КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
ВЗБРАННОЙ ВОЕВОДЕСтр 1 из 19Следующая ⇒ ЖИВЫЙ В ПОМОЩИ
Светлой памяти моего боевого товарища Героя Советского Союза полковника Николая МАЙДАНОВА это издание посвящается
Погибшим — вечная память. Живым — честь. Русскому оружию — слава! Виктору - солдатское спасибо. Игорь Чмуров, Герой Советского Союза, ветеран Афганской войны
ЗДРАВИЯ ЖЕЛАЮ, ЧИТАТЕЛЬ! Благодарю Тебя за найденную в нашей непростой жизни минутку для знакомства с частицей чужой Тебе судьбы ветерана-афганца Виктора Николаева. Его путь к Тебе лежал через годы, через горы, через войну, и даже не одну. Война меняет душу человека. Каким-бы он ни был, войдя в череду страданий и смертей, побед и поражений, выходит всегда другим. Изжить из себя войну, забыть её невозможно. Помните людей, которые, радуясь первые дни после возвращения, потом готовы были вернуться обратно? Почему? Там настоящим было всё. Мужество было мужеством. Предательство — предательством. В мирной жизни распознать их труднее. Неизбежность любой войны — убивать. И, убивая врагов в ходе боя, люди думают только о спасении своего тела и получают колоссальное облегчение оттого, что — жив!!! А враг — мертв... Никогда в мгновение убийства не видно за спиной противника его семью: жену, детей, его отца и мать. Самое потрясающее, что всё это действие совершенно оправдано. Победитель счастлив, что погубил не им сотворенную жизнь. Так было и с Виктором. Прости ему, Господи! Не судите строго за страшные подробности войны, где больше скорби, чем улыбки. Сознательно сохранен слог, изречения, описана подлинность взаимоотношений, порядок происходящих событий, чтобы всё соответствовало ежедневной действительности войны. О ней надо писать всё или ничего. О войне может писать только тот, кто прожил её всю, во всей черноте и святости. Лёгкие набеги на фронт не делают никого фронтовиком. Все размышления, которые предлагаются Тебе, добрый читатель, личностны и потому спорны. Главное желание — вымолить прощение у Бога. И ещё Виктор просит прощения у той земли и у того народа, которым он нёс разрушения и беду. Москва, август 1998 года по Р. X, ВЗБРАННОЙ ВОЕВОДЕ
Из церкви вышел человек в офицерской форме... Михаил Булгаков
В церковь входил человек. Немногим стоящим на паперти почудилось — он шёл в парадной офицерской форме: тусклое золото звезды в просвете погона и на груди рубиновый отблеск ордена... Но Виктор был одет по гражданке, и свой орден он оставил дома в верхнем ящике письменного стола. Виктор шёл, преодолевая тягостное головокружение и пульсирующую боль. Недомогание нарастало с каждой ступенью крутой каменной лестницы. Окружающие видели только выправку, лёгкий, размеренный, чуть замедленный шаг, аккуратную короткую стрижку, спокойный, уверенный взгляд, устремлённый к образу в киоте над входом в храм. Широкое и чёткое крестное знамение: словно честь отдал перед строем. Окружающим виделось именно так, что он вошел в храм в офицерской парадной форме. Был будний для Города вечер. До начала праздничной службы оставалось немного времени. Дон-нн!.. Объемный голос благовеста— главного храмового колокола — понесся над Коломенским, разрастаясь в невидимый, но живой звучащий шар. Через томительное мгновение звук докатился до новостроек, серпом окруживших древнее царское село. До берега реки Москвы звук дошел ещё быстрей, омыл ослепительно стройный шатёр на крутояре и вместе с ним вознесся в небо. Откликнулось от многоэтажек тихое эхо, и тут же раздался следующий удар звонкой могучей меди. Дон-н-н!.. По окрестным тропинкам и дорожкам со всех сторон к воротам «заповедника» стекались окрестные богомольцы. Многие шли с цветами, чтобы украсить ими праздничную икону. Виктор отдышался на высоком крыльце — многоступенчатом подъеме, пропитанном многовековыми согрешениями, премудростями, горем, радостями и веселиями, и только потом прошел в притвор, приветственно кивнул в сторону свечного ящика, потом приложился к большой иконе. На ней был изображен древнеримский конный воин, который своим копьем колол жирного чешуйчатого змея, извивающегося в агонии. Губами коснувшись копья, Виктор испытал мгновенное облегчение от назойливой боли, терзающей висок.
