Пантеон и календаь

Любая религия — прежде всего вера в загроб­ную жизнь предков и в силы внешнего мира, пер­вичные по отношению к человеческому обществу. Человек знает, что не сам он себя рожал и тем бо­лее не сам устанавливал законы, по которым живет весь его род. Попадая в ситуации, чреватые опасно­стью для его жизни и жизни его семьи, он рассчи­тывает на помощь со стороны неведомых добрых сил, которые управляют средой его обитания и звезд­ным небом над его головой. Провожая в последний путь родных и близких и думая о собственном по­следнем пути, человек льстит себя надеждой вновь встретить дорогих его сердцу людей после приоб­щения к их сонму. Поэтому религия неизбежна для человека как способ психологической компенсации малого знания и ощущения биологического конца.

Основу шумерской религии составляли общин­ные верования в существование различных божеств: богов-демиургов, духов места, покровителей звезд­ного неба и охранителей государственной власти. Религии такого типа называют естественными или доосевыми, имея в виду, что они возникают как следствие взаимодействия между этносом и кормящим его ландшафтом и не формируют никакого символа веры, никакой ортодоксальной доктрины или мистического учения (как происходит с мистико-философскими доктринами осевого времени, которое, по К. Ясперсу, длилось с VI века до н. э. по VII век н. э. и породило все современные мировые религии). У естественной религии есть следующие основные особенности:

1. Это религия бытия: она защищает все фор­мы воспроизводства материи, все виды собственно­сти и власти и этим отличается от сотериологических религий осевого времени, поддерживающих от­каз от бытия в пользу трансцендентного иного мира.

2. Это религия взаимодействия между сущно­стью и явлением : она основана на признании су­ществования двух миров — мира сил, управляющих каждым явлением, и мира явлений, управляемых скрытыми силами.

3. Это религия персонификации и человекоподобия сущностей: каждая сила в ней имеет облик (или облики) и обладает чертами живого существа.

4. Это религия подобия между верхом и ни­зом, между небом и землей: законы, по которым живет общество, являются в идеале отражением выс­ших небесных законов.

Сакральное пространство шумерской культуры, как и любой другой, имеет вертикальную и гори­зонтальную ориентацию. Его вертикаль состоит из верхней сферы планет и звезд (ан), сферы обитае­мого мира (калам) и сферы нижнего мира (ки), ко­торая имеет два подотдела: область подземных вод (абзу) и область мира мертвых (кур). Верхний мир подразделяется на несколько небес (их число мо­жет доходить до семи), управляется мудрым старейшиной богов Аном, восседающим на троне седь­мого неба, и является местом, откуда исходят зако­ны мироздания. Он почитается как образец ста­бильности и порядка, которого так не хватает сред­нему миру. Этот средний мир состоит из «нашей страны» (калам), «степи» (эден) и чужих земель (также кур). Он находится во владении Энлиля — бога ветров и сил окружающего пространства. «Наша страна» — это территория города-государства с храмом городского божества в центре и с мощной стеной, окружающей город. За пределами городской стены расстилается «степь» (на самом деле — пус­тыня или просто открытое место) — место не злое и не доброе, где могут действовать как боги, так и демоны. Все чужие земли, лежащие за пределами «степи», называются так же, как и страна мертвых в нижнем мире, и причина этого одна: они неведо­мы человеку «нашей страны» и законы их жизни ему непонятны. Область подземных вод нижнего мира подчиняется Энки, богу-создателю человече­ства, хранителю ремесел и искусств. От подземных, колодезных и арычных вод человечеству приходит таинственная помощь как в работе, так и на отдыхе (пить колодезную воду можно, в отличие от воды речной). Поэтому происхождение истинного знания связывалось у шумеров с глубокими подземными источниками. Область мира мертвых, напротив, са­ма требовала постоянной помощи от человека, по­скольку нужно было регулярно кормить и поить умер­ших предков; в противном случае, они могли пре­вратиться в голодных злых духов и начать мстить своим живым потомкам жестокими болезнями. Во главе этого мира стояли супруги Нергал и Эрешкигаль, а решения в нем принимали грозные судьи людей Ануннаки.

