ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ МАЗОХИЗМА СО ВРЕМЕН ФРЕЙДА: ПРЕВРАЩЕНИЕ И ИДЕНТИЧНОСТЬ 24 страница

ватывающие как психологическую, так и социологическую сферы компоненты психосоциального защитного механизма и друг от друга зависят. Зависимость столь велика, что рабочий или служащий бессознательно воспринимает своего начальника прямо-таки как «идеальный объект» (Loch 1965,175) или как часть себя (Jacobson 1967); такие отношения ⁸ особенно характерны для так называемых натур со «слабым Я». Эти внутрипсихические отношения, по-видимому, чаще встречаются у представителей низших слоев, поскольку неблагоприятные экономические условия социализации, например, у африканцев (Parin, Morgenthaler 1956), наносят больший ущерб развитию их Я, чем имеющим «более сильное Я» представителям средних слоев, для которых характерны особая «верность и чувство долга» по отношению к своему обществу и чьи требования им тем проще выполнять.

Мы познакомились с двумя важнейшими средами социализации — семьей и школой, где принуждение общества проявляется наиболее сильно, поскольку именно здесь растущий и развивающийся субъект наиболее подвержен внешним влияниям. Влияние остальных институтов принуждения, таких, например, как тюрьма, зависит от того, насколько индивид психически способен противостоять принуждения мерам. Если речь идет о «деформированном» в ранний период социализации, подвергавшемся сильному экономическому принуждению человеке «со слабым Я», как во втором нашем примере, то он не может противостоять внешнему давлению и рано или поздно ему подчиняется, а требуемые запреты встраивает в структуру своего характера. Первый наш пациент, принадлежавший к средним социальным слоям, напротив, как помнит читатель, вопреки в принципе аналогичной травматизации в эдиповой и анально-садистской фазе развития, вследствие более благоприятных экономических условий (собственного дела родителей) оказался по своему характеру более способным утвердить себя и использовать свои симптомы в определенном смысле как оружие против собственного окружения. Наверное, он легче и без подобной крайней деформации характера перенес бы и одиночное заключение, чем ущемленный пациент из низших слоев. Его наказание, которое к тому же было использовано как средство политического запугивания (начало второй мировой войны), оказалось несоразмерно строгим в сравнении с его относительно юным возрастом (пятнадцать лет) и создало особенно неблагоприятное соотношение между внешним воздействием и защитными возможностями Я, без чего нельзя было бы до конца объяснить полный развал.

Психиатрическая клиника, переживающая ныне переломный момент и становящаяся более открытой для внешнего мира в связи с упразднением старых иерархических структур и интеграцией в общую систему здравоохранения, в принципе также представляет собой институт, в котором используется принуждение; это обстоятельство является тем более трагичным, если учесть, что нарушения, из-за которых пациенты попадают в больницу (психозы, попытки самоубийства), нередко соответствуют протесту как раз против невыносимого принуждения в семье или на работе. Прежде «психиатрические лечебницы» помимо прочего создавались для того, чтобы «освободить семью, которая должна быть мобилизована для работы, от надзора и ухода за психически ненормальным ее членом» (Dorner 1969). В таких институтах всегда имелся наготове целый ряд механических средств принуждения, из которых назовем здесь лишь некоторые: изоляционная камера, голодная диета, рвотные средства и смирительная рубашка. В наше время на смену грубым средневековым способам принуждения пришли более утонченные, нечто вроде «химической смирительной рубашки», когда беспокойного больного «успокаивают» сильнодействующими медикаментами, парализуя его инициативу, активность и мышление. «Диалектика принуждения» (там же, 88) состоит в том, что уже в процессе воспитания внешнее принуждение посредством «интернализации»

превращается в принуждение внутреннее, чтобы в конечном счете вынудить обитателей лечебницы учреждений к «примирению» (там же, 116) с существующими в системе отношениями.

Точно так же, как сегодня тюрьмы и как когда-то психиатрические лечебницы, принуждение — политическое — могут оказывать и целые государства. Особенно это относится к тоталитарным режимам. Однако и в современных демократических странах существуют завуалированные формы принуждения, ориентированные на влечения-потребности своих граждан; напомню хотя бы о принуждении к потреблению через рекламу в средствах массовой информации. В целом речь идет о внешних отношениях, загоняющих обывателя в цугцванг, которого он может избежать, если такое вообще возможно, только ценой огромных психических затрат. Если же он не склонен постоянно сопротивляться господствующей системе или сбежать от нее, то ему необходима определенная степень конформизма; другими словами, человек становится вынужденным хотя бы частично идентифицироваться с системой, что возможно только при минимальном признании собственных ценностей и норм.

