С политической арены.

Аввакум в свое время нашел приют и поддержку в среде московских бояр. Он стал душою боярского раскола; через него боярство пыталось воздействовать на царя. Алексей Михайлович в 60-е годы был занят своей распрей

с Никоном и охотно обласкал Аввакума, который писал царю, что имел от Бога откровение, «яко мерзок он перед Богом Никон». Аввакум убеждал царя уничтожить «дурные затейки» Никона и ручался, что тогда «кротко и тихо все царство будет».

В исторической литературе много писали об Аввакуме. Часто его упрекали в том, что своими действиями и проповедями Аввакум звал к старине,

к удельной системе. С этим нельзя согласиться. В лекции мы не будем разбирать его философские взгляды. Подчеркнем только, что религия для него была не ремеслом, не профессией, как для большинства его коллег по кружку ревнителей, а живым делом. Аввакум полагал, что пастырь должен вмешиваться в жизнь практически и прежде всего обратить свою силу на борьбу с бесами. Бесы – это прежние анимистические олицетворения всевозможных недугов и бедствий; и как и крестьянство, Аввакум представлял себе беса не в виде злого духа христианской ангелологии, а в том же материалистическом виде, в каком он мыслится самым первобытным анимизмом. Только, говорил Аввакум, беса не проймешь батогом, как мужика; боится он «святой воды да священного масла, а совершенно бежит от креста господня».

В полном соответствии с этим примитивным миросозерцанием была

и догматика Аввакума. Христианские догматы преломлялись в его сознании своеобразным и вполне конкретным образом. Он отвергает учение «никониан» о единосущной и нераздельной Троице и называет эту теорию блудом. В упрощенном тоне толкует Аввакум и разные библейские легенды. «Толковщиков много», но кроме него никто по-настоящему писания не истолковал. Легенда

о жертвоприношении Исаака, например, напоминает Аввакуму страдания мучеников за старую веру: «Ныне нам от никониан огонь и дрова, земля и топор, нож и виселицы, тамо же ангельские песни, и славословие, и хвала, и радование».

Такой человек с огненной речью, проникнутый притом сознанием, что через него говорит сам дух Божий, быстро приобрел известность и стал первым народным реформатором, обратив всю силу своей агитации против царя, патриарха и властей и сосредоточив центр тяжести своей проповеди вокруг вопросов об Антихристе и конце мира. Вся проповедь Аввакума обращена не назад– не на безнадежную, с его точки зрения, защиту старой веры, а вперед – на ближний суд божий над антихристовым царством. В одной из записи Аввакум утверждал, что сойдет с Руси дьявольское наваждение, «а что, царь-государь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илья-пророк, всех перепластал во един день. Не осквернил бы рук своих, но освятил, думаю… Перво бы Никона того, собаку, рассекли начетверто, а потом бы никониан тех… не согрешим, не бойся, но и венцы небесные примем». Согласно утверждению Аввакума, слуга дьявола не один Никон, а и царь. Оба они вместе «удумали со дияволом книги перепечатать и все изменить, в крещении не отрицаются сатаны; чему быть? дети его, коль отца своего отрицатися не хотят». Никон и царь – два рога апокалипсического зверя; царь и патриарх пьют кровь святых свидетелей Исусовых и пьяны от нее. Таким образом, царь и патриарх – это антихристы, которые воцарились в Москве. Остается только немного еще потерпеть и придет спасение: «В огне здесь небольшое время потерпеть – аки оком мгнуть, тако душа и выступит». Душа выступит и кончатся для нее все страдания; все, кто будет слушать Аввакума, попадут после второго пришествия (оно ожидалось

в конце столетия) в райские селения. Ожидать, что Аввакум стал бы действовать иначе, чем Никон, случись, что реформа пошла бы по пути, предложенному «боголюбцами», – значит не понимать существенной черты религиозной идеологии – её нетерпимости к любому инакомыслию.

Попытки Алексея Михайловича, а затем царя Федора, привлечь на свою сторону Аввакума ни к чему не привели. 14 апреля 1682 года Аввакум и трое его сподвижников – «великая четверица» писателей-публицистов – были сожжены в Пустозерске «за великие на царский дом хулы».

В расколе оказались посадские люди, которые ухудшение своего положения связывали с реформами Никона, проникновением на русский рынок иностранных товаров. Идеология посадских людей хорошо изложена в одном из писем, найденном в 1718 г. В нем мы читаем: «Пришельцев иноверных языков щедро и благоутробно за сыновление себе восприняли и всеми благами их наградили, а христиан бедных, бьючи на правежах, и с податей своих гладом поморили и до основания всех разорили и отечество наше пресловущие грады опустошили… градских и древле установленных своих законов лишились…

и в лестных учениях обычай свой изменили, слова и звания нашего славянского языка и платья переменили, главы и брады обрили, и персоны своя ругательски обесчестили: несть в нас вида и разнствия и иноверными языки, последуем их нравам и законам». Выход из такого положения посадские люди видели в свободе от церковных и гражданских уз. «Сотвори Бог его (человека) по образу

и подобию своему», – утверждалось в одном из писем, – и поэтому человек, как и божество, есть существо свободное и «самовластну ему повелено быти».

Широкую поддержку раскол получил в крестьянской среде. И дело даже не в том, что крестьяне выступали страстными поборниками старой веры. По большому счету крестьянам были чужды споры о правильности или неправильности старых богослужебных формул. Крестьяне не понимали значения этих формул и не были по отношению к ним столь же консервативны, как профессиональный клир или более или менее начитанное посадское население.

В их сознании уничтожение старых порядков, старых «градских законов» (вспомним Соборное уложение) шло из Москвы от патриарха и царя. Поэтому крестьянство сейчас же согласилось со своими священниками в оценке Никона и его дела, тем более что жить становилось решительно невмоготу. Участие

в расколе посадских людей и крестьян превратили его, по сути, в социальное, антикрепостническое движение, что ярко проявилось в Соловецком восстании и крестьянской войне под предводительством Степана Разина.

Движение в Соловецком монастыре началось спустя некоторое время после церковного собора, положившего начало расколу. Началось восстание как чисто религиозное движение. По имеющимся свидетельствам, «черный собор» (общее собрание монахов) с порога отверг нововведения: «Новой веры и учения не воспринимаем!» Посланца Москвы, архимандрита Сергия, когда он поинтересовался, по каким же книгам намерены служить в монастыре, не пустили и на порог библиотеки. Иноки долго отнекивались, ссылались на преклонный возраст, который не позволяет им разобраться в новых текстах, на плохую память. Наконец твердо заявили, что не станут служить по-новому, лучше уйдут на монастырские работы.

Монахи хорошо приняли сосланного к ним бывшего начальника государева Печатного двора князя Михаила Ивановича Львова, и проводили с ним целые ночи в разговорах о старом благочестии, принося «к нему сосудами и погребцами вино и водку и пьючи с ним». Соловецкие монахи не оставляли своей заботой и других ссыльных, в том числе тех, кто представлялся особо опасным всемогущему патриарху Никону. В эти края были сосланы протопоп Иван Неронов, иеромонах Феоктист, московский поп Козьма и вологодский Сысой, ротмистр рейтарского строя Осип Пирютин «и иных многих старцев и мирских людей разных чинов». Соловецкие власти жаловались, что не могут (да это было и не в традициях монастыря) держать «опальных» в заточении «под крепким началом», не давать им чернил и бумаги и ограничить свободу их передвижения: «И от тех опальных людей чинятся здесь, в монастыре, мятежи многие, потому что их умножилось, да от них же происходит бесчинство многое». Именно отсюда по стране стала распространяться мысль о пришествии Антихриста. Его первым предшественником был папа римский, а вторым, более значительным – патриарх Никон. Именно отсюда прозвучало заявление: «нам латинской службы и еретического чину не принимать!» и стоять всем на прежней вере едино.

