Социальная структура шумерского общества

Еще недавно в науке было принято, описывая древнее общество, указывать на периоды, когда от земледелия отделилось ремесло и когда от ремес­ленников отделилось жречество. Однако для Шу­мера такая схема не действует: уже в самых ранних пиктографических текстах из Урука и Джемдет-Насра существуют знаки для обозначения управлен­ческих, жреческих, воинских и ремесленных долж­ностей. Стало быть, никто ни от кого не отделялся, и люди разного общественного предназначения жи­ли в самые первые годы существования древнейшей цивилизации.

Всякое общество — цельный живой организм, который нуждается в различных способах выжива­ния и функционирования; поэтому нужно признать существование в этом организме частей, предна­значенных для выполнения разнообразных функций. Руку нельзя заменить поджелудочной железой, а ногу — кровеносной системой. Это разные по сво­ему назначению органы, существующие в одном те­ле. Так же и с людьми: человек, в силу своих био­логических свойств рожденный быть воином, нико­гда не станет земледельцем, и наоборот. На самой заре цивилизации человек находил свое место в жизни только на основе личных качеств, поскольку не существовало еще такой технологии обществен­ных отношений, при которой неспособный к делу человек мог бы занимать чужое место. Следова­тельно, нужно говорить о такой структуре общест­ва, которая наполовину еще биологична и где каж­дый член социального организма выполняет только ему свойственную от природы функцию. Индийская система варн возникла не на пустом месте; и шу­мерские, и египетские, и хеттские источники кон­статируют деление древнейшего общества на четы­ре основные страты: земледельцы-общинники, ремес­ленники-торговцы, воины и жрецы. Причем правитель такого общества должен был непременно соче­тать в себе жреческие и воинские качества.

Каждая из страт имеет собственное мироощу­щение, основанное на ее биосоциальной природе и на опыте постоянного времяпровождения:

1. Земледелец-общинник трудится на собствен­ном клочке земли, не разгибая спины. В течение года он, стоящий на одном месте, видит, как вокруг него совершают свой путь солнце, луна и планеты, как одновременно с движением планет происходит рост и развитие посеянных им зерен. Поэтому об­разом мироздания для него является Мировое Дре­во — символ стабильного внутреннего развития, проекция его собственного тела, вокруг которого упорядоченно вращается мир. Земледелец спокоен, медлителен, уверен в себе, он готов в любой мо­мент дать отпор людям, покушающимся на его зем­лю. Он любит то, что близко от него, и не стремит­ся в дальние страны. Земледелец поддерживает тра­дицию и надеется на скорое возвращение добрых старых времен, которые должны повториться, как повторяются времена года.

2. Воин не любит постоянного места и тради­ции. Он предпочитает создавать традицию сам, под­чиняя себе территории за пределами родной общи­ны и воздвигая на них памятники своей славы. Его образ мира — путь, пролагаемый для распростра­нения своей воли на все возможное пространство и время. Воин подчиняется для того, чтобы затем ко­мандовать самому. Он предпочитает выходить за грань традиции и мирового порядка лишь до того момента, пока не пришло время включить его дея­ния в этот порядок. Совершив свои подвиги, он ста­новится консерватором и запрещает молодым повторять его путь, поскольку ревнует их к будущей славе.

3. Ремесленник-торговец постоянно, непрерывно совершенствует свои навыки, стремясь ко все боль­шей точности исполнения и имея в качестве сверхзадачи красоту изделия. Мир для него полон самых разнообразных связей и отношений — как между предметами, так и между людьми. Поэтому, отдавая дань традиции, он в то же время не верит в абсо­лютную истинность ее предписаний, хотя и не всту­пает с ней в открытый конфликт. Его образ ми­ра — Небо с бесчисленными звездами и планетами, включающее в себя всю мудрость первичного мира и не содержащее больше того, что в нем есть. Он любит меру, число и пропорцию вещи. Он любит то, что создано впервые и не предсказано никакой тра­дицией, хотя и соответствует ее лучшим образцам.