Наряду с политическим принуждением существует также принуждение религиозное, «навязчивый характер, отвечающий религиозным феноменам» (Freud XVI, 208): религиозный человек, подчиняясь религиозным традициям церкви, хотя и освобождается от «принуждения логического мышления» (там же, 209), но расплачивается за это подчинением тем «мощным воздействиям», которые соответствуют столь же «мощной реакции» на вытесненные чувства, такой, как «смертельная ненависть к отцу» (там же, 243). Если вслед за Фрейдом мы определим невроз навязчивых состояний как «карикатуру на частную религию», то тогда религия выступает как «универсальный невроз принуждения» (VII, 139). Религиозные правила и церемонии представляют собой коллективные защитные механизмы, стоящие на службе коллективного Сверх-Я и направленные против «господства дурных, социально-вредных влечений», таких, как сексуальность и агрессивность. Поэтому Фрейд был прав, когда писал, что в основе «религиозного образования (лежит)... подавление, отказ от... импульсов влечения» (там же, 137).

Данный раздел о принуждении в обществе не будет законченным без обсуждения уже упомянутого во введении важного различия между

а) принуждением с целью господства и подавления в смысле введенного Гербертом Маркузе (Marcuse 1969, 40) понятия «дополнительного» подавления, совершается ли оно открыто или завуалированно, и

б) неизбежным естественным принуждением, обусловленным необходимостью. Так, каждый ребенок, к какому бы обществу он ни принадлежал, подвергается

«естественному принуждению» (Freud I, 507), когда младенцем его отнимают от груди или когда приучают к опрятности, чтобы таким образом достичь следующей ступени организации в его развитии. Сюда же относится и «принуждение оракула, осудившего всех сыновей (и дочерей. — П. К.) пережить эдипов комплекс» (XVII, 119). Если в этой фазе переживаются травмирующие события, то (в результате фиксации) возникает дополнительное принуждение все снова и снова воспроизводить их в болезненном «навязчивом повторении»; и только с помощью критического анализа удается сломать скрытые в них принуждения и тем самым «эмансипироваться», то есть в буквальном смысле слова освободиться от оков, от принуждения. Но и тогда остается еще достаточно объективных принуждений, заставляющих человека ориентироваться, например, на пространство и время. Сюда же относится и «неизбежность принуждения к культурной работе» (XIV, 329), культурное принуждение, без которого ни одно общество, если оно хочет избежать хаоса и анархии, не могло бы ни существовать, ни развиваться. Однако эти неизбежные

принуждения оставляют нам — если мы в известной мере освободились от бессознательно действующих внутренних принуждений — достаточно свободы, чтобы реализовать свои задатки, познавательные интересы и витальность. Но свободе постоянно угрожают опасность из-за «попыток одиночек... оказаться отброшенными от господства права к господству насилия» (XVI, 16) и «стремления подавленных самим завладеть властью», попытки применения насилия не контролируются независимыми вышестоящими инстанциями и не канализируются через соответствующие учреждения, для чего парламентская демократия является если не лучшей, то по крайней мере лучшей из возможных политических систем.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Ср.: N. Birnbaum: Genese und Therapie von Zwangs-Verhalten in der Sicht der experimentellen Leistungspsychologie. B: P. Hahn, H. Stolze (изд.): Zwangssyndrome und Zwangskrankheit. München 1974.

² У раннего Фрейда прежде всего в:

Die Abwehr-Neuropsychosen (1894). I, 59-74;

Weitere Bemerkungen über die Abwehr-Neuropsychosen (1896). I, 379-403;

Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie (1905). V, 56~57;

Zwangshandlungen und Religionsübungen (1907). VII, 129-139;

Charakter und Analerotik (1908). VII, 204-209;

Bemerkungen über einen Fall von Zwangsneurose (1909). VII, 381-463;

Die Disposition zur Zwangsneurose (1913). VIII, 442-452;

Totem und Tabu (1913). IX, 5-108, 289-310;

Triebe und Triebschicksale (1915). X, 211-224;

Über Triebumsetzung, insbesondere der Analerotik (1916). X, 405-407;

Vorlesungen zur Einführung in die Psychoanalyse (1916-1917). XI, 265-272;

Aus der Geschichte einer infantilen Neurose (1918). XII, 138-157;

Ein Kind wird geschlagen (1919). XII, 197— 208.

