I. Задачи настоящей работы

Настоящий раздел мыслится как попытка представить эво­
люцию лингвистической мысли во второй половине XX в. и осо­
бенно — в два ее последних десятилетия. В то же время эта рабо­
та не представляет собой собственно историографической рабо­
ты — ее задача одновременно и более сложна и белее скромна.
Не претендуя на то, чтобы восстановить историю идей в области
лингвистики в указанный период во всех деталях, она ставит сво­
ей целью отразить лишь самые очевидные изменения, коснувшие­
ся теоретических воззрений этой науки и ее принципиальных
установок, установить основные линии ее развития и в конечном
счете— показать, что наиболее перспективным взглядам, сло­
жившимся к настоящему моменту, присущ некий общий "стиль
мышления" (Ю. С. Степанов).

Для того, чтобы это продемонстрировать и аргументиро­вать мнение о том, что современную ситуацию в лингвистике от­личает не только разнообразие взглядов и не только действи­тельное множество представленных здесь концепций, гипотез и теорий, но и некое внутреннее единство, мы обращаемся к поня­тию научной парадигмы знания, введенному уже более трех деся­тилетий тому назад Т. Куном и получившему с тех пор самые

разные интерпретации. Мы пытаемся осветить особенности на­стоящего периода, рассмотрев его истоки и предтечи, для чего, с одной стороны, анализируем основания понятия парадигмы на­учного знания и стремимся по мере сил и возможностей уточнить его, придавая ему более определенный и конкретный характер. С другой стороны, определяя наше время как эпоху постгенерати-визма, мы пытаемся осветить отправные особенности самого ге-неративизма, применяя по отношению к нему понятие парадиг­мы знания в том виде, в каком оно сложилось для нас в процессе его анализа и модификации.

Соответственно общему замыслу работы в ней, таким, об­разом, анализируется понятие парадигмы знания (2 часть), после чего следует опыт парадигмальной характеристики генеративной грамматики за 35 лет ее существования и особенно— в послед­ние годы — и описывается суть и характер так называемой "хом-скианской революции" (3 часть) с тем, чтобы в последней, четвер­той части работы попытаться дать, представление о постгенера-тивизме и выделить в нем некие общие черты, продемонстриро­вав в заключение возможности интерпретировать сложившиеся к настоящему моменту взгляды в терминах научных парадигм, мо­тивированных выше и позволяющих, по нашему мнению, устано­вить как определенные точки соприкосновения ряда современ­ных теорий, так и их несомненные отличительные черты и ориги­нальность.

Характеризуя облик современной лингвистики — теорети­ческой лингвистики в конце XX века, — предстоит ответить на вопросы исключительной сложности. В их число входят и вопро­сы о том, в каком направлении развивается лингвистика и какие она ставит перед собой задачи, и вопросы о том, как вписывается она сама в науку на исходе XX века, и наконец, о том, какие наи­более яркие тенденции присущи ей сегодня и какие научные шко­лы ее представляют. Одной из самых сложных проблем, возника­ющих в связи с поставленной задачей, оказывается также пробле­ма внутреннего единства или же, напротив раздробленности лин­гвистики, т. е. вопрос о том, можно или нельзя усматривать за явным разнообразием существующих ныне школ и течений, за множеством разных концепций о языке, нечто принципиально

единое, и в каких терминах может быть описано это положение дел.