Несколько лет Соловки то вели бесконечные прения, то выдерживали натиск царских войск. Отряды стрельцов действовали против монастыря без особого успеха, даже когда в осадное войско привезли пушки. Монастырь поддержало все побережье: подвозили хлеб, обеспечивали рыбой. Силу сопротивления придали монастырю выступившие против порядков в стране разинцы, которых в достаточном количестве скопилось в монастыре. Управление быстро перешло из рук старцев в руки собравшихся здесь крестьян и казаков. Руководство обороной возглавил некий Фаддей-сапожник. Чернецы остались чернецами, но вся практическая жизнь сосредоточилась в руках сподвижников Разина. Богослужение забросили, требы, даже такие, как отпевание умерших, исполнять перестали. Троеперстие же объявили печатью Антихриста.

Несколько лет защитники монастыря мужественно оборонялись. Все попытки карателей подавить выступление ни к чему не приводили, а 27 июня 1673 г. сотня двинских стрельцов даже отказалась идти на вылазку под стены монастыря. Правительство стягивало к монастырю новые войска, распространяло слухи о том, что «истинных монахов в обители» уже не осталось, а сидят там «воры и разбойники» и им нельзя оказывать помощь. Лишь с помощью монаха-перебежчика, который показал осаждавшим потайной ход, стрельцам 27 января 1676 года удалось ворваться в обитель и сломить сопротивление восставших. Почти все защитники монастыря погибли в схватке. Оплот народной вольности на Белом море перестал существовать.

Подводя итоги, можно заметить, что расколу были присущи как консервативные, так и прогрессивные черты. К первым можно отнести идеализацию

и защиту старины, проповедь национальной замкнутости, враждебное отношение к распространению светских знаний и пропаганду принятия мученического венца во имя «старой веры» как единственного пути спасения души. Ко вторым– религиозное обоснование и оправдание различных форм сопротивления официальной церкви, разоблачение репрессивной политики царской и церковной властей в отношении старообрядцев и других верующих, определение действий властей, как противоречащих христианскому вероучению.

Источники и литература

1. Житие Аввакума и другие его сочинения. – М., 1991.

2. Дело о патриархе Никоне. – СПБ., 1897.

3. Материалы для истории раскола за первое время его существования.–М.,1875.– Т.1.

4. Полное собрание законов Российской империи.– СПБ.,1830.– Т.1.

5. Буганов В. И., Богданов А. П. Бунтари и правдоискатели в Русской православной церкви. – М.,1991.

6. Замалеев А. Ф., Овчинникова Е. А. Еретики и ортодоксы. Очерки древнерусской духовности. – Л., 1991.

7. История России с древнейших времен до конца XVII века. – М., 1997.

8. Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. –Сергиев Посад, 1912.

9. Карацуба И. В. и др. Выбирая свою историю. – М., 2006

10. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей.. Кн. 2. – М., 1991

11. Макарий (Булгаков). История русской церкви.– М., 1996.– Кн.7.

12. Никольский Н. М. История русской церкви. – М., 1983.

13. Прошин Г. Черное воинство.– М., 1988.

14. Русское православие. Вехи истории. – М., 1989.

XVII век – век «бунташный»

1. Народные восстания 1630 – 1660-х годов.

2. Крестьянская (гражданская) война под предводительством Степана Разина.

XVII ст. современники не случайно назвали «бунташным» веком. Именно с этим столетием связаны две гражданские войны, городские восстания середины столетия, Медный бунт в Москве и два стрелецких восстания последней четверти века.

Дело в том, что развитие страны в первые десятилетия правления Романовых носило весьма противоречивый характер. С одной стороны, заметно шагнуло вперед народное хозяйство; с другой – резко ухудшилось положение народных масс и прежде всего крестьянства, которое составляло до 90 % населения страны. Особенно ухудшалось положение народных масс в годы, когда страна вела войны. А в XVII ст. их было много.

Первое серьезное испытание выпало на время Смоленской войны (1632-1634 гг.). Ещё в середине 20-х годов правительство приняло решение о формировании полков «нового строя». В страну были приглашены иностранцы. Стали формировать рейтарские и драгунские полки из «охочих» людей. На их содержание вводились новые налоги. Накануне войны правительство принимает решение о сборе чрезвычайного налога со всех категорий населения, поскольку «денежкой государевой казне… безъ прибыльныя казны (т. е. без чрезвычайного налога) быть не уметь». Не только «охочие», вольные люди, но и зависимые крестьяне вступали в новые отряды. Они объявляли себя «вольными казаками», «шишами» (партизанами–разведчиками). Многие отряды не только включаются в военные действия, помогая армии, но и нередко ведут борьбу против помещиков и вотчинников: совершают набеги на их имения, устраивают погромы, захватывают имущество. Действуют они в Мещовском, Серпейском, Рославльском уездах. К ним перебегают солдаты из царских полков. По большому счету, действия таких отрядов приносили вред государству, поскольку дворяне, основная сила русской армии, начали уходить из действующей армии домой, чтобы защитить свои имения.

В ноябре 1632 г. к русской армии, которая находилась под Дорогобужем, пришли 400 крестьян нескольких уездов, «которые радеют государю, Балаш

с товарищи и били челом, чтоб им позволил, собрався с вольными людьми, быть в шишах и языков добывать». Этот отряд по собственной инициативе начал борьбу против польских военных сил под Смоленском «за литовским рубежом». Одновременно под Трубчевском воевал отряд из 1,5 тыс. крестьян Комарицкой волости. Одним из его предводителей был дворянин С. Веревкин.

В январе 1633 г. часть «комарицких и карачевских» мужиков объединяются с отрядом И. Балаша. В него вливаются «охочие люди северских и украинных городов», донские казаки, малоимущие дети боярские. Отряд нападал не только на польские военные отряды, но и часто громил имения русских феодалов. Правительство теряло контроль над действиями отряда. Однако и среди участников отряда не было единства. Некоторые крестьяне разбрелись по домам. Другие раскололись – одни хотели идти к Смоленску, где находилась русская армия, другие направились к Путивлю, т. е. в противоположную сторону. Царские воеводы организовали преследование ушедших. И. Балаш был схвачен и посажен в тюрьму, но некоторые из отряда оказались в Москве. Здесь они стали подговаривать москвичей «в воровство». Ряд холопов, солдат, посадских бежали на юг или «на Северину», т. е. в Северскую Украину.

