ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ 16 страница

любовь "очень ценна и для государства, и для отдельного человека, поскольку

требует от любящего и от любимого великой заботы о нравственном

совершенстве" (Платон.. Пир, 180с-- 185d.). Этот представление о

двойственной природе Эрота Фуко называет "традиционным дуализмом".-- Прим.

ред.

стороны, и браком -- с другой, как если бы только в его рамках возможна

была близость с женщиной.

Еще один характерный элемент Плутархова диалога -- образ женщины,

преследующей Вакхона. Все здесь весьма показательно: она намного старше

мальчика, хотя все еще молода, богаче его, родовитей, опытнее,

наконец1. Подобные истории не были в Греции редкостью; их

распространению способствовал не только недостаток женщин, но и принятые

брачные стратегии. И все же, отношение к такого рода союзам оставалось

несколько неопределенным и настороженным: муж, уступавший жене и в возрасте,

и в богатстве, оказывался в весьма сложном положении, поскольку

превосходство супруга считалось основополагающим моментом матримониума. В

текстах, затрагивающих проблемы брака, эти затруднения упоминаются довольно

часто. Разумный правитель,-- говорит Плутарх в жизнеописании Солона,--

обнаружив в спальне богатой старухи юношу, "который от любовных отношений с

ней жиреет, как куропатка", принудит его перейти к девушке, нуждающейся в

муже2. И Писий не упускает случая напомнить о подобных опасениях

сторонникам женитьбы Вакхона3. При всей своей обыденности это

союз парадоксальный и рискованный, ведь интересы одной стороны и желания

другой слишком уж разнятся, чтобы можно было надеяться на их счастливое и

разумное сосуществование. Следовательно, брак, который навязывают Вакхону

вместо педерастической любви,-- не просто не лучший, но и наименее удачный

из всех возможных вариантов. Дискуссия, посвященная его оправданию, и

завершающее ее торжество, только усиливают значение этого обстоятельства.

Остается уловить еще одну парадоксальную черту. Исменодора, пылкая

вдова,-- это женщина, "приятная во всех отношениях": благонравная,

"примерного образа жизни", она не навлекла на себя ни единого упрека, ее не

коснулось злословие, никогда на ее дом не падало "подозрение в чем-либо

дурном"4. Тем не менее она начинает без зазрения совести

преследовать мальчика, которого взялась было женить на девушке, состояв-

_______________

1 Там же, 9, 764с.

2 Плутарх. Солон, 20, 8.

3 Плутарх. Об Эроте, 7, 752e-- f.

4 Там же, 2, 749d и 11, 755d-- e.

шей с ней в родстве. Однако, "слыша и говоря о нем много хорошего",

наблюдая собственными глазами его красоту и достоинства, замечая, как

"многие почтенные люди добиваются его дружбы", вдова сама в него влюбляется.

Уверенная, что "Вакхон не прочь от брака", она решает не упустить его и

однажды, выждав, когда он возвращается из палестры (ей туда было нельзя

являться за ним вслед), с помощью нескольких друзей похищает своего

подопечного. Известно, что такие "умыкания", отчасти действительные, а

отчасти заранее согласованные с их "жертвами", были широко распространены

если не в жизни, то уж точно в педерастической литературе. Множество

мифологических сюжетов и исторических повествований строятся вокруг

подобного рода сцен насилия. Упоминания об этом есть и в Любовных

повествованиях, приписываемых Плутарху, и в Речах Максима Тирского,

посвященных сократической любви1. Если же на такой приступ

решается столь добродетельная особа, как Исменодора, значит, она

"подверглась какому-то внушению свыше, превосходящему силу человеческого

разума"... Итак, все эти черты (разница в возрасте, признанные достоинства,

внимание к моральным качествам и доброму имени возлюбленного, инициатива в

преследовании, неистовство божественного вдохновения) легко узнаваемы: в

традиционной педерастической модели они характеризуют любителя мальчиков.

Исменодора в описании Плутарха занимает место эраста. Следовательно, Вакхону

приходится выбирать, собственно говоря, не между двумя в корне различными

формами любви,-- с одной стороны, страсть, которая может возникнуть между

прекрасным одаренным юношей и зрелым мужчиной, увлеченным красотой друга; с

другой стороны, чувства, соединяющие мужа и жену в управлении патримонием и

воспитании детей,-- но между двумя видами одной и той же любви, носителями

которой могут выступать как мужчины, так и женщины. О том, что это единый

тип отношений, определенно говорит и аргументация Плутарха в защиту брака с

Исменодорой: никто,-- заявляет он,-- не бывает безначальным и вполне

самостоятельным;

если "эфебом управляет гимнасиарх, юношей -- его поклонник, человеком

зрелого возраста -- закон и стратег", то что удиви-

____________

1 Плутарх. Любовные повествования, 2, 772е; 3, 773f.

