ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ МАЗОХИЗМА СО ВРЕМЕН ФРЕЙДА: ПРЕВРАЩЕНИЕ И ИДЕНТИЧНОСТЬ 26 страница

Непосредственное наблюдение за детьми, помимо значения утраты и объектных отношений, выявило и нечто другое, что предполагалось при возникновении и течении депрессии у взрослых. Это касается способа переработки утрат любимых и желанных объектов. Шпиц наблюдал, что девяти-пятнадцатимесячные дети, испытывающие на себе сильные перепады настроения матери, едят собственный кал⁴. Матери, страдающие фазическими депрессиями, не обеспечивают стабильных отношений со своими детьми. Их отношение к детям колеблется между резким отвержением и чрезмерной заботой, и это длится неделями и месяцами. Дети таких матерей или соответствующих замещающих лиц не могут соотнести их хорошие и плохие стороны, из одной крайности впадают в другую. Они постоянно теряют то хорошую, то плохую сторону и в определенный момент развития реагируют на это депрессией. Но дети обращают на себя внимание не только тем, что выглядят депрессивно, но иногда и тем, что едят свои фекалии. Это напоминает процесс поглощения утраченного объекта любви, с которым продолжается внутренняя полемика, подобно тому, как в психоаналитической теории депрессии интерпретировались результаты лечения взрослых. В случае детей этот процесс очевиден для каждого, кому не кажется большой натяжкой истолковывать фекалии как символ утраченного — будь то сама мать или ее поступки. В определенном возрасте — от девяти до пятнадцати месяцев — дети символизируют защитные механизмы интроекции и идентификации как нельзя более наглядно. Можно предпо-

дожить — хотя, к сожалению, катамнестически это не было прослежено или по крайней мере опубликовано, — что эти дети и во взрослом возрасте реагируют в соответствующих ситуациях депрессивно и страдают депрессией, но не из-за процессов, обусловленных изменениями в хромосомах, а в связи с попытками разрешения возникших по вине матери проблем. Но вновь остается открытым вопрос: почему не все дети реагируют подобным образом на депрессию своих матерей, каковы здесь должны быть дополнительные условия?

Непосредственные наблюдения за детьми показывают, что после шести месяцев наступает определенная стабильность отношений между ребенком и его ближайшим окружением. Нарушение этих отношений вызывает тревогу, депрессию и нарушение контактов — симптомы депрессии у взрослых. Нарушение отношений всегда является своего рода разлукой и, следовательно, утратой. Невольные эксперименты, в которых проводились наблюдения за реакциями детей после отделения от матерей, подтвердили значение утраты и лишения любви для возникновения депрессии (Bowlby 1951) ⁵. Они также показали, что действительно предпринимаются попытки ее преодоления, такие, как поглощение и идентификация. Эти наблюдения получили также подтверждение в соответствующих экспериментах по изучению поведения обезьян ⁶. Если кому-то не нравится связывать подобные наблюдения за маленькими детьми и животными с поведением взрослого, то в настоящее время это во многом дело вкуса. Рассуждения о развитии Я в различные периоды жизни, в которых идет речь о невозможности сопоставления упомянутых наблюдений с наблюдениями у взрослых, пока еще недостаточно обоснованны и бездоказательны. Наблюдаемые явления, бесспорно, сопоставимы, хотя, разумеется, может возникнуть вопрос, не определяются ли они какими-либо другими структурами. Однако выявить такие предполагаемые процессы довольно сложно. Процесс познания эмпирического психоанализа, состоящий в верификации гипотез, не должен снова поблекнуть во тьме теоретических спекуляций ⁷.