У позднего Фрейда прежде всего в:

Das Ich und das Es (1923). XIII, 280-285;

Das ökonomische Problem des Masochismus (1924). XIII, 373-383;

Über libidinöse Typen (1931). XIV, 510-512; Neue Folge der Vorlesungen zur Einführung in die Psychoanalyse (1933). XV, 116-118.

³ S. Freud: Die Zukunft einer Illusion (1927). XIV, 323-380;

Das Unbehagen in der Kultur (1930). XIV, 410-506

H. Dahmer: Psychoanalyse und Gesellschaftstheorie. B: Individuum und Gesellschaft, Stuttgarter Akademie für Tiefenpsychologie und analytische Psychotherapie. Stuttgart 1973, 124-132

K. Horn: Psychoanalyse als Sozialwissenschaft. B: Psychoanalyse — Kritische Theory des Subjects, Aufsätze. Frankfurt/M. 1972, 217

⁴ Личные данные изменены.

⁵ Случай публикуется с согласия пациента.

⁶ От них пациент излечился после дополнявшей восьмилетнее лечение стационарной психотерапии с массивным оживлением смертельной ярости и страха смерти.

⁷ Ср.: Jutta Matzner: Der Begriff der Charaktermaske bei Marx. B: Soziale Welt, 15, 1964, 130

⁸ Этому может служить вся социальная система, на что впервые указали Эллиот Жаке (Е. Jaque: Social Systems as a Defence against Persecutory and Depressive Anxiety. B: New Directions Psycho-Analysis. New York 1955, 478— 498) и П. Куттер (Р. Kutter: Über die Beziehungen zwischen Individuum und Institution aus psycho-analytischer Sicht. Ein Beitrag zur politischen Psychologie. B: Individuum und Gesellschaft, Stuttgarter Akademie für Tiefenpsychologie und analytische Psychotherapie. Stuttgart 1973,181-202).

ЛИТЕРАТУРА

Abraham, K.: Versuch einer Entwicklungsgeschichte der Libido. Leipzig, Wien, Zürich: Internat. Psychoanaly-tischer Verlag 1924

Ergänzungen zur Lehre vom Anal-Charakter. B: Psychoanalyrische Studien zur Charakterbildung.

Leipzig, Wien, Zürich: Internat. Psychoanalytischer Verlag 1925

Adorno, Th. W.: Aufsätze zur Gesellschaftstheorie und Methodologie. Frankfurt/M.: Suhrkamp 1970 Zum Verhältnis von Soziologie und Psychologie.

Soziologica. Aufsätze, Frankfurt/M. 1955,11-45 Postscriptum. Kölner Zeitschrift, 18,1966,37-42

Adorno, Th. W., u. Mitarb.: Der Autoritäre Charakter. Amsterdam: de Munter 1968

Bernfeld, S.: Der soziale Ort und seine Bedeutung für die Neurose. Verwahrlosung und Pädagogik. Imago, 15, 1929,299-312. Также в: Anaautoritäre Erziehung und Psychoanalyse, I. L. v. Werder (изд.). Darmstadt: März Archiv 1964

Bernstein, В.: Social class, Speech system and Psychotherapy. Brit. J. of Sociology, 15,1964,54-64

Dahmer, H.: Psychoanalyse und Gesellschaftstheorie. В: Individuum und Gesellschaft. Hg. v. Stuttgarter Akademie für Tiefenpsychol. und Analyt. Psychotherapie. Stuttgart: Klett 1973

Dorner, K.: Bürger und Irre. Zur Soziologie und Wissenschaftssoziologie der Psychose. Frankfurt/M. 1969

Dreitzel, H. P.: Die gesellschaftlichen Leiden und das Leiden an der Gesellschaft. Göttinger Abhandlungen zur Soziologie, T. XIV. Stuttgart: Enke 1968

Fenichel, O.: Perversionen, Psychosen, Charakterstörungen. Wien: 1931. Darmstadt: Wissenschaftl. Buchgesellschaft 1967

