М. М. Ковалевский в истории социологии

Максим Максимович Ковалевский (1851 — 1916) — крупнейший российский социолог, исто­рик, правовед, общественный деятель. Родился в состоятельной дворянской семье в Харькове. Учил­ся на юридическом факультете Харьковского университета. В 1873—1877 гг. Ковалевский находил­ся в командировке за границей для подготовки к магистерскому экзамену. Познакомился с Г. Спен­сером, К. Марксом, П. Л. Лавровым, сблизился с русскими позитивистами Г. Н. Вырубовым и Е. В. де Роберти, активно включился в позитивистское движение. В 1877—1887 гг. Ковалевский — про­фессор Московского университета, стал лидером молодой профессуры и приобрел репутацию пер­воклассного ученого и популярнейшего лектора — правоведа. Издавал журнал «Критическое обозре­ние». Деятельность Ковалевского вызвала недо­вольство правящих кругов и в конечном счете его грубо уволили из университета без объяснения причин. Ковалевский покинул Россию и в тече­ние 17 лет жил за границей, хотя и не в качестве эмигранта. Активно участвовал в ускоренном движении социологической мысли того периода, пре­подавал в ведущих университетах Европы и США, вместе с Е. В. де Роберти организовал Русскую высшую школу общественных наук в Париже, подготовил фундаментальные научные труды. В 1905 г. Ковалевский вернулся в Россию и включился в самую разностороннюю научную, педагогическую, общественно — политическую деятельность: был профессором Петербургского университета, депутатом I Госдумы, членом Госсовета, организатором первой социологической кафедры в России, публицистом, издателем, академиком РАН (1914). Приобрел огромный личный и общественный авторитет. Смерть Ковалевского была воспринята и пережита обществом во многом так же, как и смерть Л. Н. Толстого.

Научное наследие Ковалевского объемно и многогранно. Иногда высказывается мнение, что к социологии как таковой ученый обратился только в последние годы жизни (работы «Современные социологи» (1905), «Социология» (1910), «Про­гресс» (1912) и др.). Такая точка зрения ошибочна. Социоло­гическими являются практически все исследования Ковалев­ского, в том числе и исторического плана. Среди последних особое место занимают такие фундаментальные труды, как «Происхождение современной демократии» (4 тома, 1895-1897), «Экономический рост Европы до возникновения капи­талистического хозяйства» (3 тома, 1898—1903), «От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму» (3 тома, 1906). Социологичны по содержанию многочисленные историко— этнографические исследования Ковалевского. Ряд работ, начиная с книги «Историко - сравнительный метод в юриспруденции» (1880), уче­ный посвятил проблемам социологической методологии.

Важнейшей особенностью мышления и научно-исследо­вательской практики Ковалевского была широта интересов и стремление к созданию на основе историке — социологического постижения всех элементов современной цивилизации цельного единого мировоззрения. Эта тенденция к синтезу характерна и для оценки Ковалевским достижений различ­ных социологических школ, и для многогранной направлен­ности его исторических исследований, и для его педагогичес­кой деятельности, ориентированной на широкую фундамен­тальную подготовку гуманитариев.

Издавна сложилось мнение о далекости Ковалевского — социолога от российских проблем, об игнорировании им рос­сийской социологии. Многие так и называли Ковалевского — «русский европеец». В ряде западных исследований Ковалев­ского даже не включают в число деятелей собственно рос­сийской социологии. Некие формальные основания для та­кого мнения можно найти. Действительно, Ковалевский опи­рался обычно на идеи западных социологов. И все же Кова­левский прежде всего российский социолог — и по направленности поиска, и по стилю мышления.

Как заметил Р. Вормс, Ковалевский «был как бы соединительным звеном между двумя мирами — Западом и Востоком», с. 37). Русский ученый, иными словами, достойно представлял отечественную науку за рубежами страны, что уже и. маловажно. С другой стороны, его исследования станови­лись руководящими в образовании и самообразовании рус­ской интеллигенции. Ряд работ Ковалевского посвящен и не­посредственно российским проблемам. А поскольку он исхо­дил из убеждения в общности форм развития различных на­родов, то и западные социальные проблемы изучал в контексте российских, в отличие от Запада, еще не решенных. Хорошо тал Ковалевский и работы своих российских коллег, доволь­но часто ссылался на них, а в последние годы жизни посвятил истории русской социальной мысли ряд исследований.

Центральной темой Ковалевского был генезис капитализ­ма (индустриальной цивилизации), его оснований и перспек­тив, в том числе и в особенности в России. Вспоминая о сво­их университетских годах, Ковалевский писал: «Меня инте­ресовала тогда, как и теперь, тесная зависимость между ростом государственных учреждений и изменениями общественного уклада, в свою очередь вызванными эволю­цией экономических порядков. История учреждений и исто­рия общественности — таковы были наиболее притягивав­шие меня темы» (29, с. 277). Отсюда интерес ученого к иссле­дованию, причем с привлечением колоссального эмпиричес­кого материала, возникновения и эволюции отдельных общественных институтов в самом широком смысле — язык, религия, нравы, юридические обычаи и порядки, начиная с семьи, социальные и политические структуры различных эпох и т. д. В силу подобной исследовательской многоплановости Ковалевского иногда упрекали в отсутствии связи между его работами. Очень точно этот упрек отводит П. А. Сорокин: «у Ковалевского мы имеем анализ различных переменных, фун­кционально связанных с другими переменными» (32, с. 191).