Для шумеров имела большой смысл символика направлений, связанная с положением тела и рук. Прямой путь (си-са) связывался с равенством и справедливостью, правая сторона (зад) олицетворя­ла праведность и богобоязненность. Что же касает­ся левой стороны, то какие-либо упоминания о ее нечистоте (в связи с нечистотой левой руки) в ли­тературе отсутствуют. Восток для шумеров ассо­циировался со страной Аратта — известной из эпо­са Страной кедров, на которую ходили войной шу­мерские цари с целью добычи строительного леса. В Аратте (предположительно древняя Хараппа) ра­ботали замечательные мастера, с которыми шумеры любили соревноваться в различных искусствах, в том числе и в искусстве магии. В этой земле мож­но было даже получить вечную жизнь, отняв у хра­нителя кедрового леса семь «лучей сияния». Таким образом, на востоке находилось все лучшее и за­ветное, бывшее для шумеров недостижимым идеа­лом. Запад (Сирийская пустыня) воспринимался как место, откуда постоянно исходит опасность. Непре­рывные набеги кочевых скотоводов на поля и паст­бища шумеров подтверждают реалистичность этих представлений. Северное направление (Ассирия, Ак­кад) в раннешумерских источниках не выделяется, но после Аккадской династии север начинают ассоциировать с царями Аккада как носителями госу­дарственности и военной мощи. Юг стабильно свя­зан с торговлей, шедшей по Персидскому заливу, и прославлен в ряде гимнов как место приращения богатств страны. Кроме того, на юге находится свя­щенный остров Дильмун (совр. Бахрейн), на кото­ром в одном из мифов боги создают жизнь. На Дильмуне после потопа поселяют праведника, ко­торому затем дается бессмертие. Поэтому отношение шумеров к югу и южным землям было в выс­шей степени благожелательным.

Шумеры видели в своей общинной религии преж­де всего начало возвышенное, упорядоченное и све­тоносное. Об этом говорит написание слова «бог» — знак, обозначающий одновременно небо, звезду и властителя небесных звезд Ана. В божестве важна не сила (как у семитов) и не способность наделять мир различными благами (как у индоиранцев), а удаленность от суеты здешней жизни, ясный свет, испускаемый с небес на землю, и обладание нагляд­но воспроизводимыми законами, которым должно под­чиняться все мироздание. Таково специфически шу­мерское понимание божества, нигде более на древ­нем Ближнем Востоке не встречающееся.

Боги-демиурги Шумера — силы, обладающие определенным характером и возможностями.

Ан — старейшина богов, существовавший еще до отделения Неба от Земли. Он никогда не изо­бражается действующим, но всегда советующим. По праву старшинства он управляет Собранием бо­гов, но его голос в нем практически не слышен. Именно Ан является хранителем священных ME, которые после сотворения мира он передаст силам земли и подземных вод.

Энлиль (чье имя переводится как «владыка Ве­тер» или «господин Дуновение») — божество со множеством функций, сводящихся к одному смысловому ядру. Он повелитель воздуха и ветра, вла­ститель мира, расположенного между небом и зем­лей; он второй глава Собрания богов, утверждаю­щий царя на престоле; он господин чужих стран; он предводитель всех внешних сил местности, ста­рающихся выгнать из своих владений человека; он устроитель гибельного потопа. В первоначальном своем виде Энлиль может быть понят как бог мест­ности, противостоящей человеческому коллективу в работе по ее обживанию. Однако впоследствии он понимался только как бог-покровитель царской вла­сти, карающий царя за пренебрежение к древним праздникам и постоянным жертвам. В качестве ка­рающей руки Энлиля в этом случае выступали враждебные Шумеру горные племена, захватывав­шие власть в стране. Энлиль — покровитель есте­ственных законов, и прежде всего законов биологи­ческого возраста, старения и смерти. Он устраива­ет потоп потому, что вечная жизнь шумерских го­родов была бы противоестественной. Он поощряет борьбу соперников и победу сильнейшего из них. Именно в Ниппуре — городе Энлиля — существо­вал эталонный для Шумера календарь, предписы­вающий строго определенные действия в опреде­ленный месяц года, когда на небе восходит соот­ветствующее созвездие.

