Имеются ли в ГК РФ ограничения вопросов обязательственного статута, на которые распространяется выбранное сторонами применимое право?

Своего рода ограничением автономии воли с точки зрения круга вопросов, которые могут регулироваться правом, избранным сторонами, является определение в ГК РФ сферы действия права, подлежащего применению к договору, т.е. вопросов обязательственного статута. Согласно ст. 1215 ГК РФ в него включаются толкование договора, права и обязанности сторон договора, исполнение договора, последствия неисполнения или ненадлежащего исполнения договора, прекращение договора, последствия недействительности договора. Однако ст. 1215 устанавливает лишь примерный перечень вопросов, предваряя их перечисление словом "в частности", но свобода расширения этого перечня не безгранична. Рамки, определяющие обязательственный статут, на который распространяется свобода выбора применимого права, ограничены положениями, устанавливающими вопросы, входящие в другие статуты, в отношении которых не предусмотрена такая свобода выбора права.

Согласно ГК РФ нормы обязательственного статута также регулируют вопросы исковой давности (ст. 1208), основания взимания, порядок исчисления и размер процентов по денежным обязательствам (ст. 1218).

В пользу усиления диспозитивного начала свидетельствует расширение круга вопросов, которые могут решаться согласно праву, выбранному сторонами. Согласно п. 1 ст. 1210 ГК РФ выбор права теперь применяется к возникновению и прекращению права собственности и иных вещных прав по сделке в отношении движимого имущества, что ограничило сферу действия вещного статута в пользу расширения обязательственного статута, выбор которого возможен непосредственно сторонами договора.

* * *

Усиление роли соглашения сторон о применимом праве в договорных отношениях нашло подтверждение и в других, кроме ГК РФ, законодательных актах, содержащих коллизионные нормы.

Таким примером закрепления принципа автономии воли является ст. 418 КТМ РФ, согласно которой отношения, возникающие из договора морской перевозки груза, договора буксировки, договора морского агентирования, договора морского посредничества, договора морского страхования, тайм-чартера и бербоут-чартера, регулируются законом государства, предусмотренным соглашением сторон. Императивное определение применимого права предусмотрено для отношений, возникающих из договора морской перевозки пассажира. Они регулируются законом государства, указанного в билете пассажира.

Расширение применения принципа автономии воли отражено в семейном законодательстве. В СК РФ предусмотрено заключение брачного договора для определения режима имущественных отношений супругов и соглашения об уплате алиментов. При этом в СК РФ предусмотрено, что при заключении брачного договора или соглашения об уплате алиментов супруги, не имеющие общего гражданства или совместного места жительства, могут сами избрать законодательство, которое будет применяться к заключенному ими договору (ст. 161 СК РФ). При том что закон не установил никаких ограничений для выбора законодательства, из текста самой статьи такое ограничение следует. Как отмечает Н.И. Марышева, следует обратить внимание на то, что право избрания законодательства принадлежит согласно закону не всем супружеским парам, а лишь тем, которые не имеют общего гражданства и совместного места жительства <1>.

--------------------------------

<1> См.: Марышева Н.И. Семейные отношения с участием иностранцев. С. 145.

В тех случаях, когда стороны не определили применимое право, ГК РФ предусматривает обращение к гибкому коллизионному регулированию, основанному, за отдельными исключениями, на применении принципа тесной связи договора с правом страны.

В этой области (так же как в вопросе о выборе права сторонами) можно отметить значительное сходство ГК РФ и Римской конвенции 1980 г., которое в меньшей степени сохранилось в отношении Регламента "Рим I" в связи с изменениями в самой схеме регулирования. Согласно п. 1 ст. 1211 ГК РФ, так же как и п. 1 ст. 4 Римской конвенции 1980 г., при отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве применяется право страны, с которой договор наиболее тесно связан. Для определения наличия тесной связи в ГК РФ, как и в названной Конвенции, используются два подхода: общий, применимый для всех договоров, и специальный, который обусловлен особенностями отдельных видов договоров.

Согласно общему подходу ст. 1211 ГК РФ таким правом считается право страны, где находится место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Положение п. 3 ст. 4 Римской конвенции 1980 г. для определения тесной связи также ориентируется на сторону, осуществляющую характерное для данного договора исполнение, но также не давая определения этого понятия в тексте Конвенции.

Пункт 3 ст. 1211 ГК РФ также не предлагает общего определения того, что следует понимать под исполнением, имеющим решающее значение для договора. Однако в данном случае поиск применимого права облегчается тем, что в п. 3 ст. 1211 ГК РФ предусматривается, кто является такой стороной для 19 перечисленных в этом пункте договоров, например продавец в договоре купли-продажи, арендодатель в договоре аренды и т.д.

Специальный подход (презумпция) определения тесной связи для некоторых договоров как в ГК РФ, так и в Конвенции исходит из иных критериев. В ГК РФ (ст. 1211) он предложен для группы договоров, которая включает договор строительного подряда, договор подряда на выполнение проектных и изыскательских работ, договор простого товарищества, договор, заключенный на аукционе, по конкурсу и на бирже. Для каждого из них с учетом его особенностей предусмотрен специальный ориентир поиска права, с которым имеется тесная связь.