В зоне военных действий после распада отряда Балаша казацко-крестьянское движение продолжается, центром его становится Рославль. Его участники называют себя «казаками Балашова полку». Предводителями–атаманами с лета 1633 г. до июня 1634 г., когда заканчивается это движение, выступают Анисим Чертопруд, Федот Лях, Иван Теслев, Тимофей Коробкин, Агей Иванов, Григорий Растопчин. Фактическим главой движения, которое из казацко-крестьянского превратилось в крестьянско-казацкое, выступил Чертопруд, человек смелый и энергичный. 22 февраля 1634 г. он привел повстанческое войско в Козельский уезд. Сюда, в Дудинскую волость, прибывали новые отряды повстанцев – стрельцов, солдат, холопов, крестьян. Они продолжали «уезды воровать», отказывались идти в царское войско, принимали в свои ряды новых людей: «Мы к себе в войска не призываем, а от себя не отсылаем!» Восставшие громили имения окрестных помещиков. Их эмиссары с отрядами появлялись то тут, то там. Повстанческое войско сильно изменилось по своему составу. Если вначале донские и яицкие казаки составляли 40 % всех участников (1,2 тыс. из 3), то позднее их доля значительно уменьшилась, ряды балашовцев пополнились сотнями и тысячами крестьян и холопов, записавшихся в «охочие казаки». На круге в селе Волховец 20 марта присутствовало около 8 тысяч повстанцев.

Помимо действий главного войска восставших, на местах ведут борьбу многие крестьянские отряды в Алексинском, Калужском, Серпуховском, Лихвинском, Воротынском, Мещовском, Козельском, Медынском, Белевском, Болховском, Карачевском, Мценском и других уездах. Среди участников движения усиливались разногласия: меньшинство, прежде всего из собственно казаков

и атаманов, стремились к прекращению «воровства», т. е. антифеодальных выступлений; большинство же «охочих людей», прежде всего, конечно, крестьяне и холопы, выступало сторонником именно антифеодальных действий. Сильно разросшееся за счет небоеспособных людей повстанческое войско быстро теряло организованность и дисциплину. В нем стала преобладать стихия. Постепенно движение затихло, и правительство подавило его силой.

В последующие годы то в одном, то в другом уездах вспыхивали восстания. Из–за «пятой деньги» (сбор одной пятой доходов), воеводского кормления (сбор денег в пользу воевод) и «волокиты» поднимались «черные» люди в Великом Устюге (1632 г.), Соли-Вычегодской (1637 г.), Китай-городке (1636 г.), Вятке (1634 г.), Тотьме (1647 г.). Волновались «черные» люди в Калуге, Чебоксарах, Яренске. Восставшие громили дворы феодалов, торговые лавки, били кабаки, открывали тюрьмы и выпускали из них колодников. На что власти отвечали жестокими мерами: участников волнений пытали в приказах, жгли огнем, заковывали в «цепи и железо». Однако остановить волнения они не могли.

В 1648 г. в Москве вспыхнуло новое, гораздо более мощное движение, получившее в источниках и литературе название «Соляного бунта». Своеобразие этого восстания состояло в том, что оно завершилось удовлетворением требований, предъявленных участниками. Другой особенностью выступления

в Москве было участие в нем разнородных слоев населения столицы: посадских людей, стрельцов и дворян.

Недовольство посада и стрельцов вызвала финансовая реформа правительства боярина Б. И. Морозова. Дело в том, что Б. И. Морозов, возглавив правительство молодого царя Алексея Михайловича, решил, во что бы то ни стало и какими угодно средствами пополнить государственную казну. Начал он

с усиленного сбора недоимок, которые взыскивались неукоснительно и с большой жестокостью.

Однако крутые меры ни к чему не приводили. Сборщики налогов сообщали о горожанах и крестьянах, что «доимки с них доправить немочно», так как они «стали бедны». Морозов решает прибегнуть к иному средству – увеличить косвенные налоги. С этой целью 7 февраля 1646 г. был принят указ о соляном налоге, по которому налог на соль поднимался до двух гривен с пуда. «А иные мелкие поборы, – говорит указ, – со всей земли и прежние соляные всякие пошлины и проезжие мыты указали мы везде отставить, и порухи вперед в соляной продаже нигде никому не быть. А как та соляная пошлина в нашу казну сполна сберется, то мы указали во всей земле и со всяких людей наши доходы, стрелецкие и ямские деньги сложить, а заплатить те стрелецкие и ямские доходы этими соляными пошлинами деньгами, потому что эта соляная всем будет равна; в избылых никто не будет и лишнего платить не станет, и всякий станет платить без правежу… также иноземцы, которые получают наше жалованье и кормовые деньги, и торговые люди иноземцы все станут платить наравне с тягловыми людьми. А торговым людям возить эту соль во все города и уезды без мыту и безо всякой пошлины и продавать везде, где кто захочет…» Расчет правительства был прост. Поскольку посадское население и крестьяне правдами и неправдами могли уклониться от прямого обложения, то, установив высокий налог на такой продукт первой необходимости, как соль, которая потреблялась в больших размерах, не смогут отказаться ни крестьяне, ни другие социальные слои. По утверждению правительства, этот налог должен был с лихвой восполнить недоимки и обеспечить приток в казну государства значительных средств. Но эффект от введения соляного налога получился самый неожиданный. Народ оказался просто не в состоянии покупать соль, потребление которой резко снизилось. На рыболовных промыслах гнили горы рыбы. Материальное положение посадских людей и крестьян ухудшилось.

В городах было неспокойно. Все это побудило правительство отказаться от соляного налога, и в декабре 1647 г. он был отменен.

Потерпев неудачу с введение налога на соль, правительство Морозова попыталось сократить государственные расходы. С этой целью оно переводит ряд стрелецких полков с жалованья на «земельную дачу», сокращает жалованье стрельцам и пушкарям, мелким приказным центральных приказов и местных учреждений. Результатом таких мероприятий стал расцвет казнокрадства, лихоимства, взяточничества. Преуспевали в этом и родственники Морозова: окольничие, судья Земского приказа Леонтий Плещеев и заведовавший Пушкарским приказом Траханиотов.

У посадских людей была и еще одна важная причина выражать свое недовольство. Это – наличие на посадах белых слобод. «Черное» население посада требовало ликвидировать белые слободы и уравнять их жителей в правах

и обязанностях со всем остальным посадским населением.

Свои претензии к правительству предъявляли и широкие круги дворянства – они давно домогались неограниченного срока сыска беглых крестьян. (Об этом мы подробно говорили в предыдущих лекциях.)

Обстановка в столице оказалась настолько накаленной, что для открытого неповиновения достаточно было ничтожного повода.

1 июня 1648 г. молодой царь Алексей Михайлович со многими приближенными возвращался с богомолья из Троице-Сергиевой лавры. В Москве его встретила большая толпа москвичей и приезжих с разных концов страны челобитчиков. «Всею землею» они били челом на земского судью Леонтия Плещеева, «вора и грабителя», утесняющего народ. По словам иностранца А. Олеария, челобитчики указывали «на несправедливости Леонтия Степановича Плещеева и ежедневно совершающиеся им дурные поступки» и просили, «чтобы он был смещен, а на его место был посажен честный человек». Но царь не принял челобитной и поехал дальше, а стрелецкая охрана арестовала 16 человек и разогнала толпу. Это привело в ярость народ, и в царскую свиту полетели камни. Некоторые бояре получили ранения. На следующий день возмущенные москвичи вновь встретили царя у ворот Кремля, «неотступно и с громкими криками требовали окончательного решения их желаний и высказанных жалоб». Один из русских современников пишет в связи с этим: «И как государь пошел от праздника, и за ним, государем, пришли на его государев двор всяких чинов посадския и всех приказов стрельцы с большим невежеством». Восставшие требовали отпустить арестованных и выдать им Плещеева.