4. Жрец не любит чужих мест и чужих богов. Он служит своему богу в своем храме, приносит жертвы умершим предкам своих сородичей, подчи­няется своему государю. Задачей жреца является работа со временем, то есть обнаружение непрерыв­ной последовательности в отношениях между бога­ми и богами, богами и людьми, живыми и умерши­ми. Жрец всегда озабочен либо тем, чего уже нет, либо тем, чего еще нет. Он воссоздает традицию и прорицает будущее, его стихия — смыслы бытия. Его мышление стремится выйти из-под власти вещ­ного мира, его образ мышления — Пучина вод, уно­сящая следы прежней жизни и порождающая жизнь новую.

В различных древних обществах эти свойства смешаны в разных пропорциях. Даже беглый, по­верхностный взгляд способен отметить в памятниках египетской, индийской и еврейской культур от­четливую тягу к познанию иного мира, последних тайн жизни и смерти, то есть сильное жреческое начало. Но египетская культура отличается своей воинственностью, индийская — своей привязанно­стью к земле, а еврейская известна любовью к странствиям и торговле. Что же касается шумеров, то изучение их политико-хозяйственных документов и памятников словесности позволяет прийти к вы­воду, что на первом месте в их мироощущении сто­ит любовь земледельца к месту своей работы и ощущение мирового порядка, основанного на рит­мах роста зерновых, с непременным обновлением времени в новом году. На втором месте — любовь к красоте и совершенству, отличающая ремеслен­ника. Воинское и жреческое начала отступают на второй план: царь никогда не получает абсолютной власти в стране, даже при условии обожествления; жречество выполняет типично чиновничью (т.е. ремесленную) работу по обслуживанию статуи бога или проведению ритуалов. Кроме того, жречество не отделено от общины и потому не имеет полити­ческой самостоятельности.

Это предварительное теоретическое рассужде­ние подтверждается большим числом текстов, до­шедших до нас от самых разных эпох шумерской истории. В них население шумерского города-госу­дарства разделялось следующим образом:

1. Знать: правитель города, начальник храмовой администрации, жрецы, члены совета старейшин об­щины. Эти люди имели в порядке семейно-общинного или родового, а часто и индивидуального вла­дения десятки и сотни гектаров общинной земли, эксплуатируя клиентов и рабов. Правитель, кроме того, часто пользовался для личного обогащения землей храма.

2. Рядовые общинники, имевшие участки общин­ной земли в порядке семейно-общинного владения. Они составляли более половины всего населения.

3. Клиенты храма: а) члены храмовой админи­страции и ремесленники; б) подчиненные им люди. Это бывшие общинники, утратившие общинные связи.

4. Рабы: а) рабы храма, мало отличавшиеся от низших категорий клиентов; б) рабы частных лиц (число этих рабов было сравнительно невелико).

Таким образом, мы видим, что социальная струк­тура шумерского общества довольно четко распре­деляется по двум основным экономическим секто­рам: община и храм. Знатность определяется коли­чеством земли, население либо обрабатывает свой надел, либо трудится на храм и крупных землевла­дельцев, ремесленники прикреплены к храму, а жрецы — к общинной земле.

Правителем шумерского города в начальный пе­риод истории Шумера был эн («господин, облада­тель»), или энси. Он сочетал в себе функции жре­ца, военного вождя, градоначальника и председате­ля парламента. В число его обязанностей входили следующие:

1. Руководство общинным культом, особенно участие в обряде священного брака.

2. Руководство строительными работами, осо­бенно храмостроительство и ирригация.

3. Предводительство войском из лиц, зависев­ших от храмов и от него лично.

4. Председательство в народном собрании, осо­бенно в совете старейшин общины.

