Второй позитивизм, махизм, или эмпириокритицизм 4 страница

Сартр разделяет и противопоставляет «бытие для себя» и «бытие для другого». Мое бытие должно быть отвоевано у другого. «Я» отделен от другого как субъект от объекта. И в то же время «Я» есть то, как меня видит другой.

«Я» есть то, как меня видит другой. Но эта картина мне недоступна, и существует подозрение, что «Я» в ней просто объект. Восприятие же другого как объекта равно уничтожению его человеческой сущности. Таким образом, получается, что «Я» – и субъект, и объект. Модусы «бытия для себя» – «иметь», «делать» и «быть». Модусы «бытия для другого» – «любовь», «индифферентность» и «ненависть».

Сартр утверждает своеобразную «философию свободы». Свобода выражает разрыв с необходимостью. Существование личности – это ряд ее поступков. Человек сам выбирает свое будущее и не может ссылаться на объективные обстоятельства (эта идея – основная в романе «Тошнота»). Есть, правда, один особый случай – я не могу отвечать за то, что родился. Я «заброшен» в мир. Но после этого я начинаю отвечать за себя, я свободен и ответственен.

Свобода всегда единична, для каждой конкретной ситуации. Человек свободен в поисках самого себя, в выборе самого себя, своего предметного мира. Этот выбор экзистенциален. Речь идет о выборе в «критических» ситуациях, и нет возможности избежать выбора. Свобода есть выбор своего бытия: человек таков, каким он себя выбирает. Человек свободен независимо от реальной возможности осуществления своих стремлений. Свобода – в самом устремлении, в возможности выбирать свое отношение к данной ситуации.

Сартр рассуждает о соотношении свободы и любви. Любовь – это не только покушение на свободу другого, но и проект того, как сделать себя любимым. Любящий вынужден пойти навстречу предмету своей любви и как бы раствориться в его бытии. Любимый требует от любящего отказа от своей свободы, но если это происходит, любящий превращается в пассивный, неинтересный предмет.

В «Критике диалектического разума» Сартр пишет: «Пусть никто не интерпретирует меня в том духе, что человек свободен во всех ситуациях... Я хочу сказать совершенно противоположное, а именно, что все люди рабы, поскольку их опыт жизни имеет место в области практико-инертности и в той степени, в какой эта область с самого начала обусловлена своими недостатками», «Свобода – выбор собственного бытия, и этот выбор абсурден» («Тошнота»). Хотя человек свободен, Сартр тем не менее формулирует следующее требование: «Все должно происходить так, словно весь мир следит за тем, что я делаю, и сообразуется с этим».

Сартр говорит, что существует «фундаментальный проект» человека – «желание стать богом». Но этот проект содержит в себе внутреннее противоречие: «желание стать богом» означает абсурдное стремление соединить несоединимое, т. е. стать «в себе и для себя бытием». «Стать богом» значит достигнуть абсолютной свободы и неограниченной творческой мощи. Но это невозможно, так как «фактичность» существования включает «социальность», совместное бытие с другими людьми. Это означает, что, сознавая себя свободным субъектом, я одновременно осознаю себя объектом (вещью) для другого. Противоположность «бытия для себя» и «бытия для другого» представляет собой непреодолимый антагонизм. В пьесе «Взаперти» (1945) герой утверждает: «Другие люди – это ад». «Другой» с его свободой – препятствие, ограничение моей свободы, «скрытая смерть моих возможностей».

Сартр – атеистический экзистенциалист. Вот характерный эпизод. Герой драмы «Дьявол и Господь бог» говорит: «Я умолял, выпрашивал, слал послания к небесам – никакого ответа. Небо ничего не знает, ему даже имя мое незнакомо. Я ежеминутно задавал себе вопрос: что я в глазах бога? Теперь мне известен ответ: ничто, бог меня не видит, бог меня не слышит, бог меня не знает. Ты видишь эту пустоту над нашими головами? Это бог. Видишь эту яму в земле? Это бог. Молчание – это бог. Отсутствие – это бог. Бог – это одиночество людей».