Для переговоров к восставшим вышли князья Ф. Ф. Волконский

и М. М. Темкин-Ростовский, окольничий Б. И. Пушкин, думный дьяк М. Волошенов. Темкина «чернь к себе поимаша», а с Волконского сорвали платье

и «надавали ему таких пинков и тумаков, что он после этого несколько дней лежал в постели»,– записал очевидец. Б. И. Морозов приказал стрельцам (очевидцы говорят о 6000 человек) разогнать толпу. «Но стрельцы воспротивились такому приказанию Морозова. Некоторые из них отправились к его царскому величеству и заявили, что они, согласно принесенной присяге и своему долгу, охотно будут угождать и служить его царскому величеству и охранять его, но что они не хотят из-за изменника и тирана Плещеева стать во враждебные отношения с толпой». Таким образом, стрельцы не только отказались арестовать активных восставших – челобитчиков, но и ясно показали, на чьей они стороне. К движению присоединились холопы, задолго до восстания собиравшиеся под мостом через реку Неглинную.

Восставшие перешли от требований и угроз к активным действиям: «разграбили многие боярские дворы и окольничих, и дворянские, и гостинные». Среди них дома Б. И. Морозова, князя Никиты Одоевского, князя Алексея Львова, начальника Пушкарского приказа П. Т. Траханиотова, начальника Земского приказа Л. С. Плещеева, начальника Посольского приказа Н. И. Чистого

и других. Н. Чистого, который был известен в народе как беззастенчивый взяточник, инициатор косвенного налога на соль, восставшие «вытащили из потайной дыры или кладовой и тотчас же, без всякой жалости и милосердия, убили ударами дубины, причем так его изувечили, что его нельзя было узнать; затем раздели его донага и бросили во дворе на навозную кучу…» По различным источникам, в эти дни было разрушено и разграблено от 40 до 70 домов. Одновременно народ требовал выдачи Плещеева, Траханиотова, Морозова.

Восстание разрасталось. Попытка патриарха Иосифа и других церковных иерархов успокоить народ ни к чему не привела. Войска «иноземного строя», вызванные в Кремль вместо стрельцов, с трудом сдерживали восставших, стремившихся ворваться в Кремль. Царь вынужден был пойти на требования восставших и приказал «всему народу выдать головою» Плещеева. Толпа «взяла его от стрельцов, говоря, что она сама учинит над ним суд, и тотчас же перед Кремлем убила его, как собаку, ударами дубины», – записал очевидец. Но это не успокоило восставших. Они по-прежнему требовали выдачи Траханиотова и Морозова. Хотя Траханиотов был отправлен на воеводство в Устюжну Железнопольскую, его вернули с дороги и 5 июня выдали восставшим. Его тут же казнили.

Казалось бы, крови уже было пролито достаточно, но восставшие требовали выдачи, как они считали, главного виновника всех бед боярина Б.И. Морозова. (Морозов пытался бежать из Москвы, но в Дорогомиловской слободе его узнали ямщики и чуть было не убили. Морозов вернулся в Кремль и спрятался в царских покоях.) «Его царское величество, – описывает очевидец, – сам вышел к народу с непокрытой, обнаженной головой и со слезами на глазах умолял и ради бога просил их успокоиться и пощадить Морозова за то, что он оказал большие услуги его отцу и был его воспитателем и домоправителем», а также «мужем сестры царицы». Морозов был отправлен в ссылку в Кирилло-Белозерский монастырь. Царь обещал народу впредь его ни к каким делам не привлекать. «На том, – рассказывает очевидец, – миром и всею землею государю челом ударили и в том во всем договорились».

Но дело было не только и даже не столько в удалении Морозова. В этом восстании больше проявились социальные противоречия. И правительство увидело те социальные слои, на которые ему следует опираться. Дворяне и верхи посада, используя обстановку народного восстания, растерянность и ослабление правительства, подали на имя царя челобитную. В ней выдвигались требования упорядочения судопроизводства, правильного ведения всех дел в приказах, прикрепления крестьян к земле, возвращение на посад ремесленников из белых слобод, ограничение на территории России торговли иностранцами, созыва Земского собора для разработки нового закона – Уложения. Земский собор и должен был укрепить позиции дворянства, удовлетворить его требования,

а заодно и богатых торговых людей.

Одновременно с событиями в Москве и под их влиянием народные движения охватили многие города на юге, в Поморье и Сибири. Наиболее сильные выступления произошли в Курске, Козлове, Ельце, Ливнах, Валуйках, Чугуеве, Сольвычегодске, Устюге Великом, Томске, Кузнецке, Верхотурье.

Соборное уложение 1649 г. удовлетворило интересы верхних социальных слоев. На крестьян и низы посада ложилось все бремя феодального гнета. Это

и привело к новым восстаниям, которые произошли в Пскове и Новгороде

в 1650 г.

В Пскове восстание вспыхнуло в феврале месяце. Поводом к восстанию послужила спекуляция хлебом. Дело в том, что русское правительство в 1649 г. обязалось выплатить Швеции 190 тысяч рублей как компенсацию за русских

и карел, покинувших земли, захваченные Шведами по Столбовскому миру,

и переселившихся в Россию. Часть этих денег необходимо было отдать рожью по ценам рынка Пскова. Купец Емельянов стал закупать хлеб у помещиков по завышенным ценам, что привело к повышению цен и на рынке.

Дороговизна хлеба тяжело отразилась на псковской бедноте. 28 февраля «посадские люди и стрельцы, и казаки, и пушкари, и воротники, и всякие, жилецкие, черные люди, молодшие и худые» потребовали от воеводы Собакина

и архиепископа Макария прекратить передачу хлеба шведам. Шведский агент по приемке хлеба Л. Нумменс был арестован, а двор Емельянова разгромлен. Воевода уступил требованиям горожан. Однако волнения не прекратились. Напротив, выступления посадского населения активизировались, когда они узнали, что их поддержали в Новгороде. Псковичи заявляли: «Не одни мы то учинили, и новгородцы так же сделали, и то перво в том деле два городы».

20 марта в Пскове пришли к власти «молодшие люди» и во главе земской избы стал староста Гаврила Демидов. Все дела решались «миром» (сходом), который собирался по звону «сплошного колокола» у земской избы. Иногда собиралось до нескольких тысяч человек. Ораторы говорили с помостов, как во времена псковского веча. Члены земской избы занималась обороной города, судом, оружием, ведали хлебными припасами, вели переговоры с правительством. Они у городской верхушки конфисковали ружья, порох, свинец. Хлеб из боярских житниц раздавался посадским ремесленникам, дворянских лошадей передавали защитникам города. Псковичи посадили под арест Собакина, его преемника воеводу князя В. П. Львова. Выступление в городе поддержало население пригородов – Гдова, Острова, Изборска. В след за ними поднялось крестьянство области.