Энки («господин земли») — сила, во многом противоположная Энлилю. Это прежде всего пове­литель пресных и подземных вод; это создатель и покровитель человечества; это умелец, искусник и маг, обучающий своим хитрым искусствам младших богов, с тем чтобы они передали его премудрость людям. Позднее Энки станет покровителем шумер­ских школ и писцового ремесла, хотя главная роль в управлении образованием достанется второстепен­ной богине Нисабе. Энки любит преодолевать есте­ственный закон — именно его своевременный совет спасает семью праведника от потопа. Энки лечит боль­ного, восстанавливает чистоту оскверненного, покро­вительствует любой попытке изменить предопреде­ление и исправить естественное положение дел. Он олицетворяет собой человеческий коллектив, пытающийся изменить первоначальные условия своего обитания, подчинить себе природу и закрепить в традиции навыки технологии и творчества. Энки не очень любим по понятной причине: он умеет пре­одолевать мировой порядок. К нему обращаются толь­ко в час серьезной опасности, угрожающей коллек­тиву или отдельному человеку. В мирные дни Энки едва ли удостаивается жертв, редки и святилища, ему посвященные.

Думузи (имя переводится «истинный сын», но его значение неясно) — божество весенних процес­сов вегетации и покровитель скотоводов (поощряет размножение скота). Т. Якобсен, посвятивший Ду­музи большое исследование, указывает на его роль бога плодоносящей финиковой пальмы. Известны и многочисленные тексты о браке между Инанной и Думузи, также совершающемся весной. В канун лет­него солнцестояния Думузи уходит в подземный мир, передавая земле свою плодоносную силу.

Инанна (имя переводится обычно как «госпожа неба», но это позднешумерское его толкование) — богиня планеты Венера, олицетворяющая силу лю­бовной и воинской страсти. Инанна воплощает сти­хийную силу природы и человеческие эмоции, а также во многом является олицетворением женско­го начала в природе и обществе. Инанна — дева-во­ительница, она никогда не рожает, покровительст­вуя только самим отношениям между полами. Она всегда в конфликте с демиургами и их позитивной созидательной активностью. Плоды ее деятельности нельзя увидеть как статичные формы — это со­стояния, которые проступают изнутри человеческой души и из глубины внешнего мира природы.

Где-то на втором плане шумерских текстов пре­бывают многочисленные богини-матери, известные под именами Нинхурсаг, Нинмах, Дингирмах. Они совершенно не имеют характера и упоминаются как знак прежних представлений о происхождении мира из чрева Матери, связанных с материнским родом.

Второе поколение шумерских богов ярче всего представлено богами Луны (Нанна), Солнца (Уту) и мирного труда (Нинурта). Из них каким-то харак­тером наделен только Нинурта. Это весьма амбива­лентное существо — пахарь в мирной жизни и за­щитник своей земли в военное время. Нинурта на­делен избыточной жизненной силой, на войне он яростен и агрессивен, в мирное время тих и сосредоточен на своем труде. Можно сказать, что Ни­нурта (как и эквивалентный ему Нингирсу) являет­ся олицетворением любви коллектива к своей земле и его готовности в любой момент достойно защи­тить эту землю от внешнего вторжения. Частые срав­нения Нинурты с громом наводят на мысль о его первоначальной природе как божества весенней гро­зы, хотя доказать это довольно-таки трудно.

Интересна также история богини по имени Нисаба, недавно поведанная Г. Зельцем. Имя этой бо­гини первоначально звучало нин-ше-ба(«госпожа ячменного рациона»). Сперва она олицетворяла жерт­венный ячмень, затем — процесс учета этого ячме­ня, а впоследствии стала отвечать за все счетные и учетные работы, превратившись под конец шумер­ской цивилизации просто в богиню... школы и гра­мотного письма.

Итак, даже из этого беглого перечня основных общешумерских божеств и их характеров мы мо­жем сделать вывод о патриархально-государствен­ном характере шумерской религии со следами ар­хаических материнско-родовых представлений в пан­теоне. Здесь особо выделяются божество неба как изначальной основы мироздания, божество кормя­щего ландшафта, дающее власть над пространст­вом, божество коллективных усилий и знаний по преобразованию ландшафта, божество вегетации и размножения, божество коллективных состояний и эмоций по поводу различных действий, богини-матери и божество коллективного сознания, олице­творяющее единство народа и родной ему земли. Луна и солнце, наблюдения за которыми лежат в основе календаря и календарного хронотопа, также представлены своими божествами-силами.