тельного, когда "благоразумная жена как старшая руководит жизнью

молодого мужа, полезная ему своим жизненным опытом [toi phronein mallon] и

милая любовью [toi philtin] и душевной склонностью?"1.

Как мы видим, предмет диалога смещается сразу в двух направлениях.

Первый тематический сдвиг связан с самим ходом беседы: проблема выбора,

который возлюбленный должен сделать между двумя любовниками, незаметно

подменяется вопросом о предпочтительности одной из двух возможных форм

любви, к мальчикам или к девочкам. Второе же смещение вызвано парадоксальным

поворотом интриги, наделяющим отношения с женщиной тем же этическим

потенциалом, что и отношения с мужчиной. Сквозь драматические перипетии

диалога отчетливо проступает общий смысл: речь идет о необходимости

выработать такую концепцию единой любви, которая бы не отвергала достоинств

любви педерастической, но, напротив, включала бы их в более широкий и полный

контекст, иначе говоря, в ту единственную форму, обеспечить которую в

конечном счете, могут только отношения с женщиной, точнее, с супругой.

Можно, разумеется, воспринимать этот диалог как одно из тех широко

распространенных риторических состязаний, в которых любовь к женщине и

любовь к мальчикам противопоставляются затем лишь, чтобы определить

победителя. Так истолкованный, он войдет в число наиболее пылких выступлений

в защиту супружеской близости и брачных удовольствий;

вполне справедливо будет поставить его в один ряд со стоическими

трактатами о браке -- у них много общих тем и формулировок. И все же главное

здесь -- вовсе не поддержка брака или критика педерастии, но попытка уловить

трансформацию древней Эротики. По сути дела, можно утверждать, что хотя ни

прерывность, ни непреодолимость границы, ни отход от определяющих ценностей

в практике aphrodisia и не получили признания, тем не менее разработка

Эротики пошла по пути дуализма. Более того, этот дуализм в свою очередь был

явлением двойственным и весьма сложным, поскольку, с одной стороны, .любовь

"пошлая" (построенная преимущественно на половом акте) противопоставлялась

любви благородной, чистой, возвы-

________________

1 Плутарх.. Об Эроте, 9, 754d.

шенной, "небесной" (в которой этот акт если не отменялся вовсе, то, по

крайней мере, отступал в тень); с другой же стороны, отмечалась

специфичность любви к мальчикам, устремления, форма, цели и следствия

которой, если они действительно соответствовали истинной своей природе,

считались отличными от тех, что присущи другим видам любви. Кроме того, эти

два аспекта дуализма могли совмещаться, поскольку принято было считать, что

"истинная" любовь к мальчикам чиста и свободна от "пошлой" жажды aphrodisia,

возбуждающей и вожделение к женщине, и развратную тягу к мальчикам.

Континуум сферы aphrodisia и бинарная структура Эротики,-- именно эта

традиционная конфигурация ныне претерпевает изменения. Плутархов диалог

свидетельствует о начале движения, которое завершится много позднее, когда

сложится абсолютно унитарная концепция любви, в то время, как практику

удовольствий рассечет строгая граница, отделяющая отношения между полами от

однополых связей. Этот режим, подкрепленный унитарной концепцией

сексуальности, позволяющей четко фиксировать диморфизм отношений и

дифференцированную структуру желаний, в общем сохранился вплоть до наших

дней.

Диалог Плутарха -- очевидная попытка выработать жестко организованную

унитарную Эротику, четко ориентированную на модель отношений мужчина--

женщина и даже муж-- жена. В перспективе этой единой любви (которая

полагается как таковая независимо от того, обращена ли она к женщинам или к

мальчикам) педерастическая близость фактически оказывается

дискредитированной, но строгая граница между гомо- и гетеросексуальным

актами пока еще не проведена; это произойдет позднее. Все смысловые линии

текста стремятся сойтись в точке такой эротической унификации. Она

осуществляется и в ходе критической дискуссии ("двойственность" [Эрота]), и

в .разработке единой теории (любви) и в ведении фундаментального понятия

(Charts -- Харита, или "благость-и-склонность").