В работах историографического плана оценка современно­го состояния лингвистики выступает в достаточно противоречи­вом виде. Признавая существование разных теорий языка и раз­ных направлений, развивающих эти теории, историографы дела­ют из этого противоположные выводы. В то время как одни уче­ные пессимистически оценивают сложившееся состояние дел и, подчеркивая раздробленность современной лингвистики, полага­ют, что она вступила в фазу стагнации (ср. [Beaugrande 1991, 2 и сл.]), другие ученые расценивают наличие альтернативных взгля­дов на язык как явление положительное, а постоянную смену мнений— как ее постоянный признак [Bahner 1983]. Исходя из того факта, что сегодня "мы имеем не монолитную лингвистику, а разнообразие теорий более частного порядка, основанных на различных сферах данных, на различных философских позициях и обладающих разными конечными целями", а также утверждая, что лингвистику отличает "обреченность на плюрализм мнений", ученые приходят вместе с тем к выводу о том, что подобное по­ложение дел не таит в себе особой опасности: разные концепции могут и должны поддерживать каркас общего языкознания [Демьянков 1989, 13 и 15]. Естественно, что если бы речь шла ис­ключительно о разногласиях в оценочном плане, т. е. о том, хо­рошо или плохо существование различных подходов к описанию языка, можно было бы просто присоединиться к той или иной точке зрения и привести дополнительные аргументы в защиту одной из них. Но ведь главное заключается, по всей видимости, отнюдь не в этом. Гораздо важнее определить адекватность, эф­фективность и полезность самих представленных теорий, факт их конгруэнтности друг другу, взаимодополнительности или же, на­против, несовместимости, взаимоисключительности. Но для то, чтобы совершить это, надо обратиться к теоретическим основа­ниям выдвигаемых концепций, понять те принципы, которым они следуют. Вопросом первостепенной важности становится тогда вопрос о том, так ли уж велики на самом деле исходные до­пущения отдельных теорий и не наблюдается ли в действительно­сти некое глубинное сходство в понимании языка и закономерно­стей его организации?

Интуитивно кажется во всяком случае, что за внешним разнообразием существующих теорий и разными формулировка­ми конечных целей лингвистических исследований все же про­ступает определенная общность в "стилях мышления" о языке (Ю. С. Степанов) и одной из задач настоящей работы и стано­вится выявление и описание отличительных особенностей этого стиля, а следовательно, выделение такой системы исходных до­пущений лингвистических исследований, которая признается значительным большинством работающих в этой области уче­ных. Соответственно, в завершающей части настоящей работы мы хотим продемонстрировать, что в своей научной деятельнос­ти специалисты следуют на современном этапе развития науки о языке определенным теоретическим и методологическим уста­новкам, которые, вместе взятые, образуют для них некую исход­ную систему предпосылочных знаний (Г.-Г. Гадамер) — отправ­ную базу их построений.

Перед тем, как перейти к характеристике указанной систе­мы взглядов, которая, как кажется, свидетельствует о наступив­шем сближении позиций целого ряда различных школ, а также для того, чтобы вынести суждение о том, отражает или нет по­добное сближение начало формирования новой парадигмы науч­ного знания (постгенеративизма), представляется необходимым сосредоточить дальнейший анализ на решении двух разных про­блем. Одной из них является методологическая проблема; касаю­щаяся применимости понятия парадигмы знания в лингвистике, другой — истоков сложившейся ситуации и, прежде всего, роли в ней генеративной грамматики.

Ведь если признавать, что некое содержательное единство внутри отдельной дисциплины существует, а также признавать, что такое единство познавательной перспективы как-то связано с существованием определенной дисциплинарной матрицы, или парадигмы научного знания, трактуемой в расширительном смысле [см. Степанов, Проскурин 1993, 16], возникает, безуслов­но, и вопрос о том, совместимо ли понятие единой парадигмы знания с существованием нетождественных теорий о сути языка и можно ли вообще считать, что наличие общей парадигмы знания не исключает более частных разночтений у разных направлений одной науки. Ясно, что ответ на этот вопрос зависит от того, ка-

кое конкретное содержание вкладывается при этом в концепт па­радигмы знания и что считается главным стержнем такой пара­дигмы. Поскольку обращение к этому понятию в методологичес­ких и историографических исследованиях приобрело в настоящее время повсеместный характер, а в понимании термина сущест­вует немало противоречивого и спорного, нам кажется необходи­мым вернуться еще раз к самому понятию парадигмы научного знания и четко сформулировать, что имеется в виду при употреб­лении этого термина в лингвистике. Специальное рассмотрение этого понятия составит вследствие указанных причин вторую часть нашей работы.