Наиболее ранние верования шумеров, восходя­щие к догосударственному периоду их истории и основанные на приемах первобытной магии, оста­ются практически неизвестны науке. Из заклинаний, гимнов и рецептурников мы знаем о существовании в Шумере священных деревьев, причем каждое по­читаемое дерево соотносилось с определенным го­родом и божеством. Так, например, тамариск счи­тался священным деревом ниппурской традиции. В заклинаниях из Шуруппака тамариск представлен мировым деревом: ствол его уподоблен богу Ану (неподвижный небесный свод со звездами, правремя), корни — андрогинному (или парному?) боже­ству Энки-Нинки (подземный мир, прошлое), кро­на — богу Солнца Уту (обитаемый средний мир, настоящее-будущее время). Основной функцией та­мариска в заклинаниях являлась роль экзорциста в процессе выведения нечистоты и болезней из тела реципиента. В Цилиндре Б Гудеа «тамариск, быком Аном порожденный» служит одним из средств при освящении восстановленного храма Нингирсу. А в диалоге «Плуг и Мотыга» последняя также хвалит­ся тем, что ее рукоять, сделанная из тамариска, создана самим Аном. Тексты, восходящие к традиции Эреду, часто упоминают некое дерево кишкащ, скорее всего тутовник⁹ . В заклинаниях местом про­израстания этого дерева считается «устье двух рек» — сакральный топоним, обозначавший место протекания наиболее чистой воды, набираемой хра­мами с целью освящения различных культовых объек­тов. В аккадском эпосе о Гильгамеше туда поселя­ют вавилонского праведника Утнапиштима и его жену, чтобы уподобить их богам. Там же произра­стает растение бессмертных, названное в том же эпосе «Старый человек помолодел». Дерево кишка-ну неизменно связано с Энки и является центром его работ по восстановлению, регенерации плотской жизни, в силу обстоятельств подвергшейся порче или даже гибели. Еще одно священное дерево шу­меров — хулуппу (разновидность тополя Populusdiversifolia), известно оно из текста о Гильгамеше и подземном мире и культ его, вероятно, должен быть связан с Уруком и Инанной. В первой части повествования оно стоит на берегу Евфрата, затем его ломает проносящийся мимо Южный Ветер. Сломанное дерево переносят в Урук, где оно под­вергается десекрации: в дупле его ствола поселяет­ся злой демон, в корнях — «змея, не знающая за­клятья», в ветвях — львиноголовый орел, опреде­ляющий судьбы. Инанна приказывает Гильгамешу изгнать непрошеных гостей, а из дерева сделать трон, кровать и, по-видимому, барабан с палочками. Гильгамеш выполняет приказ, и с помощью бараба­на весь мир погружается в непрерывную пляску, нарушающую покой жителей подземного мира.

Приведенные выше сюжеты, связанные со свя­щенными деревьями в шумерской магии, содержат убедительное свидетельство изменений в месопотамских представлениях о сфере сакрального. В за­говорах из Шуруппака дерево почитается как кос­мическая субстанция, несущая в себе всю полноту мироздания, существовавшую до космического бра­ка и возникновения бытия. Магия дерева в это время может быть сопоставлена с шаманской, хотя свидетельств путешествия по такому дереву мы не знаем. В более поздних текстах дерево ценно уже не само по себе, а только как атрибут определенно­го божества, связанный со сферой его влияния. На­конец, в последних текстах шумерской цивилизации (каковым, предположительно, является песнь о Гильгамеше и подземном мире) дерево и его культ про­тивопоставлены антропоморфному божеству. С ним борются для упрочения власти хозяйки города, но, уничтожив его, оказываются в еще большей беде. На этом этапе священное, прежде связанное с де­ревом, начинает самостоятельное существование: те­перь оно исходит от живого космоса с тремя сфе­рами (небо—средний мир—подземный мир), и лю­бое нарушение порядка в какой-либо из сфер вле­чет дисгармонию во всем мировом устройстве.

