Мир и человек в представлениях шумеров

Шумерские космогонические представления рас­пылены по множеству текстов самых разных жан­ров, но в целом можно нарисовать следующую кар­тину. Понятий «вселенная», «космос» в шумерских текстах не существует. Когда есть необходимость говорить о целостности мира, употребляют состав­ное слово ан-ки («Небо-Земля»). Известен также термин нам-шар-ра — «бесчисленное множество», означающий мир как совокупность нагроможденных друг на друга отдельных тел, не поддающихся учету и пониманию. Считалось, что до возникновения мира Небо и Земля были единым телом, из которо­го затем появились все сферы мира. Разделившись, Небо и Земля не утратили свойства отражаться друг в друге; так, например, семь небес имеют от­ражение в семи отделах подземного мира. Мир в течение года описывает круг и в конце года «воз­вращается на свое место» (ки-би-ше ги), то есть восстанавливается в прежнем целостном облике. «Возвращение на свое место» означает в шумеро-вавилонской культуре комплексное обновление мира, которое подразумевает разрыв всех прежних свя­зей: прощение должников, освобождение преступ­ников из тюрем, реставрацию или переустройство старых храмов, издание новых царских указов и не­редко введение нового отсчета времени.

Циклическое движение мира связано с развити­ем человеческого коллектива на основе принципов справедливости (ни-си-са) и порядка(биллуда). Из области седьмого неба Ан спускает в обитаемый мир сущности (ме) всех форм человеческой куль­туры, куда входят и профессии, и важнейшие дей­ствия людей, и атрибуты царской власти, и даже некоторые эмоции и черты характера. Каждый бог, каждый человек должен максимально соответство­вать своей сущности {ме-те-на — «приближенный к своей сущности»), и тогда он имеет возможность получить хорошую судьбу (нам-ду — «благоприят­ная судьба»). Судьбы могут даваться богами как на основании дел человека, так и на основании его имени. Что же касается судьбы царя, то уже сам факт его рождения предопределяет выполнение им некоей важной миссии. А в момент интронизации боги судят ему различные прекрасные судьбы и всякий раз подтверждают свои слова возгласом хе-ам («Да сбудется!»).

Рассмотрим космогонические воззрения шуме­ров более подробно. Кроме многочисленных запе­вок, предваряющих действие гимно-эпических тек­стов, до нас дошло всего два космогонических фраг­мента. Один, известный под индексом Ukg. 15, со­ставлен в эпоху правления Урукагины. Второй фрагмент из Йельского музея NBC 11 108 — дати­руется его первым издателем Я. Ван Дейком эпохой IIIдинастии Ура. С него мы и начнем.

1. Ан господином был, Ан сиял — Ки темна была, на подземный мир не смотрела.

2. Скважина воду не несла — ничто не было созда­но, на обширной земле нива не обрабатывалась.

3. Высокое жречество очищения Энлиля не суще­ствовало — священный обряд омовения рук совершенно не исполнялся.

4. Иеродула Ана себя не украшала — [...]

5. Ан и Ки вместе были,

6. В браке не состояли.

7. Месяц не сиял — тьма всё объяла.

8. Ан к Даг-ан-на лицо поднял,

9. Кладбище на поле не переходило (?).

10. ME Энлиля над чужими странами не были со­вершенны.

11. Светлая Инанна Эанны жертв не получала.

12. Великие боги Ануннаки в движение не приходили.

13. Боги неба, боги земли не стояли.

Текст очень сложен, и прежде всего компози­ционно. Можно заметить, что строки 1—4 делятся на две смысловые части, причем первая обозначает причину, а вторая — следствие. Так, отсутствие полевых работ объясняется отсутствием пресной подземной воды, а неисполнение обряда омовения рук — тем, что еще не существовало должности для совершения этого обряда. Строки 5—6, несомнен­но, представляют собой одно высказывание, кото­рое можно рассматривать как одну смысловую часть, а можно и как две: «Ан и Ки были нераздельны — поэтому они не состояли в браке». Строки 7—9, скорее всего, тоже нужно рассматривать как от­дельный смысловой фрагмент, но значение его пока остается непонятным. Строки 10—11, 12—13 также можно воспринять как причинно-следственные высказывания: ME Энлиля над чужими странами не властвовали — поэтому Инанна не получала жертв в своем храме; поскольку Ануннаки в движение не приходили — боги неба и земли стоять не могли. Но можно рассматривать четыре последние строки и как совершенно самостоятельные высказывания, не зависящие от соседних. Слово те, исходя из кон­текста, лучше всего понять как «власть», поскольку имеется в виду нечто, совершенно (то есть полно­стью) распространяемое Энлилем на все страны мира.