В оценке современного состояния лингвистики существует еще одна серьезная проблема — ее отношение к генеративной грамматике и тому вкладу в развитие теоретической лингвисти­ческой мысли, который связан именно с этой научной школой. Во многих работах обзорного и/или историографического жанра выявилась тенденция трактовать все успехи современной лингви­стики и все ее достижения как связанные с порождающей грам­матикой . Наиболее известной работой такого плана является че­тырехтомное издание Ф. Ньюмейера [Newmeyer 1988-1989], а также его предшествующие работы (ср. также [Grewendorf, Hamm, Sternfeld 1987] и рец. на эту книгу [Bierwisch 1988]).

В издании Ньюмейера вся современная лингвистика и все ее достижения рисуются как связанные исключительно с генера­тивным направлением и развивающиеся в духе тенденций, зало­женных трансформационными и порождающими грамматиками в США. Не случайно поэтому, что многие проблемы лингвисти­ки, интересующие специалистов других направлений (например, весь круг проблем, связанных с типологической или историчес­кой проблематикой), вообще не нашел в этом издании никакого упоминания (ср. [Watkins 1989]). Отождествлять современную лингвисту с генеративизмом склонны и другие авторы. Так, в мо- , нографии [Riemsdijk, Williams 1986] принципы генеративной грамматики выдаются за общие основы грамматической теории. Протестуя против такого видения современного языкознания, специалисты справедливо упрекают Ф.Ньюмейера и других авто­ров аналогичных обзоров за их нежелание подвергнуть анализу другие альтернативные подходы к описанию языка и выступают

против неправомерного отождествления общих теорий языка с генеративизмом (см., например, [Beaugrande 1991, 369 и сл.; Bier­wisch 1988, 427 и сл.]).

Очевидно, таким образом, что без подлинного понимания роли и места генеративного направления по сравнению с други­ми представленными в настоящее время концепциями языка ха­рактеристика существующей сегодня ситуации попросту невоз­можна. Особая, третья часть настоящей работы и будет посвяще­на поэтому генеративной грамматике. Однако, уже здесь, предва­ряя последующее изложение, мы считаем целесообразным выска­зать по данному поводу следующие соображения.

Ни одно лингвистическое направление еще не вызывало в истории этой науки такого бурного и такого неоднозначного ре­зонанса. Широко обсуждавшееся на международных встречах и конгрессах, неоднократно освещавшееся в специальной литера­туре, оно по-прежнему является как мишенью для острейшей критики, так и и предметом восторженного приятия.

К тому же интерес к генеративной грамматике (далее — ГГ) уже давно вышел за пределы собственно лингвистики. Есте­ственно, что уже по одной этой причине дать общую картину те­оретической лингвистики вне анализа роли в ней ГГ нереально.

Как указывают многие специалисты, примерно с конца 50-х гг. модель трансформационной грамматики Н. Хомского предопределяла за рубежом основное направление лингвистиче­ских работ, а с 1964 г. по 1975 она занимала в мире господствую­щее положение, благодаря чему этот период в истории языкозна­ния именуется обычно генеративным, хотя и, действительно, не все методы этого времени связаны с порождающей грамматикой; с середины 70-х гг. , однако, конкурирующие с генеративным на­правлением течения постепенно набирают большую силу и начи­нают играть свою роль, выступая либо наряду с ГГ, либо даже в прямой оппозиции к ней. Ср. [Droste, Joseph 1991; Демьянков 1989, II; Nuyts 1993]. Именно с середины — конца 70-х гг. методо­логи языкознания начинают говорить об эпохе постгенеративиз-ма. Само же существование определенного периода доминирую­щего положения генеративизма на арене лингвистических иссле­дований никем не отрицается. Это означает, помимо всего проче­го, что в содержательном определении и обозначении нуждается

именно постгенеративный период. В центре нашего внимания оказываются тоже два последних десятилетия.