Примерно как и в Пскове, развивались события и в Новгороде. Здесь власть перешла к земской избе, и правительство возглавил сын боярский Иван Жеглов. Митрополит Никон (будущий патриарх) и воевода Ф. А. Хилков выслали стрелецких голов унимать мятежников, но это не дало желаемых результатов. Тогда митрополит решил действовать против восставших духовным оружием. 17 марта, в день Алексия, к Святой Софии собралось множество народа. Никон поименно проклял новых правителей. Начался ропот: «Государь жалует на свой ангел, из тюрем виновных людей распускает, а митрополит

в такой праздник проклинает… всех новгородцев». Масло в огонь подлили слухи о том, что «митрополит Никон и окольничий князь Федор изменники». Толпа двинулась на Софийский двор. Здесь они освободили заложников. Избили митрополита. «Они меня ухватили со всяким бесчинием, – писал Никон царю, – ослопом в грудь ударили и грудь расшибли, по бокам били кулаками и камнями, держа их в руках…» Нападение на митрополита можно назвать апогеем выступления. Но здесь встал вопрос: что делать дальше? Дворяне и «лучшие люди» Новгорода не поддерживали восставших. К городу приближались царские войска воеводы Ивана Хованского.

В такой ситуации в Новгороде выбрали трех человек от посадских, двоих от стрельцов, одного казака и отправили их с челобитной и подарками к царю. В челобитной новгородцы писали: «Бьют челом холопы твои государевы, дворяне и дети боярские и новгородские пятиконецкие старосты и все посадские люди и стрелецкие пятидесятские и все рядовые, и все казаки, и всякие служивые люди, и твои государевы богомольцы протопопы и попы и дьяконы и всяких чинов жилецкие люди… Милостивый государь! Пожалуй нас, не вели из своего Московского государства своей денежной и хлебной казны и съестных запасов за рубеж шведским людям давать и пропускать». Одновременно излагались жалобы на князя Хилкова.

Между тем к Новгороду приближался отряд Хованского. Жиглов отправил к нему письмо, в котором извещал, что выехал было к нему навстречу, но не мог переехать Волховец за льдом. «Ожидают тебя в Великом Новгороде,–- писал Жиглов, – а встречать тебя хотят за городом с хлебом и солью; милости у тебя, государя, прошу,…милостиво учини, а мирские люди… и тебя ожидают вскоре». 17 апреля Новгород покорился Хованскому. С 24 апреля Хованский приступил к розыску. Прежде всего явился датский посланник с жалобою на Волка, которого пытали, и он повинился, что посланника бил и бесчестил. Сознался он и в том, что вместе с Ивашкою Жигловым и Елисейкою Лисицею поднял мятеж и «воровской завод чинил». Волку отсекли голову на площади. Разыскали и заводчиков. Среди них оказались староста Андрюшка Гаврилов, Елисейка Лисица, Ивашка Жеглов, Игнашка Молодожников, Никифорка Хамов, Степка Трегубов, Панкрашка Шмара, площадный подьячий Нестерка Микулин с сыном Гаврилкой, площадный подьячий Аханатков. Всего обвинили в «воровстве» 212 человек. По приговору суда Жеглова, Гаврилова, Лисицу, Молодожникова и Шмару казнили. Остальных били кнутом и батогами. Некоторых сослали в Астрахань, на Терек и другие отдаленные места. 162 человека посадских, стрельцов и казаков после наказания отдали на поруки.

В Пскове со средины марта стали усиливаться волнения. 30 марта сюда из Москвы для расследования прибыл князь Федор Федорович Волконский.

У него взяли государеву грамоту и начали читать «во весь мир». Когда дочитали грамоту до того места, где сказано было, что воров казнить, а иным наказание чинить, и заводчики мятежа были названы поименно, то поднялся крик, и некоторые заявили: «Государь прислал казнить нас, а мы здесь скорее казним того, что прислан, нас казнить!» Волконский чудом избежал смерти. Вместе

с тем псковичи желали знать слово государя и направили к нему челобитчиков, которые прибыли в Москву в начале мая. На все жалобы псковичей на злоупотребления властей был дан ответ: «Холопи наши и сироты нам, великим государям, никогда не указывали, и вам надобно было челом бить до нынешнего смятения, а самим не управляться». Царская грамота оканчивалась угрозою, что если псковичи не покорятся, то пойдут на них боярин князь Алексей Никитич Трубецкой да князь Михайла Петрович Пронский со многими ратными людьми и с нарядом. В грамоте к архиепископу Макарию царь, высоко оценивая поведение Никона в Новгороде, писал, что его митрополичьим радением и князя Хованского службою новгородцы в «познанье пришли».

Тот же Хованский 28 мая приблизился к Пскову, но был встречен мощным огнем защитников. Псковичи не думали сдаваться и говорили: «Хотя бы

и большая сила ко Пскову пришла, так не сдадимся: города вскоре не разобьют и не возьмут, а нам в городе есть, с чем сидеть, хлеба и запасов будет лет на десять». На уговоры Хованского сдаться, псковичи совершали боевые вылазки и наносили урон царским войскам.

4 июля на переговоры с псковичами из Москвы выехала делегация, в которую входили священнослужители, выборные люди из стольников, стряпчих, дворян, гостей, дворовых людей. Они должны были уговорить псковичей впустить Хованского и выдать зачинщиков смуты: Гаврилку Демидова, Мишку Мошницина, Дружинку Бородина, Прошку Козу да Ваську Копыто. За это псковичи получат прощение. В противном случае государь обещал сам пойти на Псков и разорить его. Но псковичи не шли ни на какие уговоры.

26 июля по решению государя в Москве собрался Земский собор, на котором рассматривался вопрос о положении в Пскове. Участникам собора сообщили о поведении псковичей. Но конкретного решения, как быть, принято не было. К Рафаилу, епископу коломенскому, который возглавлял делегацию

в Псков, был послан указ не требовать выдачи заводчиков смуты, уговаривать псковичей «вины свои принести» и обещать им, если они покорятся и государю крест поцелуют, то князь Хованский немедленно отступит от Пскова к Новгороду. Трудно определить, чем можно объяснить такую нерешительность правительства. Скорее всего, это объяснялось близостью Пскова к литовской границе и боязнью перехода псковичей под власть польского короля.

Миссия Рафаила добилась успеха. 20 августа псковичи объявили о готовности целовать крест государю. В Москву были отправлены челобитчики

с повинною. Рафаил именем царским объявил всепрощение, а «лучшие люди» взяли власть в свои руки. Некоторые из зачинщиков мятежа – Демидов, Слепой, Коза, Копыто, Сорокоумов, Клобучков, Шапошников, Семяков – были вывезены из Пскова в Новгород и там посажены в тюрьму в оковах. Когда их повезли, то многие псковичи собрались с женами и детьми и провожали их за город, причем слышались слова: «Во Пскове государь казнить их не велел,

а велел сослать в Новгород, а если в Новгороде государь велит их казнить, то нам всем казненным и сосланным быть». После этих событий царь в Москве объявил: «Псковичи вины свои принесли, присягу дали и мы их прощаем».

Выступление в Пскове отличается от предшествующих городских движений тем, что во время его у власти на протяжении четырех месяцев оказалась городская беднота. Она приняла ряд важных решений против социальных верхов города.