Freud, A.: Das Ich und die Abwehrmechanismen. Wien: Internat. Psychoanalytischer Verlag 1936; Geist und Psyche, T. 2001. München: Kindler 1973

Freud, S.: Die Abwehr-Neuropsychosen (1894). G. W. I

Weitere Bemerkungen über die Abwehr-Neuropsychosen (1896). G. W. I

Die Sexualität in der Ätiologie der Neurosen (1896). G.W.I

Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie (1905). G. W V

Zwangshandlungen und Religionsübungen (1907). G. W. VII

Über infantile Sexualtheorien (1908). G. W VII Charakter und Analerotik (1908). G. W. VII

Bemerkungen über einen Fall von Zwangsneurose (1909). G.W VII

Die Disposition zur Zwangsneurose (1913). G. W VIII

Totem undTabu (1913). G. W. IX

Triebe und Triebschicksale (1916). G. W X

Über die Triebumsetzungen, insbesondere der

Analerotik (1916). G. W. X

Vorlesungen zur Einführung in die Psychoanalyse (1916-1917). G.W. XI

Aus der Geschichte einer infantilen Neurose (1918). G. W. XII

Jenseits des Lustprinzips (1920). XIII Das Ich und das Es (1923). G. W XIII Hemmung, Symptom und Angst (1926). G. W. XIV Die Zukunft einer Illusion (1927). G. W. XIV Das Unbehagen in der Kultur (1930). G. W. XIV Über libidinöse Typen (1931). G. WXIV Warum Krieg? (1933). G. W. XVI

Der Mann Moses und die monotheistische Religion

(1937). G.W. XVI

Abriß der Psychoanalyse (1938). G. W. XVII

Fromm, E.: Autorität und Familie. Sozialpsychologischer Teil. Paris 1936

Die Furcht vor der Freiheit. Приложение: Charakter und Gesellschaftsprozeß. Köln: Europ. Verlagsanstalt 1972

Hartmann, H.: Ich-Psychologie und Anpassungsproblem. Int. Z. f. Psycho-Analyse und Imago, 24,1939, 62-135. Также в: Psyche, 14,1960/61,81-164

Horn, К.: Dressur und Erziehung, Schlagrituale und ihre gesellschaftliche Funktion. Frankfurt/M.: Suhrkamp 1969

Psychoanalyse, Anpassungslehre oder kritische Theorie des Subjekts. В: А. Р. Gente (изд.): Marxismus, Psychoanalyse, Sexpol. Frankfurt/M.: Fischer 1972

Jacobson, E.: Psychotic Conflict and Reality. New York 1967

Loch, W: Zur Struktur und Theorie schizophrener Psychosen aus psychoanalytischer Perspektive. Psyche, 19,1965,175

Marcuse, H.: Eros and Civilization. Boston 1955 Marx, K.: Das Kapital, т. I. Berlin: Dietz 1957

Övermann, U: Sprache und soziale Herkunft. Frankfurt/ M.: Suhrkamp 1972

Parin, P., Morgenthaler, F.: Charakteranalytischer Deutungsversuch am Verhalten «primitiver» Afrikaner. Psyche, 10,1956,311-330

Rapaport, D, Gill, M. M.: The Points of View and Assumptions of Metapsychology. Int.J. of Psycho-Anal., 1959

Reich, W: Charakteranalyse. Wien 1933 и Frankfurt/M.: FischerTaschenbuch 6191,1973

Wellendorf, F.: Schulische Sozialisation und Identität. Weinheim: Beltz 1973

Winnicott, D. W: Collected Papers. London: Tavistock 1958

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ДЕПРЕССИИ

Герман Полмайер

В начале нашего столетия психоаналитики в ходе лечения больных стали собирать эмпирический материал относительно депрессии и на его основе создавать теорию (Abraham 1912, Freud 1917), получившую в разных аспектах всеобщее признание. Прежде чем рассказать о самой этой теории и ее дальнейшем развитии — это является темой следующей статьи — необходимо показать, что понимается под депрессией.

ЧТО ТАКОЕ ДЕПРЕССИЯ?