Вклад психологии Я

Данные, полученные при наблюдении за детьми, подтвердили некоторые из предположений ранней психоаналитической теории депрессии. Но они также дали возможность ответить на вопросы, касающиеся Я. Эта тема изучалась современным психоанализом в самых разных аспектах и вместе с тем сместился также акцент и в понимании депрессии. Первым важным вкладом в изучение Я стало исследование защитных механизмов, обобщенное изложение результатов которого в 1936 году представила Анна Фрейд. В нем обсуждается то, как может перерабатываться и становиться переносимым аффект страха. Это исследование имеет большое значение для понимания депрессии, поскольку она, подобно страху (см. статью Л- Айке), может переживаться как аффект⁸ и речь здесь также идет о переработке и защите. Из опыта лечения взрослых стало ясно, что переживание представляет собой не просто смещение энергии влечений, но что центральным моментом в нем является сопротивление так или иначе возникающим аффектам страха, а также депрессии. Дальнейшее развитие психологии Я, представленное прежде всего работами Гартманна (Hartmann 1936, 1939), состояло в попытках, уделяя внимание главным образом защитным возможностям Я, дать ответы на вопросы о том, что такое Я, как оно функционирует, как оно структурировано, какое влияние на него оказывают происходящие в жизни конфликты и какие области остаются при этом незатронутыми (см. статью Г. Ф. Вальдхорна в т. III). Для понимания депрессии представляет интерес положение, что агрессия также является деятельностью

Я, тогда как большая часть психоаналитиков пытается истолковывать чувства ненависти и разрушения и их роль в явлении депрессии как импульсы влечения. Однако в настоящее время мнения по поводу агрессии расходятся столь значительно, что в интересах ясности изложения мы не будем рассматривать следствия тех или иных воззрений для теории депрессии (см. статью П. Цизе). Выражаясь весьма упрощенно, это привело бы к продолжению бесполезного спора о том, является агрессия врожденной или приобретенной, который, на мой взгляд, таким путем вообще не может быть разрешен. Важнее обсудить вопрос, возникший при непосредственном наблюдении за детьми: какое влияние оказывают различные стадии развития Я на формы проявления депрессии и можно ли вообще проследить этапы такого развития? Существует гипотеза, что Я состоит из нескольких «ядер Я» (см. статью Г. Яппе), которые только в течение жизни образуют дееспособное единство. С этой точки зрения роль матери по отношению к младенцу и маленькому ребенку интерпретируется Анной Фрейд (А. Freud 1936) как «вспомогательное Я», благодаря которому развивающийся индивид и получает шансы на выживание. «Вспомогательное Я» берет на себя функции приспособления и регуляции, которые пока еще не доступны ребенку, и таким образом вместе они составляют единую поведенческую систему, в которой действия одного осуществляются через другого. В этой системе важную роль для осуществления действий играют сознательные или бессознательные установки, проявление любви к ребенку или бесчувственная блокировка. Если депрессия может возникнуть только у Я, возникает вопрос, как она будет выглядеть в подобной системе. В таком случае следует предположить, что один «заражает» депрессией другого и наоборот, что как раз и наблюдалось в направлении от матери к ребенку. Между тем мало известно о том, каким образом аффекты ребенка вызывают депрессию у матери, а потому вопрос о свойствах Я, влияющих на возникновение и формы проявления депрессии, становится второстепенным. В настоящее время имеется слишком мало полученным эмпирическим путем надежных данных о различных состояниях развития Я, чтобы, исходя из этого, имело смысл говорить о различных видах депрессии. Формы проявления депрессии настолько похожи одна на другую, что до сих пор ни одну попытку дифференцировать лежащие за ними типы переживания нельзя назвать удачной.

Внезапное оживление в исследованиях Я произошло благодаря ведущимся в настоящее время острым дискуссиям о нарциссизме. Они опираются на работу Фрейда «Введение в нарциссизм» 1914 года, идеи которой в то время не получили дальнейшего развития. Сегодня, напротив, возрос интерес к способности человека не только к удовлетворению влечений, но и к так называемому нарциссическому удовлетворению, а с другой стороны, к способности справляться с соответствующими фрустрациями или обидами (Kohut 1973b). Изучение психозов, шизофрении и меланхолии позволило выявить состояния Я, которые номинативно не совсем удачно, но содержательно верно описаны как «нарциссические». Здесь имеется в виду оценка себя собой и другими, которая напоминает счастье, испытываемое в раннем детстве, когда человек чувствовал себя всемогущим и ему не приходилось преодолевать внешнее сопротивление. Такая определенность собственного Я и испытываемая при этом радость являются важным регулятором для поддержания гармонически уравновешенного эмоционального состояния. Вместе с тем это состояние равновесия очень уязвимо и подвергается серьезным опасностям. В повседневной жизни постоянно возникают ситуации разлук или разочарований, с которыми при определенных обстоятельствах человек не может справиться. Они приводят к переживанию глубокой обиды или даже к тяжелейшей депрессии, вызывают чувства бессилия и ярости (Kohut 1973a). В таком случае они не являются трансформацией энергии влечений, например трансформированной агресси-