Целостный же взгляд на труды Ковалевского достаточно четко обнаруживает логику развития его мысли. В центре его научных интересов с самого начала находилась наука о государстве, основанная на историческом и социологическом его изучении. Работа в таком направлении побудила Кова­левского к анализу социальных и экономических основ госу­дарства, что, в свою очередь, потребовало этнографического и этнологического изучения элементарных форм социальной организации. Закономерным, естественно, оказался поворот от политике — правовых проблем к социологии с тем, чтобы системно (в форме теории солидарности) обозначить суть перспективы эволюции человечества как целого.

У Ковалевского мы не встречаем работ, где бы он четко и однозначно изложил свою социологию как систему. Некото­рые даже утверждали, что у него нет своей социологии, что он не открывал новых путей, а только показывал негодность старых и что ценны только его эмпирические труды. Система, и к тому же оригинальная, у Ковалевского тем не менее есть, но здесь —то мы и должны увидеть специфику его -социологического мышления, в чем он радикально отличался от своего мно­голетнего друга и соратника Е. В. де Роберти, склонного к схематизму и абстрактному теоретизированию. Ковалевский всегда выражал глубокую антипатию к метафизическим фи­лософским построениям, увлечениям гносеологическим ана­лизом, видел в этом черту немецкой науки, отрицательно в этом плане повлиявшей на стиль науки русской. Образцом, достойным подражания, был для Ковалевского позитивистский стиль мышления английской и французской науки, как, меж­ду прочим, и сам образ жизни французского интеллектуала — социолога, активно участвующего в общественных дебатах, в интеллектуальной и культурной жизни страны.

У Ковалевского мы видим удивительную чуткость к факту и в то же время непревзойденное умение социологически по­смотреть на любую частную проблему. Удачно эти особенности его исследовательской манеры раскрыл Н. И. Кареев. Кова­левского, подчеркнул он, не влекло к разработке общих тео­рий путем дедуктивно — гипотетических построений. «Он стро­ил социологию не сверху, исходя от какой—либо философии, а снизу, опираясь на фактический материал, доставляемый ис­торией, да, кроме истории, еще этнографией и тем, что можно назвать социально — культурной палеонтологией, изучением до — исторического быта и самых ранних, даже самых зачаточных форм общественности». А поэтому можно сказать, что Кова­левский был историком в социологии и социологом в истории (32, с. 170—172). В этом плане вполне просматривается парал­лель между Ковалевским и П. Л. Лавровым при всем отличии их исходных установок. Более того, правомерен вывод, что Ковалевский, как в дальнейшем и М. Вебер, формулирует традицию (парадигму) историке — эмпирической (в его терминоло­гии — генетической) социологии.

Существует мнение, что социологическая концепция Ко­валевского сложилась в основном под влиянием двух тече­ний — позитивизма и марксизма. Такое утверждение несколько прямолинейно, особенно если учесть синтетическую ори­ентацию русского социолога. Тем не менее значительную роль названных течений в развитии его мысли отрицать нельзя.

С «Курсом положительной философии» О. Конта Ковалевский познакомился еще во время учебы в университете и уже до встречи с французским позитивизмом был, по собственному признанию, убежденным позитивистом. Значитель­ную роль в формировании позитивистского мировоззрения Ковалевского сыграл его университетский учитель известный правовед Д. И. Каченовский. Конта Ковалевский считал твор­цом социологии и подчеркивал, что «поднимаемые ныне воп­росы и предлагаемые ныне решения в зародыше или уже в более или менее развитом виде могут быть найдены еще у Конта» (21, с. 195). Примерно таково же отношение Ковалевс­кого и к Г. Спенсеру, открывшему, по его мнению, второй период в развитии социологии и давшему во второй половине XIX в. «наиболее прочную и разностороннюю постановку ос­новным вопросам отвлеченной науки об обществе» (21, с. 197). Особенно значимой считает Ковалевский трактовку Спенсе­ром эволюции как совокупности постепенных изменений, а также его генетическую социологию. Ковалевский, однако, не был позитивистом —ортодоксом. Он полностью не принимал Конта периода «позитивной политики», а также весьма крити­чески относился к органической теории Спенсера.

Довольно устойчива в критической литературе тенденция усматривать близость Ковалевского к идеям марксизма. С К. Марксом и Ф. Энгельсом Ковалевский находился в довольно близких личных и научных отношениях, характеризовал Марк­са как «великого апостола не только социализма, но отчасти и новейшей социологии» (13, с. 58). Оба мыслителя хорошо знали работы друг друга и использовали их в своих исследованиях. Ковалевский вспоминал о Марксе как «о дорогом учителе, об­щение с которым определило до некоторой степени направле­ние моей деятельности» (18, № 7, с. 22). В частности, не без влияния Маркса, отмечает социолог, он занялся экономичес­кой историей Европы, а не сосредоточился только на истории политических учреждений. Идеи Ковалевского были использо­ваны Ф. Энгельсом при анализе начальных ступеней социаль­ной эволюции. Тем не менее марксистом Ковалевский не стал и не мог стать. Он не принимал в марксизме гегельянскую ме­тафизику и абсолютизацию экономического фактора, отмечая, как и многие другие социологи, теоретическую необоснован­ность экономического объяснения истории. В то же время Ко­валевский считал возможным включение экономического ме­тода в позитивистский синтез, тем более что контовская модель уже предусматривала это. Ковалевский также считал, что Спен­сер и Маркс, хотя и были антиподами, тем не менее шли, прав­да, разными путями, к общей социологической ист