КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Современная биология опровергает эволюционизм 5 страницаУченый чувствует это соответствие своих математическх схем и действительных связей, но в самой науке, в ее логике, в ее теориях места этому «шестому чувству» нет. Чтобы обсуждать то, что так сказать, предносится разуму ученого, он должен перейти в область метафизики и, тем самым, покинуть область науки. Возникновение и бурное развитие атомной физики вглубь материи, и тщетные надежды открытия элементарных «кирпичиков» вещества, из которых сложены все вещи (подтверждение позиции Дюгема – физика не знает и не может знать последней реальности). Наука, по Дюгему, ни сама не должна опираться ни на какую метафизику, ни может быть использована как научная «подпорка» ни для какой-либо метафизической системы. Главное отличие метафизических и религиозных систем от науки в том, что первые делают высказывания относительно объективной реальности, вторая ставит свои гипотезы отвлеченно от всякого соотнесения с реальностью. Так свобода воли и бессмертие души есть положения метафизики и религии, которые непосредственно соотносятся с реальностью. Единственная цель гипотез науки – служить наиболее удобному и экономному описанию экспериментальных законов. Поэтому фундаментальные положения науки, по Дюгему (принципы, гипотезы), и положения метафизики и религии, принадлежа к различным сферам, логически не могут «сталкиваться» между собой, быть в противоречии. Принципы и постулаты есть лишь математические утверждения только для внутреннего, так сказать, употребления, поэтому не находятся в конфликте ни с какой метафизикой. При других подходах к пониманию науки, где философский статус гипотез отнюдь не столь стерилен, естественно, возникает конфликт между наукой и философией, между наукой и религией.
6 Пути плодотворного диалога и взаимодействия
Культ науки, научности, идея о том, что именно развитие научного знания позволяет поставить под контроль внешние, подавляющие человека стихийные силы природы и общества и что в этой связи прогресс науки является одним из главных факторов возрастания человеческой свободы, — все эти установки входили как необходимые составные части в «Проект Просвещения». В соответствии с этими установками все то, что мешает прогрессу свободы, подлежит радикальной критике. Это относится, в частности, и к разным формам вненаучного постижения мира, в т. ч. к религии и метафизическим системам. Согласно этим сциентистским установкам речь не идет об отрицании самого факта существования разного рода вненаучных мыслительно-духовных форм, претендующих на знание различных аспектов реальности: мифологические, религиозные, философские системы и т.д. В соответствии с идеологией сциентизма все эти мыслительные образования не являются знанием в подлинном и точном смысле слова, так как не отвечают тем критериям обоснованности, которые в полной мере выполняются только в науке. Так называемые вненаучные формы «знания» имеют другие функции в обществе: способствуют ориентации в простейших жизненных ситуациях (там, где участие науки не необходимо, хотя в принципе и возможно), служат средствами выражения эмоций, способствуют сплоченности социальных групп и т.д. Такое понимание науки, которое принципиально противопоставляет научное иным типам мышления, сложилось далеко не сразу в рамках, данного проекта. Первоначально, напр., философия выступала как некоторый необходимый компонент общей научно-рациональной установки (и в этом контексте метафизика рассматривалась как некая «общая наука»). Под словом «наука» понималась сумма всех знаний и теология была «царицей наук». Самая прославленная книга Исаака Ньютона, в которой с точки зрения созданной им теории гравитации объясняется движение планет по орбитам, носит название «Математические начала натуральной философии» (1687), а вовсе не «Математические начала натуральной науки». Когда в XVII веке исследователи природы назывались натурфилософами, они связывали себя с интеллектуальной традицией обсуждения более широких вопросов, нежели конкретные научные частности. Сам Ньютон заявлял, что в задачу натуральной философии входит и рассмотрение таких проблем, как атрибуты Бога и Его взаимоотношения с физическим миром. Вопрос о том, каким образом Ньютон примирял свою «науку» и свою «религию», оказывается несколько некорректным, если сам он считал, что занимается своего рода «натурфилософией», в которой сочетались оба этих аспекта. В наши дни предвзятых представлений о том, что есть наука и что есть религия, очень немногие физики видят свою задачу в таком свете. Только лишь в XIX веке начинает становиться все более популярным мнение о том, что подлинная наука и философия не имеют между собою ничего общего. В XX веке процесс усиливающейся дифференциации отражает фундаментальные изменения в значении слова «наука» ‑ представлении как об эмпирическом исследовании, связанном с высокой степенью специализации. Этот способ понимания научности привел к формулированию тезиса, что в сущности все проблемы традиционной философии являются псевдо-проблемами и что поэтому одна из задач современных просветителей состоит в разоблачении и искоренении всякого рода философских пережитков из системы знания, ибо никакое подлинное знание вне науки и помимо науки невозможно. В качестве эталона научного знания в европейской культуре последних двухсот лет неизменно фигурировала опирающаяся на эксперимент математизированная физика, а в качестве примера изысканий, не имеющих ничего общего с наукой в таком ее понимании, ‑ философия, занятая глубинным исследованием сознания, т.