* * *
...Под развороченным дымящимся вертолетом лежал молоденький солдат с наполовину срезанной осколком, как лезвием, головой. Рядом, держа в руках грязные, как машинная ветошь, кишки, бил ногами об землю выгнувшийся в дугу старший лейтенант — недавно прибывший на базу «Скоба» вертолетный техник. — Засунь ему кишки обратно! — орал Андрей. —Засунь, а то наступим и оторвём. Бери за ноги, я — за руки! До блиндажа старлея не донесли. Глаза бедняги закатились, и вслед за пурпурной пеной изо рта вывалился язык. Поэтому, чтобы зря не рисковать, залегли так, чтобы видеть ближайшие подступы: со стороны горящих вертолетов к ним подобраться не могли. — Всё... Оставляем здесь, потом заберем, —приняли решение друзья-офицеры. Позади гудели в пламени и разлетались от рвавшегося топлива и снарядов останки боевых винтокрылых машин. Жаром и гарью наполнился воздух, смрадное дыхание смерти заполнило всё вокруг. Виктор чувствовал его кожей, пересохшим ртом. Неожиданно «духи» прекратили обстрел, но не верилось, что это — всё... Так бывало всегда: сразу после отступившей дурноты в мозгу Виктора на несколько мгновений вспыхивали самые мучительные эпизоды прошлого. И всякий раз разные. В прошлом было много, очень много мучительного и ужасного. Старушки, из постоянных прихожанок, примащивались со своими сумочками и рыбацкими складными скамеечками вдоль стен. Некоторые из них уже узнавали Виктора и потому приветливо кивали: — Спаси тебя Господи, сынок... Пересекая пространство храма, Виктор прошел к левым диаконским вратам, со священным трепетом приложился к ним и осторожно открыл дверь. Он с благоговением вошел в алтарь. С верой во Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь решительно опустился на колени и прижал горячий лоб к прохладному каменному полу, медленно поднялся и ещё дважды до земли поклонился сияющему дарохранительницей Престолу. В своем недавнем прошлом он сошел с ума, чтобы прийти к уму через скорби и наказания — к началу постижения Истины по милости Божией. Подошел под благословение к отцу Александру. Теплая и по-особому чистая рука священника умиротворяюще легла в скрещенные ладони Виктора, и он благоговейно прикоснулся лицом к деснице пастыря. — Облачайся, — коротко приказал батюшка и продолжил свои неспешные приготовле-ния к службе. Виктор снял пиджак, повесил его на один из крючков для мирской одежды и достал из шкафа стихарь. Повернулся с одеянием в руках к священнику. Тот издали быстро, но вместе с тем и чинно благословил алтарника, после чего Виктор, как в гимнастёрку, но гораздо осторожнее просунул голову в ворот парчовой священной одежды и столь же благоговейно вдел по очереди руки в широкие рукава. Это одеяние напоминало ему сказочную рыцарскую мантию, воинское облачение... Может быть, такими были походные плащи легионеров, которыми предводительствовал блистательный воевода Георгий? — К прохождению службы готов, — самому себе сказал Виктор, расправляя складки стихаря, и почувствовал, будто исчезли за плечами целые десятилетия его жизни. Он увидел себя изнутри подростком. Да, нет, совсем ребенком, который испытывает невыразимую радость и счастье от одной только мысли о Боженьке!.. Так в детстве он и говорил: «Боженька, пусть всем будет хорошо...» А ведь даже не был крещен тогда. Откуда это было?! Да вот отсюда — от Престола, от сияющего небесным золотом Креста, от верующих русских людей, которые несуетливо заполняли храм. Виктор налаживал кадило. Последний звук призывного колокола чисто растаял в небе Коломенского... «Благословен Бог...» Первоначальная молитва священника положила предел всему мирскому и суетному. «Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу...» Чинно, своим порядком потекла служба Христу. «Приидите, поклонимся и припадем Христу, Цареви нашему Богу...» Виктор осторожно подул на плоский уголек в кадиле. «Приидите, поклонимся и припадем Самому Христу, Цареви и Богу нашему...» Уголь ровно отозвался на дуновение таинственными всполохами алого и желтого каления по всей поверхности. Осталось положить на уголек несколько