В связи со сходством ГК РФ с Римской конвенцией 1980 г. в российских комментариях к ст. 1211 ГК РФ стали использоваться термины комментаторов Римской конвенции 1980 г. об общей и специальной презумпциях (наряду с общим и специальным подходами) при определении права, с которым тесно связан договор, поскольку ст. 1211 ГК РФ, так же как и п. 1 ст. 4 Римской конвенции 1980 г., предлагает именно презумпцию определения тесной связи (а не коллизионную норму), от которой допустимо отступление, или, как это традиционно называется в комментариях к Конвенции, допустимо "опровержение презумпции".

Использование этого выражения также уместно и в комментариях к ГК РФ, поскольку аналогичное по смыслу положение об "опровержении презумпций", включенное в нормы об определении применимого права ГК РФ, предусматривает его применение, "если иное не вытекает из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела". Как и Римская конвенция 1980 г., ГК РФ, как уже отмечалось, предусматривает применение императивных коллизионных норм только для отдельных видов договоров.

Даже краткое сравнение положений ГК РФ и Римской конвенции 1980 г. дает возможность не только увидеть сходство в принципиальных подходах к определению применимого права к договорным обязательствам, но и убедиться, что диспозитивное начало в обоих источниках является исходным и доминирующим, отвечает современным тенденциям развития МЧП <1>.

--------------------------------

<1> Сравнение ГК РФ и Римской конвенции 1980 г. см.: Bardina M.P. Russian Civil Code on the Law Applicable to Contractual Obligations: Comparison with the 1980 Rome Convention // Forging a Common Legal Destiny Liber Amicorum in Honour William Butler / Gen. ed. A.L. Kolodkin. L., 2005. P. 749 - 763.

Одновременно следует отметить, что параллельно с современными нормами ГК РФ в России продолжают действовать коллизионные нормы Киевского соглашения 1992 г. и Минской конвенции 1993 г., которые подчиняют права и обязанности сторон по сделке законодательству места ее совершения, повторяя нормы советского законодательства, имея приоритет применения перед ст. 1211 ГК РФ как положения международных договоров. Как справедливо отмечает В.П. Звеков, не исправила положения и Кишиневская конвенция 2002 г., которая, по существу, не внесла изменений в устаревшие коллизионные нормы <1>. В связи с этим автор отмечает, что в России и некоторых других странах СНГ сегодня параллельно действуют две системы коллизионных норм: одна представлена правилами гражданских кодексов и законов о МЧП, отражающими современные тенденции в коллизионном праве, а вторая - правилами международных договоров, ориентированными на коллизионные предписания ранее действовавшего законодательства <2>.

--------------------------------

<1> См.: Звеков В.П. К вопросу о соотношении международного частного и международного публичного права // Право и международные экономические отношения: Сб. ст. / Отв. ред. Н.Г. Доронина. М., 2005. С. 30 - 31.

<2> Там же.

При рассмотрении вопроса об определении применимого права при отсутствии соглашения сторон в ГК РФ следует также вспомнить положения п. 1 ст. 1186 ГК РФ, признающие особенность определения применимого права, установленную Законом о международном коммерческом арбитраже. Согласно п. 2 ст. 28 Закона при отсутствии какого-либо указания сторон суд применяет право, определенное в соответствии с коллизионными нормами, которые он считает применимыми. Таким образом, если для государственных судов предложенный в ст. 1211 ГК РФ подход к определению применимого права (как и другие коллизионные нормы) является обязательным, то международный коммерческий арбитраж применяет эти нормы в том случае, если арбитры, основываясь на п. 2 ст. 28 Закона о международном коммерческом арбитраже, сочтут применимыми коллизионные нормы ГК РФ, что предопределяет значительно большую свободу арбитров в выборе применимого права <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее об этом см.: Бардина М.П. Особенности определения права, подлежащего применению международным коммерческим арбитражем // МПЧП. 2003. N 5. С. 21 - 22.

Рассмотрение вопроса о диспозитивных и императивных началах в области определения права, применимого к сделкам, в значительной части потребовало внимания к двусторонним или многосторонним сделкам - договорам, однако рассмотрение было бы неполным без вопроса об определении применимого права к односторонним сделкам.

Согласно ст. 1217 ГК РФ к таким обязательствам, если иное не вытекает из закона, условий или существа сделки либо совокупности обстоятельств дела, применяется право страны, где находится место жительства или основное место деятельности стороны, принимающей на себя обязательства по односторонней сделке.

Анализ данной нормы приводит к выводу о возможности гибкого подхода для суда при определении применимого права. Однако включение в нее положения, используемого в ГК РФ как "опровержение презумпции", вызвало несовпадающие мнения в связи с вопросом о том, допускает ли данная статья выбор применимого права.

При ее комментировании высказывалось мнение о том, что данная статья, как и ст. 1210 ГК РФ, закрепляет принцип автономии воли, однако со значительными различиями <1>. Ю.Э. Монастырский отмечает, что в статье выбор права сопровождается нехарактерной оговоркой, и, стремясь найти причину, "зачем понадобилось законодателю устанавливать изъятия из, казалось бы, понятного и логичного правила", высказывает мнение о том, что такое отступление от принципа действительно необходимо для производных и подчиненных сделок, происходящих в рамках исполнения или вследствие нарушения договорных обязательств. Вместе с тем автор высказывает определенное сомнение в том, следует ли признавать силу за указанием в тексте сделки применимого права, указывая, что такое определение права нельзя считать безоговорочно действительным, оно может приниматься лишь как фактор, довод, соображение или аргумент в пользу применения такого права <2>.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (под ред. Н.И. Марышевой, К.Б. Ярошенко) включен в информационный банк согласно публикации - КОНТРАКТ, ИНФРА-М, 2010 (3-е издание, исправленное и дополненное).

