УРА! И не помню, что снилось, да и не надо мне это помнить. Сейчас я помню только одно – я увижу тебя сегодня. До встречи – восемь часов. Восемь, черт… Перетерплю. Теперь обязательно! – Привет!– встречаю удивленный взгляд Кула, когда здороваясь по дороге со всеми, продвигаюсь потихоньку к нему. – Привет, – хлопаю его по плечу, и он плюхается на стул. Я сажусь рядом. – Том, выглядишь ужасно, но светишься так, как будто выиграл миллион баксов, – Кул подпирает рукой голову и в упор смотрит на меня. Смеюсь, и сам чувствую, что смех почти нервный. – Выгляжу так, потому что вчера перед сном выкурил сто сигарет и столько же чашек кофе выпил, а заснул часа в четыре утра. А сияю, потому, что сегодня я встречусь с Биллом, ему разрешили врачи, наконец-то… – пытаюсь говорить это спокойно, но так хочется орать. Час, два, три… Господи, еще никогда так время не тянулось. Я смотрел на часы в мобильнике каждые несколько минут, пока Кул у меня не забрал его. – Отдам после занятий, или если будет звонить! – сказал он. Забрал и правильно сделал. Так стало полегче, и время вроде бы даже чуть быстрее пошло. Вроде бы в аудитории не жарко, но мне приходилось часто утирать с висков и верхней губы испарину. Психую, блин… Я хоть и спал мало, но был на удивление бодрым, хотя это тоже, по-моему, не бодрое, а как будто на взводе. Четыре часа, пять, шесть… Еще два часа – и я смогу поехать к тебе… Кул так и не отдает мне мобильник, зараза… И курить много не дает. И пить кофе… Ну что за ребенок, а? – Ты на нервах, Том, я же вижу, – когда он говорил это, я знал, что он беспокоится за меня. Вижу, что это все искренне, от души, и я благодарен ему за это. Все! Только что закончились пары. Я смог! Я продержался… – Держи, – Кул протянул мне телефон, и я, схватив его, набираю номер Хельги. Гудки, а я зажмуриваюсь, умоляя, чтобы тебе не стало хуже, чтобы все было хорошо, и нам дали с тобой встретиться. – Алло, Том, это ты? – Да, я, Хельга! Добрый день, как он? – чуть подпрыгиваю на стуле, как будто шило у меня в одном месте. – Я сейчас приеду к Вам, в больницу… – Здравствуй, дорогой. Все хорошо. Мы тогда будем ждать тебя, я сейчас Биллу передам, что ты приедешь. А ты поднимись ко мне, и я отведу тебя в отделение, окей? – Да, я понял, сейчас буду… Сорвался с места и через пару минут, стиснув Кулу руку на прощание, я заводил джип. Машина заурчала как огромный и нежный зверь, и я еще пару раз выдохнув, начал осторожно выводить ее со стоянки. Через полчаса я почти влетел в кабинет Хельги. – Здрасте… – Господи, Том! – Хельга даже из-за стола привстала, так я ввалился неожиданно. – А ну, присядь на минутку! Я сел, пытаясь отдышаться. Она осуждающе покачала головой, встала и приподняла за подбородок мое лицо, чуть оттянула веко. – Спал сегодня? А вчера? – Угу… – Ты уверен? – Почти… – Мальчик мой, ты посадишь себе сердце сигаретами и кофе… – Я постараюсь поменьше курить, потом… – Уж постарайся! Билл выглядит лучше, чем ты! – Лучше? – счастливо усмехаюсь и получаю подзатыльник, но нежный. – Лучше, – улыбается она.– Он ждет тебя. Давай успокаивайся, и пойдем переодеваться… Удивленно поднимаю брови. – Да, дорогой, переодеваться. Ты сейчас пойдешь в стерильный бокс, где нет ни одного микроба, и поэтому на тебе не будет ни одной уличной вещи. И маску надеть придется, чтобы не дай бог ни чихнул. Для Билла это сейчас крайне опасно. – Серьезно? Маску? Хельга вздыхает и встает. – Да, Том, это серьезно, а еще там будет стекло, через которое вы будете общаться. – Ну, это да, я знаю. Но маска? А Билл, он тоже в маске будет? – Нет, Том, он в практически герметичном боксе, но подвергать его здоровье опасности мы не должны. Первые несколько встреч будут только так. И еще, Том, вы будете не одни, там всегда дежурит медсестра – поэтому я хочу, чтобы ты взял с собой блокнот, на котором будешь писать то, что захочешь сказать только Биллу, окей? Я понял, что она имела в виду. Конечно, понял… Через несколько минут, вместе с Хельгой мы поднялись на два этажа, куда меня не пускали, когда