Психиатрия, которая представляет собой медицинское учение о нарушениях самочувствия, переживания и поведения человека, называет депрессией болезнь; психология, наука о душевной жизни человека, называет депрессией аффект. Та и другая имеют ввиду одно и то же, но рассматривают с разных точек зрения и дают название в рамках принятой ими системы соотносительных понятий. Поскольку Фрейд, основатель психоанализа, а также Абрахам, его ученик, на рубеже столетий придерживались в своих исследованиях депрессии психиатрического учения о болезни, то и мы будем иметь в виду эту систему, оставив вначале за рамками обсуждения другой аспект, в соответствии с которым депрессия понимается как аффект, то есть определенное депрессивное эмоциональное состояние.

В 1896 году в пятом издании своего учебника по психиатрии (который до 1929 года издавался в общей сложности девять раз) Крепелин ввел понятие маниакально-депрессивного заболевания. Это произошло в том же году, когда Фрейд представил на суд общественности свои «Очерки об истерии». Понятием маниакально-депрессивного заболевания обозначалось полное выпадение человека из жизненных взаимосвязей и погружение его в депрессивное или маниакальное состояние. Эти состояния представляют собой, с одной стороны, угнетенное настроение, с другой — необычайную веселость. С этим связаны такие симптомы, как заторможенность, апатия, недовольство, снижение работоспособности, бессонница, отсутствие аппетита, телесное недомогание, ощущение неполноценности, сопровождающееся чувством вины и мыслями о самоубийстве, при депрессии и расторможенность, внешне немотивированная эйфория, агрессивная раздражительность и некритичное отношение к реальности — при мании. Депрессивные и маниакальные фазы могут чередоваться друг с другом, но могут наступать и сами по себе; они продолжаются, как правило, от нескольких недель до месяца, повторяясь через различные промежутки времени (это могут быть недели, месяцы или годы), причем, согласно

господствующему в психиатрии мнению, в личности больного не происходит никаких изменений. Наиболее предпочтительный возраст для начала таких процессов — период между 15 и 25 годами, у женщин они встречаются несколько чаще, чем у мужчин; существуют также семьи, в которых эти состояния возникают одно за другим. Не доказана, но и не опровергнута гипотеза о том, что данное заболевание является врожденным, и что в основе его лежит биологический процесс. Тем не менее биологические факторы, безусловно, играют огромную роль в картине болезни.

От этого маниакально-депрессивного заболевания (биполярной депрессии) отличается эндогенная депрессия, при которой наблюдаются только депрессивные фазы (монополярная депрессия) (Angst 1966). В свою очередь биполярная и монополярная депрессии отличны от неэндогенной, или непсихотической, депрессии, например от невротической депрессии или реактивного расстройства настроения. Последние характеризуются прежде всего тем, что внешне у них нет фазового течения, отсутствуют маниакальные состояния, нет «семейности» и, наконец, нет оснований говорить о наличии специфических отклонений в биологических процессах обмена веществ. В настоящее время проводимые различными рабочими группами исследования могут, однако, заставить изменить прежние представления о всех формах депрессии (N. Matussek 1972).

Невротическая депрессия и реактивное расстройство настроения, то есть непсихотические формы депрессии, наступают в более позднем возрасте по сравнению с маниакально-депрессивным заболеванием. Случаются, однако, и пересечения, когда монополярная эндогеннная депрессия с исключительно депрессивными фазами и невротическая депрессия возникают в среднем возрасте, то есть в период от 30 до 60 лет. Поэтому эндогенную депрессию можно назвать болезнью среднего возраста (Р. Matussek 1965). И наоборот, маниакально-депрессивное заболевание и реактивное расстройство настроения наступают в более раннем возрасте, то есть до 30 лет. Таким образом, принятая в психиатрии и представленная здесь классификация не лишена недостатков. Это замечание относится и к попытке дифференцировать депрессию в соответствии с симптоматикой. Указанные выше симптомы депрессивной фазы наблюдаются и при невротической депрессии, зачастую они различаются лишь по степени тяжести. Исключением является только то, что маниакальная веселость имеет место лишь при маниакально-депрессивном заболевании, а бред вины и обнищания — исключительно при психотической депрессии. Перепады в настроении, когда утром настроение более грустное, чем вечером, или наоборот, характерны не только для психотической депрессии, как это считалось раньше (Völkel 1959). Наиболее надежным дифференцирующим критерием при внешнем наблюдении по-прежнему остается временное течение. Наличие фаз характерно для психотической депрессии с маниакальными компонентами или без них, хроническое, длительное течение — для невротической депрессии, а острые, более или менее быстро проходящие состояния, где легко можно выявить их связь с внешним поводом, — для реактивного расстройства настроения.