<1> См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (постатейный) / Отв. ред. Н.И. Марышева, К.Б. Ярошенко. 2-е изд. С. 527.

<2> См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. Т. 3. С. 434 - 435.

Действительно, включение в норму "нехарактерной оговорки" вызывает неясность в том, допускает ли норма выбор права или имеет императивный характер, обеспечивая гибкость регулирования при ее применении.

В связи с обсуждением толкования данной нормы хотелось бы отметить, что в ст. 1217 ГК РФ включена фраза "если иное не вытекает из закона, условий или существа сделки либо совокупности обстоятельств дела", которая уже применялась в ряде других норм ГК РФ (ст. ст. 1211, 1213), однако не с целью предоставить свободу выбора сторонам, расширить сферу принципа автономии воли сторон. Во всех нормах, где она используется, у этой фразы совсем другое назначение - она направлена на обеспечение гибкого коллизионного регулирования, на предоставление свободы суду в применении коллизионных норм или предложенных презумпций для определения права, тесно связанного с отношением, и трактуется как возможность опровержения презумпций, предложенных коллизионным регулированием названных статей. Следовательно, исходя из системного толкования законодательного акта, из того, что одна и та же фраза, многократно используемая в ГК РФ, не может по-разному толковаться в разных статьях ГК РФ, трудно признать, что эта фраза имеет иное содержание в одной норме ст. 1217 и придает ей диспозитивный характер, допускает выбор применимого права стороной. В связи с этим представляется, что имеется больше оснований рассматривать данную норму как составляющую императивное начало в коллизионном регулировании, отмечая при этом, что она могла бы быть более ясно и однозначно сформулирована.

Императивным путем определено право, применимое к сроку действия доверенности и основанию ее прекращения, а именно право страны, где была выдана доверенность (ст. 1217 ГК РФ).

В целом анализ сочетания диспозитивного и императивного начал в области определения применимого права к сделкам, осложненным иностранным элементом, показал безусловное преобладание диспозитивного начала при определении применимого права к договорным отношениям, о чем свидетельствует расширение действия принципа автономии воли в определении права, применимого к договорам. Нельзя не отметить, что проявление либерализации регулирования можно усмотреть в законодательной констатации особенностей определения применимого права международным коммерческим арбитражем, в признании развития "параллельного" МЧП в правовом режиме международного коммерческого арбитража, которое отличается большей свободой выбора источников права сторонами и свободой усмотрения арбитража в выборе коллизионных норм.

В то же время в данной области сохраняется и императивность в коллизионном регулировании, которая проявляется:

- в ограничении круга договоров, в отношении которых действует принцип автономии воли;

- в исключении действия принципа автономии воли в отношении определения права, применимого к односторонним сделкам;

- в ограничении принципа автономии воли для договоров с участием слабой стороны - потребительских договоров;

- в ограничении вопросов обязательственного статута как неисчерпывающим перечнем, так и четкими границами вопросов, входящих в иные статуты, не допускающие автономию воли;

- исключении возможности выбора права в применении к договору, который реально связан только с одной страной, с единственной целью обхода закона.

Далее, следуя системе МЧП, мы перейдем к анализу соотношения диспозитивности и императивности в области применимого права к внедоговорным обязательствам.

Эта область нового российского коллизионного права характеризуется диверсификацией и большей полнотой регулирования. Наряду с общими нормами о праве, подлежащем применению к обязательствам вследствие причинения вреда, и о сфере деликтного статута ГК РФ содержит новые статьи о праве, подлежащем применению к ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товара, о праве, подлежащем применению к обязательствам вследствие недобросовестной конкуренции, и значительно дополненную статью о праве, подлежащем применению к обязательствам вследствие неосновательного обогащения.

Преобладающее значение в этой области традиционно принадлежит императивному регулированию. Как считает А.В. Банковский, неприменение автономии воли сторон, непредоставление делинквенту, наряду с пострадавшим, возможности выбора права во многом обусловлены необходимостью избежать выбора сторонами права, заведомо более выгодного для экономически более сильной стороны, отмечая, что регулирование гражданско-правовых деликтов в целом традиционно ближе к публично-правовому регулированию по сравнению с другими институтами частного права. Эти факторы, по мнению автора, традиционно ограничивают применение принципа автономии воли сторон при выборе применимого права в деликтных обязательствах <1>.

--------------------------------

<1> См.: Банковский А.В. Об автономии воли сторон при выборе статута деликтного обязательства // ГиП. 2002. N 3. С. 63.

Однако известно, что в последнее время отход от строгой императивности проявился и в области коллизионного регулирования в сфере деликтов. Как пишет В.П. Звеков: "В прошлом практика отвергала возможность установления статута деликтного обязательства на основе соглашения сторон о применимом праве. В современном коллизионном праве, расширяющем пределы обращения участников различных гражданско-правовых отношений к началу автономии воли, наблюдается отход от своего рода табу в этой области" <1>, что нашло отражение в законодательстве Швейцарии, Германии. О проникновении в эту сферу регулирования автономии воли свидетельствуют и положения разработанного в рамках ЕС проекта Регламента "Рим II", в ст. 11 "Свобода выбора" которого предусмотрено право участников деликта выбирать применимое право без ограничения времени выбора или возможных вариантов выбора права <2>. Регламент "Рим II" применяется с 11 июля 2008 г.