зернышек ароматного афонского ладана, и кадило готово. Мистический дым этой малой жертвы Господу устремился через крестообразные отверстия кадильного куполка вверх, к сводам Казанского собора. Батюшка, не глядя на Виктора, благословил кадило, уверенный, что бравый «афганец» в нужном месте, и принял его в свою руку, ловко вдев указательный палец в кадильные кольца. Как и положено по чину, алтарник приложился к руке священника, которая уже раскачивала кадило, источавшее обильные клубы христианского фимиама и издававшее глуховатые металлические звуки медными цепочками. И дым духовного сражения наполнил весь алтарь, когда отец Александр обошел Престол, с четырех сторон кадя первейшей храмовой святыне. Духи зла в виде остатков суетных мыслей и малодушных вздрагиваний чувств о мирском, житейском стремительно бежали прочь — в окна, двери, в подпол храма. И духи злобы поднебесной бежали дальше — в несчастные души десятков тысяч людей, которые жили в этой округе. И там, в их сердцах, не огражденных крестом и верою, они присоединялись к уже угнездившемуся там прежде злу. И души томились недоумением: отчего же жизнь такая унылая, беспросветная, тягостная — дом и работа, дом и работа, дом и работа, и пьянка: одна радость, от которой тошно? «Миром Господу помолимся!..» Матери, и бабушки, и дети окрестных жителей уже облачались в латы православной мольбы. Христово воинство выравнивало свои грозные ряды, собиралось духом и, возглавляемое пастырем, присоединялось к могучим отрядам Небесных Сил. И шла, и шла молитва друг о друге, о близких и сродниках, о храме, о веси и граде, о Державе Российской, обо всем мире. И зло не выдерживало натиска, и выпрыгивало на миг из уюта черствых сердец близживущих маловеров. И что-то простое — хорошее и доброе — приходило на ум и сердце тех людей, им совершенно непонятное. Приходило то, что христиане зовут Надеждой. И пусть на мгновение их жизнь обретала смысл и ясность, чтобы пережить еще одну ночь (малую смерть) и воскреснуть для нового дня... Виктор внимательно следил за ходом службы, чтобы, не дай Бог, не оказаться нерасторопным и не нарушить благоговейный чин Успенской Всенощной. Всё время он чувствовал на себе взгляд Божией Матери. Именно взгляд \ «Державной» поднимал дух Виктора горе, и внутренним взором он как бы обозревал Москву и всю Россию... «...великого Господина нашего Патриарха Московского и всея Руси...» И как бы видел он тысячи и тысячи русских храмов, где в то же время единым духом и едиными устами могучей рекой благодати лилась православная служба, шла битва с мировым злом, битва с сатаной, битва с антихристом. И особенно ярко представлялся образ из читанной недавно «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», где преподобный Серафим Саровский свидетельствовал о молитвенных дымах по всему нашему Отечеству, восходящих к Небу, к Богу. После елеопомазания многие ушли. Виктор с сожалением думал об этом, глядя на опустевший на треть храм. Но самые мужественные, самые стойкие слушали в полутьме слова Царя-Воина, Царя-Пророка Давыда: «Трепещите, языцы, яко с нами Бог!» Служба подходила к концу. Хор победно грянул: «Взбра-а-а-а-анной Во-о-о-еводе по-о-о-беди-и-и-ительная...» Мы победили. Отвоеван еще день мира и тишины, день любви и надежды. Молитва своим бравурным строем более всего напоминала Виктору какую-то древнюю солдатскую песнь из той, еще Царской, России. И сейчас молитва звучала как марш на параде будущей победы Православной Отчизны при освобождении от чужебесия, от иноверного пленения. Раньше Виктор мало думал о том, как живёт Родина. Главное — чтобы жила. Последние годы стал понимать: выжить можно, только духовно победив тот страшный морок, который душит родную землю вот уже восемьдесят лет. И понял наконец: выжила Россия только потому, что каждый день остаток верных из года в год вставали на духовную брань: Взбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная воспи-суем Тираби Твои, Богородице; но яко имущая державу непобедимую, от всяких нас бед свободы, да зовем Ти: радуйся, Невесто Неневестная.
|