Текст описывает начальное состояние мира апофатически, то есть через отрицание видимых про­явлений того, что уже содержится в составе мира, но еще не нашло своего феноменального выраже­ния. Композиция имеет довольно четкий хронотоп, показанный в пространственном расположении строк текста. Строки 1—6 рассказывают о времени нераз­дельного существования Неба и Земли при фактической власти Ана-Неба, строки 7—9 говорят о ка­ких-то отношениях между Аном, молодым месяцем и Даг-ан-на (или богом ветров Даганом), строка 10 упоминает власть Энлиля над соседними с Шуме­ром странами (включая, вероятно, и сам Шумер), в 11-й речь идет о храме Ана и Инанны в Уруке, в 12-й — о подземных судьях Ануннаках, в 13-й —о богах неба и земли (правда, не исключено, что Ануннаки в это время могли быть отождествлены с богами неба и земли, но такое отождествление все же необязательно). Мы видим, как повествование, начавшись на высоком небе Ана, в мире неподвиж­ных звезд, постепенно спускается вниз — сперва на уровень лунного бога, затем в срединный мир Энлиля и Инанны и наконец — в нижний мир Ануннаков, где и заканчивается. По ходу текста сверху вниз перечисляются и важнейшие условия сущест­вования жизни: наличие источника с пресной под­земной водой, обряда омовения рук, украшенной иеродулы Ана, политической власти, храмовых жертвоприношений. По сути дела, здесь перечислены земледелие, забота о чистоте (как внешней, так и ритуальной), священный брак, светская власть и связь с богами.

Прообразом урского текста, как установил Я. Ван Дейк, послужил космогонический фрагмент Ukg. 15, составленный примерно в XXIVвеке, во время цар­ствования Урукагины Лагашского, и состоящий из 14 строк. Первые четыре строки пока не поддаются интерпретации, начиная с пятой текст гласит: «Сква­жина воду испустила. / Ан — владыка он — в мо­лодечестве своем встал. / Ан и Ки друг на друга кри­чали (раскололись, отошли друг от друга. — В. Е). / Тогда Энки-Нинки не было, / Энлиль не жил, / Нинлиль не жила, /(две непонятные строки), / День не проходил, / Новый месяц не выходил» (Ukg. 15 I 5— II 5; III 3—4). Фрагмент времен Урукагины описы­вает такое начало мира, когда существовал только бьющий из-под земли пресноводный источник и про­исходил первый конфликт Ана и Ки, ранее сущест­вовавших нераздельно. Тогда не было богов-повели­телей мира, не было и отсчета времени, поскольку новый месяц также не существовал ⁸.

После отделения Неба от Земли начинается на­деление божеств воздуха и земли атрибутами мирового порядка. К таковым у шумеров относятся категории ме, нам, гарза, гиш-хур, биллуда.

ME (от глагола «быть-являться, быть в своем облике») — потенции, идеальные модели вещей, имеющих отношение к храму и к жизни богов. Они выражают стремление вещи обрести жизненную силу и внешнее проявление. Все, что есть в мире, может осуществиться только через наличие своих ME. Идеальное произведение — вещь, полностью соответствующая своим ME. ME неизменно соот­носятся с небом и богом Аном, что у шумеров ука­зывает на беспредельную удаленность замысла ве­щи от ее воплощения. ME нередко сопоставляются с ГАРЗА, обозначая в этом случае обрядовый акт или атрибуты царской власти.

НАМ — слово, обычно переводимое как «судь­ба». С точки зрения этимологии, оно означает на-и-ам — «(то, что) воистину есть (в своем облике)». То есть это материальное оформление и проявление ME в пространстве и времени, конкретное инди­видуальное бытие вещи на протяжении всего отпущенного ей срока. В понятие НАМ входит все, что касается данного предмета: статус, место, возраст, атрибуты, сопутствующие обстоятельства.