Сартр говорит: если человек свободен и сам себя делает тем, чем он является, то он не зависит от чего бы то ни было. Божественное провидение и человеческая свобода исключают друг друга. «Если бога нет, то мы не можем ссылаться ни на какие ценности или заповеди, узаконивающие наше поведение. Таким образом, в обширной сфере ценностей мы не находим никаких оправданий позади, как и никаких воздаяний впереди нас. Мы остаемся одни.» Каждый отдельный человек – единственный источник, критерий и цель нравственности. Отсюда следует императив: пользуясь своей свободой, будь самим собой!

Альбер Камю (1913–1960) родился в Алжире, в семье рабочего. Учитель школы добился для Альбера стипендии для учебы в Алжирском университете. Камю изучал философию. В 1938 г. Камю стал сотрудником новой левой газеты «Алжье републикен». Переехал в Париж, вернулся в Алжир осенью 1941 г., затем снова переехал во Францию. В годы войны был участником Сопротивления. Главные произведения Камю: «Миф о Сизифе» (1943), роман «Чума» (1947), «Бунтующий человек» (1951). Последние годы жизни переживал творческий кризис, ничего не писал. Погиб в автокатастрофе (есть подозрение на самоубийство). Не случайно, наверное, «Миф о Сизифе» начинается следующими словами: «Есть лишь одна по-настояшему серьезная философская проблема – проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, – значит ответить на фундаментальный вопрос философии».

Камю в принципе не отрицает ценности научного познания. Но такие вопросы, как количество измерений пространства и времени, структура атома или Галактики при всей их научной значимости не имеют никакого смысла. Мы заброшены в этот космос, в эту историю, мы конечны и смертны, а на вопрос о цели существования, о смысле сущего наука не дает никакого ответа. К тому же сама действительность неразумна, хаотична, в ней господствует случайность, а потому под вопрос ставится истинность научного познания.

«Я хочу, чтобы мне либо объяснили, либо ничего не объясняли. Разум бессилен перед криком сердца. Поиски пробужденного этим требованием ума ни к чему, кроме противоречий и неразумия, не приводят. То, что я не в силах понять, неразумно. Мир населен такими иррациональностями. Я не понимаю уникального смысла мира, а потому он для меня безмерно иррационален.»

Онтологические и гносеологические проблемы в философии Камю отходят на второй план; нужно устремить наши поиски совсем в другом направлении. Каково положение человека? Человек существует в мире, который иррационален и чужд ему. Но человек инстинктивно привязан к этому миру. В то же время, осознавая рутину повседневной жизни, человек сталкивается с вопросом: а стоит ли вообще жить?

Камю подчеркивает обреченность человека и его смертный удел, беспросветность, нелепость и трагизм существования.

В «Мифе о Сизифе» Камю пишет: «Боги приговорили Сизифа поднимать огромный камень на вершину горы, откуда эта глыба неизменно скатывалась вниз. У них были основания полагать, что нет кары ужасней, чем бесполезный и безнадежный труд». Такова вся жизнь человека.

У человека появляется чувство нелепости жизненной суеты. «Подъем, трамвай, четыре часа работы в конторе или на заводе, обед, трамвай, четыре часа работы, ужин, сон; понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, все в том же ритме – вот путь, по которому легко идти день за днем. Но однажды встает вопрос: зачем? Все начинается с этой окрашенной недоумением скуки... Скука является результатом машинальной жизни, но она все же приводит в движение сознание.»

Человек желает ясности видения, честности перед самим собою. Но ему противостоит неразумный, иррациональный мир. Реальность абсурдна. «В этом состоянии абсурда нужно жить. Я знаю, каково его основание: ум и мир, подпирающие друг друга, но неспособные соединиться.»