--------------------------------

<1> Звеков В.П. Международное частное право: Учебник. С. 449 - 450.

<2> О проекте регламента о праве, применимом к внедоговорным обязательствам, см.: Кабатова Е.В. Модернизация коллизионного регулирования деликтов // Хозяйство и право. 2004. N 1. С. 113 - 120.

Проявилась ли эта тенденция в новом российском коллизионном регулировании в сфере определения применимого права к внедоговорным обязательствам, которая до принятия части третьей ГК РФ была полностью основана на императивном подходе?

Начало детально урегулированной нормы ст. 1219 "Право, подлежащее применению к обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда" ГК РФ не создает такого впечатления. Согласно п. 1 ст. 1219 ГК РФ предусматривается применение права страны, где имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда. В случае, когда в результате такого действия или иного обстоятельства вред наступил в другой стране, может быть применено право этой страны, если причинитель вреда предвидел или должен был предвидеть наступление вреда в этой стране. Таким образом, законодатель предусмотрел возможность выбора применимого права для суда при соблюдении установленных в данной статье условий.

В.П. Звеков отмечает, что в ст. 1219 ГК РФ отсутствует указание на возможность выбора потерпевшим благоприятного для него права (права "места совершения вредоносного действия" или "места наступления вреда"). Однако, по его мнению, это не дает оснований для вывода о том, что соответствующая коллизионная проблема может быть решена судом без учета интереса потерпевшего, что не отвечало бы духу и букве как самой ст. 1219 ГК РФ, так и разд. VI ГК РФ в целом, существенно расширившего возможности для защиты интересов сторон гражданского правоотношения и "слабой стороны" в особенности <1>. Однако представляется, что в данном общем подходе в ст. 1219 ГК РФ все же присутствует именно императивное регулирование, которое дает возможность суду использовать весьма гибкий механизм поиска применимого права, учитывать интересы слабой стороны, но не предоставляется этой стороне право выбора даже в установленном в данном пункте ограниченном объеме.

--------------------------------

<1> См.: Звеков В.П. Международное частное право: Учебник. С. 455.

Императивный характер имеет и изъятие из общего коллизионного начала, включенное в п. 2 ст. 1219 ГК РФ, которое предусматривает коллизионную норму, устанавливающую применение к обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда за границей, если стороны являются гражданами или юридическими лицами одной и той же страны, права этой страны, а в случае, если стороны такого обязательства не являются гражданами одной и той же страны, но имеют место жительства в одной и той же стране, применяется право этой страны.

Указанные нормы (общая и специальная) сформулированы как абсолютно императивные, однако несколько иной характер придает им положение п. 3 ст. 1219 ГК РФ, которое впервые включило в коллизионное регулирование о деликтах норму о том, что после совершения действия или наступления иного обстоятельства, повлекшего причинение вреда, стороны могут договориться о применении к обязательству, возникшему вследствие причинения вреда, права страны суда.

Таким образом, впервые в ГК РФ в п. 3 ст. 1219 появилась норма о предоставлении сторонам после совершения действия или наступления иного обстоятельства, повлекших причинение вреда, права выбора права страны суда - диспозитивная норма ограниченного характера, что ранее не было известно российскому коллизионному регулированию в области деликтов.

В ГК РФ также впервые появилась норма, определяющая сферу действия права, подлежащего применению к обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, включающая открытый перечень вопросов, которые определяются согласно установленным коллизионным нормам. Следует отметить, что в этот перечень входят следующие вопросы:

- основания ответственности;

- основания ограничения ответственности и освобождения от нее;

- способы возмещения вреда;

- объем и размер возмещения вреда;

- способность лица нести ответственность за причиненный вред.

Таким образом, вопрос о деликтоспособности, относящийся к личному закону, так же как и другие вопросы статута деликта, подлежит определению не только на основе императивной нормы, но и на основе ограниченно-диспозитивной нормы, что является редким включением в эту сферу элемента диспозитивности, как уже упоминалось ранее.

Новый подход в выборе деликтного статута фактически состоит в придании общим нормам относительно-императивного характера путем включения в регулирование ограниченно-диспозитивной нормы - нового вида диспозитивных норм, появившихся в этой сфере коллизионного регулирования ГК РФ.

Ограниченно-диспозитивная норма предусмотрена в ГК РФ и при определении применимого права к ряду других внедоговорных обязательств, выделенных самостоятельно в связи с диверсификацией регулирования в этой области.

Этот подход использован при определении подлежащего применению права к ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы или услуги, применяемого также к требованиям о возмещении вреда, причиненного вследствие недостоверной или недостаточной информации о товаре, работе, услуге (ст. 1221 ГК РФ).

В этом случае к требованиям о возмещении вреда применяется право по выбору одной стороны - слабой стороны, потерпевшего, который, однако, может быть сделан только из трех предусмотренных в п. 1 ст. 1221 ГК РФ вариантов, а именно:

- право страны, где имеет место жительства или основное место деятельности продавец или изготовитель товара либо иной причинитель вреда;

- право страны, где имеет место жительства или основное место деятельности потерпевший;

- право страны, где была выполнена работа, оказана услуга, или право страны, где приобретен товар.