Двенадцать лет спустя в Москве вспыхнуло еще одно мощное, хотя и скоротечное восстание, которое современники и историки назвали «Медным бунтом». В выступлении приняли участие посадские люди, часть стрельцов, солдат, рейтар московского гарнизона. В известной мере повторилось то, что произошло во время «Соляного бунта». Но обстановка к тому времени изменилась довольно заметно, поэтому и ход восстания и его финал существенно отличаются от того, что было в начале правления Алексея Михайловича.

Дело в том, что длительные и изнурительные войны России с соседями требовали огромных затрат. В эти годы правительство набирало все новых

и новых «даточных людей». На содержание армии вводились новые налоги – «пятинные деньги» в размере 5, 10 и даже 20 % всех доходов. Но и этих средств не хватало. Тогда правительство решило выпустить медные деньги, которые должны были заменить серебряные. Из одного фунта (400 граммов) меди стоимостью 12 копеек изготовляли 10 рублей. В итоге получили 5 миллионов рублей. (Инициаторами этой реформы документы называют окольничего

Ф. М. Ртищева, патриарха Никона, думного дворянина А. Л. Ордина-Нащокина.)

По номинальной цене медные деньги приравняли к серебряным. На рынке принимались и те, и другие. Но налоги собирались только серебряными. Цены на все, и прежде всего на сельскохозяйственные продукты, выросли во много раз. Финансовые операции правительства привели к тому, что бояре и купцы стали накапливать серебро, а беднота, особенно посадская, «черные люди» оказались в бедственном положении вследствие роста цен. Бедствовали стрельцы, пушкари, солдаты и другие служилые люди «по прибору», жившие на государево жалованье. Ранее стрельцы получали денежное и хлебное жалованье. Правительство перевело хлебное жалованье на деньги. Между тем цены на хлеб быстро росли, деньги обесценивались. В 1660 г. за одну серебряную копейку давали 1,5 медной, в 1661 г. разрыв увеличивается до 1:4; в 1662-м – от 1:6 до

1:9; в 1663-м – от 1:10 до 1:15. Появилась и масса фальшивых монет. В стране разразилась настоящая финансовая катастрофа. Стрельцы, пушкари, служилые люди отказывались получать медные деньги. Начались голод, спекуляция. Служилые и посадские люди заваливали приказы челобитными, жаловались на тяжелое, безвыходное положение, просили о материальной помощи. Многие воины бежали из армии. «Великая нищета и гибель большая, -–говорили представители черных сотен и слобод, – чинится хлебной цене и во всяких харчах дороговь великая… от воровских медных денег»; «и мы чернослободцы, от такой хлебной и всякой дороговли и от медной деньги вконец оскудели».

Напряжение в городе нарастало. 25 июля в оживленных местах столицы были обнаружены «воровские письма» с перечнем фамилий изменников-бояр – Милославского, Ртищева, Хитрово, Стрешнева, купцов – Шорина и Задорина. Их обвиняли в сношениях с польским королем, которому они будто бы отпускали «казну… пороховую и денежную многую», в разорении государства, в том, что в Москве мало войска и съестных припасов, солдаты умирают с голода из-за скудного жалованья, которое к тому же выдают медными деньгами. В целом требования низов сводились к снижению налогов, прекращению злоупотреблений правящих лиц, богачей, их наказанию.

Раздался набат, и возбужденная толпа посадских, солдат и стрельцов – около 5 тысяч человек двинулась в Коломенское, где находился царь, а в самой Москве посадские начали громить дворы бояр и богатых купцов, причастных

к денежной реформе. Г. Котошихин, современник тех событий, писал, что

в Коломенском царя «держали…за платье, за пуговицы», «и один человек ис тех людей с царем бил по рукам». Царь послал в Москву из Коломенского князя И. А. Хованского «и велел на Москве уговаривать, чтоб они смуты не чинили

и домов ничьих не грабили». Но это не имело успеха. Новые ватаги горожан двинулись к Коломенскому. Они угрожали царю: «Будет добром нам тех бояр не отдашь, и мы у тебя учнем имать сами по своему обычаю». Солдаты загнали в воду некоторых свои командиров.

Однако к Коломенскому уже стягивалось до 10 тысяч верного царю войска. Государь «закричал и велел» стрельцам, придворным и холопам «побивать» восставших, «сечь и рубить их без милости, имавши их, вешать… и в реках топить и в болотах». По некоторым данным, во время этих событий было арестовано и погибло до 2,5–3 тысяч человек.

Царь жестоко обошелся с народом. Между с тем в начале следующего года правительство отменило медные деньги, «чтоб еще чего меж людми о деньгах не учинилося». Десятки тонн медных денег остались в подвалах здания Московских приказов. (В следующем столетии из-за этого задержалось открытие Московского университета.)

Венцом народных выступлений второй половины XVII ст. стала вторая гражданская война, которую возглавил Степан Тимофеевич Разин.

Степан родился в Зимовейской станице в семье “домовитого“ казака около 1630 года. Его крестным отцом стал сам атаман войска Донского. Степан от природы имел недюжинные способности. Знал калмыцкий, татарский и польский языки, понимал персидский. Его отличали смелость и сноровка, исключительная отвага. Разин был искусным дипломатом и умело руководил людьми во время сражений. Так, в 1663 г. он возглавлял отряд донцов, который ходил под Перекоп против крымских татар и одержал победу. В то же время ему были присущи черты, столь характерные для вольного сына «Тихого Дона», как удальство, «молодечество», расточительство, любовь к пирам и «забавам». В молодости Разин прошел Русь от Азовского до Белого моря. Посетил Соловецкий монастырь. В составе казацких станиц (посольств) трижды побывал в Москве. Во время своих путешествий насмотрелся на народные страдания, наслушался стонов, жалоб и обид запоротых до полусмерти, иссеченных до костей, обманутых и ограбленных воеводами и приказчиками простых людей. Жестокость властей, московских бояр испытала и семья Степана: в 1665 г. казнили его старшего брата. В походах закалился его характер, развился талант командира.

В исторической литературе это движение называли «бунтом» (Н. И. Костомаров), «восстанием» (И. И. Смирнов), «крестьянской войной» (В. И. Буганов). В литературе высказывались различные мнения и о хронологических рамках движения. В настоящее время российские историки определяют это движение, как «гражданскую войну», которая хронологически охватывает период

с 1667 по 1671 год. По определению авторов «Истории России с древнейших времен…(М., 1998)», «Действия восставших с самого начала их похода на Дон и Волгу, помимо чисто “разбойных” моментов, отличают четкие и ясно выраженные антифеодальные черты: расправы над богатыми казаками, купцами, приказчиками, борьба с царскими ратниками, включение в отряд освобожденных от неволи ссыльных, а также недовольных своим положением работных и других людей». Война охватила обширные районы Дона, Поволжья, Приуралья, нашла отклик в Украине. Причинами столь мощного движения явились следующие факторы.

В середине ХVII ст. заметно увеличилось дворянское землевладение.

В собственность они получили десятки тысяч крестьянских дворов. Переписные книги 1678 г. насчитали по стране 888 тысяч тяглых дворов; из них 90 % находилось в собственности феодалов. Из года в год увеличивались налоги

и повинности крестьян. Им приходилось работать на барина 2-4 дня в неделю. Выполнять подводную повинность, заниматься постройкой и ремонтом дорог

и укреплений. Платить за пашню, сенные покосы, рыбные ловли, лавочные места, кузницы и многое другое. Причем каждый феодал старался постоянно увеличивать свои доходы. Царь Алексей Михайлович писал одному из своих приказчиков: «И будет на что можно оброк прибавить, и ты б о том чинил (делал) по своему усмотрению».