Из абсурда могут быть два выхода. Первый – самоубийство. Если для абсурда необходимы два фактора: человек и мир, то исчезновение одного из них означает и прекращение абсурда. Но «самоубийство – ошибка». Второй выход – признание абсурда и жизнь в нем. «Абсурд признан, принят, человек с ним смиряется, и с этого момента мы знаем, что абсурда уже нет.» «Войну невозможно отрицать. В ней либо умирают, либо ею живут. Так и с абсурдом: нужно дышать им. Усваивать его уроки и воплощать его.» Камю говорит, что все виды деятельности, как рутинные, так и творческие, абсурдны. «Творчество есть по преимуществу абсурдная радость.» В частности, «ошибочно... полагать, будто произведение искусства может рассматриваться как убежище от абсурда. Оно само абсурдный феномен».

Но Камю не останавливается на этом. Идет Вторая мировая война. Камю участвует в движении Сопротивления. В его произведениях рассматривается тема бунта. Тот, кто понял, что «этот мир не имеет значения, обретет свободу». Обрести свободу можно, лишь восстав против всемирного абсурда. Бунт и свобода нераздельны. «Бунт – это одно из существенных измерений человека» («Бунтующий человек»).

«Бунтующий человек» прежде всего восстает против своего рабского удела. Первое бунтарское движение – восстания рабов. Отказ от рабского удела одновременно утверждает свободу, равенство и человеческое достоинство каждого. «По своей видимости негативный, поскольку ничего не создает, бунт в действительности глубоко позитивен, потому что он открывает в человеке то, за что всегда стоит бороться.» Но эта форма бунта имеет и негативную сторону – мятежный раб может сам желать сделаться господином, и бунт превращается в кровавую диктатуру.

Другая форма бунта – «метафизический бунт». «Раб протестует против участи, уготованной ему его рабским положением; метафизический бунтарь протестует против удела, уготованного ему как представителю рода человеческого.» Это – бунт против самого мироздания. «Метафизический бунтарь заявляет, что он обделен и обманут самим мирозданием.» «Метафизический бунт направлен против Абсолюта. Владыка этого мира, после того, как будет оспорена законность его власти, должен быть низвергнут, а его место занято человеком... Но что значит быть богом? Это как раз и признать, что все дозволено, и отвергнуть любой закон, кроме своего собственного.» «Метафизический бунт» ведет к нигилизму, революциям, террору. Итог такого бунта – «небо пусто, земля отдана беспринципной силе».

Камю негативно оценивает современную действительность. Люди во все времена убивали друг друга – это непреложный факт. Но сегодня подлинную угрозу представляют не преступники-одиночки, а государственные чиновники, хладнокровно отправляющие на смерть миллионы людей, оправдывающие массовые убийства интересами нации, государственной безопасности, прогресса человечества, логикой истории. Камю выступает против революций, он – за постепенные реформы, в результате которых должна установиться человеческая солидарность, общий для всех людей смысл существования.

Философия экзистенциализма воспринималась современниками как философия разрыва между трагически одинокой личностью и обществом, как выражение протеста против угнетения личности, против абсурдной жизни. В этом аспекте от нее отталкивались как ультралевый, так и ультраправый экстремизм.

Обращение этой философии к человеку, смыслу его существования сильно повлияло на общественную психологию. При этом большую роль сыграло находившееся под влиянием экзистенциализма искусство (например, сюрреализм и экспрессионизм) и литература. Не нужно забывать, что и сами экзистенциалисты (Сартр, Камю, С. де Бовуар) были заметными фигурами в литературе.

Экзистенциалисты видели цель искусства в следующем: оно должно вызывать иррациональные, бессознательные переживания экзистенции. Характерными чертами искусства, находящегося под влиянием экзистенциализма, являются сосредоточенность на самоанализе, указание на абсурдность бытия, отбор мрачных событий, кризисных состояний души, разрыв между личностью и обществом, отъединение людей друг от друга.

В сюрреализме и экспрессионизме выражается болезненное воображение художника. Натурализм смыкается с формализмом, эротика – с религией и мистикой, реальность – с символикой. Посредством галлюцинаций, подавленных порывов (по Фрейду) сюрреалисты освобождают человека от его реальных социальных связей, внушают, что счастья можно достигнуть в каком-то другом мире. В литературе звучат мотивы отчуждения. В основе «абсурдистского» романа и литературы «черного юмора», театра абсурда – человек, осужденный на существование в холодном, враждебном мире. Люди терзают друг друга, не могут освободиться от алчности, жадности, злобы и т. д., а причины всего этого – в самом человеке.