ГАРЗА — понятие, которое до сих пор трудно поддается определению. В некоторых контекстах оно обозначает обрядовый акт, ритуал как таковой. Но есть и немало случаев, когда под ГАРЗА пони­мают то же самое, что уже выражено категорией ME.

ГИШ-ХУР («дерево — царапать») — предначер­тание, план, божественный проект, созданный на основе ME вещи и предопределяющий ее НАМ. Чаще всего таким проектом владеют боги Энлиль и Энки.

БИЛЛУДА (от аккад. белу ту — «господство») — порядок, установленный богом на его территории. Он включает в себя храмовые ритуалы, жертвоприношения, назначения на должности и их исполнение.

Таким образом, категории мироощущения шу­меров, связанные с мировым порядком, могут быть последовательно сведены к четырем основным зна­чениям:

1. Возникновение воли идеальной вещи к ее ма­териально-энергетическому проявлению.

2. Соответствие вещи своему волевому импуль­су, как форма соответствует своей идее. Матери­альное воплощение вещи в пространстве и времени, со всеми атрибутами и сопутствующими обстоя­тельствами.

3. Символическое проявление вещи в обрядовом акте и на плане.

4. Вписанность вещи в порядок, установленный богом на его территории.

После возникновения основ мирового порядка следующим основным моментом в развитии миро­здания является сотворение человека — антропоге­нез. В шумерских текстах известны две версии по­явления человека. Чаще всего говорится о создании первых людей из глины богом Энки. Но есть и упо­минания (очень краткие и немногочисленные) о том, что люди пробивались из-под земли, подобно траве. По представлениям шумеров, каждый человек по­является на свет для работы на богов. На протяже­нии всей жизни он должен отдавать им часть своего урожая и скота, воевать за их храмы, услаж­дать их слух хвалебными песнопениями и тем самым оправдывать свое высшее предназначение в обитаемом мире. При рождении ребенку давали в руки предмет, магически закреплявший его поло­вую идентификацию: мальчик получал в руки пал­ку, девочка — веретено. После этого младенец об­ретал имя и «судьбу людей» (нам-лу-улу). В состав имени человека обязательно должно было входить имя божества, охранявшего здоровье и жизнь лю­дей. Чаще всего это было имя или городского бо­жества, или бога-покровителя семьи. В понятие «судьба людей» входит весь процесс жизни — от младенчества до старости. Каждый возраст отлича­ется особым мироощущением и занимает опреде­ленное место в обществе. Ребенок(лу-тур) должен беспрекословно подчиняться воле родителей и вы­полнять их приказы так же усердно, как взрослые выполняют повеления богов. Юноша (гуруш) дол­жен пройти обряд инициации, после которого он покидает родительскую семью и становится воином. Молодые люди, не имевшие своей семьи, служили основной воинской силой в дальних походах шу­мерских царей, они же входили в состав городского ополчения и имели голос в народном собрании. Вернувшись из похода с богатой добычей, человек обзаводится семьей, строит дом и получает статус взрослого (лу — собственно «человек»). Он овладевает ремеслом, занимает определенное положение в обществе, характер его делается все более спокой­ным, а разум вбирает мудрость предков. И в чет­вертом возрасте — старческом (аб-ба — «старик») — человек является носителем традиции, ее преданий, ее норм и идеалов. Он уважаем в народном собра­нии, у него множество детей и внуков, большое хо­зяйство, и он вполне может рассчитывать на обиль­ные жертвы после смерти. Такова судьба большин­ства жителей Шумера, усердно выполнявших свой долг перед жизнью и не имевших ни «судьбы царя»(нам-лугаль), ни «судьбы писца» (нам-дуб-сар).