ей, а выражают отчаяние из-за невозможности восстановить первичное состояние неомраченной гармонии. Разочарование, разлука, сопротивление или какой-либо признак реальности воспринимаются как посягательство на гармоничное состояние уравновешенности. Выбирая соответствующую стратегию защиты, человек пытается избежать их или компенсировать прорыв, чтобы восстановить былое счастье. С этой точки зрения ключевые переживания, ведущие к депрессии, а именно переживания разлуки и утраты, представляют собой глубокую нарцисси-ческую обиду, с которой нередко удается справиться только путем самоубийства. В сулящей покой и избавляющей от противоречий смерти человек ожидает вновь обрести ничем не нарушенное всемогущество (см. статью X. Хензелера).

Рассматривать депрессию и самоубийство под углом зрения психологии Я яв-яется чрезвычайно плодотворным. Такой подход прежде всего открывает неизвест-ше ранее возможности для терапии. Усилия, направленные на стабилизацию Я и повышение его устойчивости к стрессу, сопровождаются в индивидуальной и групповой психотерапии успехами, которые сегодня привлекают к себе особое внимание. Это является результатом интенсивного теоретического изучения комплекса Я, а также практического испытания и применения соответствующих концептов в терапевтической работе с нарушениями Я, точнее сказать, с психозами, которые в психоанализе принято называть нарциссическими неврозами. Работа с меланхолией в этом смысле значительно расширила понимание депрессии и возможности овладения ею, вошла в исследовательскую и лечебную практику психоанализа. В этом направлении сегодня ведется и дальнейшая разработка теории.

С позиции психологии Я депрессия рассматривается как болезнь Я, при этом имеется в виду, что внутрипсихически или интрасистематически ' индивид постоянно обращается к переживанию утраты, а полный отход от внешнего мира в случае тяжелой депрессии вновь приводит Я к его прежнему состоянию нарциссизма. Это связывается с нарушениями интроекции и идентификации. Болезнь Я означает, что Я теряет свои контролирующие и регулирующие функции, а агрессивные импульсы открыто проявляются в мыслях о самоубийстве в случае депрессии и во вспышках раздражения — при мании. Такой подход открывает и другую возможность для понимания депрессии, рассматривая ее как болезнь Я, при которой обращенная вовнутрь агрессия является возможным, но не обязательным осложнением. Еще Фрейд писал, что в депрессии происходит обеднение и опустошение Я и именно в этом следует искать причину самообвинений и чувств вины. Абрахам ввел понятие «первичного расстройства настроения» или первичной депрессии, под которой имелась в виду «тяжелая обида инфантильного нарциссизма из-за совпадения по времени разочарований в любви»; это событие он относил к концу первого года жизни. В этих обидах и разочарованиях можно усмотреть предрасположенность к депрессии, поскольку Я более не способно реагировать адекватно, стабильно, спокойно и постоянно отвечает на разочарования жизни, то есть на суровую реальность, беспомощностью (Sandler, Joffe 1965) и бессилием. Ранний психоанализ усматривал подобные разочарования преимущественно в связи с лишением любви. В настоящее время считается, что большее значение для развития Я имеет ограничение родительского всемогущества и разочарование в идеализированных объектах и тем самым в нарциссических стремлениях (Kohut 1973b). Ребенку тяжело перенести то, что родители не такие всемогущественные, какими казались. Тем самым депрессия представляет собой сопровождающий напряжение в Я аффект и только затем уже становится конфликтом инстанций (Я и Сверх-Я) или конфликтом импульсов влечений. При таком понимании болезнь Я возникает еще до начала противостояния человека с объектом¹⁰. Из этого базального нарушения (Балинт) Я в различных ситуациях могут возникнуть различные формы депрессии и различные