Воздействие экзистенциализма на молодежь проявилось в различных вариантах «бунтов на коленях» – это «сердитые молодые люди», «битники», «хиппи» и т. п.

К концу XX в. экзистенциализм утратил свое былое влияние. Однако его идеи не были забыты. Они до сих пор находят определенный отклик в сознании людей.

3. Неотомизм

Под неотомизмом понимается христианская философия, интерпретированная в духе философии Фомы (Томазо) Аквинского (1225–1274). В свое время Фома создал богословско-философскую систему, использующую аристотелизм для обоснования и защиты католического вероучения. Философия XVII–XVIII вв. отвергала средневековую схоластику. В борьбе с феодальной идеологией буржуазия опиралась на материализм и атеизм.

На рубеже XIX–XX вв. ситуация изменилась. Усиливаются иррационалистические умонастроения, оппозиция сциентизму и материализму. Первый Ватиканский собор (1869–1870) объявил философию Фомы Аквинского единственно истинной. В 1879 г. папа Лев XIII выступил с энцикликой «Aetemi Pains» («О восстановлении в католических школах христианской философии в духе ангельского доктора святого Фомы Аквинского»). В энциклике ставилась задача противодействия «социальным беспорядкам, в свою очередь порожденным интеллектуальным беспорядком», направления народов «на путь веры и спасения».

В 1914 г. по распоряжению папы Пия X были опубликованы «24 томистских тезиса», извлеченных из философии Фомы в качестве норм и отправных принципов католицизма. В них были сформулированы основоположения католической философии по всем ее главным разделам: онтологии, космологии, антропологии, теодицеи. Руководствуясь этими тезисами, католические философы ведут преподавание философии и осуществляют ее разработку.

В одном из католических учебников по философии утверждалось, что философские учения последних трех столетий были в большинстве своем вздорными пустяками, что после Средневековья в философии наступил длительный период умственных заблуждений. И. Клейтген, И. Гайзер, М. Грабман, К. Беймекер призывали к реабилитации схоластики. Ж. Маритен писал: «Фома Аквинский не ограничен Средними веками, его провидение жизненно и способно разрешить наши современные проблемы, оно универсально и всеобъемлюще». «Я считаю томистскую философию живой и актуальной, обладающей к тому же тем большей силой для покорения новых областей, чем более тверды и органически едины ее принципы. Глядя на последовательность научных гипотез, некоторые умы удивляются тому, как можно сегодня вдохновляться метафизическими принципами, признанными Аристотелем и Фомой Аквинским и коренящимися в наиболее далеком интеллектуальном наследии рода человеческого. На это я отвечаю, что телефон и радио не мешают человеку всегда иметь две руки, две ноги и два легких, влюбляться и искать счастья, подобно его далеким предкам; кроме того, истина не признает хронологического критерия, и искусство философа не совпадает с искусством великих модельеров.»

Неотомисты рассматривают свою философию как синтез наиболее важного в учениях Аристотеля и Фомы, все они ставят задачу пропагандировать и утверждать «христианское философское убеждение». В настоящее время главными проводниками философских идей неотомизма являются католические учебные заведения и философские общества, которые существуют во многих странах. Издается обширная литература, выпускаются журналы, тексты проповедей.

Наиболее известные представители неотомизма – Жак Маритен (1882–1973), профессор Католического института в Париже (1914), Принстонского (1941) и Колумбийского (1941) университетов; основные работы – «Наука и мудрость» (1935), «Интегральный гуманизм» (1936), «Искусство и схоластика» (1947), «Философ во граде» (1960); в 1919 г. Маритен организовал «Кружок по изучению томизма», просуществовавший до 1934 г., среди членов которого, в частности, был Н. А. Бердяев) и Этьен Жильсон (1884–1978), профессор Сорбонны (1924), историк средневековой философии; главные работы – «Томизм» (1921), «Философия Средневековья» (2 тома, 1922), «Бытие и сущность» (1948).

