Государь. Плотный, земной Хлестаков —Басилашвили

темпераментно готов ежесекундно срывать ≪цветы удовольствия

≫. Вся сцена вранья —это не сорванные удовольствия,

Не вранье, а вдохновенное мечтание. И про Пушкина он слышал

Чей-то приглушенный разговор, и жест —рукой на горло — подсмотрел у кого-то, вольнодумного.

В азарте и пьяном вдохновении Хлестаков вскакивает на

Клавикорды, на которых только что сыграл одним пальцем мотив

Танца, а потом прошелся в мазурке с замлевшей от восторга

И ужаса Марьей Антоновной (Н. Тенякова). Под продолжавшую

Звучать музыку на клавикордах он заканчивает свой

монолог: ≪Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут

сейчас в фельдмарш ...≫

В этот момент вновь звучат зловещие такты и за спиной

Хлестакова появляется страшный призрак. Потусторонний голос

Повторяет последние слова Хлестакова.

Товстоногов поставил трагический водевиль, в котором

Грань между трагедией и водевилем стирается точной жизненной

Логикой, абсолютно полным учетом предлагаемых обстоятельств,

Оцениваемых не с точки зрения театральной традиции,

А по жизни и по пьесе.

После монолога Хлестакова у Гоголя идет реплика городничего:

≪(подойдя и трясясь всем телом, силится выговорить).

А ва-ва-ва ... ва≫.

Как следует, как вообще можно сыграть этот эпизод? Либо

Восприняв его в водевильном ключе, либо театрально изобразив

Страх, либо, что предпочитает Товстоногов, действительно городничему

Испугаться так, чтобы не было сил выговорить привычное

Для чиновника обращение.

Довести городничего до такого страха, ужаса, отчаяния может

Только одно —если в лице Хлестакова он увидит возмездие,

Грозную руку судьбы, если их конфликт будет переведен

Из бытовой в остросоциальную сферу.

Исходя из справедливой мысли о широком обобщающем

Смысле комедии Гоголя, в которой отразилась вся николаевская

Россия, Товстоногов сценически укрупняет конфликт

≪Ревизора≫. Городничий товстоноговского спектакля испугался

за всех. Наваждения, липкий страх ночных кошмаров, муки ≪виновной

совести≫ (Белинский) преследуют не одного Антона

Антоновича. Даже не только всех чиновников города —больна

Совесть эпохи, в которой гибли П у ш к и н и Лермонтов, отправлялись

На виселицу и в Сибирь честные и дерзостные умы,

Уходил в вечное изгнание Герцен и благоденствовал Фаддей

Булгарин.

Исторический взгляд на пьесу заключался для режиссера

Не столько в точном восстановлении реалий быта, хотя в этом

Отношении спектакль безупречен (декорации Г. Товстоногова,

Костюмы по эскизам М. Д о б у ж и н с к о г о ) , сколько в нахождении