Изнемогала под тяжестью налогов городская беднота – мелкие ремесленники, торговцы, поденные работники. Ремесленники разорялись. Немало ремесленного люда находилось в неоплатном долгу у богатых купцов, которые занимались и торговлей, и ростовщичеством. Роптали на свою рабскую долю холопы – люди, попавшие в полную зависимость от господ и лишенные всяких прав. Тяжелым бременем на плечи народа ложились длительные войны России с Польшей и Швецией. Например, с 1619 по 1663 год размер стрелецких денег, одного из основных целевых сборов, увеличился в 10 раз. Усугубляли положение частые неурожаи и эпидемии.

Все это заставляло крестьян и холопов, городскую бедноту в одиночку, семьями и даже целыми селениями бежать на окраины Российского государства. Туда, где еще не было помещика и его приказчика. Значительная масса населения устремлялась на Дон, где существовало негласное, но фактически узаконенное правило: «С Дона выдачи нет», т. е. те, кто достиг Дона, возврату феодалу не подлежали.

«На Дону и без бояр живут.»Обиженные и обездоленные люди познавшие лютую нужду, несправедливость и жестокость, надеялись обрести на Дону привольную жизнь. Здесь действительно не было ни феодалов, ни воевод. Всеми делами вершили общие сходки – круги. (Из курса истории Украины Вам известно, как жили Запорожские казаки). Но напрасно было думать, что на Дону господствовало равенство. Лучшие земли, выборные должности, власть, богатство были в руках богатых, «домовитых» казаков «из дедов казаков», чьи городки тянулись в низовьях Дона. Они имели стада скота, рыбные ловли, вели торговлю. «Новопришлые» казаки селились главным образом в верховьях Дона и его притоках. Они приходили на Дон, как правило, с пустыми руками

и попадали в зависимость от «домовитых». Пасли табуны «домовитых», приглядывали за их пчельниками и мельницами.

Земледелием заниматься на Дону было не принято. Казаки считали, что распаханную землю возьмут на учет писцы и обложат население тяжелыми натуральными налогами.

Жалованья, которое получали из Москвы (хлеб, деньги, сукно, оружие, припасы к нему), не хватало. Чтобы прожить, устраивали походы «за зипунами» – за добычей – на Волгу или «за море». «Кормит нас, молодцев, – не без горечи говаривали казаки, – небесный царь в степи своею милостью, зверем диким да морскою рыбою. Питаемся словно птицы небесные: не сеем, не пашем, не сбираем в житницы. Так питаемся подле моря Синего». Жить на Дону – значило нести трудную и опасную службу, участвовать в долгих военных походах, жестоких пограничных стычках с врагами русской земли.

«Восходила туча сильна, грозная.»К середине 60-х годов положение на Дону ухудшилось до крайности. Здесь скопилось большое количество беглых. В сообщениях в Москву указывалось: «И во многие-де донские городки пришли с Украйны беглые боярские люди и крестьяне з женами и з детьми,

и от того-де ныне на Дону голод большой». Однако московское правительство ничего не делает, чтобы облегчить положение казачества. Наоборот, оно ограничивает сюда подвоз продовольствия, ограничивает торговлю. Весной 1666 г. здесь начался голод. Это вызвало волнения «голытьбы», т. е. простых казаков

и пришлых крестьян.

Летом 1666 г. с Дона вышел отряд казаков и направился к Москве. В отряде было 700 человек. Возглавлял его Василий Родионович Ус. Казаки желали оказать помощь государству в борьбе с Польшей. Однако правительство приказало им возвратиться на Дон.

Между тем к Усу примкнула группа солдат и драгун Белгородского полка. В казачий отряд вливались сотни дворцовых и помещичьих крестьян, работных людей. Они громили имения помещиков, жгли их дома, брали имущество, убивали владельцев. Помещики жаловались, что усовцы «принимают

к себе людей и крестьян. И с теми де ... людьми и со крестьяны приезжают

в поместья их и в вотчины, и... разоряют». Отряд Уса вырос до трех тысяч человек и стал опасным для дворянства.

Для борьбы с ним правительство выделило большое, хорошо вооруженное и организованное войско. Оно направилось к Туле, где был лагерь казаков. Бороться с таким войском казакам было не под силу, и они уходят на Дон.

Поход Василия Уса был первой вспышкой “пожара”, который охватил несколько лет спустя огромные территории России.

В 1667 г. на Дон хлынули новые потоки беглых. Обстановка здесь стала накаляться. Противоречия между бедными и богатыми казаками усиливались. Чтобы добыть продовольствие, бедные казаки объединяются в небольшие отряды, перебираются на Волгу, грабят торговые суда. Но их часто разбивают царские отряды.

Весной 1667 г. во главе отряда казацкой «голытьбы, с 600 человек

и больши» в верховьях Дона у Паншина городка появляется Степан Разин. Его отряд быстро растет. Уходит на Волгу и отправляется вниз по ее течению. Целью похода являлся захват военной добычи. Как говорил С. Разин: «В войске де (донском) им пить и есть нечево, а государева денежного и хлебного жалованья присылают им скудно, и они де пошли на Волгу-реку покормитца».

На Волге отряд Разина захватил богатый караван судов, который принадлежал царю, патриарху и богатому купцу Шорину. Казаки расправились

с начальниками и купеческими приказчиками. Многие ссыльные, которых везли на судах, работные люди и стрельцы из охраны каравана перешли на сторону Разина. Разинцы проплыли мимо Царицына и Черного Яра, разбили отряд стрельцов у Астрахани и вышли в Каспийское море. Они направились к Яицкому городку (город Гурьев на реке Урал) и взяли его хитростью. Разин и 40 казаков под видом «богомольцев» подошли к воротам, и их впустили. Они тут же открыли ворота, и в город ворвался весь отряд, незадолго перед тем затаившийся в укромных местах. На сторону восставших переходит часть гарнизона. Разин остается в городе зимовать, отбивая натиск правительственных войск.

Перезимовав там, разинцы, захватив с собой артиллерию, двинулись на стругах к западным берегам Каспийского моря. Здесь они совершали успешные набеги на владения иранского шаха. Двухтысячный отряд Разина захватил Дербент, Баку и ряд других городов. У Решта произошло первое сражение с войсками персидского шаха. Казаки разбили персов, но понесли большой урон. Захваченные ценности разинцы обменяли на русских пленных, которые пополнили их ряды.

Зиму 1668-1669 гг. отряд восставших провел на Свином острове близ Гиляна. Но большие потери, болезни, отсутствие продовольствия вынудили разинцев пуститься в обратный путь. В августе 1669 года отряд прибыл в Астрахань. Толпы людей встречали разинцев и восхищались ими. Казаки щеголяли по городу в бархатной и шелковой одежде. Струги были оснащены витыми из шелка канатами и шелковыми парусами. Разин щедро раздавал населению золотые монеты.

Однако в Астрахани отряд долго не задержался и отправился на Дон. Население верховых городков с восторгом встретило разинцев. У Кагальника,

к которому стекались новые силы, Разин готовился в новый поход. На этот раз на бояр, дворян, купцов, в поход за «всю чернь», «за всех кабальных и опальных». Начался второй этап движения Разина. Путь его должен был проходить тоже по Волге, но не на юг, а на север.