Исходная идея неотомизма – принцип гармонического единства разума и веры. Жильсон образно говорил, что достижение гармонии между философией и верой – тайна томизма.

Неотомисты утверждают, что вера и разум не должны противоречить друг другу; религиозная вера и рациональное познание при правильном использовании дополняют друг друга. Вера не должна препятствовать развитию разума, а разум не должен мешать вере и существованию религии. Мартен писал, что «сегодня разум должен бороться против иррационалистического обожествления диких и инстинктивных сил, которые угрожают разрушить цивилизацию. В этой борьбе лежащая на нем обязанность – обязанность интеграции». Это интеграция «с надрациональным миром благодати и божественной жизни». Разум и вера должны вместе выступить против иррационализма.

Вера как особое состояние духа имеет своим источником Божественное Откровение. В Откровении даны истины о сверхъестественном, в Откровении человек проникает глубоко в сущность бытия. Через веру человек участвует в божественном знании. Источник рационального знания – человеческий разум. При всем его несовершенстве нет оснований пренебрегать им. Ведь не зря же бог внедрил свет разума в человеческое мышление. Но разум по своей природе конечен, ограничен, ему не все доступно, не всегда можно на него положиться. Как говорил Маритен, разум «останавливается» и «сохраняет молчание» перед такими вопросами, как вопросы о смысле жизни личности, о бессмертии души и т. п. Именно здесь возникает потребность в вере.

Неотомизм утверждает, что вера выше разума. Постоянно подчеркивается, что «верховные точки» познания ведут к Богу и здесь вера устраняет недостатки разума, завершает его познавательную деятельность. Вера благотворно влияет на деятельность разума, только вера в состоянии спасти разум от заблуждений, от скептицизма и релятивизма.

В неотомизме четко сформулировано соотношение теологии, с одной стороны, и философии и науки, с другой. Официальная догматическая формула, выражающая концепцию взаимоотношения теологии и философии, гласит: «Философия – служанка богословия». Комментируя эту формулу, известный неотомист Юзеф Бохеньский (1902–1998) пишет: «Фидеизм ослабляет богословие, увольняя эту служанку; рационализм освобождает ее от крепостной зависимости. Одно непрактично, другое нетерпимо. Философия, какой ее признает неотомизм, есть и должна быть служанкой веры». Аналогичным образом Жильсон говорит: «Для того чтобы служанка служила, необходимо, чтобы она не была уничтожена». И добавляет в утешение: «Правда, конечно, что служанка – не госпожа, но и она принадлежит к дому».

Неотомизм, по замыслу его представителей, должен соединить философию с теологией. Они обосновывали эту идею следующим образом. Если теология сходит с неба на землю (начинается со Священного писания), то философия за отправной пункт принимает земное, чтобы от него подняться к божественному и прийти в конечном счете к тем же выводам, что и теология. Путь философии прокладывается естественным разумом, восходящим к богу через постижение сотворенных вещей; путь теологии освещает сверхъестественное Откровение, нисходящее к сотворенным существам. И философия, и теология разными средствами делают общее дело.

Хотя философия – служанка богословия, однако по отношению к другим отраслям знания она играет иную роль. Ж. Маритен писал: «Философия есть наивысшее человеческое знание. Она есть мудрость. Другие отрасли знания подчинены ей в том смысле, что она их оценивает, руководит ими и что она защищает их принципы. Сама она свободна... и зависит от них лишь как от инструмента, которым она пользуется».

Отношение теологии к науке в прошлом достаточно известно. В XX в. произошли заметные изменения. Так, например, церковью был отменен запрет на учение Галилея. Многие неотомисты проявляют интерес к современным научным проблемам, характеризуют неотомизм как «открытую философию», говорят о том, что нужно сочетать старые истины с данными науки. Неотомисты стремятся к философскому истолкованию научных данных, хорошо понимая, что старое враждебное отношение к науке наносит вред религии. Э. Жильсон подчеркивал, что судьбы христианской философии зависят от того, будут ли в состоянии ее представители участвовать в научных дискуссиях в математике, физике, биологии и т. д. Но при этом проводится мысль о том, что научное познание не должно вступать в противоречия с религиозными догматами.