1. Изложение и критику традиционного "дуализма" можно представить

достаточно кратко. Это воззрение явно отстаивают поборники любви к

мальчикам. Впрочем, и Протоген, и Писий очень быстро покидают сцену, едва

только мы узнаем о похищении Вакхона: время им отведено лишь для того, чтобы

в по-

следний раз восславить дифференцированную Эротику, согласно которой

любовь к мальчикам одновременно отличается от склонности к женщинам и

превосходит ее в силу двух факторов: отношения каждого из этих видов любви к

природе и роли удовольствия в обоих случаях.

Сторонники любви к мальчикам, разумеется, используют и широко известное

давнее противопоставление искусственности женских ухищрений (благовония и

наряды у одних, бритвы и притирания у самых бесстыдных) и естественности

мальчиков, упражняющих тело в палестре1. Но главный их аргумент

против любви к женщинам объявляет ее всего лишь естественной потребностью.

"Женщина и мужчина,-- говорит Протоген,-- от природы нуждаются в даваемом

ими друг другу удовлетворении", причем эта страсть подобна "влагаемому в нас

природой влечению [orexix] к хлебу и другой пище" и необходима "для

продолжения человеческого рода"; очевидно, что "отношение к женщинам или

девушкам тех, кто к ним пристрастился" сродни отношению "мух к молоку или

пчел к сотам или поваров к откармливаемым ими в темноте телятам и птицам" и

столь же "далеко от Эрота, то есть любви"2. Естественность

влечения к противоположному полу, конечно, еще не повод осуждать неизбежную

практику плотской связи с женщиной, однако ценность поведения, в роде того,

что повсеместно распространено в животном мире и основано на элементарной

необходимости, несомненно, заметно понижается. Протоген упоминает о

естественном характере отношений с женщиной затем, чтобы подчеркнуть их

несовершенство и оттенить преимущества отграниченной от них любви к

мальчикам, которая презирает необходимость и метит намного выше. Он так и не

объясняет, чем же в его представлении является эта сверхприродная Любовь:

ведь Плутарх обращается к платонической тематике постольку, поскольку

хочет интегрировать ее, назло любителям мальчиков, в унитарную концепцию

любви.

Второе различие обусловлено ролью удовольствий. Страсть к женщинам

неотделима от них; любовь же к мальчикам, напротив, противоречит своей

сущности, если не отвергает удо-

_______________

1 Там же, 4, 751а, б, 752в.

2 Там же, 4, 750с-- d.

вольствий. Аргументы Протогена и Писия приводят в защиту этого тезиса

можно считать стоическими. Действительно, отношения с женщинами "необходимы

для продолжения человеческого рода", но природа, устраивая их, соединила

удовольствие с половым актом. По этой причине "влечение", или "тяга",

(orexix, horme), требующее от нас "удовлетворения", всегда готово стать

"яростным" и "неудержимым", обратившись таким образом в "желание"

(epithumia). Итак, к женщине, объекту вполне естественному, нас может

привести, с одной стороны, "влечение", душевное движение, присущее нам "от

природы", разумное, нацеленное на рождение потомства, призванное доставлять

преходящие плотские удовольствия и удовлетворять потребности, а с другой

стороны "желание", движение неистовое и по своей сути беззаконное, цель

которого -- "наслаждение и удовлетворение"1. Очевидно, что ни

первое, ни второе не имеет касательства к истинному Эроту: первое, потому

что естественно и присуще животным; второе, потому что выходит за разумные

пределы и привязывает душу к физическим наслаждениям.

Итак, из отношений между мужчиной и женщиной можно исключить самое

возможность Эрота. "У истинного Эрота нет ничего общего с гинекеем",--

заявляет Протоген2, и эти слова поклонники мальчиков толкуют

двояко: сексуальное желание, ради "полового удовлетворения" как бы

низводящее "гинекей до Киносарга"*, не может быть признано соприродным

любви;

с другой стороны, "честным женщинам не подобает ни влюбляться, ни быть

предметом влюбленности", иначе говоря, выступать в роли любящих или любимых

(eran, erastai)3. Следовательно, возможна лишь одна истинная

любовь -- к мальчикам:

в ней отсутствуют недостойные удовольствие, она всегда обязывает к

дружбе, которая неотъемлема от добродетели; более

_____________

1 Там же, 4, 750d-- e.