При этом предусмотрены необходимые условия выбора права потерпевшим. Выбор потерпевшим права, предусмотренного п. п. 2 и 3 ст. 1221, может быть признан только в случае, если причинитель вреда не докажет, что товар поступил в соответствующую страну без его согласия, что является необходимым условием свободы выбора, своего рода дополнительным ограничением диспозитивности данной сложной коллизионной нормы.

Таким образом, некоторое отступление от абсолютно императивного коллизионного регулирования в области деликтных отношений (в широком смысле) мы может отметить и в российском праве.

Сочетание относительно императивной нормы и ограниченно-диспозитивной предусмотрено и при определении права, применимого к обязательствам, возникающим вследствие неосновательного обогащения, - кондикционным обязательствам. Согласно п. 1 ст. 1223 ГК РФ, повторяющей в этой части ст. 168 ОГЗ 1991 г., как общая норма применяется право страны, где обогащение имеет место. Однако это общее положение сочетается с новым дополнением, предусматривающим, что стороны могут договориться о применении к таким обязательствам права страны суда. Таким образом, в данном случае также допускается в очень ограниченном пределе выбор права сторонами, который может быть сделан только между применением права страны, где обогащение имело место (к которому отсылает общая коллизионная норма), и права страны суда.

Если неосновательное обогащение возникло в связи с существующим или предполагаемым правоотношением, по которому приобретено или сбережено имущество, к обязательствам, возникающим вследствие такого неосновательного обогащения, применяется право страны, которому было или могло быть подчинено это правоотношение. Вполне очевидно, если речь идет о признанном недействительным или о не вступившем в силу договоре, в данном случае применимое право может быть изначально согласовано сторонами по принципу автономии воли сторон. Однако такой выбор права не может иметь место после возникновения обязательств из неосновательного обогащения, следовательно, нет оснований говорить о диспозитивном начале, определяя применимое право при неосновательном обогащении в связи с существующим или предполагаемым правоотношением. Оно может присутствовать здесь только косвенно, путем применения права, ранее выбранного для договорных обязательств, неисполнение которых привело к появлению обязательств из неосновательного обогащения.

Единственной областью, где сохраняется полностью императивное регулирование в определении применимого права к внедоговорным обязательствам, остается определение права, подлежащего применению к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестной конкуренции (ст. 1222 ГК РФ). Предусмотренная в данном случае формула прикрепления к праву страны, рынок которой затронут такой конкуренцией, применима, если иное не вытекает из закона или существа обязательства, что предоставляет возможность гибкого подхода при выборе права судом, но не допускает свободы выбора права сторонами даже в ограниченных рамках, как предусмотрено другими статьями.

Нельзя не отметить, что ГК РФ, установив специальную коллизионную норму для данного деликта, предусмотрел только право, применимое к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестной конкуренции, но не установил порядка определения применимого права в отношении обязательств, возникающих из ограничительной деловой практики, связанных с монополистической деятельностью, направленной на недопущение, ограничение или устранение конкуренции.

Вместе с тем при нарушении законодательства о конкуренции может возникнуть обязанность хозяйствующего субъекта возместить убытки, причиненные другому лицу действиями, нарушающими антимонопольное законодательство. Это возмещение убытков должно проводиться в соответствии с общими положениями гражданского права.

Таким образом, в этом случае наряду с последствиями публично-правового характера предусмотрена возможность предъявления гражданско-правовых исков, в связи с чем может возникать вопрос о применимом праве.

Поскольку в коллизионной норме ст. 1222 ГК РФ говорится только об обязательствах вследствие недобросовестной конкуренции, вопрос о применимом праве к обязательствам из ограничения конкуренции заслуживает специального рассмотрения.

В правовой литературе О.Н. Зименковой было высказано мнение о том, что, поскольку ст. 1222 ГК РФ содержит единственную в ГК РФ коллизионную норму, определяющую право, подлежащее применению к конкурентным отношениям, следует исходя из расширительного толкования понятия "недобросовестная конкуренция" сделать вывод о распространении этой нормы также на монополистическую и иную ограничительную предпринимательскую деятельность <1>.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (под ред. Н.И. Марышевой, К.Б. Ярошенко) включен в информационный банк согласно публикации - КОНТРАКТ, ИНФРА-М, 2010 (3-е издание, исправленное и дополненное).

<1> См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (постатейный) / Отв. ред. Н.И. Марышева, К.Б. Ярошенко. 2-е изд. С. 558.

И.С. Зыкин также считает, что ст. 1222 ГК РФ может применяться и к действиям (бездействию), направленным на недопущение, ограничение или устранение конкуренции, отмечая, что эта точка зрения может быть обоснована не только широким содержанием понятия "недобросовестная конкуренция", но, главное, тем, что названные действия (бездействие) по существу (как общее правило) наиболее тесно связаны с рынком страны, конкуренцию на котором они затрагивают <1>.

--------------------------------

<1> См.: Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации / Под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. С. 481.