Напомним официальную формулу: «Философия – служанка богословия». Служебная обязанность философии – доказать, что бог есть. Каков он – это дело не философии, а теологии. Но может ли философское размышление, опирающееся на опыт познания природы и человеческого существования, дать знание о существовании бога?

Человек не может «непосредственно-духовно» созерцать бога. Богопознание начинается с миропонимания и подвигается к подлинному богопознанию. Некоторые говорят, что это возможно, поскольку бог пребывает в мире как его сокровенная основа, что есть «отдаленное подобие» бога в «зеркале» мира. «Бытийная конструкция» мира такова, что мир не может сам себя обосновывать. Мир основывается на чем-то другом, отличном от него. (Небезынтересно сравнить эту позицию с концепцией «causa sui» Спинозы.)

К признанию бога ведет и сам факт человеческого существования. Человек существует, и неизбежно возникает вопрос о происхождении этого удивительного существования. Мы можем сказать, что вопрос о боге сокрыт в самом человеке. Использование слова «бог» – это один из возможных способов ответить на вопрос о человеке. В частности, наличие нравственного сознания у человека приводит нас к вопросу о происхождении этого сознания и соответственно к богу как его источнику.

Итак, бытие бога, с точки зрения философии, разума, рационального познания, доказывается на основании и посредством познания сотворенных им вещей. При этом обо всем, что относится к бытию бога, мы в состоянии судить лишь по аналогии со знакомым нам в естественном мире. Понятно, что у нас нет адекватного познания бога. Богопознание – познание по аналогии со знакомым нам бытием.

Вслед за Фомой неотомизм предлагает апостериорные доказательства бытия бога: от фактов мира и человека мы идем к их основанию, причине, причем это основание (бог) в определенном смысле противоположно миру и человеку. Доказательства эти идут от относительного к абсолютному, от конечного – к бесконечному, ограниченного – к неограниченному, конкретного – к абстрактному.

Кроме пяти доказательств Фомы, Маритен предложил еще одно. Маритен говорит, что экзистенциальный опыт человеческого мышления приводит к выводу о бессмертии нашей мысли и ее «предсуществовании» до времени в разуме бога.

Онтология – «высшее знание», сущность философии. Неотомизм представляет собой такую философскую систему, в которой представлены все области философского знания: онтология, гносеология, учение о человеке и обществе. На первое место ставится онтология. Нередко сама философия определяется как «философия бытия», учение о первых причинах и абсолютных началах.

Основной вопрос онтологии – что есть бытие (не тот или иной вид бытия, а бытие как таковое). Неотомисты различают «чистое бытие», бытие само по себе как таковое (esse) и существующее (ens), т. е. то, что обладает бытием, чему присуще бытие, что «есть».

«Esse», «чистое бытие» – это реально-нематериальное бытие, абсолютное бытие, тождественное с богом. Это бытие – неизменная духовная субстанция, тождественная с богом, отличная от материального мира. Бесконечное и абсолютно совершенное «чистое бытие» – это глубочайшая сущность всего существующего, оно заключает в себе единство мира. Чистое бытие противопоставляется неотомистами многообразию сотворенных, конечных вещей, наделенных бытием, приобретших бытие.

Начальный этап познания – ощущения, чувственное познание, постижение единичного. За чувственным познанием следует абстрактно-логическая деятельность. Логическое познание осуществляется в понятиях, которые фиксируют «абстрактную сущность» материальных вещей, извлекаемую из чувственных данных. В логическом познании создается возможность достижения «онтологической» истины. В этой связи Маритен отмечает, что в гносеологическом плане человек идет от конкретных вещей к чистому бытию как их основе, тогда как в онтологическом плане конкретные вещи следуют за этим бытием. Если в онтологии бог есть начало, то в гносеологии он является «результатом».