Если магия дерева у шумеров известна по не­многим следам, оставленным в заговорной традиции и в эпосе, то о демонологии на сегодня практически ничего сказать нельзя. Все сборники заговоров, из­гоняющих злые силы, составлены в вавилоно-ассирийское время и, скорее всего, содержат весьма не­большой компонент собственно шумерских пред­ставлений об этих силах. Наверняка можно сказать только следующее:

1. Различались духи-охранители, враждебные ду­хи и духи предков.

2. К числу охранителей относились алад-си-га (дух плаценты, аналогичный античному гению) и лама-ша-га (дух жизненной силы, связан со зри­тельными органами). Судя по именам, это семит­ские заимствования.

3. Враждебные духи состояли из чудовиш, по­губленных героями на земле, а также из духов раз­личных заболеваний. К таковым относились, напри­мер, аккадизированные асакку (от имени хаотиче­ского чудовища Асага, соперника новогоднего героя Нинурты),утукку, алу, галла (служители подзем­ного мира и смерти, охотники на людей).

4. Духи предков чаще всего были враждебны людям, поскольку получали мало пропитания. Из них известны гадим (дух голодный и часто жажду­щий) и различные виды лу-лил-ла (призраки, букв. «человек воздуха») — мужчины, женщины и девы-призраки. Происхождение призраков должно чем-то отличаться от обычных духов гидам. Скорее всего, это люди, лишенные обычного статуса усопших вследствие странной или преждевременной смерти, а возможно даже — и вследствие отсутствия места погребения. То есть, весьма вероятно, что шумерские духи-призраки могут быть сопоставлены со славянскими заложными покойниками. Отношение к ним преисполнено ужаса, а сами они никогда не удостаиваются обычных для предка жертв.

Вот, пожалуй, и все, что можно на сегодняш­ний день сказать о наиболее архаичных верованиях шумеров. Неведомы нам их домашние праздники и возрастные ритуалы, совершенно утаены от нас простонародные свадебные обряды, лишь некоторые тексты вскользь упоминают об оберегах и амулетах, форма которых также до нас не дошла. Государст­венная идеология старалась уделять большее вни­мание главным богам и их культам, писцы работали на государство, поэтому жизнь деревни или обыч­ной семьи прошла мимо богатейшей писцовой тра­диции шумеров.

Шумерская религия прошла в своей истории три основных этапа:

1. Период божеств места (Раннединастический период).

2. Период шумеро-аккадского синкретизма.

3. Период унификации пантеона при III дина­стии Ура.

На первом этапе происходило превращение об­щинно-родовых тотемов в богов-демиургов и хозяев города. С начала III тысячелетия до нас дошли спи­ски богов, храмовые гимны и заговоры, из которых понятно, что древнейший пантеон шумеров соеди­нял имя бога и место, которым он владеет. Власть шла от места, а место земное в некоторых случаях уподоблялось светилу или планете как его небес­ному прообразу. Заговоры, дошедшие из Фары, упо­минают имена Ана, Энлиля, Энки. Список богов из этого же города открывается именами Ана, Энлиля, Энки и Инанны. Это означает, что уже в самое раннее время существовала иерархия богов шумер­ского пантеона: первыми шли демиурги, заседавшие в Собрании священного Ниппура, затем лунный и солнечный боги, потом богини-матери и боги-воины различных городов. При этом боги-демиурги всегда выступали только под одним именем (не считая эпитетов), прочие же божества имели их по не­скольку. Особенно много имен было у богинь-мате­рей и у весеннего бога Думузи.

