Позднее Возрождение

На этапе становления поздней гуманистическо-возрожденческой куль­туры характерные для нее идеалы веротерпимости, Всемирной монархи и гражданского мира, возможности перетолковывать Святое писание, про­тиворечат пристрастности и ярой нетерпимости в борьбе за религиозные начала. Поздний гуманизмв большей мере был связан с литературным (фи­лологическим) творчеством, для которого свойственен углубленный пси­хологический анализ достоинств человека (но не ученые знания) как жи­вого существа, а не центрального звена космической иерархии. Наиболее яркими его представителями были Монтень, Сервантес, Шекспир и др. Путь, предлагаемый ими для достижения благой жизни, не самый корот­кий и прямой. Вначале, постепенно и па протяжении долгих лет, должно сформировать новых людей (ум, мораль, способности, личные качества), а затем с помощью особых методов, построить новое общество. Однако дух абстрактной морализующей неопределенности и увещевания как показ­ной метод воздействия оказывает лишь поверхностное влияние на людей (пример с проповедями Савонаролы).

Наоборот, реальный метод воздействия, использующий систему нака­заний (страх) и поощрений (выгоды), действовал более значительно. Вера в возможность мгновенного улучшения была основана па нетерпении. Вожди и следующие за ними миряне фанатично верили, что все беды идут от инакомыслящих: стоит уничтожить данный источник зла и вес люди изме­нятся к лучшему, для всех и навсегда наступит счастливая жизнь. Придер­живаясь такого воззрения, они желали войны, «которая положила бы ко­ней всем войнам».

На этапе позднего Возрождения натурфилософия(философия приро­ды) становится определяющим движением философской мысли: космос и человек рассматриваются с точки зрения анатомии природы. Ее представи­тели (Телезио, Бруно, Браге, Кеплер, Галилей и др.) действовали «изнут-ри» католицизма, не превращая натурфилософию в политической движе­ние, но разделяя надежду на реформирование католицизма с помощью научных открытий и декретов соборов. Однако их научпо-мировоззренчес­кие новации вели к свободному отношению к теолого-схоластической библейской традиции и догматам христианства, вступая с ними в конф­ликт. Поэтому и католическая, и протестантская церкви подавляют все, что наносит урон авторитету веры.

¹ В ходе Контрреформации был создан специальный орган «Конгрегации пропа­ганды истинной «веры» как первое в мире пропагандистское агентство для распро­странения католической веры, и слово «пропаганда»было введено в широкий обиход.

Предметом инквизиционных расследований стала копврнианская теория, возродившая гелиоцентрическую концепцию пифагорийской школы и Ари­старха Самосского ( III в. до н. э.). Вначале ее выдавали за математическое допущение, но не истину. Когда же копернианская система получила опыт­ное подтверждение и была обнаружена ее радикальная альтернативность птоломеевско-аристотслевской геоцетрической концепции, которая осве­щалась как неоспоримая, церковь повела себя жестоко¹. Это в частности проявилось на судьбе Д. Бруно и Г. Галилея.

Д. Бруно считал естествознание занимательной наукой. Но он первый раскрыл мировоззренческий смысл копернианства, подрывающего цер­ковные догмы и открывающего путь к пересмотру Библии (но не веры). Религию от рассматривал как необходимое орудие управления «грубыми народами», их стремлением к ликвидации неравенства (независимо от лож­ности ее предпосылок). Свою «религию разума» Бруно представляет как «философию рассвета», которая должна прийти на смену религиозному фанатизму. Радикальная система пантеизма (философия рассвета) привела его к непримиримому противоречию как с ортодоксально-католическим воззрением, так и с реформационным. Оно завершилось инквизиционным расследованием и бегством Бруно в кальвинийскую Женеву, а затем в Лон­дон, где он также встречал враждебное отношение к своим публичным выступлениям.