Шумерское слово лугаль (букв, «большой взрос­лый человек») означает еще «хозяин». Переводя его как «царь», мы должны понимать, что первоначаль­но речь шла о военном вожде, не имевшем абсо­лютной власти и выбиравшемся на случай решения неотложных задач. И хотя впоследствии титул лугаля стал передаваться по наследству, а в конце шумерской истории лугалей даже стали обожеств­лять, все равно статус верховного правителя в Ме­сопотамии никогда не приближался к абсолютист­скому статусу египетского фараона. В самом начале шумерской государственности царя выбирали в священном Ниппуре посредством сложных магиче­ских процедур, механизм которых нам неизвестен. В царских надписях нередки упоминания о руке бо­га, выхватившей этого человека из необозримого множества граждан Шумера. В целях объяснения выбора богов избранный царь утверждает, что еще при рождении все боги Шумера наградили его раз­личными достоинствами, так что к моменту свя­щенного выбора он уже был готов к выполнению своей миссии. Миссии шумерских правителей не отличались разнообразием: либо это война с сосед­ним городом за возвращение незаконно занятой земли, либо восстановление старого храма, либо проведение законодательного акта. В случае успеха всех этих акций на страну изливалось изобилие в виде высоких урожаев и приплода скота, а сам пра­витель получал от богов право на долгий, фактиче­ски бесконечный срок правления. В случае же неудачи или, того хуже, отступления правителя от традиционных ритуалов и житейских норм, его страну ждало санкционированное богами нападение противника и массовый мор от болезней. Впоследствии выборы в Ниппуре стали формальным актом, по­скольку престолонаследие считалось нормой государственной политики. Во время III династии Ура цари были признаны равными богам и даже имели божественных родственников (например, братом царя Шульги считался сам знаменитый Гильгамеш). Соответственно, вечной признавалась и сама урская государственность. Однако в самом конце шу­мерской истории, под воздействием политических обстоятельств, появляется теория о «царственно­сти» (или «судьбе царя»), переходящей из города в город, поскольку вечное правление, как и вечная жизнь, недостижимо для смертных. Теория эта напоминала царям о существовании судьбы (нам) и божественных предначертаний (гиш-хур), которых не удастся избежать никому из живущих на земле людей.

Таким образом, мы можем констатировать на протяжении шумерской истории существование как минимум трех представлений о царственности:

1. В Раннединастический период это царствен­ность, даруемая богами ради исполнения миссии, возложенной на человека, вероятно, еще при рож­дении (хотя вполне возможно, что о миссии царь может узнать во сне или даже в момент интрони­зации).

2. В аккадский период и в период III династии Ура это царственность, имманентная городу и ее носителю, специально созданному для судьбы царя.

3. В конце III династии Ура и в начале Старо­вавилонского периода это царственность, перехо­дящая из города в город по воле рока и никому не данная навечно.

Несколько иной была жизнь образованного че­ловека. С пяти—семи лет и до двадцати он учился в школе (э-дуб-ба — «дом табличек»), которая в те далекие времена была одновременно и школой и университетом. Школа представляла собой большое помещение, разгороженное на две части. В первой части находился класс, состоявший из ряда скаме­ек. Ни столов, ни парт не было. Ученики сидели, держа глиняную табличку в левой руке, а тростни­ковый стиль в правой. Во второй части помещения стоял большой чан с глиной для производства но­вых табличек. Помимо учителя в классе присутст­вовал надзиратель, нещадно бивший учащихся за любую провинность, а за перегородкой находился помощник учителя, изготовлявший новые таблички.

Обучение начиналось с письма и заучивания различных слов. При школах составлялись большие тематические списки знаков. Нужно было не толь­ко уметь правильно их писать, но и знать наизусть все их значения. Затем учили переводу с шумер­ского языка на аккадский и обратно. После началь­ного обучения, которое легко давалось отнюдь не всем, приступали к более сложным предметам. Как явствует из экзаменационного текста, записанного в самом конце шумерской истории, выпускник школы должен был хорошо владеть словами арго различных профессий (языком жрецов, пастухов, моряков, ювелиров) и уметь перевести их на аккад­ский язык. В обязанность ему вменялось знание тонкостей певческого искусства и вычисления.

До нас дошло большое количество математиче­ских задач из шумерской школы, по которым видно, что ученик мог умножать, подсчитывать итоги, межевать поля, вычислять коэффициенты. Интересно, что на табличке записаны только условие задачи и ее решение, но сам ход мысли в процессе решения всегда утаен. Это показывает, что для школы важен был результат познания, но не его метод и не про­цесс обдумывания материала. В головы учащихся большими порциями вбивались результаты чужого опыта, а самостоятельность вывода или решения не поощрялась.

По окончании школы ученик получал звание писца (дуб-cap) и распределялся на работу. Он мог стать либо государственным, либо храмовым, либо частным писцом или писцом-переводчиком. Госу­дарственный писец состоял на службе во дворце, он составлял царские надписи, указы и законы. Храмовый писец вел хозяйственные расчеты, но мог выполнять и более интересную работу, например, записывать из уст жрецов различные тексты бого­служебного характера или вести астрономические наблюдения. Частный писец работал в хозяйстве крупного вельможи и на какое-то интересное для образованного человека дело рассчитывать не мог. Писец-переводчик ездил по самым разным работам, нередко бывал и на войне, и на дипломатических переговорах.