способы переработки, среди которых поглощение или обращение агрессии против себя являются лишь одними из многих. Это особенно хорошо видно в тех случаях, когда депрессия проявляется в апатии и заторможенности или просто усталости от жизни. Доказательством могут служить суицидальные фантазии депрессивных больных, которые не всегда хотят «себя убить» (активное саморазрушение), а столь же часто «позволяют себе умереть» (пассивное саморазрушение). Преимущество современной концепции депрессии, когда она понимается не как болезнь агрессивности, а как болезнь Я, состоит в указании на базальное нарушение, из которого можно вывести различные формы проявления депрессии, а также в определенных выводах для терапии, делающих работу с депрессивными состояниями более перспективной. Психология Я позволила расширить представление о личности человека, в отличие от инстинктивистки-динамического подхода, соскальзывавшего порой к слишком отвлеченному и искаженному взгляду на вещи (Sandier 1965, Loch 1967, Henseler 1974).

Психология Я имеет, однако, и свои недостатки, и следует задать вопрос, какой вклад она действительно вносит или может внести в процесс познания. В психологической терминологии понятие «Я» представляет собой конструкт, важное вспомогательное представление, облегчающее теоретическую полемику. Игнорировать это, то есть мыслить и поступать так, словно Я существует в действительности, привело бы в психологии к еще более пагубным последствиям, чем конкретное понимание влечений. Когда психология Я пыталась создать всеобъемлющую модель личности, эта попытка оставалась безуспешной, пока теоретические рассуждения проводились на том же уровне, на котором человека можно было бы рассматривать как динамическую энергетическую систему. Хотя уже Гартманном были введеныпонятия«автономнаядеятельность Я» (например,мышление), «бесконфликтная сфера» и другие формулировки (Hartmann 1939), чтобы охарактеризовать сферы личности, которые нельзя непосредственно вывести из конфликтов сексуальных и агрессивных влечений. Еще до этого, в 1936 году, Анна Фрейд предложила термин «первичная инстинктивная враждебность Я». В дальнейшем исследователи стали называть Я функциональным единством между Оно и внешним миром или «исполнителем» влечений или указывали на контроль за влечениями со стороны Я (Hoffmann 1972). Тем не менее эти попытки разделения влечений и Я остаются небесспорными.Некоторые исследователи, подозревая Я в значительной оторванности от жизни, приписывают ему скорее динамические функции и цели влечений, но не в форме простого удовлетворения, а, например, в форме освоения или преобразования мира. Однако и здесь не удается избежать того, чтобы, проясняя понятие Я, не вернуться к понятию влечений и не смешать сферы влечений и Я. Это относится прежде всего к концепциям десексуализации и реагрессивизации или, выражаясь более абстрактно, нейтрализации. В этих концепциях предполагается, что способности Я вырастают из конфликтов влечений, и наоборот, при рецидиве этих конфликтов Я становится слабым и недееспособным. Тем самым психология Я с легкостью превращается — в концепции нейтрализованных или автономных энергий — в «исследование биофизикохимии влечений», в котором «когда-нибудь добыть знания может надеяться только опытный биолог»(Zelmanoviz, цит. по: Hoffmann 1972). Эти рассуждения важны для того, чтобы квалифицировать депрессию как болезнь Я в смысле слабости Я, принимая во внимание прежде всего вопрос о развитии Я. Ведь от состояния развития Я зависит возможность сопоставления депрессии у детей и взрослых. Если депрессия является также болезнью Я, то предпосылкой этому должно быть определенное состояние развития, достигнутое Я ^п. Иначе это выражение будет противоречивым в самом себе. Если психология Я признает автономные, можно сказать, врожден-

ые функции Я, развивающиеся не из конфликтов влечений, для чего была бы необходима временная последовательность стадий развития, то гипотеза о депрессии у детей становится более приемлемой и в теоретическом отношении. Тем не менее непосредственно наблюдаемые у детей печальное настроение и способы защитного поведения указывают по меньшей мере на определенные формы Я. С помощью гипотезы об автономных, врожденных функциях Я удается избежать противоречия между состоянием, характеризующимся отсутствием Я, с одной стороны, и депрессией — с другой. И все же целиком удовлетворительно проблему сопоставимости депрессии у детей и взрослых эта гипотеза не решает.