Вторая способность человеческой души – воля. Человеку дана свобода воли. Свобода воли является необходимым условием нравственной свободы, выбора поведения. При этом свобода должна быть ограничена долгом – стремлением к трансцендентному. Согласно «Догматической конституции» I Ватиканского собора, бог предназначил человека к сверхъестественной цели, даровав ему свободу воли для выбора между посюсторонним и потусторонним благом. Надо жить «с глазами, устремленными в небеса» (Дондейн). Существование, оторванное от бога, абсурдно.

Неотомисты критически оценивают современные философские школы. Они видят их общую ошибку в прямом или косвенном отрицании «вековых истин» религии.

Важное значение для католической церкви и неотомизма имели решения II Ватиканского собора, который в 1962 г. созвал папа Иоанн XXIII, завершившего свою работу после 168 заседаний в 1965 г. Цель Собора заключалась в перестройке деятельности католической церкви применительно к новым историческим условиям. В решениях Собора говорилось: «Верующие не могут не быть в тесном союзе со временем и современниками, их образ мысли и чувствования пронизан временем, слепок которого – культура». Христиане должны уметь гармонизировать данные новых наук, теорий и открытий с христианской моралью и мыслью.

Однако, хотя церковь и религиозная философия стараются учесть реалии современного мира, в целом неотомизм представляет собой консервативное направление в философии.

Лекция 12. Современная западная философия

1. Структурализм.

2. Герменевтика.

3. Постмодернизм.

1. Структурализм

В 60-е гг. ХХ в. во Франции структурализм оттеснил на второй план экзистенциализм. Он стал ведущим философским направлением во Франции, подобно тому, как в Германии ведущим направлением становится философия франкфуртской школы.

Структурализмом называют комплекс направлений в гуманитарном познании, в которых ставится задача выявления структуры социальных образований. Структурализм формировался в определенной оппозиции к экзистенциализму, предлагая определенную переориентацию: вместо субъективности, переживания, свободы – объективность, научность, жесткая детерминация структурами. Становление методов структурализма началось в 20-е гг. ХХ в. в лингвистике. Здесь определилось стремление выявить структуру языка, отвлекаясь от его развития, от географических, исторических, социальных обстоятельств. Затем методы структурного анализа стали применяться в психологии и литературоведении. В 50–60-е гг. методы структурализма распространяются и на другие области культуры.

В 60-е гг. структурализм приобретает статус философского направления. Следует, однако, отметить, что работы ведущих структуралистов – это в основном конкретно-научные исследования, сопровождающиеся философскими рассуждениями. Лидеры структурализма не были профессиональными философами.

Клод Леви-Стросс (1908–2009) был этнологом, Мишель Фуко (1926–1984) – историком культуры, Жак Лакан (1901–1981) – психоаналитиком, Ролан Барт (1915–1980) – литературоведом.

Леви-Стросс, профессор Коллеж де Франс, создатель концепции структурной антропологии; говорил о гармонии чувственного и рационального начал, утраченной совре-менной европейской цивилизацией, но сохранившейся в мифологии. Основная задача этнологии, по Леви-Строссу, – изучение перехода от природы к культуре. Здесь очень важно учитывать бессознательное; сознание существует на пересе-чении множества бессознательных структур человеческого духа, каждая из которых соответствует определенному уров-ню социальной реальности.

Труды Леви-Стросса посвящены изучению культуры первобытных племен, их образа жизни, брачно-семейных отношений и методологии исследования.

Вычленение структурного аспекта в гуманитарном познании осуществляется, как правило, на некоторой знаковой системе. Характерная черта структурализма – стремление за сознательным манипулированием образами, символами, знаками обнаружить неосознаваемые глубинные структуры, скрытые механизмы знаковых систем.

Структура в понимании структуралистов – не просто сочетание элементов объекта, доступное непосредственному созерцанию. Структура – это совокупность скрытых отношений, выявляемая «силой абстракции» в ходе движения от явления к сущности. При этом происходит абстрагирование от субстратной специфики элементов, в них учитываются только «реляционные» свойства, т. е. свойства, зависящие от их положения в системе, от отношений их с другими элементами. Вычлененная таким образом абстрактная структура может быть исследована методами символической логики и математики (например, теории графов).