Мнение о лидирующем положении в мире ГГ разделялось и в отечественном языкознании. Вопреки официозной точке зре­ния с ее полным неприятием трансформационно-порождающей грамматики здесь, по всей видимости, все же соглашались с мне­нием о том, что "... генеративная теория приобрела ныне статус отдельного — и по сути дела ведущего в современной лингвисти­ке — направления" [Звегинцев 1972, 5]. Да и появление трансфор-мационно-генеративной грамматики рассматривалось как явный шаг вперед по сравнению с традиционной и структурной грамма­тикой [Бархударов 1976]. Отмечая, что появление новых моделей описания языка в 60-е гг. знаменовало радикальное переключе­ние лингвистических интересов с одних областей знания на дру­гие и соответствовало в целом необходимости преодолеть основ­ные недостатки предыдущего, структурального периода, мы то­же подчеркивали, что ориентация в ГГ на новые сферы исследо­вания "представляла собой положительный момент в развитии лингвистической мысли" [Кубрякова 1980, 23]

Признание заслуг Н. Хомского и силы его влияния на лин­гвистику — и не только лингвистику — становится, вообще гово­ря, общим местом всех историографических публикаций, причем даже у авторов, в целом критически рассматривающих генера­тивное направление (ср., например, [Nuyts 1992,9]). Нельзя отри­цать и того факта, что отношение к трансформационно-порож­дающей грамматике за 35 лет ее существования претерпевает по­стоянные изменения. Так, если к середине 60-х гг. Н. Хомский считался ведущей фигурой в американской лингвистике и в аме­риканской психологии, да и вообще воздействие его трудов на его современников достигает в это время своего пика, к середине 70-х престижность ГГ явно идет на спад, и многим специалистам, особенно в Европе, начинает казаться, что эра его влияния завер­шена. Тем не менее новые повороты в теории Н. Хомского, осо­бенно его модулярная концепция и концепция управления и свя-зи, снова привлекают к себе внимание научных сообществ. Дума­ется, что у Ф. Ньюмейера появляются основания утверждать, что идеи генеративного толка в их последнем варианте встречаются в наше время с большим сочувствием, пониманием и признанием,

нежели раньше, а ретроспективная оценка генеративизма оказы­вается в целом более высокой, чём во время его формирования [Newmeyer 1989, vol. II, 2].

Показательно также, что в специальных обзорах последне­го десятилетия резко критикуются прежде всего ранние взгляды Н. Хомского и начальный период его творчества, что в извест­ной мере подвергнуто пересмотру и уточнению в его собствен­ных публикациях. Следует поэтому принимать во внимание эво­люцию идей внутри этого направления, и мы постараемся осве­тить подробнее работы 80-х гг. и новые решения поставленных проблем. При всем обилии работ о ГГ, принадлежащих как ее сторонникам, так и ее противникам, нельзя не отметить также их общего свойства — рассматривать ГГ в изоляции от других тече­ний или же противопоставляя ее лишь одному из них (в зависи­мости от позиций автора). В связи с этим представляется крайне необходимым проанализировать ГГ на более широком научно-методологическом фоне, притом подвергая рассмотрению не столько отдельные стороны и отдельные проблемы ГГ, сколько постулаты, на которых она строится как общая теория языка.