Критика психологии Я исходит также от социальных наук, точнее от социологии; эта критика была бы невозможна в рамках психоанализа, то есть в рамках единой понятийно-мыслительной системы и именно она делает явным недостаточность существующих концептов. В 1965 году Адорно еще раз в виде тезисов высказался об отношении между психологией и социологией. Он был твердо уверен, что вышедшая в 1939 году под названием «Психология Я и проблемы приспособления» ранняя работа Гартманна неслучайна и что уже само название работы содержит указание на основы концепции Я и выдает ее системную обусловленность. Адорно пишет: «...точно так же следует социологизировать психоанализ. Предпринимавшиеся попытки... "кастрировали" психоанализ: из-за переоценки психологии Я по сравнению с сексом, и он был отнесен обществом к техникам успешной адаптации». Адорно не верит в попытки десексуализации психоанализа и создания свободных от влечений сфер личности, как это предполагалось в гарт-манновской психологии Я. Контролирующие и регулирующие функции Я он склонен скорее выводить из принуждения со стороны общества: «...социально ориентированный психоанализ... усиливает... функциональные способности человека в функциональном обществе... Это во всяком случае содержится во фрейдовском постулате о том, что там, где есть Оно, появится Я. С другой стороны, потенциал психоанализа состоит в высвобождении влечения. Этому способствует строгая теория сексуальности; ее необходимо придерживаться». Таким образом, напрашивающееся в психоаналитической системе разделение влечений и Я вызывает острую критику. Основанием для столь решительного утверждения является понимание необходимости четкого разграничения психологии и социологии в эпоху, когда общество в силу экономических причин вынуждено быть репрессивным. В таком случае предметом психологии является динамика влечений отдельного человека и индивидуальная переработка конфликтов, однако поведение отдельного человека можно понять лишь из его включенности в группу. Именно ее, а не отдельного человека нужно уметь понимать, чтобы вести себя разумно. С помощью концепта Я предпринята попытка найти посредника между индивидом и обществом, что, собственно говоря, не представляется возможным, поскольку в современных соци-оэкономических условиях общественное целое не может быть совокупностью индивидуальных потребностей. Ввиду непреодолимости этой пропасти Адорно советует психоанализу по-прежнему исходить из сексуальности, то есть из конфликтов влечения.

Ставшая между тем бурной полемика социологии с психологией, разумеется, отнюдь не завершена и далека от удовлетворительного и окончательного результата. Но именно поэтому ее нельзя игнорировать при обсуждении психоаналитической теории депрессии. Поскольку критика относится прежде всего к концептам Я, в этих рамках она возникала в том месте, где депрессия трактовалась как болезнь Я. Насколько важен этот подход и сколь большое значение он имеет прежде всего с точки зрения его последствий для терапии, настолько он не является таким убедительным, как классическая теория конфликта влечения. Неудовлетворенность

концепцией Я становится более понятной благодаря контрдоводам социологии. Покуда они верны, не остается ничего другого, как оставаться неудовлетворенными и надеяться, что с помощью особых методов социологии со временем удастся прояснить взаимоотношения между индивидом и обществом и расширить возможности ориентации индивида в системе социальных институтов.

Завершая изложение психоаналитической теории депрессии, следует задать вопрос: какие преимущества дает эта теория для понимания и преодоления депрессии? На это в самом общем виде можно ответить, что попытка психоанализа постичь депрессию психологически впервые открыла действительный доступ к этому феномену. Фундаментальное значение вклада психоанализа в психиатрию состоит в том, что он заставил ее использовать в том числе и психологические методы для работы с психическими феноменами, с которыми имеет дело психиатрия. Это отнюдь не означает, что психические феномены, то есть нарушения переживания и поведения, не могут быть многосторонне детерминированы и обусловлены органически. И сам Фрейд всегда возлагал надежды на прояснение химической природы неврозов, а психоанализ и поныне работает с заимствованным из естествознания понятием конституции, то есть с понятием о врожденной предрасположенности. Именно в связи с проблемой депрессии заслуживает серьезного внимания биохимическая гипотеза о норадреналине, то есть о нарушении обмена веществ в центральной нервной системе именно этого биогенного амина, подтверждением которой служат данные многочисленных эмпирических исследований (N. Matussek 1972). Эти данные не превращают, однако, психическое явление в органическое, они лишь показывают, какие сферы влияют на депрессию и наоборот. В этом смысле депрессию можно назвать психосоматическим заболеванием.