Гонимый всеми, в 1592 г. Бруно вновь становится узником инквизицион­ной тюрьмы. Суд потребовал от него самоосуждения, раскаяния, отрече­ния от своих идей и примирения с церковью. Для Бруно возникла дилемма «подчиниться или погибнуть», то есть «стоит ли умирать за истину?» Вось­милетнее пребывание в заключении не сломило его «героического энтузи­азма», который он проповедовал как воплощение гуманистического прин­ципа достоинства человека (И). Бруно проявил сверхчеловеческую твер­дость и готовность делать то, что представляется для робкого ума невоз­можным. Данная борьба завершилась традиционным для этой ситуации концом — отлучением от церкви и сожжением на костре. Ответив: «Смерть», — торжествующему насилию, Бруно преподал урок гражданского муже­ства — быть самим собой, к чему бы это ни привело, и в этом смысле человек богоподобен. Он также показал, что борьба за себя, за право быть человеком, и притом свободным, бывает трудна и трагична.

Стремление церкви к могуществу, а ученого — к истине вновь приводят к столкновению пауки и нравственности, проявившемуся в «деле Гали­лея» (9). Он был прежде всего астрономом и математиком, не чуждым методологических проблем науки. Проповедь деизма хоть и отличается от пантеизма, но сохраняет подход к природе как к одушевленному объекту и приверженность к качественной физике, характерной для возрожден­ческой культуры. Тем не менее, с Галилея начинается опытное изучение законов движения с изменяющейся скоростью — динамики:направление движения, скорость и ускорение, зависящие от внешних воздействий. Он

¹ Первыми, кто выступил против открытия Коперника, подрывающего автори­тет Библии, были Лютер и Кальвин.

выступает как экспериментатор и проводит опыты с падением тел с Пи-занской башни, выражая результаты в математических формулах¹. Беду на него навлекло использование телескопа, с помощью которого он получил опытное подтверждение копсрнианской теории. Обнаружилось, что на Луне есть горы, на Солнце — пятна, что Вселенная необъятна и однородна и это подрывало библейское представление о иерархическом различении небесного и земного миров. Таким образом, возник конфликт между авто­ритетом Книги (аргументы) и опытом (свидетельством наблюдения и чувств).

Приверженцами схоластическо-томистской философии, теми кто ве­рил Книге, а не экспериментам, свидетельства Галилея были расценены как нравственное падение и попытка указать на несовершенство боже­ственного творения. В 1616 г. этими губительными для старой космогонии "открытиями занялась инквизиция. Помня о судьбе Д. Бруно, Галилей про­явил благоразумие и пошел на компромисс: он подчинился требованию не защищать гелиоцентрическую систему и выдавать ее за гипотезу. Тем самым он надеялся обмануть цензоров и карателей, отстраниться от тяж­кого контроля церкви. Если последняя реализовывала принцип «умирай, чтобы не грешить», то Галилей противопоставил церкви другой: «грешен, но уж настолько ли, чтобы умирать?»

Однако в дальнейшем, косвенно, прибегая к уловкам, Галилей высту­пил в защиту копернианских и своих открытий. Но и эта форма, использо­ванная в «Диалогах» (16), вызвала в 1632 г. яростные нападки со стороны его недоброжелателей. Последние считали, что данная книга более опасна и пагубна для всего христианства, чем писания Лютера и Кальвина. В ре­зультате Галилей был подвергнут суду инквизиции. В 1633 г. он был осужден и произнес свое «отречение»: впредь верить во все, что содержит, пропове­дует и чему учит святая католическая церковь². Кроме того, он обязался донести на одержимого ересью, если узнает об этом. Таким образом, цер­кви удалось продемонстрировать, что если Библия и Аристотель утвержда­ют, что Земля неподвижна, то христианам следует верить этому и пренеб­регать опытами науки. В противном случае совершается потворство ересям.