2 Там же, 4, 750с.

* Киносарг (Белая собака) -- святилище Геракла близ Афин -- в устах

Плутарха (точнее, Протогена, которому принадлежит данная реплика)

символизирует развращенность и блуд: во-первых, здесь находился гимнасий для

незаконорожденных детей афинских граждан; во-вторых (что важнее), в гимнасии

этом учил Антисфен, и традиция (Диоген Лаэртский, Гесихий, Суда) единодушно

связывает с ним имя школы киников.-- Прим. ред.

3 Там же, 6, 752b-- c.

того, "Эрот, утратив ожидание дружбы, не желает оставаться прежним и

ублажать цветущую молодость, раз она не воздает ему душевным расположением,

основанием для дружбы и добродетели"1.

Но эта традиционная аргументация получает достойный отпор: Дафней

разоблачает педерастическое лицемерие. Любителю мальчиков хотелось бы

считаться философом и мудрецом, точно не плакал Ахилл, вспоминая бедра

Патрокла, а Солон не воспевал сладость "бедер и уст" цветущих юношей;

несомненно, он только ждет удобного случая: ведь ночью, когда все спят,

"сладка добыча, если страж глаза сомкнул". Мы сталкиваемся с дилеммой: либо

aphrodisia несовместны с дружбой и любовью, и тогда любители мальчиков,

которые украдкой наслаждаются вожделенным телом, утратили достоинство любви;

либо следует признать, что физические удовольствия присущи и дружбе и

любви, и в этом случае незачем исключать из них отношений с женщинами. Но

Дафней на этом не останавливается. Он вспоминает также о другой важной

альтернативе поведению любовников и их стремлению испытать наслаждение:

если эромен добродетелен, то нельзя получить удовольствия, не прибегнув

к насилию; если же он доступен, то приходится признать его существом

женоподобным2. Выходит, нет нужды понапрасну искать в склонности

к мальчикам самую лучшую модель всякой любви; скорее уж здесь нечто в роде

позднего ребенка, появившегося на свет "как бы у престарелых родителей": это

дитя "незаконного и темного происхождения" "воздвигает гонение на законного

и старшего Эрота"3. По крайней мере, утверждает Дафней, любовь к

мальчикам и любовь к женщинам "происходит от одного и того же

Эрота"4.

Но настоящая разработка общей теории любви развернется после ухода

первых противников,-- точно для того, чтобы достичь главной цели беседы,

необходимо было прежде устранить это столь хорошо знакомое разногласие. До

сих пор, замечает Пемптид, спор касался частных вопросов; теперь время

направить его на общие темы.

_______________

1 Там же, 4, 750е.

2 Там же, б, 751d-- e.

3 Там же, б, 751f.

4 Там же, 5, 751е.

2. Центральную часть диалога составляет похвальное слово Эроту, по

образцу традиционного энкомия в честь божества*:

устанавливается его истинно божественная природа (Плутарх здесь

опровергает эпикурейские по духу тезисы Пемптида, утверждавшего, что боги

суть только наши страсти, и показывает, что владеющая нами любовь есть лишь

непременное следствие божественной эротической силы), его мощь сравнивается

с мощью других богов (важное место, поскольку в нем показано, что Эрот,

во-первых, выступает необходимым дополнением Афродиты, на долю которой в

противном случае выпадают одни только чувственные наслаждения, ценою не

более драхмы;

а во-вторых, вопреки устоявшемуся мнению, он "превосходен" и в Аресовых

делах: охваченные взаимной страстью, любовники доблестно сражаются с

противником, и скорее падут в бою, нежели позорно побегут на глазах друг у

друга). Описывается благосклонность Эрота к людям, его благотворное

воздействие на них: легкомысленного он делает рассудительным, а робкого

мужественным, мелочного щедрым, предупредительным и великодушным, угрюмого и

мрачного приветливым и общительным, наполняя души разумением, свободолюбием,

благородством и привлекательностью; подобные превращения суть явная

одержимость богом, демоническое волнение духа. Завершается похвальное слово

ссылкой на египетские мифы и сопоставлением их с новым изложением

платонической теории.