Эн и его люди по традиции должны были спра­шивать разрешения на свои действия у народного собрания, состоявшего из «юношей города» и «стар­цев города». О существовании такого собрания мы узнаём, в основном, из гимно-эпических текстов. Как показывают некоторые из них, даже не полу­чив одобрения собрания или получив его у одной из палат, правитель мог все же решиться на свое рискованное предприятие. Впоследствии, по мере концентрации власти в руках одной политической группировки, роль народного собрания совершенно сошла на нет.

Кроме должности градоправителя, известен из шумерских текстов и титул lugal (< lu₂ + gal) — «большой человек», в разных случаях переводимый или как «царь», или как «хозяин». И. М. Дьяконов в своей книге «Пути истории» предлагает перево­дить его русским словом «князь». Титул этот впер­вые появляется в надписях правителей города Ки­ша, откуда он, вполне возможно, и пошел. Перво­начально это был титул военного вождя, который выбирался из числа энов верховными богами Шу­мера в священном Ниппуре (или в своем городе при участии ниппурских богов) и временно занимал положение хозяина страны с полномочиями дикта­тора. Но впоследствии царями становились не по выбору, а по наследству, хотя при интронизации все еще соблюдали старый ниппурский обряд. Та­ким образом, один и тот же человек одновременно был и эном какого-то города, и лугалем страны, по­этому борьба за титул лугаля шла во все времена истории Шумера. Правда, довольно скоро стала оче­видной разница между лугальским и энским ти­тулом. Во время захвата Шумера кутиями ни один энси не имел права носить титул лугаля, поскольку лугалями называли себя оккупанты. А ко времениIII династии Ура энси были чиновниками городских администраций, всецело подчинявшимися воле лугаля.

Документы из архивов города Шуруппака (XXVI в.) показывают, что в этом городе люди правили по оче­реди, причем правитель менялся ежегодно. Каждая очередь, по-видимому, падала по жребию не только на то или иное лицо, но и на определенный терри­ториальный участок или храм. Это указывает на существование некоего коллегиального органа управ­ления, члены которого по очереди занимали долж­ность старейшины-эпонима. Кроме того, известны свидетельства мифологических текстов об очеред­ности в правлении богов. Наконец, и сам термин для срока правления лугаля бала — буквально означает «очередь». Не значит ли это, что самой ранней фор­мой правления в шумерских городах-государствах было именно поочередное правление представите­лей соседних храмов и территорий? Вполне воз­можно, но доказать это довольно трудно.

Если правитель на социальной лестнице зани­мал верхнюю ступень, то у подножия этой лестни­цы ютились рабы. В переводе с шумерского «раб» означает «спущенный, опущенный». В первую оче­редь приходит на ум современный жаргонный гла­гол «опускать», то есть «лишать кого-либо общест­венного статуса, подчиняя себе в качестве собст­венности». Но приходится учитывать также и тот исторический факт, что первыми в истории рабами были военнопленные, а шумерское войско сража­лось со своими противниками в горах Загроса, по­этому слово для обозначения раба может просто иметь смысл «спущенный с восточных гор». Перво­начально в плен брали только женщин и детей, поскольку вооружение было несовершенно и конвои­ровать пленных мужчин было трудно. После пленения их чаще всего убивали. Но впоследствии, с по­явлением бронзового оружия, мужчинам также со­храняли жизнь. Труд рабов-военнопленных использовался в частных хозяйствах или в храмах. Рабы в это время не пытались убежать, потому что помни­ли о священных правилах войны: плененный становится ритуально убитым и не может принадлежать себе, он — часть того, кто его захватил. Помимо рабов-пленных в последние века Шумера появились и рабы-должники, захваченные своими кредиторами до момента выплаты долга с процентами. Участь таких рабов была намного легче: чтобы вернуть се­бе прежний статус, им нужно было всего лишь вы­купиться. Рабы-пленники, даже освоив язык и обза­ведясь семьей, редко могли рассчитывать на свободу.