Еще одна возможность психиатрической дифференциации открылась недавно благодаря использованию современных методов лечения. Согласно установившейся точке зрения, психотические депрессии должны излечиваться биологическими методами, а непсихотические — психологическими, точнее, психотерапевтическими методами. Но это не совсем так. Как на психотическую, так и на непсихотическую депрессию можно воздействовать, используя определенные по химическому составу медикаменты. Также и психотерапия может быть эффективна в обоих случаях. Водораздел проходит пока не по границе между группами, а между отдельными случаями. Применение того или иного метода лечения зависит от самых разных условий, и соответствующее решение должно приниматься в каждом случае отдельно.

Современная форма терапии, которая стала широко применяться с середины 60-х годов, подает, однако, новые надежды в смысле нахождения более надежных критериев диагностики. Речь идет о литиевой терапия. Применение литиевой соли в качестве лекарства дало возможность значительно уменьшить и сократить число и продолжительность фаз при многих маниакально-депрессивных заболеваниях. Исследования, прежде всего проведенные в Дании, показали, что у пациентов, у которых раньше наблюдались маниакально-депрессивные фазы, повторявшиеся с интервалом около восьми месяцев, после длительного лечения эти состояния стали возникать лишь через 60—85 месяцев, причем пациенты болели в среднем две недели в год по сравнению с тремя месяцами прежде. Подобные исследования проводились неоднократно, а их результаты подтверждены многочисленными контрольными экспериментами, так что сегодня эффективность лития при лечении маниакально-депрессивных заболеваний считается однозначно доказанной (Schou 1974). Однако здесь можно говорить о некой особой форме депрессии, поскольку подобным образом можно повлиять только на нее одну. Причина этого неизвестна, однако гипотеза о биохимических факторах открывает перспективу их нахождения для этой и для других форм депрессии, а также создания более надежных и по возможности более простых критериев различения. С точки зрения данной, на сегодняшний день самой современной, формы терапии в рамках психиатрии имеется, собственно, одно наиболее отчетливое и обоснованное разграничение — между маниакально-депрессивным заболеванием, с одной стороны, и всеми остальными видами депрессии — с другой.

Именно на этой границе между психотическим и невротическим заболеванием и оказался на рубеже столетий психоанализ, когда в его рамках была начата работа по изучению психологии и излечению маниакально-депрессивных больных, а также предпринята попытка разграничить понятия, получившие самое точное выражение в названии опубликованной в 1917 году работы Фрейда «Печаль и меланхолия» («меланхолией» тогда было принято называть маниакально-депрессивное заболевание).

ИСХОДНЫЙ ПУНКТ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ДЕПРЕССИИ

В НАЧАЛЕ ЭТОГО ВЕКА

Хотя 1917 год и не знаменует начало этого века, опубликованная именно в этом году и уже упомянутая работа Фрейда «Печаль и меланхолия» является несущей колонной психоаналитической теории депрессии. В этой работе на восемнадцати страницах дается краткое теоретическое обобщение накопленного к тому времени опыта психоаналитического лечения маниакально-депрессивных больных. Она явилась конечной точкой первого этапа развития теории. Для понимания последней, на наш взгляд, лучше проделать ретроспективный путь, начиная от «Печали и меланхолии», чем анализировать события в хронологически-индуктивном порядке. Отправным пунктом в рассуждениях Фрейда стал опыт переживания печали в повседневной жизни. Фрейд определяет печаль как реакцию на утрату любимого человека и описывает ее как состояние значительного отклонения от нормального жизненного поведения, которое, однако, необходимо для совладания с потерей; помехи или прерывание этого состояния могут даже причинить вред. Но бывает и такая печаль, которая не проходит и наряду с тяжелым душевным состоянием, потерей интереса к внешнему миру, утратой способности любить, затруднениями в работе проявляется также в снижении самооценки, самообвинениях и самоуничижении вплоть до маниакального ожидания наказания. Человек занят только своей

печалью, сосредоточен исключительно на ней, все его действия ограничены мыслями об умершем, и это не имеет конца. Ему не удается избавиться от привязанности к утраченному объекту (как он абстрактно определяется психоанализом). Даже если появляется кто-то, способный восполнить потерю, человек продолжает сопротивляться вступлению в новые связи. Реальность, то есть понимание того, что утраченного не вернуть, не признается и не учитывается в жизни пациента. Вместо этого существование утраченного объекта психически продлевается, человек не может отрешиться от связанных с ним воспоминаний и ожиданий, вновь стать свободным и ничем не стесненным. Работа печали, которая в результате длительного и болезненного процесса все же приводит к преодолению трудностей, обретению свободы и делает возможными новые связи, при депрессии успеха не имеет. Поэтому Фрейд назвал такого рода печаль болезненной и задал в присущей ему аналитической манере вопрос: «Почему?»