я к тебе рвался. Через пару минут Хельга завела меня в отдельную комнату, в которой были только стеллажи с упакованными халатами, формой, бахилами и прочей больничной ерундой. – Так, – Хельга подошла к стеллажу и, просмотрев этикетки, достала пакет и протянула мне зеленую форму. – Снимешь всю верхнюю одежду, свитер, джинсы и наденешь это. Там еще есть шапочка – под нее уберешь дрэды, окей? Потянулась выше, на полку, и протянула другой пакет, поменьше. – Это бахилы, их натянешь на кеды, поверх; переодевайся, я приду через пару минут, помогу надеть маску и проведу тебя в бокс. Я остался один, глядя на эти пакеты в моих руках и чувствуя дрожь, которая все усиливалась, – наша встреча была такой близкой…. Совсем скоро я увижу тебя. Я затягивал на себе рукава куртки непослушными пальцами, когда вернулась Хельга. – Справился? Красавец! – Угу, – я смутился, – это точно. Эта идиотская шапочка не рассчитана на мои дрэды, блин! Я еле ее натянул. – Нормально, сейчас завяжем маску, и тебя будет не отличить от персонала. ельга ласково улыбалась мне. Я понимал, что она видит, насколько я нервничаю, и пытается меня приободрить. Она затянула на моем затылке завязки от маски, а я, глядя на себя в зеркало, что висело у входной двери, видел только глаза, которые от меня остались. – Он меня не узнает, – сказал я. – Куда он денется, Том. Главное, что ты его увидишь. Я усмехнулся и кивнул. – Ну, что? – Хельга повернула меня к себе и осмотрела с ног до головы. – Замечательно упаковали, можно идти. Не забудь блокнот. Я кивнул. – Не забуду. – Ну, пойдем, дорогой. Он ждет тебя. Иду как на привязи, ноги ватные – состояние такое, что мне кажется, вот-вот грохнусь в обморок. Вижу, как мы подходим к прозрачным дверям, за которыми на посту сидит санитар, в таком же точно обмундировании, как и у меня. – Тебя проведут к нему, Том. Все хорошо? – видимо, в моих глазах испуг. – Здравствуйте, это к Кернеру. – Да, я в курсе. – Все, То, иди, – чуть сжатый локоть, и я переступаю зону бокса. Туда, где ты, мой котенок. Туда, где ты ждешь меня. POV Bill Я знаю, что ты должен придти с минуту на минуту. Знаю, что тебя колбасит не меньше, чем меня. Я еще очень мало хожу, почти сразу слабость наваливается, но сейчас просто начала кружиться голова. Я понимаю, что это от волнения, понимаю, Томочка, ты уже рядом совсем. Рядом. У нас всего десять минут, я знаю. Господи, как же это мало. У меня поднято жалюзи на одной стороне прозрачной стены. Отсюда мы и будем говорить… Я пока сижу на постели, обхватив руками колени, и слежу за каждым, кто проходит мимо. Готов вскочить, когда пойму, что это – ты. Но не ты, пока. Почему-то не хватает воздуха… и эта дрожь. Она с самого утра все усиливалась. Я жду тебя, Томочка. Жду… Взгляд цепляется за санитара, тело напрягается, чувствую, как сердце долбит в висках; он останавливается и кому-то показывает в мою сторону… Не вижу еще никого, но… Я подрываюсь, если это так можно сказать, и тут же останавливаюсь, боясь ошибиться. Чувствую, как кружится голова, и подгибаются колени… Кто-то подходит к стеклу – неуверенно, почти робко… Да!!! Это ты… Глаза… Бл*дь!!! Рывок и… – Том, – и я прижимаю ладони к стеклу, – Том… Твои глаза, широко распахнутые и темные, такие, как всегда в минуты сильного волнения или возбуждения, только они видны из-под маски… Господи, Томочка, лапа моя! – Билл, – твой голос приглушенный, прозрачной перегородкой. – Билл! Привет, родной. – Томочка, привет… Не отрывая от меня взгляда, как будто боясь, что я могу исчезнуть, кладешь на рядом стоящий стул блокнот и ручку, а потом прикладываешь свои ладошки туда, где мои руки касаются стекла… Холодный пот, он выступает на спине… Это все уже было, было во сне. Ты пытался почувствовать меня, вот так… И почувствовал, в конце концов. Тогда ты разбил это стекло… Разбил… Подходишь так близко, как только это возможно – и смотришь, смотришь, смотришь на меня блуждающим взглядом. На губы смотришь, на мои щеки, скулы, подбородок… Господи, знаю, что выгляжу просто ужасно, но в твоих глазах