Примечательно, что все элементы этого "энкомия" восходят к традиционной

педерастической Эротике. Примеры, большей частью, повествуют о любви к

мальчикам или заимствованы у Сапфо (Алкестида и Адмет -- едва ли не

единственное исключение). По сути дела, Плутарх чествует Эрота как бога

мужской любви, и вместе с тем время зовет себя хоревтом любви женской. Таким

образом он пытается проиллюстрировать тезис Дафнея: "Если рассудить по

правде, то надо признать, что любовь к мальчикам и любовь к женщинам

происходит от одного и того же Эрота"1.

_____________

* Здесь необходимо помнить, что традиционных энкомиев в честь Эрота как

раз и не было, что вполне осознавала греческая мысль (см., например,

Еврипид. Ипполит, 538-- 540; Платон. Пир, 177b-- d). Создателем образцового

quasi-энкомия Эроту был Платон (речи Федра, Павсания, Эриксимаха и др. в

Пире).-- Прим. ред.

1 Там же, 5, 751e-- f.

Кажется, именно здесь заключено смысловое ядро диалога. Маленькая

комедия "педерастического" умыкания Вакхона Исменодорой служит только

непосредственным фоном и иллюстрацией. Все, что Эротика мальчиков ставила

себе в заслугу и противопоставляла низменной любви к женщинам, этот диалог

старательно воспроизвел, стремясь ничего не упустить из великой

педерастической традиции, но в результате выработал общую форму, способную

вместить как ту, так и другую любовь, и, в частности, применимую не только к

описанию близости с женщиной, но даже и "брачного сочетания".

После вмешательства Зевксиппа, вероятно, нападавшего на супружескую

любовь, но уже не с точки зрения педерастии, а с позиций эпикуреизма (эта

часть рукописи утрачена), Плутарх вновь берет слово, чтобы определить три

главных пункта [своей концепции]. Прежде всего он подчеркивает, что

"источники зарождения любви принадлежат не одному какому-нибудь полу, а

одинаково обоим", и если перед нами истинная любовь, она выкажет себя и явит

свою мощь в отношениях между разными полами столь же действенно, как и в

случае однополой связи. Мы можем избрать эпикурейский подход, предположив

"образы, которые проникают в тело подверженных Эроту, приводят в движение и

возбуждение его состав и стекаются в семя вместе с другими атомами", но

какие у нас основание считать, будто они "происходят" только от мальчиков,

отказывая в этом женщинам1? Вполне уместен и платонический

подход, к которому склоняется Плутарх: что препятствует им,-- говорит он о

"прекрасных и священных воспоминаниях", возвращающих нас к "божественной и

истинной олимпийской красоте и окрыляющих душу",-- происходить от девушек и

женщин, так же, как от мальчиков и юношей, если "сквозь свежесть и

привлекательность внешнего образа просвечивает чистая и благородная душа",

когда тот, кто способен это воспринять, "распознает в прекрасных и чистых

телесных очертаниях прямые и нерушимые следы светлой души"2?

Касаясь вопроса о "добродетели" (arete), в которой традиционная Эротика

мальчиков усматривала одно из главных своих преимуществ перед склонностью к

_____________

1 Там же, 21, 7ббе.

2 Там же. 21, 7б6е-- 767а.

женщинам, Плутарх показывает, что качество это не признает разницы

между полами: "Говорят, цветущая внешность -- это "цвет добродетели". Нелепо

же думать, что женщина не может иметь и признаков природной добродетели.

<...> Обоим полам присущи одни и те же черты"1.

Плутарх утверждает, что дружба, которую педерасты числили только за

любовью к мальчикам, свойствена и отношениям мужчины с женщиной, по крайней

мере (и это уточнение решающее), со своей женой. Супружество -- вот

единственная форма связи между полами, допускающая дружбу. То, как Плутарх

характеризует здесь о брак, отчасти напоминает Наставление супругам. На

протяжении всей совместной жизни супруги должны хранить сопричастность одной

общей участи, уважать друг друга и со-вмещать свои существования (здесь игра

слов: stergein -- уважать, любить, и stegein -- вмещать, хранить) во

взаимном благоволении (eunoia), возникающем под действием времени и привычки

и необходимости; стремясь достичь полной общности и преодолеть "раздельность

тел", они "постепенно сводят и сплавляют свои души, не желая быть двумя и не

считая себя двумя"2. Наконец, им требуется и взаимная терпимость,

самообладание и сдержанность, sophrosune "отвращающая" душу от других

влюбленностей.