Ан и Инанна почитались в городе Уруке, где в честь них был возведен храм Эанна («Дом Неба»), Ан изображался знаком «звезда», у Инанны был свой собственный символ, изображение которого до сих пор не разгадано. Предположительно, это шест, стоящий у дверей священного загона и символизирующий обряд священного брака между Инанной и Думузи. Думузи, культ которого был распространен во многих шумерских городах (только в Лагаше было два культа, в которых он выступал под раз­ными именами), чаще всего отождествлялся с ов­цами и изображался с бараньей головой. Энлиль правил священным Ниппуром — городом, в кото­ром жили все боги Шумера, поскольку на его тер­ритории стояли их святилища и проходило их Соб­рание. Как существо воздушное, Энлиль не мог иметь никакого изображения, и мы не знаем ни од­ного примера его сравнения с какой-либо вещью или животным. Правда, в некоторых гимнах он на­зван эпитетом «козел-вожак Неба и Земли», но вряд ли это буквальное отождествление. Энки управлял городом Эреду на берегу Персидского залива, и не­редко он сам и его окружение уподоблялись рыбам. С другой стороны, на печатях Аккадской эпохи у ног Энки расположился козленок. Намек ли это на способность Энки предсказывать судьбу по печени козленка или речь идет об одной из зооморфных ипостасей самого Энки — сказать трудно. Возможно, и то и другое. Бог-воин — Нингирсу в Лагаше, Шара в Умме, Нинурта в Ниппуре — известен в антропоморфном облике как бородатый человек с большой сетью в руке, но его символом является львиноголовая птица Анзуд. У нее громоподобный голос и пронзительный взор, что, скорее всего, го­ворит о ее связи с громом и молнией. Повелитель города Ура лунный бог Нанна однозначно установ­ленных изображений не имеет, но вполне возмож­но, что известный в глиптике сюжет — царь, вос­седающий на троне в ладье — передает путешест­вие лунного бога по ночному небу. Солнечный бог Уту, бывший к тому же владыкой справедливого суда и правивший городами Ларса и Сиппар, изо­бражен на аккадской печати в облике юноши с кри­вым кинжалом в руке, разрубающим горы, из-за ко­торых он выходит. Младшие и второстепенные бо­жества Шумера, включая богинь-матерей и владыку загробного мира Нергала (господина города Куту), в шумерское время изображений не имели.

Совершенно ничего не известно в этот период о родословиях шумерских божеств. Нужно отметить как общий принцип, что в разных городах один и тот же бог мог вступать в различные родственные отношения, что определялось политико-идеологиче­скими обстоятельствами. Так, например, Инанна в Уруке могла быть дочерью Ана, в Уре — дочерью лунного бога Нанны, а в Эреду — дочерью Энки. Точно так же Нинурта был в Эреду сыном Энки, а в Ниппуре — Энлиля. Скорее всего, никаких абст­рактных, не связанных с конкретным местом почи­тания божественных родословий в старошумерское время и не было, поскольку личный статус бога оп­ределялся больше его землей и социальным стату­сом, чем родством (как это реально и было у шу­мерских правителей).

В эпоху Аккада произошло слияние шумерских и семитских божеств, выполнявших одинаковую функ­цию в пантеонах. Инанна срослась с семитской богиней любви и войны Иштар, Энки — с богом воды и жизни Хайей (в клинописи Эа), бог ветра и дож­дя Ишкур соединился с Хададом (в аккадском произнесении Адад) и т. д. Аккадские цари, начиная с Саргона, стремились к породнению божеств и лю­дей двух народов. С этой целью, например, Саргон назначил своих дочерей на должности верховных жриц главных храмов Шумера. В это же время появились и два нововведения в области религии: Инанна-Иштар была провозглашена верховной по­кровительницей правящей династии, а один из ца­рей, Нарам-Суэн, был произведен в достоинство бо­га. Все эти факты свидетельствуют о попытках се­митской династии унифицировать не только пантеон, но и жизнь в государстве, устроив ее по модели «од­на верховная богиня — один пантеон — один царь». В эпоху III династии Ура жесткому учету и ранжированию подверглись не только люди, но и боги. Во главе ниппурского Собрания был поставлен Энлиль, по обе руки от него — Ан и Энки. Ниже шли семь или девять богов, называемых Ануннаками (впоследствии судьи людей в загробном мире); в их число входили Инанна, Уту, Нанна, Нергал и не­сколько второстепенных божеств. У подножия этой лестницы размещалось несколько сотен остальных богов. Каждый город имел своего бога-покровителя с женой, сыновьями и богами-слугами. Все божест­ва шумерского пантеона в это время являются и шумерскими, и семитскими. Разница уже не ощу­щается — даже всемогущий Энлиль может теперь почитаться под именем семитского Бела (в перево­де «господин, владыка»). За всеми богами строго закреплено родословие, которое упоминается в по­свящаемых им гимнах. Кроме того, в числе богов отныне пребывают и урские цари. Наряду с цар­ским у них есть и божественное родословие: так, царь Шульги состоял в родстве с полубогом-полу­человеком — лугалем Урука Гильгамешем — и называл себя его братом. Сохранились культовые гимны в честь царей Ура; найдена также интерес­ная культовая поэма, описывающая уход Ур-Намму в загробный мир, где он одаряет подношениями знатных жителей преисподней. Специальных хра­мов царям не строили, но строили святилища или притворы в больших храмах, где им или их статуям приносились жертвы, как и их умершим предкам. При III династии Ура — кажется, в первый и по­следний раз в истории Месопотамии — над моги­лами царей возводились мавзолеи.