Некоторых выпускников оставляли при школах учителями, и основной их работой, помимо ведения уроков, было составление композиций из текстов, бытовавших в устной традиции. Содержание этих текстов менять было нельзя, но их форма могла подвергаться любому воздействию. Благодаря школь­ным (и отчасти храмовым) писцам до нас дошли бесценные памятники шумерской литературы. Про­фессия писца давала человеку хорошее жалованье (роль денег в то время выполняли серебряные слит­ки и мешки с зерном), уважение в обществе и от­носительную независимость от обычной «судьбы человека». Каждый писец понимал, что сохраненное им слово останется на земле даже после того, как имя его будет забыто.

Что касается жрецов, то в те далекие времена они были государственными служащими и не отде­лялись от основной массы общинников. В шумер­ском языке нет даже обобщающего слова для обо­значения всех культовых должностей: различают умастителя, очистителя, окропителя, облачителя ста­туй, экзорциста (изгонителя злых духов); названия некоторых должностей все еще недоступны для пе­ревода. Жрецы передавали свои навыки из уст в уста и в большинстве своем были неграмотны. В их основные обязанности входило обслуживание ста­туй в храмах, проведение городских ритуалов и идео­логическое обеспечение власти. Женщины-жрицы участвовали в обрядах священного брака, но были и такие, которым по должности запрещалось вступать в брачные отношения и иметь детей.

Размышляя о мире и человеке, шумеры нигде не обмолвились о специфике женской судьбы. Куль­ты многочисленных женских божеств — от богинь-матерей (Нинхурсаг, Дингирмах, Нинмах) до богинь-воительниц (Инанна, Ишхара) — были необходимы или для умножения патриархального рода, или для утверждения мужской воинской доблести. В лите­ратурных текстах богиня-женщина предстает агрес­сивным и капризным существом, готовым даже проклясть своего мужа и навлечь на него различные болезни. В клинописи перед мужским именем ста­вится показатель «человек», который мы никогда не увидим у женского имени. А наличие двух шумер­ских языков — с «мужской» и «женской» фонети­кой — вполне убедительно доказывает, что для шумерского мужчины женщина была иным существом, чем он сам. Потому мы и не встретим в шумерской культуре ни женских монологов (если это не боги­ня), ни мужских размышлений об особенностях женской судьбы.

Но наступало время умирать. Люди в условиях климата Месопотамии жили мало (в среднем 40— 50 лет), а медицинские познания шумеров были да­леки от превосходных знаний египтян, у которых уже в эпоху пирамид существовала хирургия. Ле­чили сложным набором трав, а чаще всего — маги­ческими заговорами. Смерть человека становилась событием для всей общины. Покойнику воздавались почести и приносились жертвы, а его родные долж­ны были в знак великой скорби рвать на себе воло­сы, раздирать ногтями тело и рыдать в голос. Перед погребением покойник получал определенную сум­му в серебре, которую он должен был отдать в ка­честве платы за перевоз «человеку того берега ре­ки» — шумерскому Харону. Захоронение происхо­дило или во внутреннем дворе дома, или на клад­бище, находившемся на краю города. Благополучно переправившись «на тот берег», человек через семь ворот попадал в обитель подземного мира — боль­шое и очень грязное помещение без света, в кото­ром не было пищи и питья, а только глина и мут­ная вода. Дальше начинались его загробные муче­ния. Если покойник имел детей, он мог рассчиты­вать на постоянные жертвы. Если же он был безде­тен или забыт своими потомками, ему грозила со­всем плохая участь: не дождавшись от родных вни­мания, он выходил из-под земли и бродил по миру в образе голодного духа. Этот дух приносил вред всем встреченным им людям, и избавиться от его воздействия можно было только чтением сложных заговоров и выполнением магических процедур. На­ходил ли он в конце концов пищу или возвращался в свою вечную обитель голодным — неизвестно. Вполне возможно, что на этом заканчиваются раз­мышления шумеров о посмертной судьбе человека. Ни перевоплощения, ни загробного блаженства мы здесь не находим.