Нельзя, наконец, не сказать и о том, что доброжелательно­му восприятию ГГ за пределами США явно мешал агрессивный тон ее представителей: игнорируя альтернативные концепции, ученые этого лагеря стремились занять an eclipsing state, причем в своей полемике с представителями иных взглядов явно выходили за пределы допустимого. Как справедливо указывает К. Кернер, генеративисты часто предпочитали курс прямых столкновений и конфронтации со сторонниками иных концепций (collision cour­se), что, в свою очередь, вызывало у окружающих вполне понят­ную ответную реакцию (см. [Коегпег 1983, 879]. Психологически было существенным и то, что никакая критика в адрес ГГ извне в расчет не принималась: так, хотя в ряде своих работ и особенно в публичных лекциях Н. Хомский стремился дать ответ своим оп­понентам, разъяснение его собственных идей принимало форму полного неприятия альтернативных взглядов. Все же полемичес­кие возражения в его адрес квалифицируются им либо как триви­альные, либо как нерелевантные, либо, наконец, как неверно трактующие его теоретические убеждения. Особенно показатель­на в этом отношении его монография 1980 г., где Н. Хомский по-

Г

лемизирует едва ли не со всеми виднейшими современными фи­лософами и лингвистами [Chomsky 1980].

Вопреки истине генеративисты нередко утверждали, что альтернативных убедительных теорий языка вообще не сущест­вуют, защищаемые же за пределами ГГ мнения не логичны, легко опровергаемы и т. д. Не удивительно в такой ситуации, — пишет Я. Ньютс, — что многие ученые стали так же реагировать и на генеративные идеи и что короткий период сотрудничества лин­гвистов и психологов даже в пределах США быстро сменился их размежеванием [Nuyts 1992, 91 - 92 и 137- 138]. О несомненном противостоянии лингвистов и психологов в развитии когнитив­ного подхода можно судить и по выступлению Ст. Андерсона, с одной стороны, и Дж. Миллера, с другой, при обсуждении ими книги Ф. Джонсон-Лэрда [Johnson-Laird 1988] и проблемы соот­ношения лингвистики, психологии и когитологии (см. [Anderson 1989; Miller 1990]).

Но ни апологетика ГГ, ни отношение приверженцев этого направления к ее главе, ни, напротив, полное неприятие учения Хомского со стороны многих видных ученых не способствовало объективной оценке ГГ и затрудняло анализ ее концептуальных основ. Взвешенная критика ГГ до сих пор остается, редкостью. В этой ситуации непредвзятое рассмотрение развития генеративно­го направления стало насущной потребностью, и настоящая ра­бота мыслится отчасти как первый шаг на этом трудном пути. В то же время мы бы хотели подчеркнуть с самого начала, что ана­лиз ГГ, осуществляемый в третьей части работы, строится, безу­словно, как взгляд со стороны, поскольку он дается не-генерати-вистом, т. е. ученым, который не причисляет себя ни к сторонни­кам ГГ, ни к ее противникам. Вместе с тем мы полагаем, что ни один серьезный лингвист нашего времени не может считать себя полностью свободным в своих исследованиях от прямого или косвенного воздействия учения генеративистов, вне зависимости от того, выражалось ли их влияние в размышлениях над теми же проблемами или в отказе от решений, диктуемых приверженцами ГГ, и их критике.

Отдавая дань в первую очередь проблематике ГГ, мы стре­мимся показать в работе, какие ее цели и задачи соответствовали поступательному движению нашей науки, какие подходы могли

способствовать преодолению недостатков структурализма, став­ших явными к моменту формирования трансформационной грамматики, и что именно положило начало возникновению дей­ствительно новой парадигмы научного знания. В этом смысле нам важно отметить, что рассмотрение основ ГГ приходится на третью часть работы, следующую непосредственно за частью, из­лагающей наши взгляды на понятие парадигмы знания, и, следо­вательно, . ретья часть может считаться опытом парадигмально-го анализа генеративизма.

Думается, что хотя взгляд на ГГ "со стороны" имеет свои явные недостатки (вполне возможно, например, что нам не уда­ется оценить по достоинству многие технические особенности ГГ, особенно касающиеся принимаемых там способов формали­зации материала, а также изложить результаты решения специ­альных проблем синтаксического анализа), он все же не лишен и известных преимуществ, поскольку позволяет, придерживаясь нейтралитета, сосредоточиться на ключевых понятиях ГГ и ее установках. К тому же этот подход является попыткой осущест­вить анализ ГГ на более широком историческом фоне, т. е. при­нимая во внимание на только конкурирующие в настоящее время взгляды, но и учитывая его отличия от того, что предшествовало появлению генеративизма, — от дескриптивного направления.