е. изучением сознания не в его эмпирической данности и фактуальности (это дело эмпирической психологии), а в его трансцендентальных измерениях. Предпосылки, из которых исходят эти два типа исследований, а также результаты, к которым они приходят, представляются не только разными, но несовместимыми друг с другом, взаимно друг друга отрицающими. Можно показать, что эксперимент, лежащий в основе того типа науки, которая возникла в Европе в Новое время, в качестве необходимого условия своей возможности (используя кантовский способ выражения) предполагает принятие установки на реальность изучаемой действительности. В этом смысле реалистическая установка в ее разных модификациях органически присуща научному мышлению. Ученый при таком понимании науки получает воспроизводимые факты, используя соответствующие приборы и объективные способы измерения величин, строит математизированные теории для объяснения эмпирических данных и излагает результаты своего исследования в общезначимой форме. С другой стороны, то направление в европейской философии, которое во многих отношениях задавало тон всему ее развитию в последние триста лет и которое можно назвать «философией сознания», или «философией субъективности», исходит из самоочевидной данности мира сознания, субъективных феноменов, и неочевидности внешнего сознания мира. Способы анализа феноменов сознания весьма специфичны, не похожи на приемы математизированного естествознания, и, как показал опыт развития западной философии, получить общезначимые результаты в этой области весьма затруднительно. Экспериментальное естествознание Нового времени стало возможным в результате появления определенной системы идеалов и ценностей, задающих такое отношение человека к природе, которое является весьма специфичным, и которого никогда не существовало ранее в истории. Эта система идеалов связана с возникновением цивилизации особого типа, которую нередко называют технологической. В качестве условия сложения современного научного мышления в системе предпосылок следует указать, прежде всего, понимание природы как простого ресурса человеческой деятельности, как некоторого пластичного материала, в принципе допускающего возможность безграничного человеческого вмешательства, переделки и преобразования в интересах человека, который как бы противостоит природным процессам, регулируя и контролируя их. Если в рамках античного миропонимания техническая деятельность, продуцирующая мир искусственных предметов, не может иметь никакого отношения к познанию естественно существующих вещей, ибо «искусственное» и «естественное» несовместимы друг с другом, то в науке Нового времени снимается это противопоставление: сама природа выступает как некий гигантский механизм, выявить скрытые пружины которого можно только путем его разборки. В процесс экспериментирования как раз происходит насильственное воздействие на естественные процессы, которое позволяет препарировать явления, обнажить их скрытые механизмы и произвести факты, составляющие эмпирический базис науки. Специфическое отличие науки Нового времени от науки Античности состоит, таким образом, в том, что факты не столько описываются, сколько производятся, конструируются. Современное научное мышление, в отличие от научного мышления во времена Античности, возникает и развивается в рамках проективно-конструктивного отношения к миру. Следует подчеркнуть, что наука отнюдь не возникает впервые в Новое время. Есть все основания говорить об античной и средневековой науке, которые в целом ряде существенных отношений (в том числе и в отношении к вне-научному мышлению) отличаются от современной науки, ибо развиваются в рамках иных мировоззренческих (познавательных и ценностных) установок. Современная наука возможна в определенной культурно-исторической ситуации и в рамках специфической установки в отношении мира природных и социальных объектов. Важно подчеркнуть и другое обстоятельство. Эксперимент как средство изучения природы предполагает не только отказ от принципиального противопоставления естественных и искусственных процессов, но также и возможность выделения таких замкнутых систем, которые допускают со стороны субъекта полный контроль за всеми факторами, влияющими на протекание исследуемых процессов. Из этих предпосылок вытекает тезис о принципиальной возможности точного