Ответ заключается, во-первых, в том, что утрата любимого объекта остается для меланхолика бессознательной. В отличие от скорбящего человека, он не знает, из-за чего или из-за кого он опечален, и поэтому производит на окружающих загадочное впечатление. Никому не понятна его неспособность к любви и к работе. Другая часть ответа состоит в том, что меланхолик не может выйти из состояния собственного упадка, для него не только мир стал пустым, но и он сам. Он унижает самого себя вплоть до мании самоуничижения, теряет при этом сон, аппетит и сексуальное желание, он страдает не столько от утраты любимого объекта, сколько от потери собственного Я. При этом Фрейд как доброжелательный и стремящийся помочь врач был поражен тем, что упреки к себе совершенно не соответствовали реальным недостаткам пациента и даже никак не увязывались с его личностью. Однако их можно было отнести к личности другого человека, которого пациент любил и который мог заслуживать упреков из-за неразделенной любви. Фрейд рассматривает этот процесс как ключ к картине болезни и описывает его как любовную ссору, заканчивающуюся утратой любви. Реальная обида или разочарование в любимом человеке является началом конфронтации, которая перемещается вовнутрь. Происходит отказ от разочаровавшего человека без вступления в отношения с кем-либо другим, причем отказ от чувств любви переносится теперь на собственную личность, на которую благодаря механизму идентификации, возможности связи с объектом, падает тень от объекта. Это дает возможность перенести утрату, поскольку теперь человек в самом себе имеет того, кто разочаровывает, обижает и бросает. Но и здесь, внутри, продолжает бушевать ненависть, порожденная прошлой любовью, но теперь она направлена против другого в самом себе. Самообвинения — это обвинения, относящиеся к другому, который по-прежнему подавляет и стесняет внутреннюю свободу, и поэтому разочарованный человек лишается также и самого себя.

Фрейд особо подчеркивал, что предпосылкой этих процессов является наличие в человеке отщепленных областей или частей. Он проводит разграничение между измененным идентификацией Я и прежним Я и выделяет критикующую Я инстанцию совести, которая в этой функции называется в психоанализе Сверх-Я. Эти процессы обусловлены, однако, и другими факторами, например недостаточной терпимостью к разочарованию. Существуют люди, которые очень сильно привязываются к другим, но не выносят, когда в их отношениях возникают проблемы, поскольку в другом они видят скорее самих себя, чем отличного от них человека. Склонность к обидам и отказу от объекта в таком случае очень велика, но поскольку объект интернализируется, то, несмотря на конфликт и утрату объекта, отказа от отношений любви не происходит. Внутри теперь существует замещающий объект, к которому обращены чувства прежней любви и вновь возникшей ненависти, в

результате чего оживает известный из жизни каждого конфликт амбивалентности, который своими противоречиями препятствует свободе и направленному вовне поведению. Существует ли из этой регрессии путь к нарциссической идентификации и ранней садистской стадии ненависти?

Меланхолия является другим названием маниакально-депрессивного заболевания. Мания, как вторая его сторона, в рамках психоаналитической теории депрессии понимается как попытка выхода из депрессии. Стратегия отрицания реальности помогает перенести утрату и обиду. В упоении безудержной веселостью и ничем не сдерживаемой активностью человек пытается вновь обрести свободу, возможность жить и любить. Утрата, разочарование, обида забываются, более не воспринимаются, вся печаль на время уходит в прошлое, чтобы затем неожиданно вернуться с еще большей силой, ибо в комплексе злополучного слияния Я с объектом ничего не изменилось. И наоборот, изменение, развитие этих отношений до партнерства и ретроспективный взгляд на случившееся, к чему стремятся в аналитической терапии, были бы реальным решением проблемы.