«Стала Волга рекой казачьей.» Городок Кагальник быстро затмил старую столицу казачьего края Черкасск. К весне 1670 г. отряд Разина достиг

7 тысяч человек. На круге было решено идти «на Волгу на бояр и воевод». При этом Разин говорил, что он не собирается выступать против царя: «Я на великого государя идти и руки поднять не хочу».

В мае 1670 г. отряд казаков подошел к Царицыну и без труда овладел им. Посадский люд и стрельцы перешли на сторону С. Разина. В городе было введено казацкое управление. Сюда стекалось население Поволжья: русские, мордва, татары, чуваши. Казацкое движение перерастало в гражданскую войну.

На казачьем кругу в Царицыне решили, прежде чем пойти на Москву, взять Астрахань. Следовало обезопасить свой тыл. Перед походом на Астрахань разинцы одержали две победы над стрельцами и без боя овладели Черным Яром. В июне Разин подошел к Астрахани. На мощных стенах кремля находилось 500 пушек. В гарнизоне насчитывалось около 6 тысяч воинов. Однако население сочувствовало и поддерживало восставших. По свидетельству современника, еще до начала штурма местные жители «дворян и сотников, боярских людей и пушкарей начали сещи». 22 июня Астрахань была взята.

Войско Разина в Астрахани выросло до 13 тысяч человек. Оно делилось на тысячи, сотни, десятки. Во главе каждых был свой командир. Войско состояло из пехоты и конницы. Оно имело артиллерию и суда со снастями. Но большинство же повстанцев вооружалось дубинами, топорами, вилами и военных навыков не имело. С захватом Астрахани Разин обеспечил безопасность своего тыла. Можно было двигаться на север.

Из Астрахани огромное войско вновь прибыло в Царицын, а затем двинулось вверх по Волге. Саратов и Самара добровольно перешли на сторону восставших. Движение приобрело ярко выраженный антикрепостнический, крестьянский характер. В своих «прелестных письмах» к населению Разин призывает идти на «изменников бояр», зовет «изменников выводить и мирских кровопивцев выводить». Он стоит «за всю чернь», а его казаки «по уездам рубят помещиков и вотчинников, за которыми крестьяне, а черных-де людей, крестьян и боярских людей и казаков и иных служилых людей никого не рубят

и не грабят».

Цель Разина – ликвидация феодальной собственности, крепостнической эксплуатации и «вольное» казацкое устройство.

Восстание ширилось, оно охватило огромную территорию края. По сообщению современника-иностранца, в движении участвовало до 200 тысяч восставших. Во многих уездах действовали атаманы Разина, среди них Михаил Осипов, Михаил Харитонов, монахиня Алена, Алексей Хромой и многие другие. Многие дворяне были убиты. Сгорели их имения.

4 сентября Разин подступил к Симбирску и почти месяц упорно его осаждал. Но взять кремль в городе не смог. Напуганное правительство призвало

в войско столичное и провинциальное дворянство. Главнокомандующим был назначен опытный полководец боярин Юрий Долгорукий, человек энергичный и жестокий.

4 октября под Симбирском состоялось решающее сражение. Повстанцы бились как одержимые. Сам атаман молнией метался на коне среди врагов

и сокрушал их. В схватке он был «ранен тяжелою раною», «сечен саблею по голове, да нога правая пробита из пищали». Разин едва не попал в плен, но верные друзья на руках вынесли его с поля битвы.

Отряд Разина был разбит. Предводитель народных масс уходит на Дон, чтобы собрать новое войско, но был схвачен домовитыми казаками и выдан правительству. 4 июня 1671 г. его доставили в Москву, и через два дня Разина казнили на Красной площади. Церковь предала его анафеме. Но имя Степана Разина не было забыто. Народная память о нем сохранила множество песен

и былин.

Каратели жестоко расправились с восставшими. Они жгли селения, казнили повстанцев, огнем и мечом проходили по всей территории, охваченной движением. Как сообщают некоторые современники, каратели убили до 100 тысяч повстанцев.

Движение потерпело поражение. Это было обусловлено рядом причин: оно носило царистский характер; Разин призывал бороться с боярами, но за хорошего царя; движение было стихийным и слабо организованным, отсутствовали четкие цели борьбы. Толпы плохо вооруженных людей не могли противостоять правительственным войскам, прошедшим ратную подготовку. Отсутствовало единое руководство и даже единое направление удара.

В движении С. Разина проявилось и еще одно противоречие – религиозное. Парадокс, но вслед за стругом атамана по Волге плыл казачий струг «Никона», обитый черным бархатом. Что это? Религиозный фанатизм, или же обычай? Насколько разинцы восприняли новые обряды, что желали видеть в своих рядах низложенного патриарха? Достоверно известно, что Никон оправдывался перед царем, что тех «разинских воров» он «не принял и беседы с ними, не было». Однако факта не отрицал. Наконец, сам Разин уже на пытке при расспросах о Никоне подтвердил, что пытался установить связь с ним. Нам представляется, что С. Разин тем самым старался прикрыть свое движение религиозной оболочкой, сохранив иную сущность, цели и задачи движения. Это хорошо прослеживается в конкретных действиях восставших. Например, когда у Степана Разина стали просить денег на церкви, а в ту пору казачий атаман был

и богат и щедр, он отказал наотрез. И пояснил, что церкви и священство народу вовсе не нужны. По пути следования отряда по Волге восставшие жгли и громили православные монастыри. Среди них – большой и богатый Макарьев Желтоводский. Религиозная окраска движения, скорее всего, нужна была С. Разину для привлечения на свою сторону сторонников из правительственного лагеря. Однако, психология собственности, психология прав и привилегий сословий оказались сильнее религиозного воздействия.

Два восстания стрельцов 1682 и 1689 гг. хотя и всколыхнули столицу и государство, но не привели к массовым выступлениям. Эти выступления связаны, в определенной степени, с именем Петра I, и о них речь пойдет в последующей лекции.

Источники и литература.

1. Восстание 1662 г. в Москве. – М., 1964.

2. Городские восстания в Московском государстве XVII в.: Сборник документов. – М.-Л., 1936.

3. Записки иностранцев о восстании Степана Разина. – Л., 1968.

4. Иностранные известия о восстании Степана Разина. – Л., 1975.

5. Крестьянская война под предводительством Степана Разина.: Сб. документов. – М., 1954 – 1976.– Т.1-4.

6. Полное собрание русских летописей.– Т. 14 , 31.

7. Буганов В. И. Крестьянские войны в России XVII–XVIII века. – М., 1975.

8. Буганов В. И. Мир истории. Россия в XVII столетии. – М., 1989.

9. История России с древнейших времен до конца XVII века. – М., 1998.

10. Ключевский В. О. Сочинения.– М., 1989.– Т. 3.

11. Соколова В. К. Русские исторические песни XVI – XVIII вв.– М., 1960.

12. Соловьев С. М. Сочинения.– М., 1989.– Кн.3.

13. Степанов И. В. Крестьянская война в России в 1670 – 1671 гг. Восстание Степана Разина.– Л., 1966 – 1972.– Т. 1, 2.