Что представляют собой структурализм и постструктурализм как методологические программы исследования языка и культуры?

Корневой основой слова структурализм является понятие структуры. С этимоло­гической точки зрения, структура - строение, построй­ка. В научной литературе выделяется полтора десятка значений этого понятия. В философии понятие структуры, начиная еще с античности, использовалось как нестрогий синоним слова "форма". Строгое науч­ное значение оно получило в химии в процессе разра­ботки теории химического строения вещества. Говоря о химических соединениях, русский ученый А.М.Бут­леров уже пользовался этим понятием. В XIX веке по­нятие структуры приобретало общенаучный статус. В культуре XX века возникают предпосылки для синтеза философских и конкретно-научных значений понятия структуры. В наши дни философское понятие структу­ры рассматривается как обозначение совокупности ус­тойчивых, иногда добавляют, внутренних, существен­ных связей объекта как целого и тождественного само­му себе. Прояснив некоторые важные аспекты истории и этимологии слова "структура", мы сейчас можем ска­зать, что в буквальном смысле понятие структурализма обозначает учение, объясняющее мир с помощью по­нятия "структура".

Ростки структурализма как научно-исследователь­ской программы появились не в работах знакомых с понятием структуры химиков, а языковедов. В частно­сти, швейцарский лингвист Ф.де Соссюр (1857-1913) в посмертно изданной работе "Курс общей лингвистики" (1916) обосновал необходимость рассмотрения языка как знаковой структуры. Согласно Соссюру, язык - яв­ление социальное и принудительное для отдельного человека. От языка как репрессивной структуры отли­чается речь как свободный акт человеческого творчест­ва. Речевое высказывание (la parole), по Соссюру, является также "индивидуальным актом воли и понимания". Иссле­дователями структурализма широко используются иллюстрации, в которых роль структур в познании ми­ра раскрывается на примере светофора, каждый знак которого имеет особое значение благодаря месту, за­нимаемому им в его структуре.

Становление методологии структурализма протека­ло и под влиянием идей Дильтея о структуре как обра­зе психического целого. Серьезное воздействие на структурализм оказали работы русских представителей литературоведческого формализма Р.Якобсона, Б.Эйхен­баума, В. Шкловского и др.

Русские формалисты рассматривали искусство, в особенности поэзию в качестве формы (чистого при­ема письма). Поэзия, с их точки зрения, является про­цессом формотворчества, "наслаждением и заумным словом", по замечанию одного из формалистов. "Заум­ное" и "самовитое" слово является средством и целью развития поэзии, основой автономности и самодоста­точности искусства.

Из языкознания и литературоведения в пятидеся­тые годы идеи структурализма были перенесены в ан­тропологию (этнологию) французским ученым Леви-Строссом (род. 1908). В работах "Структурная антропология" (1958), "Мифологики" (1964-1971), "Структурная антрополо­гия - два" (1973) и др. он изложил основные идеи структуралистской методологии. Коротко их можно представить следующим образом:

· изучая явления культуры, следует обратить преимущественное внима­ние не на их элементы, а на структуры;

· исследуя культурные феномены, следует главным образом изу­чать их синхронно (от греч. "син" - вместе и "хронос" - время), т.е. их совпадении во времени, од­новременности, т.е. последова­тельной смене явлений;

· приоритет в исследовании принадлежит структурам, а не субъектам. Взгляды французского академика базировались на изучении многообразного эмпирического (этнографического и антропологического) материала. Леви-Стросс внес зна­чительный вклад в изучение мифов и ритуалов разных первобытных народов мира - тотемизма, брачно-родственных отношений.

Применяя методологию структура­лизма к первобытным культурам, Леви-Стросс получил несколько результатов, имеющих широкое философско-мировоззренческое значение. В частности, ему удалось показать, что в мифах народов, никогда не контактировавших друг с другом, отражаются одни и те же структуры, что первобытное мышление по своей структуре не отличается от мышления современного. Вполне вероятно, говорил Леви-Стросс, что "одна и та же логика характеризует и мифическое, и научное мышление". Отсюда вытекало, что особого рода струк­туры, или надиндивидуальные отношения между зна­ками, определяют не только древнее и современное мышление, а и любое мышление вообще, следователь­но, и человеческую культуру в целом. Несмотря на то, что Леви-Стросс на словах был противником столь глобальных выводов из своего учения, всячески под­черкивая эмпирическую заземленность антропологии, антропология структур явно претендовала на широкое философское содержание.