Дело Галилея обозначило проблему соотношения власти и науки, выбо­ра ученым линии поведения. Церковная власть исходила из тезиса, что от­крытия могут «завести куда угодно». Поэтому за наукой необходим конт­роль, обеспечивающий требование «не переходить черту». Это означает, что церковь рассматривает как ересь все, что противоречит Святому писа­нию и декретам Вселенских соборов. Поэтому ученый должен иметь систе­му «самоконтроля» («внутренней цензуры»): не публиковать и не пропа­гандировать того, что могло бы послужить подрыву авторитета церковной власти. В то же время, допускаются предположения (гипотезы), не на-

¹ Такой подход воодушевил многих представителей исследования природы в
поисках новых путей к истинному познанию, и в конечном счете привел к ново­
европейскому мышлению и научно-философскому знанию.

² В 1992 г. папа Иоан Павел 11 признал, что Галилей был незаслуженно осужден
церковью.

правленные на опровержение библейской версии о мироздании. В этом слу­чае церковь и инквизиция оставляют авторов в покое и воздерживаются от репрессий. Больше того, церковь поощряет открытия природных явлений, имеющих практическую ценность. В частности, принудив Галилея к отре­чению, она сохранила созданные им звездные карты, необходимые в мо­реплавании.

Однако ученые видят свою ответственность в отказе от устаревших и ложных представлений (вплоть до пересмотра Священного писания), ос­нованном на опытно-экспериментальных результатах. Но поведение «воп­реки» ведет к ослаблению веры и подавляется как духовное сопротивле­ние: интеллектуальное и нравственное. В результате, ученый оказывается перед выбором своего пути¹.

Одни борются с любой регламентацией исследовательской деятельнос­ти и оказывают сопротивление до конца. Д. Бруно, подтверждая идею «граж­данского энтузиазма», пошел на костер, следуя своей максиме: «Нет со­мнения, что лучше достойная и героическая смерть, чем недостойный и подлый триумф» (11, 62).

Другие (Т. де Браге, И. Кеплер и др.), дорожившие официальными долж­ностями, занимают лояльную позицию по отношению к власть предержа­щим и добиваются академической свободы.

Наконец, третьи (Г. Галилей), чтобы обмануть цензоров и дистанциро­ваться от властей, проявляли прагматизм и здравый смысл, применяя так­тику конформизма, хитроумного лавирования и компромисса. Вплоть до отступления под страхом перед насилием, могуществом зла и отказа от своих открытий (ситуация сокрытия истины). Их цель — проявив диплома­тию, в последующем продолжить заниматься своим делом и пользоваться преимуществом своего образа мышления. В конце концов, другие пойдут подобным путем и превзойдут предшественников в тех же исканиях.

Необходимо отметить, что сторонники всех линий поведения остались в науке. Поэтому решение вопроса «стоит ли умирать за истину?» есть дело личного выбора нормы поведения: это проблема каждого человека в от­дельности (что не снимает вопросы меры компромисса-конформизма).

В целом, гуманистическо-возрождснчсская культура возродила и освои­ла накопленное в истории античное знание, от использования которого отваживало средневековое теолого-схоластическое воззрение. Но многие представители этой культуры были монахами различных католических ор­денов и жили в затормозившей свое развитие Италии. У них еще не было четкого понятия о «научности» и ее строгостях, а уровень теоретической

¹ Дело в том, что наука и нравственность не находятся в гармонии: технические Достижения рвутся вперед, а нравственные устои отстают. Современные экспери­менты с клонированием (клон — генетическая копия) животных сегодня также критикуются (как осуществление контроля за наследственностью) и по религиоз­ным соображениям, и из-за опасности возникновения непредвиденных в настоя­щее время последствий В Великобритании, США подобные опыты на людях зап­рещены. Однако теперь ясно, что возможность копирования людей — это реаль­ность. Как показывает история, любые запреты преодолеваются. Так будет и с кло­нированием людей — науку не остановить.

насыщенности их сочинений явно уступал мифологизированному воспри­
ятию и литературно-художественной практике. В силу этого Возрождение
тонет в средневековой культуре.