Шумерская эпоха истории Двуречья не остави­ла нам практически никаких свидетельств о соотне­сении божеств с небесными объектами, за единст­венным исключением — изображения звезд рядом со священным символом Инанны (лунные и сол­нечные божества не в счет). Значит ли это, что в III тысячелетии хозяева места не имели своей не­бесной ипостаси? Вопрос непростой, и на него пока нет окончательного ответа. В одной из надписей лагашского правителя Гудеа богиня Нисаба обеща­ет ему передать приказ о начале строительства хра­ма через восход звезды. На печатях протошумерского времени изображен бык в окружении звезд и священного символа Инанны, что А. А. Вайман по­нимает как «восход Венеры в созвездии Тельца». В одном из царских гимнов III династии Ура Энлиль назван «совершенствующим звезды». Известен и гимн Нанне этого времени, в котором лунный бог упо­добляется пастуху, подгоняющему небесных овец и коров лазуритовым стрекалом. Наконец, практиче­ски все месопотамские созвездия носят шумерские имена. Но ни в одной царской надписи в числе покровителей царя нет планет и звезд, и объяснить этот факт мы пока не можем.

Шумерский пантеон развивался от множествен­ности и смешанности общинных богов через уни­фикацию и синкретизм аккадского времени к син­тезу многого и единого, предпринятому при III ди­настии Ура. Говоря о развитии пантеона, неизмен­но следует помнить, что владычество шумерских богов простиралось не только на пространство, но и на время. Боги активно жили, сменяя друг друга на круге календарного года, требуя к себе особого вни­мания и жертв.

Сакральное время у шумеров, как и у многих других народов, является циклическим и определя­ется не только сроками основных сельскохозяйст­венных работ, но и результатами наблюдений за цик­лами Луны (шумер. Нанна), Венеры (шумер. Инанна) и Солнца (шумер. Уту). Их календари были лунно-солнечными, для корректной увязки циклов каждые несколько лет в календарь вставлялся дополнительный месяц. Календарный месяц начинал­ся с новолуния. Наиболее изученным в настоящее время является календарь из Ниппура — священ­ного центра шумеров. Он включает в себя все наи­более актуальные для шумерского города ритуалы и праздники. Весной, во время разлива рек и накану­не первого равноденствия, шумеры встречали Но­вый год. В первые дни года разыгрывалась ритуаль­ная битва между молодым богом Нинуртой и сила­ми зла, которыми руководил демон Асаг. В конце битвы Нинурта побеждал, убивал своего противни­ка и создавал из частей его тела новый мир. После этого торжественно проходила интронизация царя. Нужно отметить, что у первобытных народов мы встречаем обычай убивать старого царя и ставить на его место юного и сильного. Вероятно, и сам сюжет мифа о борьбе героя с чудовищем отражает архаичный обряд поединка молодого царя со ста­рым. Однако в шумерских (и позднее в вавилон­ских) текстах речь идет только об обновлении силы царствующего правителя. В следующем месяце года проводился обряд священного брака, который дол­жен был магически воздействовать на плодородие земли, скота и людей в течение года. Священный брак проходил в каждом шумерском городе и вос­принимался как брак пары городских божеств. Осо­бенно часты упоминания о браке бога весны Думузи и богини любви Инанны, проходившем в городе Уруке. На самом же деле в роли бога выступал пра­витель города, бывший верховным жрецом главного городского храма, а богиню представляла одна из храмовых жриц. Ребенок, родившийся от священно­го брака, имел высокий общественный статус и мог называть своими родителями самих богов (таким ребенком был, например, правитель города Лагаша Гудеа, называвший своей матерью богиню Гатумдуг). Летом, в канун солнцестояния, проходил празд­ник проводов Думузи в подземный мир, сопровож­давшийся плачами и его символическими похоро­нами. В июле—августе отмечались подвиги шумер­ского царя-героя Гильгамеша. В городских кварта­лах при свете факелов проходили спортивные состя­зания, посвященные этому любимцу месопотамской словесности. Осенние праздники были посвящены почитанию богов подземного мира. Они сопровож­дались жертвоприношениями и возлияниями судьям мира мертвых Ануннакам. Зимнее солнцестояние отмечалось как праздник выхода предков из подзем­ного мира, причем под предками понимались пра­вители шумерских городов. Для них в здании на­родного собрания ставили троны, их приглашали отведать различных жертвенных яств. В общем и целом, сакральное время Ниппурского календаря отмечало вехи равноденствий и солнцестояний, уде­ляя меньше внимания остальным периодам года. Календари других шумерских городов отмечали ли­бо время полевых работ, либо время местных празд­ников, не до конца еще понятных и изученных.