В этом пункте "наложение" эротической теории на практику супружеской

жизни особенно интересно, поскольку предлагает представление о высокой

ценности брака, однако весьма отличное от стоического. Так, Плутарх

противопоставляет "терпимости", которая воспитывается "извне", под

воздействием совести, стыда и страха перед законами, добродетели,

порожденные Эротом: это он, воспламенив супругов страстью друг к другу,

приносит им "самообладание, постоянство, доверие", внушает влюбленным душам

"совестливость, сдержанность и спокойствие", он придает им "скромный образ"

и делает "послушными только одному". Здесь легко обнаружить черты

педерастического Эрота, наделяющего души любовников добродетелью и чувством

меры и полагающего принцип сдержанности, который самых совершенных, таких,

как Со-

___________

1 Там же, 21, 7б7Ь-- с.

2 Там же, 21, 767d-- e.

крат, например, заставлял таить и смирять желание в присутствии тех,

кого они любят. Плутарх перенес на супружескую пару признаки, долгое время

считавшиеся принадлежностью только однополой philia.

И все же, обещая построить общую теорию любви, применимую как к

отношениям с женщинами, так и к отношениям с мальчиками, Плутарх несколько

лукавит: вопреки призыву Дафнея и собственным намерениям, он так и не

переходит от любви частной к любви общей. Он отнимает у эротики мальчиков ее

фундаментальные и традиционные свойства, но применяет их не ко всему

множеству возможных форм любовной связи, а только к супружеской близости.

3. Такова подлинная задача диалога: показать, что эта уникальная цепь

любви, достигающая полноты воплощения в браке, невозможна (по крайней мере,

несовершенна) в отношениях с мальчиками. И хотя на присущую этим отношения

систему традиционных ценностей пытались порой еще опереться в поисках модели

общей концепции любви, значение их, в конечном счете, неуклонно падало, и

они оказывались все более несостоятельными в сравнении с любовными

отношениями между мужем и женой.

В чем же усматривал их неполноценность Плутарх? Коль скоро есть

дуалистическая эротика, различающая любовь истинную, чистую с любовью

ложной, физической, отказ от aphrodisia не только возможен, но и необходим

для того, чтобы плотская связь перешла в любовь как таковую. Но построение

общей эротики, устанавливающей тесную взаимосвязь Эрота и Афродиты,

переворачивает проблему: выпадение aphrodisia из обязательного условия

превращается в препятствие. Плутарх ясно говорит об этом: если Афродита без

Эрота означает лишь преходящее наслаждение, которое можно купить за драхму,

то и Эрот без Афродиты, без телесного общения и удовольствий плоти, столь же

ущербен: подобно опьянению без вина, вызываемому напитками из смокв или

ячменя, он способен только возбуждать, "не принося плода [akaron} и

завершения [ateles], а только пресыщение и отвращение"1.

_____________

1 Там же, 5, 7б2b.

Итак, совместима ли любовь к мальчикам с aphrodisia? Нам известен

следующий аргумент1: либо половая связь ["сочетание мужского с

мужским"] возникает вследствие обмана или насилия, жертвы которого не могут

питать к тем, "кто ими так злоупотребил", никаких иных чувств, кроме злобы,

ненависти и жажды мести, либо в нее вступают добровольно, по причине

"развращенности и женоподобия", позволяя "покрывать и засевать себя

наподобие четвероногих" (hedomenos toi paschein)*, и тогда перед нами

"гнусное извращение", которому предаются люди, недостойные "доверия,

уважения и дружбы" . Здесь Плутарх возвращается к "дилемме эромена":

изнасилованный, он озлобляется, а его доступность вызывает презрение.

Традиционные противники педерастии на этом останавливаются. Но Плутарх в

своем анализе идет дальше, стремясь понять, в чем заключается

недостаточность мужской любви и что здесь препятствует Эроту и Афродите

достичь гармонического единства, подобно тому как в супружеском общении

душевная связь сочетается с физическими удовольствиями. Такую

недостаточность Плутарх определяет одним словом: отношения с мальчиками суть

acharistos.

Термин charis, неоднократно возникающий в ходе диалога, пожалуй, один

из ключевых в Плутарховой рефлексии. Он со всей торжественностью вводится в

текст с самого начала, еще до построения "великой теории единого Эрота".

Первым к нему прибегает Дафней как к "важнейшему свидетельству" в пользу

своего тезиса : согласное с природой общение с женщинами, говорит он, должно

"в еще большей мере" нежели "противное природе общение с мужчинами" через

charis вести к дружескому расположению (eis philian). Дафней так озабочен