Другое преимущество психоаналитической теории депрессии состоит в том, что она пытается рассматривать депрессию в соответствии с единым базисным механизмом. Этим механизмом является переработка утраты. Рассматривая с позиции развития индивида, депрессия сводится к раннему нарушению в детстве, из-за которого ребенок не мог стабильно развиваться, интегрировать сексуальные и агрессивные влечения, непринужденно строить свои отношения с людьми. Эти нарушения в развитии приходятся на первый и второй годы жизни, а переживания утраты описываются более общо как разочарования, которые парализуют индивида, делают его слабым или беспомощным. Точнее говоря, речь идет о разочарованиях в любви, которые состоят в эмоциональном предубеждении старших по отношению к ребенку либо в непосредственной утрате любимых людей или, выражаясь более абстрактно, идеальных объектов. В результате — такова гипотеза — возникает диспозиция, представляющая собой основу для определенных реакций в сходных ситуациях разочарования или при сходных переживаниях утраты. Происходит регрессия к нарциссизму, которая в качестве реакции на обиду и разочарование проявляется в клинической симптоматике в виде заторможенности, апатии, неутолимого стремления к компенсации, осознанном переживании вины, снижении самооценки, вспышках ярости как форме выражения печали и наконец в форме обращения агрессии против себя. Столь же различны и попытки справиться с переживанием утраты.

Психология депрессии, как ее представляет психоанализ, в любом случае относится к депрессии и имеет многочисленные подтверждения. Еще раз уточним, что причиной любой депрессии является переживание утраты. Чтобы понять и излечить депрессию, необходимо знать эту тематику и возможности ее переработки. Терапию депрессии Фрейд прекрасно назвал работой печали, подразумевая под этим процесс отделения от любимых объектов, а также расставание с любимыми идеальными представлениями в интересах примирения с реальностью и самим со-

бой. Это опять-таки является базисным механизмом — теперь уже терапии, — реализующимся либо путем психотерапии через укрепление Я, переработку конфликта, стабилизацию объектных отношений, либо биохимическим путем через введение препаратов, изменяющих обмен веществ, либо социологическим путем через познание общественных взаимосвязей. Только тогда становится понятным значение критики общества в рамках психоаналитического метода толкования и появляется возможность разработки практических техник (Parin 1975). Успешность работы печали зависит от многих факторов; предпосылкой является знание того, что происходит в переживаниях человека и какими общественными условиями детерминировано явление.