восторг и нежность такая, что стонать хочется. У меня такое ощущение, что мое сердце сейчас в ладонях, там, где мы ближе всего друг к другу… Пусть между нами стекло, да, но я все равно чувствую тебя, сердцем чувствую и душой… Я хочу быть ближе, Том, хочу чувствовать тебя всего. Чуть сдвигается с твоего запястья рукав куртки, и я вижу браслеты на твоей руке, оба. Замирает дыхание, комок в горле. Ты ловишь мой взгляд, и видишь, как мои глаза наполняются слезами. И киваешь, мой хороший. Я понимаю, ЧТО ты хочешь этим сказать – что я прав, что мы, как и эти два браслета, остаемся скрепленными друг с другом, даже сейчас, когда не вместе. Твои глаза чуть прищурены, и я понимаю – ты пытаешься улыбаться. Пытаешься улыбаться, но я вижу, что ты скрываешь слезы за этой улыбкой. Так близко твои глаза. Так много в них всего намешено, так много. Они красные, чуть запавшие – ты не спишь почти, много куришь и пьешь кофе. Я знаю… Может, даже иногда плачешь. Но сейчас так пристально всматриваешься в меня… С такой нежностью и тоской… Да, тоска в твоих влажных глазах… Но что-то еще есть в твоем взгляде, чего я не замечал раньше. Что это? Я не могу пока понять. Что-то странное в твоем взгляде… Нет, уже нет. Просто показалось… Мы молчим, эти несколько первых секунд, но эта тишина – только для других, мы оба прекрасно знаем, что души наши сейчас просто разрываются от крика, стона и невозможности быть ближе. Слова, слова… Разве можно сказать словами больше, чем душами? И мы в эти мгновения вслушивались в наши души, в их голоса… А в глазах пытались увидеть часть себя друг в друге. Меня очень много в тебе, я вижу это. Ничего не изменилось – ты любишь не меньше, мне так важно было понять это… – Как ты тут, родной? – твой голос, я его слышу, но не вижу твоих губ. Господи! Я не могу к ним сейчас прижаться, не могу почувствовать их нежность… Но мне так хочется их хотя бы увидеть… Это самое сильное желание сейчас, и мозг разрывает от этого… POV Tom – Я нормально, Том, мне уже лучше, намного… Впиваюсь в тебя взглядом и не знаю, как смогу оторваться… Десять минут… всего десять… Ты так похудел, эти щеки ввалившиеся, со щетиной, как я и думал… Виски, на который видна испарина, видимо от слабости, а не от того, что жарко… Глаза твои, Билл… они такие, как были при нашей самой первой встрече, пусть сейчас с темными кругами вокруг, но все равно – как два омута, в которые я попал когда-то, и так и не смог больше выбраться. Ты, зая моя… это ты… Вот такой, без макияжа, с собранными в хвостик волосами, в больничной одежде… Ты, мой мальчик – это ты. Самый любимый и самый красивый, мой мальчик… Так близко наши ладони, их разделяет только тонкое стекло, но нет возможности его убрать… Стекло, снова стекло, как и на операции десять дней назад. Я не касался тебя полмесяца, а мне кажется, что вечность целую… Вечность, за которую успел узнать, что у меня есть брат, вечность, в которой я дал слово тебя не касаться… Родной. Ты – мой брат, я знаю, что ты на меня похож, нам это говорили и раньше, но никогда я не пытался найти в тебе свои черты или черты Симоны. Сейчас я впервые всматриваюсь в тебя именно для того, что бы УВИДЕТЬ – и теперь я вижу это. Вижу глаза, которые всего несколько минут назад видел в зеркале, когда смотрел на себя. Губы вижу – они у нас одной формы. Я много раз целовал эти губы, сейчас чуть подрагивающие, так похожие на мои. Смотрю на тебя и знаю, что ты не просто человек, которого люблю больше жизни, а еще и человек, в котором течет моя кровь, и в прямом, и в переносном смысле… Билл, я люблю тебя, Билл… – Томочка, эта маска…Черт, я так хочу видеть твое лицо, Том! Отрицательно качаю головой. – Нельзя снимать, зая. Сниму, и меня выгонят… я не могу… Вздыхаешь, чуть прикрыв глаза, на стекле появляется туманный след от твоего дыхания. Потом киваешь. – Я хочу попросить тебя принести мне фотку твою, ну ту, помнишь, мы у Кула фотографировались? Чуть сжимаешь пальцы на стекле, как бы стараясь погладить мою руку. – Помню, конечно, Билл. Я привезу, обязательно! Напишу