Хотелось бы дополнить, что в пользу именно такого варианта определения применимого права к обязательствам, возникшим из ограничения конкуренции, свидетельствует и то, что общая коллизионная норма об определении деликтного статута (которой в ряде законодательств подчинены обязательства из недобросовестной конкуренции) ГК РФ допускает, хотя и в ограниченных пределах, выбор права - права страны суда. Если предположить, что в данном случае к обязательствам, возникшим вследствие такого противоправного действия, будет применена ст. 1219 ГК РФ, то и в эту сферу будет включен диспозитивный элемент: стороны смогут выбрать право страны суда. Однако, учитывая особый характер и значение этих норм права, направленных на защиту общественных и государственных отношений в регулировании экономики, определение права, применимого к обязательствам из недобросовестной конкуренции, очевидно несовместимо с принципом автономии воли сторон, и с большей вероятностью можно предположить определение применимого права согласно императивной коллизионной норме ст. 1222 ГК РФ.

Таким образом, для сферы определения применимого права к внедоговорным обязательствам характерно преобладание императивного начала в коллизионном регулировании, состоящего из основного старейшего принципа - закона места совершения правонарушения и дополняющих его коллизионных критериев, таких как законы места жительства, страны гражданства, места наступления последствий, и ограниченным допущением автономии воли сторон при выборе права, за исключением порядка определения применимого права к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестной конкуренции.

Выбор права, основанный на ограниченной диспозитивной норме, допускается относительно права, применимого к деликтным обязательствам, и права, применимого к обязательствам из неосновательного обогащения. При этом право выбора предоставлено именно обеим сторонам, но не потерпевшей стороне, как предусмотрено в законодательстве ряда стран.

В то же время при определении права, подлежащего применению к ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы или услуги, именно потерпевшая сторона может в одностороннем порядке выбирать применимое право, учитывая при этом предусмотренные в норме ограничения и установленные условия.

Следует отметить, что в российском законодательстве имеются и иные, "специальные коллизионные" нормы о праве, применимом к обязательствам из причинения вреда, содержащиеся в КТМ РФ (например, ст. ст. 420 - 422, содержащие императивные коллизионные нормы), в Федеральном законе от 21 ноября 1995 г. N 170-ФЗ "Об использовании атомной энергии" <1> (ст. 60). Эти нормы основаны на императивном подходе.

--------------------------------

<1> СЗ РФ. 1995. N 48. Ст. 4552.

Рассмотренные нормы МЧП в области определения права, применимого к внедоговорным обязательствам, применяются по общему правилу, если иное не предусмотрено в международных договорах, в которых участвует Россия.

В первую очередь среди таких международных договоров следует назвать большинство двусторонних договоров о правовой помощи, Киевское соглашение 1992 г., Минскую конвенцию 1993 г., которые также содержат нормы о праве, применимом к деликтной ответственности. Эти нормы не всегда совпадают с формулами прикрепления нового российского МЧП. При этом, не сравнивая иных положений, отметим, что существенным отличием является то, что эти нормы основываются на коллизионных принципах, известных ранее действовавшему регулированию - регулированию прежнего поколения, которое не предоставляло возможности выбора применимого права сторонам даже в том ограниченном варианте, который известен ГК РФ.

Учитывая приоритет положений международных договоров перед новыми коллизионными нормами, важно отметить, что в отношениях, подчиненных этим международным договорам, коллизионное регулирование в сфере деликтных отношений, как и ранее, не включает даже ограниченно-диспозитивных норм, но основывается только на императивных началах. Таким образом, и здесь проявляется тенденция отставания международно-договорного регулирования от национальных коллизионных норм с точки зрения соответствия современным тенденциям МЧП, диверсификации гибких способов определения применимого права.

Анализ сочетания диспозитивности и императивности коллизионного регулирования, следуя структуре разд. VI ГК РФ, завершается областью определения права, подлежащего применению к отношениям по наследованию.

Коллизионные нормы, определяющие право, применимое к отношениям по наследованию, несмотря на их сложность и разнообразие возникающих проблем, включены в ГК РФ в одну ст. 1224, состоящую из двух пунктов, но содержащую целый комплекс коллизионных норм.

Данная статья включает общую норму, определяющую право, применимое к отношениям по наследованию имущества, - норму, определяющую статут наследования, подчиняя его праву страны, где наследодатель имел последнее место жительства.

При этом наследование недвижимого имущества определяется по праву страны, где находится это имущество, а наследование недвижимого имущества, внесенного в государственный реестр РФ, - по российскому праву. Статут наследования как движимого, так и недвижимого имущества определяется императивными коллизионными нормами.

Не содержит диспозитивных норм и коллизионное регулирование, касающееся права, применимого к способности лица к составлению и отмене завещания (завещательной дееспособности) и к форме завещания или акта его отмены. Данные нормы относятся к наследованию как движимого, так и недвижимого имущества.

При определении права, применимого к форме завещания и акта его отмены, предусмотрены субсидиарные альтернативные коллизионные привязки, позволяющие признать действительность завещания или акта его отмены, если они не соответствуют требованиям права страны, где завещатель имел место жительства в момент составления завещания, но удовлетворяют требованиям права места составления завещания или акта его отмены, либо требованиям российского права, что позволяет суду проявить гибкость подхода при определении применимого права. Однако и в регулировании этих вопросов полностью исключен диспозитивный элемент. Односторонняя или согласованная воля сторон не может в этой сфере определения применимого права изменить установленный законодательством императивный порядок.