предсказания будущего хода событий. Но там, где мы способны предсказывать течение процессов, мы можем овладевать ими, регулировать и контролировать их. «Познавать для того, чтобы предвидеть, предвидеть для того, чтобы повелевать» ‑ такая формулировка существа современной науки была дана в позитивизме. Особенности теоретического мышления, как оно понимается и практикуется в науке Нового времени, непосредственно связаны со специфическими чертами данного типа научности. Главная цель теории в античной науке состоит в понимании природных явлений посредством доказательства, исходящего из посылок, истинность которых постигается интуитивно. Поэтому теория в рамках античной науки выступает как, в сущности, развертывание некоторого изначально данного содержания, которое созерцается, интуитивно схватывается. Отсюда и буквальный смысл слова «теория»: созерцание. Теперь теоретическое научное мышление осуществляется в форме особого рода деятельности теоретика со специфическими объектами ‑ объектами идеальными. Работа теоретика с идеальными объектами напоминает деятельность техника с материальными конструкциями: идеальные объекты соединяются, разъединяются, преобразуются, ставятся в особые, необычные условия, как бы испытываются на прочность и т.д. С помощью идеальных конструкций проводятся так называемые идеальные эксперименты. При этом выясняется, что идеальный и реальный эксперименты не просто взаимосвязаны, но что последний попросту невозможен без первого. Ибо только в идеальном эксперименте удается выделить исследуемое явление «в чистом виде», раскрыть внутренние, глубоко запрятанные механизмы природных процессов. В реальном эксперименте исследователь пытается приблизиться, насколько это возможно (полностью это, разумеется, никогда невозможно) к воссозданию тех условий, которые первоначально изучаются в деятельности с идеальными конструкциями. Отмеченный характер теоретической деятельности в рамках науки Нового времени, особенно хорошо виден, когда мы изучаем генезис, становление этого типа научности (в частности, творчество таких основателей экспериментального естествознания, как Галилей). Научная теория, как она теперь начинает пониматься и конструироваться, как бы содержит в потенции производство эмпирических феноменов в реальном эксперименте. Из сказанного никоим образом не вытекает понимания теории как особого рода записи процедур реальной экспериментальной деятельности. Научное теоретическое мышление выступает не как идеальное копирование процедур реального эксперимента, а как создание условий для последнего. Теория выражает не текущую экспериментальную практику, а глубинные возможности проективно-конструктивного отношения к миру. Современная наука не столько описывает эмпирические данные, сколько их конструирует, производит в процессе эксперимента, который, в свою очередь, предполагает соответствующие теоретические предпосылки. Одним из важных следствий проективно-конструктивной установки является резкая оппозиция научного и вненаучного мышления. Все те мыслительно-духовные образования, которые не могут быть воспроизведены в деятельности (реальной и идеальной), смысловое содержание которых субъект не может контролировать, в рамках подобной установки должны выводиться за пределы науки. Это относится к религии, мифологии, суждениям обыденного опыта, вообще к значительной части интеллектуально-духовной традиции. При этом речь идет не просто о разделении мышления на научное и вненаучное, а о том, что только первое рассматривается как мышление в строгом смысле слова, только с ним связывается возможность истинного постижения действительности. Основатели науки Нового времени лично были религиозными людьми. Однако, тот тип научного мышления, который они сформировали, предполагает такое отношение к миру, которое принципиально отлично от религиозного. Поэтому неудивительно, что развитие современной науки с необходимостью привело к появлению идеологии сциентизма с его резко негативным отношением ко всем без исключения вне-научным формам мышления, а прогресс тесно связанной с наукой техники - к идеологии технократизма с его культом технического преобразования и контролирования всех природных и социальных феноменов. Крайний случай сциентизма и технократизма, его своеобразное доведение до логического конца — это идея о возможности преобразования на научной основе физической и психической природы самого человека. Эта идея была важной составной частью идеологии в СССР. Рационализация всех природных и социальных феноменов, позволяющая контролировать стихийные процессы и управлять ими, рассматривалась в этой идеологии как высшее выражение гуманизации действительности, как проявление творческой мощи человека. В философии Нового времени ‑ а многие ее основоположники были одновременно основателями современной науки ‑ познавательно-ценностная установка, лежащая в основании данного типа научности, осознается, рефлектируется, из ее логического анализа делаются