В работах французского литературоведа и семиолога Ролана Барта (1915-1980) идеи структурализма получили дальнейшее развитие. В его программных статьях "Воображение знака" (1962), "Структурализм как деятельность" (1963), книге "Система моды" (1967) и др. проводилась идея о том, что преодоление лож­ного и иллюзорного сознания должно основываться на расшифровке и познании его структур. Будучи выстав­ленными на всеобщее обозрение, структуры мышления утрачивают свою принудительную силу и поддаются деконструкции. Главным предметом изучения в струк­турализме для Барта была письменная речь, которую он понимал достаточно широко, как всю выраженную в знаках человеческую культуру. Эта культура именова­лась им также письмом, текстом. Отталкиваясь от фак­та, что так называемая девственная природа фактичес­ки недоступна нашему современнику, что все нас ок­ружающее уже "пропитано человеческим началом - вплоть до лесов и рек, по которым мы путешествуем", Барт приходил к выводу об универсальном характере структуралистского мировоззрения. Для него письмен­но-текстовые структуры являются самодостаточным способом существования всего массива человеческой культуры.

Структурами Барт называл не любые отношения знаков, а лишь такие, которые определяют лицо ве­щей. Например, красный цвет сам по себе запрета не означает. Его запретительное значение формируется в отношениях лишь к зеленому и желтому цвету свето­фора. Такой тип структурных связей Барт называл па­радигматическим, считая его тем порогом, с которого собственно и начинается структурализм. Предметом структуралистского, в собственном смысле этого слова, анализа являются также структуры, которые детерминируются определенными правилами. Например, в со­ответствии с этикетом или модой мы можем, идя куда-то, надеть свитер и кожаную куртку. По Барту, это оз­начает, что мы выразили свою принадлежность к опре­деленной знаковой структуре (моде), т.е. знаковые структуры как единство означающего и означаемого. Тем самым структура отделяется от истории и осуще­ствляется преодоление последней через признание приоритета синхронии над диахронией. Структуралист, или "структуральный человек" Барта, по характеру сво­ей деятельности вроде бы не отличается от любого другого аналитика. Он берет некоторый предмет (вещь), расчленяет его и затем соединяет разделенное в единое целое. Но эта сборка-разборка имеет тот ма­ленький, являющийся структуралистским секрет, что в ее процессе появляется нечто новое - структура, струк­тура умопостигаемая. Таким образом, очевидно, что структуралистское мировоззрение не является ирра­циональным. Напротив, оно вполне рационально, и в этом состоит отмеченная нами ранее традиционная оппозиционность структурализма по отношению к эк­зистенциализму, а также его духовное родство с пози­тивизмом и постпозитивизмом. Отличие постпозити­визма и структурализма - в притязаниях последнего на более универсальное значение и ориентацию на реше­ние задач гуманитарных наук.

Глубокое философское осмысление структурализма было развито Мишелем Фуко (1926-1984), французским историком и философом, в работах "Слова и вещи. Археология гуманитарных наук" (1966), "Археология знания" (1969) и проиллюстрировано в многотомной истории сексуаль­ности в Европе.

Философ М.Фуко всегда дополнял М.Фуко-исто­рика. Последний изучал историю живого, экономики и языка. В этих трех разных областях исследования он подметил наличие структурного подобия, состоявшего в том, что изучавшие живое натуралисты, язык - грам­матики, а производство и обмен - экономисты применяли одинаковые правила исследования и построения своих теорий. Однако самими биологами и экономи­стами эти правила выявлены не были, и задача фило­софа состоит в том, чтобы реконструировать эти фундаментальные структуры цивилизации. Эти струк­туры не имеют автора, они безсубъектны. Фуко инте­ресовало не то, что говорили Линней, Петти или Арно как ученые, а то, что в культуре говорилось как бы са­мо собой. Следовательно, он изучал не то, что считал некий X, а то, что как бы само собой «считалось».

Для обозначения этого "считавшегося" Фуко ис­пользовал понятия "эпистема" и "дискурс". Эпистемы, по его определению, есть "основополагаю­щие коды любой культуры, управляющие ее схемами восприятия, ее обменами, ее формами выражения и воспроизведения, ее ценностями, иерархией ее прак­тик" (Фуко М. Слова и вещи. М. 1977. С.37). Из этой характеристики вытекает, что проще перечислить то, что эпистема не определяет, чем то, на что она влияет. Эпистема - скрытая универсальная модель (структура) построения человеческой культуры и цивилизации.

В европейской истории М.Фуко выделил три эпи­стемы: возрожденческую, классическую, современную - в зависимости от того, как в них понималось отно­шение слов и вещей. Факторами, причинно обуславли­вающими отношение слов и вещей, он считал труд, жизнь, язык. Первая эпистема, определявшая процесс развития культуры от эпохи Возрождения до Нового времени, предполагала сходство слов и вещей. В клас­сический период слово становится репрезентацией ве­щи и, наконец, современная эпистема порождает такое отношение слов и вещей, которое опосредствовано ис­торией. Тремя науками, знаменовавшими историче­ский тип связи вещей и слов, стали политическая экономия, биология и филология. Движущей силой современной эпистемы, ее "трансцендентами" стано­вятся труд, жизнь, язык. Находясь вне сознания людей, они определяют возможности как их сознания, так и познания. Эпистемы и дискурсы, описываемые Фуко, "изгоняли" слабого, конечного и смертного человека из истории.