Коллизионные вопросы наследования также содержатся в ряде двусторонних договоров о правовой помощи и в Минской конвенции 1993 г., которые могут различаться по предусмотренным принципам определения применимого права, но также не содержат диспозитивного начала.

Рассмотренное в данной главе соотношение диспозитивности и императивности основывалось на анализе содержания только непосредственно коллизионных норм, определяющих применение права к конкретным статутам. Однако императивность в коллизионном регулировании определяется и общими положениями, относящимися к коллизионному регулированию в целом, которые не могут не быть обозначены при рассмотрении данной темы.

Анализ общих положений представляется интересным начать с определения соотношения коллизионного и материально-правового методов, с того, может ли рассматриваться положение п. 3 ст. 1186 ГК РФ как ограничивающее сферу коллизионного метода. Как предусмотрено п. 3 ст. 1186 ГК РФ, если международный договор Российской Федерации содержит материально-правовые нормы, подлежащие применению к соответствующему отношению, определение на основе коллизионных норм права, применимого к вопросам, полностью урегулированным такими материально-правовыми нормами, исключается.

На первый взгляд решение вопроса об ограничении сферы применения коллизионного метода в ГК РФ производит впечатление абсолютно императивного предписания, что во многом предопределяется использованием такого выражения, как "определение на основе коллизионных норм права, полностью урегулированного материально-правовыми нормами, исключается". Однако исключается ли выбор права в этом случае именно в силу п. 3 ст. 1186 ГК РФ?

Вполне очевидно, что коллизионный метод может быть исключен в этих случаях только при условии, если содержащий единообразные материально-правовые нормы международный договор (унификационный акт) носит императивный характер, не допуская возможности отступления по усмотрению сторон от его положений в контрактах. Однако действующие в настоящее время унификационные акты, в которых участвует Российская Федерация (Венская конвенция 1980 г., Оттавская конвенция о международном финансовом лизинге 1988 г.), имеют диспозитивный характер. Содержащиеся в них материально-правовые нормы исключают применение коллизионного метода, только если иначе не решили стороны договора, подпадающего под сферу действия этих Конвенций, которые вправе исключить применение конвенций полностью или частично (за исключением отдельных положений при условии согласия на ее применение).

Отметим, что императивная норма п. 3 ст. 1186 ГК РФ в большей степени могла бы соответствовать периоду действия унификационных актов СЭВ, действительно носивших императивный характер и допускавших отступление от них только в особых случаях, предусмотренных в преамбулах этих актов.

Таким образом, даже при том что международные договоры России содержат материально-правовые нормы, подлежащие применению к соответствующему отношению, возможность определения на основе коллизионных норм права к вопросам, полностью урегулированным такими материально-правовыми нормами, зависит в конечном счете от воли сторон относительно применения этих материально-правовых норм, поскольку все современные унификационные акты основаны на принципе автономии воли сторон - на праве сторон отказаться от их применения, в чем также проявляется усиление диспозитивности в современном МЧП. Иными словами, императивно сформулированная норма "определение на основе коллизионных норм исключается" имеет диспозитивный характер, поскольку действует, если иное не предусмотрено сторонами, и по своему значению скорее может рассматриваться как определение соотношения коллизионного и материально-правового методов регулирования, согласно которому при обращении к коллизионному методу регулирования необходимо выяснить, имеется ли в данной области материально-правовое унифицированное регулирование и не исключено ли его применение (полностью или частично) сторонами.

Важным ограничителем выбора применимого права традиционно остается оговорка о публичном порядке - классический способ, применяемый законодательством всех стран и международными конвенциями, закрепленный в ст. 1193 ГК РФ. В этом императивном начале проявляется суверенное право государства ограничить применение выбранной нормы иностранного права в исключительных случаях, когда последствия ее применения явно противоречили бы основам правопорядка (публичному порядку) Российской Федерации. Императивность регулирования посредством оговорки о публичном порядке направлена на защиту публичных интересов.

Императивным ограничением выбора права является и положение о применении сверхимперативных норм, являющееся важнейшей новеллой МЧП РФ <1>. Согласно ст. 1192 ГК РФ выбор применимого права не затрагивает действия сверхимперативных норм законодательства РФ, которые в самой статье определены как нормы, которые вследствие указания в самих императивных нормах или ввиду их особого значения, в том числе для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота, регулируют соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права. Выбор применимого права не препятствует тому, чтобы суд принял во внимание сверхимперативные нормы права другой страны, имеющие тесную связь с правоотношением. При этом суд должен учитывать назначение и характер таких норм, а также последствия их применения или неприменения. Практически повторяя ст. 7 Римской конвенции 1980 г., воспринятую в ст. 9 Регламента "Рим I", ст. 1192 ГК РФ обеспечивает применение сверхимперативных норм, направленных на защиту публичных интересов.

--------------------------------

<1> Подробнее об этом см.: Садиков О.Н. Императивные нормы в международном частном праве; Жильцов А.Н. Проблема применения императивных норм третьих стран в европейском международном частном праве // Законодательство и экономика. 1997. N 23 - 24.

Появление института сверхимперативных норм рассматривается в правовой литературе как отражение тенденции публицизации частного права, при этом отмечается, что в современном МЧП присутствуют очень сложные механизмы регулирования, симбиоз институтов, преследующих разные цели: так, с одной стороны, наблюдается тенденция отхода от принципа lex fori, стремление к более широкому применению иностранного права, а с другой - в нем появился институт применения сверхимперативных норм lex fori, который часто сопровождается закреплением института применения сверхимперативных норм третьего государства <1>.