соответствующие мировоззренческие выводы. Позиция недоверия ко всему естественно данному и соответственно доверия лишь к тому, что сознательно контролируется, доведенная до своего логического конца, приводит Декарта к радикальному сомнению в существовании всего, кроме самого сомневающегося и сознающего субъекта. Если мир природы существует не сам по себе, а как бы лишь постольку, поскольку им можно овладеть, поставить под контроль, сделать продолжением и частью самого человека, то естественно поставить человека в центр всех происходящих природных процессов и одновременно вне их. В свою очередь, в самом человеке лишь сознание (в декартовой терминологии это понимается как мышление, отсюда его знаменитое положение: «Мыслю, следовательно, существую») может рассматриваться не как нечто данное, а как постоянно воспроизводимое собственной деятельностью (и лишь постольку существующее). Так появляются две взаимно связанные идеи: с одной стороны, идея о несомненной данности человеку мира его сознания и неочевидности существования мира внешних предметов (впервые выделяется сфера субъективного как резко противостоящая всему остальному) и, с другой стороны, идея о возможности и необходимости сознания контролировать его окружение. Последняя идея связывается с представлениями о достижении человеческой свободы. Свобода ‑ это не просто свобода выбора из уже существующих возможностей, а снятие зависимости от того, что внешне принуждает человека к тем или иным действиям, что диктует ему эти действия или даже порабощает его. Способом достижения свободы понимается овладение окружением, начиная от природы и включая социальный мир и тело самого человека и его стихийные эмоциональные состояния (недаром в это время философы пишут много трактатов о борьбе со «страстями души»). Овладение окружением, в свою очередь, расшифровывается как контроль и господство, а средством его реализации считается разум, научная рациональность и созданная на этой основе разнообразная инструментальная техника. При таком понимании овладение, контроль и господство над внешними силами выступают как их «рационализация» и «гуманизация» на научной основе. Но идея овладения и контроля простирается еще далее, теперь уже на само сознание. Истинная свобода предполагает контроль со стороны Я над всем, что от него отлично. В свою очередь, научное мышление возможно только тогда, когда контролируются не только внешние факторы, влияющие на ход эксперимента, но и сами операции познающего субъекта - как материально-экспериментальные, так и идеально-мыслительные. Если я могу контролировать внешнее окружение с помощью разнообразной техники, то я могу контролировать и мое собственное сознание с помощью разного рода рефлексивных процедур. Представление о возможности достижения полного самоконтроля над мыслительными операциями ведет к идее метода, с помощью которого можно беспрепятственно получать новые знания и производить все необходимые нам результаты действия. С середины XX века становится очевидным, что с помощью новоевропейской науки человечество не в состоянии решить все основные проблемы. Войны, техногенные катастрофы, невиданные ранее болезни. Экологический кризис, принимающий необратимый характер. Кризис идеи прогресса, НТР. Сциентизм отнюдь не отрицает и факт глубокого взаимодействия науки, философской метафизики и религии в процессе становления современного научного знания. Нельзя отрицать влияние религиозно-мистических изысканий Кеплера на его научные открытия, метафизические размышления Декарта на картезианскую программу в физике и алхимические исследования Ньютона на понимание им механики. В соответствии с позицией сциентизма имевшие место в истории науки факты такого рода свидетельствуют лишь об исторически случайных обстоятельствах генезиса современного научного знания в конкретной культурно-исторической ситуации и вовсе не означают, что из существа научного отношения к миру вытекает необходимость взаимодействия науки с иными, вне-научными способами истолкования действительности. Да, говорят представители данной точки зрения, исторически наука была связана и с религией, и с философской метафизикой. Но все это послужило лишь своеобразными строительными лесами при возведении здания современной науки. Когда здание построено, леса больше не нужны. Сама по себе наука самодостаточна, и лишь на нее можно рассчитывать, если мы хотим обладать подлинным знанием. Но так как, по идеологии сцеинтизма, именно с помощью научного знания, могут быть решены основные проблемы, с которыми сталкивается современное человечество, очень важной становится проблема отделения научного знания от знания вне- и псевдонаучного. Значительная часть современных эпистемологов находятся за пределами крайних позиций. Они, с одной стороны, пытаются вовлечь в сферу своего анализа формы и типы знания, не укладывающиеся в узкие критерии научности, и, с другой стороны, критически относятся к эффектным, но поверхностным уподоблениям познания