тебе письмо и в месте с ним передам. Хорошо? А потом еще за квартиру заплачу. Только, Билл, может не стоит больше тебе снимать квартиру, а? Котенок, давай я перевезу твои вещи ко мне, а? И все. Ну, заплачу, конечно, что там набежало. И перевезу. Я же все равно тебя не отпущу, понимаешь? Прислоняюсь к стеклу лбом, и это прохладное прикосновение меня остужает, и я понимаю, что говорю вещи, которые не нужно знать посторонним… Но я смотрю на тебя в упор и жду, жду… Ты только не отказывайся, котенок! – Пожалуйста, – шепчу это, хотя знаю, что ты меня не услышишь и по губам, скрытым повязкой не прочтешь. Не отказывайся, я все равно больше никуда не отпущу тебя! Вижу, как на твоих губах появляется сначала робкая улыбка, и, наконец, ты киваешь… Выдыхаю облегченно и беру блокнот… POV Avt Минуты стремительно таяли… Две пары широко раскрытых глаз всматривались друг в друга, пытаясь впитать в себя любимый образ, каждую черточку, каждую крошечную деталь. Знали, как быстротечно время, и боялись хоть что-то упустить за эти, ускользающие как песок сквозь пальцы, секунды. Чтобы потом, когда снова будут врозь вспоминать, перебирая в душе эти мгновения общения, так необходимого для них. Билл смотрел, как Том что-то пишет в блокноте, смотрел с закушенной губой, слегка улыбаясь… Нежность омывала душу волнами, охватывая ее почти болезненными спазмами… Том написал и приложил к стеклу. «Билл, котенок, я люблю тебя, мне так херово, зая, ты не представляешь даже, как ты мне нужен». Он прочитал и поднял глаза на Тома. – Я люблю тебя, я тоже очень тебя люблю – ты ведь знаешь, это, правда? – губы шептали, и Том закивал, он прекрасно понимал все, даже почти не слыша голоса любимого. – Мне кроме тебя не нужен никто, Том… Я хочу быть с тобой… к тебе хочу, очень… Том смотрел на Билла и кивал, кивал… Он снова склонился над блокнотом, и через пару секунд Билл прочитал: » Я знаю, зая, я все знаю. Мое сердце в твоих руках, помнишь?» Билл коснулся пальцами своих губ и на мгновение закрыл глаза. Том понимал, что он борется с комком в горле. Мальчишки знали, что минуты истекли. Знали, что сейчас их оторвут друг от друга, и когда в палату Билла вошла медсестра, и сказала оглянувшемуся на нее Биллу: «Прощайтесь, мальчики, время уже вышло, у вас одна минутка осталась». Сердце Тома замерло, он с новой силой прижал ладони к стеклу. Одна минута, Господи! Билл тоже прильнул к стеклу всем телом и облизал пересохшие губы. Ему было непросто сейчас, он еще ни разу настолько долго не вставал после операции. Колени дрожали, голова кружилась, глаза туманились, но сейчас он не смог бы добровольно отойти оттуда, где были ладони Тома. Он всматривался в его глаза и не мог насмотреться. – Билл, – шептали губы. – Том, пожалуйста, Том, сними… – Билл коснулся своего лица, показывая, чего он хочет. Том выдохнул. Как же он понимал это его желание… Понимал – и поэтому стянул вниз чертову маску… – Да, – простонал Билл, и смотрел на губы, которые так хотел увидеть, – да… Он улыбнулся и провел кончиками пальцев по стеклу, как бы касаясь любимых губ. Сейчас для Тома и для Билла был самый интимный момент во всей их встрече, в эти несколько запретных секунд они растворялись друг в друге. Растворялись и понимали, что должны были сделать это, чтобы была возможность дожить до следующей встречи… Понимали, что сейчас их оторвут друг от друга, и это будет маленькая смерть… Понимали, что так будет до тех пор, пока они не окажутся вместе. Навсегда… Том прошептал – ему одному, которому когда-то признался в том, что любит больше жизни, тому, кто эту жизнь перевернул однажды с ног на голову, ворвавшись в нее яркой звездой. Ему, своему Черному Ангелу… – Я люблю тебя, котенок… Билл прочитал это по Томкиным губам и выдохнул, кивнул, прижал кончики пальцев к своим губам, а потом эти пальцы прижал к стеклу, там, где за ним, за этой прозрачной, но непробиваемой преградой, были любимые, теплые и такие нежные губы. Сестра глянула в их сторону и вышла из палаты. Том знал, что она сейчас вернется.
|