--------------------------------

<1> См.: Жильцов А.Н., Муранов А.И. Национальные кодификации в современном международном частном праве: тенденции и противоречия в его развитии на пороге третьего тысячелетия // Международное частное право: иностранное законодательство. С. 36 - 37.

* * *

Анализ коллизионного регулирования ГК РФ показывает, что при общей тенденции расширения диспозитивности соотношение диспозитивного и императивного начал по-разному определено для различных статутов. Если расположить их начиная с наибольшей диспозитивности в порядке ее убывания и соответственно усиления императивного начала, на первое место несомненно должен быть поставлен статут договорных обязательств. Доминирующий в этой области принцип автономии воли сторон, впервые получивший детальную регламентацию в самостоятельной статье ГК РФ, распространен на абсолютное большинство договоров. Особым аспектом проявления диспозитивности и отличием, присущим именно ГК РФ, можно назвать законодательное подтверждение в ГК РФ признания особенностей определения применимого права международным коммерческим арбитражем, которое характеризуется значительно большей свободой выбора применимых норм права для сторон договора и свободой выбора применимых коллизионных норм арбитражем при отсутствии соглашения сторон.

Либерализация в ГК РФ положений об определении права, применимого к договорным обязательствам, находится на уровне диспозитивности самого современного законодательства по МЧП. При этом данная область российского коллизионного регулирования существенно опережает коллизионное регулирование, сохраняющееся в международных договорах стран СНГ, основанное на положениях предшествующего поколения коллизионных норм.

Императивность в определении применимого права в области сделок полностью сохраняется только в отношении определения права, применимого к форме сделок, а также в отношении определения обязательственного статута (как исключение) только для двух видов договоров, в определении права, применимого к односторонним сделкам. Императивные рамки предусмотрены для принципа автономии воли в договорах с участием потребителя в целях защиты интересов слабой стороны.

Далеко от договорного статута по степени диспозитивности могут быть поставлены статуты внедоговорных обязательств. Ограниченная автономия воли (основанная на ограниченном одним вариантом выборе формулы прикрепления) впервые появилась в определении права к внедоговорным обязательствам в части третьей ГК РФ (за исключением права, применимого к обязательствам из недобросовестной конкуренции) при сохранении традиционного преобладания императивного начала.

Еще далее может быть поставлен вещный статут, где сохраняется преобладание императивного начала, но впервые появилась возможность выбора права сторонами в отношении одного вопроса - возникновения и прекращения права собственности и иных вещных прав на движимое имущество. Однако при этом нельзя не отметить, что фактически это произошло за счет перенесения этих вопросов в обязательственный статут, определяемый сторонами договора.

При определении личного закона лиц сохраняется абсолютное подчинение императивному регулированию для юридических лиц и преобладание императивного начала для физических лиц, за отдельными исключениями, обусловленными специальными условиями выбора права при заключении брака и при определении статута деликта на основе ограниченно-диспозитивной нормы, который включает деликтоспособность.

Последнее место в порядке убывания диспозитивности в выборе права занимает статут наследования, где присутствуют исключительно императивные коллизионные нормы, поскольку для этой области, как известно, в принципе характерен высокий уровень публичности.

Краткая характеристика результатов анализа соотношения диспозитивных и императивных начал в коллизионном регулировании различных статутов показала, что:

- диспозитивное начало, проявляющееся в действии принципа автономии воли, не только подтвердило и усилило свое основополагающее значение для договорных обязательств, но впервые в ГК РФ вышло за пределы договорных отношений, став самостоятельным способом определения применимого права;

- процесс либерализации - проникновение диспозитивного начала в традиционно императивные сферы коллизионного регулирования осуществляется путем использования новой для ГК РФ ограниченно-диспозитивной нормы, предоставляющей выбор права только в рамках предложенного в ней варианта (вариантов), что обеспечивает возможность защиты охраняемых государством интересов;

- гибкость коллизионного регулирования, основанная на диверсификации объема и усложнении формул прикрепления, предоставляющая возможность широкого усмотрения для правоприменительных органов, не предрешает и не совпадает со свободой выбора права субъектами МЧП, за исключением сферы договорных отношений.

Усиление диспозитивного начала не снижает значения и развития императивности в коллизионном регулировании, не может умалять значение императивного регулирования с учетом стоящих перед ним задач.

Императивные начала в выборе права сохраняются в сфере, требующей особой защиты публичных интересов, что связано, например, со специальным правовым режимом недвижимости на территории России, большинства вопросов семейного права и полного комплекса вопросов наследственных отношений, где государство не допускает свободы в выборе применимого права либо допускает его с установленными ограничениями.

Проведенный анализ соотношения диспозитивного и императивного начал в коллизионном регулировании ГК РФ показывает: их баланс обеспечивается тем, что государство, предоставляя возможность саморегулирования, устанавливает, если это необходимо в целях защиты публичных интересов или охраны интересов третьих лиц и интересов слабой стороны, императивные ограничения в выборе права участниками гражданско-правовых отношений, с тем чтобы частные интересы были согласованы с интересами других лиц и всего общества и государства в такой важной области, как определение применимого права.