Жизнь человека в Шумере шла по кругу, напо­миная сказку «Двенадцать месяцев». В этой сказке существует общинное собрание двенадцати месяцев, заседающих у новогоднего костра (северная специ­фика). Каждый месяц имеет человеческий облик и наступает в свою пору, неся природе только ему при­сущие дары. Чтобы получить эти дары, всякая тварь в мире должна потрудиться, а в древности это труд двойной: прежде чем наесться самим, нужно покор­мить божество текущего месяца. Тогда оно отплатит жертвующему сторицей. Жизнь по календарю — это жизнь по обычаю, который намного древнее чело­века. Из такой жизни очень трудно вырваться на во­лю, в пространство личной инициативы; она не про­пускает ничего, что непохоже на ее ритм. И осоз­нав это, мы можем, наконец, открыть третью при­чину гибели шумерской цивилизации.

Шумеры погибли от страха перед неравенством, неподобием людей и вещей, от признания предопре­деления единственной движущей силой бытия, от нежелания считаться с правом индивидуума на от­дельную от коллектива жизнь. На вопрос, что важ­нее — община или царь, община или храм, они не­изменно отвечали «община, община, община». Саргон немного продлил существование этой цивилиза­ции инъекцией абсолютизма и поощрением частной инициативы в финансовой сфере. Но он совершен­но ничего не смог поделать с мироощущением шу­меров, ценившим подобное друг другу множество вместо непохожего единства и категорически отри­цавшим свободу воли индивидуума. Эпоха III дина­стии Ура, пришедшая после тяжелейшей реакции общинных лидеров кутийского времени, не смогла существенно поправить положение. И беда заклю­чалась в том, что у политических восприемников Саргона оказались... шумерские мозги. Власть Ура была агрессивно-пассивной, жестокой до садизма в отношении собственного народа, но совершенно не­эффективной в области внешней экспансии, боящей­ся длительных контактов с соседями и, в общем, какой-то женской по своему проявлению. В услови­ях, когда история объективно требовала агрессии вовне, признания ценности индивидуума, сильного мужского начала, позволяющего странствовать, не оглядываясь на покинутую родную землю, и прино­сить богатство себе, а не земле, — шумерский иде­ал стабильного внутреннего роста, общинного род­ства, соответствия жизни календарю едва ли мог найти множество сторонников даже внутри самого шумерского общества. А когда идеал расходится с течением жизни — одно из двух: или носитель идеа­ла меняет его, или жизнь списывает такого идеали­ста в аутсайдеры. Именно это и произошло с шу­мерами. Третья причина гибели их цивилизации — несоответствие между этнокультурным идеалом и объективным характером развития остальных древ­них обществ Ближнего Востока. История произвела свой естественный отбор.

А как же Китай? — спросите вы. Китай в свое время сделал правильный выбор в пользу абсолют­ной монархии. Монархия сохранила единство госуда­рства и дала его гражданам право на инициативу в области творчества. И потом — Китаю просто по­везло. Жизнь на отшибе спасла его от необходимости всегда быть готовым к войне и дала время для совершенствования личности. Шумеры же, привержен­ные коллективизму и подавлявшие личность, попро­сту расплавились в адском ближневосточном котле.