естественному отбору, адаптации к среде, афферентному синтезу или компьютерной обработке данных. В Институте философии РАН, начиная со второй половины 1980-х гг., велись исследования вненаучного знания в рамках неклассических эпистемологических подходов. Тогда эта тема если и не находилась под запретом, то, по крайней мере, встречалась большинством ортодоксальных философов и ученых с неодобрением. Сегодня ситуация в российской философии существенно изменилась. Более не существует идеологических запретов на анализ самых разных типов знания и сознания, и это порой приводит к чрезмерному и некритическому увлечению оккультизмом и эзотеризмом как в теоретическом, так и в практическом плане. Поэтому вновь актуальным оказывается вопрос о критериях различения научного и вненаучного знания. Критерии могут быть сформулированы, но их, как и всякие критерии, характеризует принцип дополнительности: строгая формулировка несовместима с точным применением. Во-первых, в самом общем виде различение науки и ненауки дает ‑ post factum — история. Именно она указывает свое место гениям, с одной стороны, и лженаучным шарлатанам, ретроградам и фантазерам от науки - с другой. Однако история науки дана нам лишь в контексте определенной интерпретации, и если эта интерпретация не предполагает ценности науки как таковой, то она и не продемонстрирует отличия науки от других типов мышления и деятельности. Ценность науки есть ее особое, привилегированное положение в культуре, занимаемое ею благодаря усвоению в рамках иных культурных форм, а также ее рефлексивному оправданию, которое в состоянии представить только философия. Кризис идеи научности в немалой мере обязан поэтому пренебрежению философией, стремлению заменить ее иными и, как правило, далекими от рационализма «когнитивными практиками». Во-вторых, несмотря на все свои попытки, лженаука не в состоянии до неразличимости замаскироваться под науку, от которой ее можно отличить по совокупности указанных критериев. В-третьих, подобное сравнение предполагает, среди прочего, разбиение всей совокупности лженаук и наук на пары или группы: астрология - и астрономия (или медицина? или психология? или гелиобилогия?); алхимия ‑ и химия (или фармакология? или плавильная технология?); френология ‑ и анатомия мозга (или нейрофизиология? или антропология?); физиогномика ‑ и антропология (или медицина? или психоанализ?) и т. д. При этом необходимо учитывать этап развития конкретной науки (наука переднего края, парадигмальная наука, постпарадигмальная наука и т. п.), поскольку в определенные периоды зарождающаяся наука весьма уступает тому, что скоро перестанет считаться наукой. Спор Галилея с теологами-аристотеликами — классический тому пример. И напротив, победа Колумба в споре с членами комиссии Талаверы - столь же классический пример торжества лженауки над подлинной наукой, ибо аргументы в пользу невозможности Колумбова предприятия (доплыть на каравелле из Испании до Индии через Атлантику за месяц) сохраняют силу и сегодня. В-четвертых, говоря о науке в целом, не следует забывать, что наряду с теоретической и экспериментальной наукой существует система преподавания науки, популяризация науки и ее использование (как практическое, так и теоретическое) для вненаучных целей. Школьная рутина, социологические опросы, статьи политологов, психоаналитическая практика не могут быть однозначно квалифицированы как наука или как ненаука. Это все феномены, в которых определенные научные теории объединяются со специфической практикой, практическим искусством и определенными социальными целями и интересами. Их целью может быть подтверждение (опровержение) или популяризация некоторых теорий, объяснение (прогнозирование) или описание явлений, но также и лечение, пропаганда или промывание мозгов - вещи, внутренне не связанные с наукой. Приверженность общенаучному этосу идеалов и норм является самым простым критерием принадлежности к научному сообществу в целом. Он применим к естествоиспытателю, математику, но также и к психотерапевту, практикующему социологу или политологу и вообще ко всякому гуманитарию (историку, антропологу, лингвисту, философу), который не ограничивается теоретизированием, но пытается практически применить результаты своей науки. Тот способ понимания науки и научного мышления, который сложился в европейской культуре в Новое время, и который как будто бы является прямым отрицанием «философии субъективности», в действительности разделяет с последней некоторые исходные позиции, которые вполне вненаучны и научными быть не могут, ибо определяют сам характер научной практики. Европейская наука последних столетий и философская мысль, которой отказывают в статусе научности, в действительности оказываются двумя сторонами некоего единого целого, разрабатывая две формы приложения единой ценностно-познавательной установки: к исследованию природы, с одной стороны, и к изучению человека, мира его сознания, его ценностей, его свободы, с другой.
|