Тем самым становится очевидным и недостаток этого в конечном счете чрезмерного упрощения психоаналитической теории депрессии. Она неспособна объяснить многое из того, что было бы не только желательно, но и необходимо знать. Так, например, несмотря на огромные старания, разнообразные формы проявления депрессии, которые в медицине привели к определенной диагностической классификации, по-прежнему нуждаются в дальнейшем объяснении. До сих пор все еще недостаточно понятны условия, при которых происходят отклонения или усложнения в базисном механизме при возникновении и переработке депрессии. В психоанализе также полагают, что понять эндогенную депрессию невозможно без гипотезы о конституциональных, эндогенных, соматических факторах. Реактивную депрессию легко объяснить как реакцию на утрату, обусловленную внешними обстоятельствами, невротическую депрессию — как реакцию на утрату, вызванную самим человеком при невротическом конфликте. В случае эндогенной депрессии психоанализ также говорит о «витальной неспособности», если это можно так называть, или о «вегетативном нарушении коммуникации», из-за которого идеальные объекты не воспринимаются как собственность или как утраченные (Loch 1967). Все же подобные гипотезы не являются удовлетворительными и последовательно психологическими. В теории также остается нерешенным вопрос, почему у одних людей возникает предрасположенность к депрессии, а у других в тех же вроде бы условиях — нет. Для будущего психоаналитической теории и практики не существует, однако, обратного пути от достигнутого знания о значении психологии депрессии. Параллельно с изучением наследственных факторов и биохимических взаимосвязей необходимо и далее исследовать особенности нарушений переживания, прежде всего в их отношении к определенным стадиям жизненного развития. Поскольку психоаналитические методы проникновения в бессознательное с помощью свободных ассоциаций и выявления переноса и сопротивления характеризуются особой близостью к сфере переживаний, то именно на этом пути следует ожидать новых достижений в познании. Речь прежде всего идет об объяснении повседневных явлений печали и депрессии как болезни и в рамках этого об обосновании диагностической классификации. Центральное значение имеет также вопрос о сопоставимости депрессии у детей и взрослых. Наконец, исследования агрессии и миролюбия должны принести данные, которые сделают более понятной роль агрессии в возникновении депрессивных состояний. Подход психологии Я, от которого можно ожидать ответа на эти открытые вопросы, нуждается в основательной рефлексии в зеркале социологии. Ни один человек не переживает депрессию, не будучи включенным группу семьи, социальный слой и соответствующую социальную систему. Связь между меланхолией и обществом (Pohlmeier 1973, Lepenies 1974), которая в ближайшие годы станет более ясной благодаря сближению психоаналитического и социологического исследований, обещает также пролить свет на возникновение и переработку депрессии в индивидуальном развитии человека.

Ylcuxo аналитическая теория депрессии (Герман Полмайер) ПРИМЕЧАНИЯ

¹ К. Абрахам обнаружил этот защитный механизм при депрессии, опираясь на описание Фрейдом возникновения бреда преследования при шизофрении (1911).

² «...так, мы обнаруживаем, что завладевшее сознанием сверхсильное Сверх-Я с беспощадной яростью обрушивается на Я, словно овладев всем садизмом, который имеется в распоряжениииндивида. Исходя из нашего понимания садизма, мы бы сказали, что деструктивные компоненты скопились в Сверх-Я и обратились против Я...» (Freud 1923). «Страх смерти при меланхолии допускает лишь одно объяснение, что Я сдается, поскольку чувствует себя ненавидимым и преследуемым со стороны Сверх-Я, вместо того, чтобы чувствовать себя любимым. Следовательно, жизнь для Я равнозначна тому, чтобы быть любимым, любимым Сверх-Я...» (там же).

³ Возможно, гипотеза Мелани Кляйн о депрессивной позиции означает нечто похожее на то, что здесь излагалось.

⁴ «...там(в яслях)было16 таких случаев (копрофагии и игр с фекалиями), что составляет примерно 10 процентов наблюдавшейся в то время популяции младенцев. Копрофаги-ческое поведение было выявлено между 9-м и 15-м месяцами жизни...Среди 16 матерей (этих 16 младенцев) у одиннадцати были выявлены клинические симптомы депрессии, двое имели паранойяльную симптоматику, у трех остальных... диагноз не поставлен... Эти настроения(у матерей)простирались от крайней враждебности, связанной с отвержением, до крайней компенсации этой враждебности в форме гиперопеки... Дети-копрофаги обнаруживают аффективное состояние депрессии...» (Spitz 1959).

⁵В частности, Боулби пытался описать так называемые синдромы депривации. Он исследовал последствия отлучения ребенка от мате-

ри — как частичного, так и полного — и вывел из этою стратегии сохранения психическою здоровья.

⁶ Исследования Харлоу с сотрудниками на макаках-резусах отчетливо продемонстрировали последствия лишения любви.Подрастающие резусы однозначно предпочитали живых матерей бутафорским. Далее удалось показать, что обезьяны, выросшие в изоляции, в дальнейшем обнаруживали серьезные затруднения в социальном поведении. Они не способны к коммуникации, не понимают соответствующую виду сигнальную систему, отказываются от случки, а в качестве матерей не в состоянии отвечать реакциями заботы и кормления на сигналы детенышей.