Хорошо известно, что острой и не вполне заслуженной критике подвергалось не только трансформационно-генератив-ное направление в целом, но и его основатель и лидер — Н. Хом­ский. Ф. Ньюмейер не без оснований замечает, что в истории лингвистики Хомский оказался самым "атакуемым" лингвистом, и, действительно, он всегда был в гуще ожесточенных нападок [Newmeyer 1986, 80]. Вместе с тем многие видные ученые подчер­кивали, что написанием своих работ они обязаны Н. Хомскому и его стимулирующим идеям. Но ни пересказ выпадов в его адрес, ни обзор критической литературы, связанной с Хомским или же его сторонниками, никак не входит, однако, в наши задачи. У ра­боты иная цель: показать, по мере сил и возможностей, к чему подошла лингвистика на рубеже двух тысячелетий и каким был вклад учения Хомского и его последователей в достижение ею со­временного статуса. Стремясь уяснить природу тех радикальных перемен, которые преобразовали облик лингвистики традицион-

154

ной, мы хотим прежде всего очертить те изменения в понимании самого языка и закономерностей его функционирования, кото­рые произошли при переходе от структурализма к генеративиз-му, а затем к постгенеративизму. Естественно поэтому, что спе­циальному анализу здесь подвергается именно генеративное на­правление.

Есть у настоящей работы еще один внутренний замысел. В литературе, посвященной истории нашей науки во второй поло­вине XX века, нет объективной оценки не только ГГ. Многие ев­ропейские и тем более отечественные начинания еще не были' оценены по достоинству. Между тем немало конструктивных и новаторских идей было выдвинуто за пределами ГГ и в противо­вес генеративизму. В силу целого ряда причин — и прежде всего причин политического характера, — концепции, развивавшиеся параллельно порождающей грамматике, но иные по своим устре­млениям и установкам, либо вообще не стали достоянием науч­ной общественности за рамками собственных школ, либо наро­чито замалчивались. Но даже в сфере объективной критики и не­предвзятого анализа трансформационно-порождающей грамма­тики отечественные лингвисты сказали свое веское слово, уж не говоря о том, что для целого ряда конструктивных направлений современной лингвистики генеративизм оказался не более чем своеобразным пусковым механизмом: поставленные в его недрах проблемы — хотя, возможно, сформулированные в менее ясном виде или в других терминах — уже давно волновали умы в отече­ственном языкознании, а их решения имели прецеденты и анало­ги. Достаточно вспомнить в этой связи о том, какие глубокие традиции имеют в отечественном языкознании и отечественной психологии проблемы соотношения языка и речи, языка и мыш­ления, статики и динамики, проблемы языка и общества, пробле­мы значения и т. п. Утверждая, что генеративное направление и его роль для современной лингвистики следует изучать на более широком историческом фоне, мы имели в виду именно эти обсто­ятельства. Установки данного раздела связаны поэтому напря­мую с традициями отечественного языкознания как в его недале­ком прошлом, так и в его современном состоянии. В "предпосы-лочную область" анализа входят многие конструктивные идеи, определяющие своеобразие и оригинальность лингвистической

деятельности у нас в стране. Приверженность этим идеям сочета­ется у автора данного раздела с его надеждой на то, что в их раз­витие и он внес свой посильный вклад.

Высказав настоящие соображения в качестве предвари­тельных замечаний, мы переходим теперь к изложению материа­ла в том прядке, который был нами выше аргументирован, т. е. начиная исследование облика современной лингвистики с рас­смотрения того, можно ли применять к ее характеристике поня­тие парадигмы знания.