Социальная эволюция и прогресс

Как и большинство социологов своего времени, Кареев строгий эволюционист. Суть исторического процесса, по Карееву, заключается во взаимодействии личности и среды. В более узком смысле эволюция есть изменение социальной организации и культуры как единой системы, что конкрети­зируется во взаимодействии людей. Эволюционные процес­сы определяются также условиями их протекания. Условия эти можно свести, считает Кареев, к трем группам: географи­ческие (физические), антропологические (этнические, био­логические), собственно исторические (культурные и праг­матические) (17, с. 66).

Кареев указывает на зоологические истоки обществен­ности, или «общественных уз». Исходный путь общественно­сти — естественная связь женщины с ребенком, что опреде­ляет особое значение родства и его сознания, изменения форм родовой связи, в особенности семьи, в становлении обще­ства. Необходимость интеграции общества, его защиты, ре­гулирования экономических отношений создавала и укреп­ляла все новые общественные узы, развивала общие верова­ния. Но все это оказывалось возможным лишь благодаря наличию у людей способностей к психическому взаимо­действию. Каковы же фундаментальные характеристики со­циальной эволюции?

Надо прежде всего учитывать, отмечает Кареев, роль географических условий, особенно на ранних этапах эволюции. Весьма значимы также демографические факторы и расовые особенности. Что касается национальности, то это не столько врожденное, сколько приобретенное свойство, высший про­дукт психического взаимодействия в пределах расы, это со­знающая свое единство культурная группа. Кареев также обращается к анализу взаимодействия внутреннего и внеш­него в социальном процессе, общения и взаимовлияния на­родов, подвергая в этой связи острой критике концепцию Н. Я. Данилевского. Общей тенденцией эволюции, считает социолог, является интернационализация, нарастание един­ства человечества, всемирно — исторической преемственности.

Довольно подробно Кареев анализирует проблему соот­ношения постепенной эволюции и внезапных кризисов в истории. «История вся слагается из эволюции и кризисов, и главная причина последних — нарушение статического зако­на взаимного соответствия элементов культуры и социальных форм» (2, ч. 2, с. 192). Для Кареева несомненно преимуще­ство эволюционных изменений. Однако общая эволюция включает множество эволюционных рядов, которые могут вторгаться друг в друга, что и становится причиной кризи­сов, которые оказываются таким образом интегральными эле­ментами общей эволюции. Результатом кризиса может быть революция, т. е. острое заболевание общества, а потому в конечном счете революция завершается самоотравлением — реакцией, насилием, деспотизмом. И хотя революция имеет объективные истоки, состоящие прежде всего в неспособно­сти правящих кругов к изменениям, ее вполне можно избе -. жать благодаря реформам.

Историческое развитие, подчеркивает Кареев, неравномер­но. Это прагматически выражается в акциях и реакциях, ша­гах вперед и назад из — за столкновений и борьбы групп с раз — личными интересами. Какой-то строгой последовательности акций и реакций нет, все определяется соотношением борю­щихся сил. Однако нужно учитывать, что народные массы чаще всего консервативны, легко поддаются демагогии, свободе пред — почитают равенство. При этом важно различать психологи­ческий и социологический генезис подобных реакций.

Эволюция имеет объективный характер. Однако челове­ку важно понять смысл движения, и он обращается к проблеме прогресса, которую Кареев считал главной идеей философии истории и которая всегда находилась в центре его внимания. Историософическая идея прогресса, по его мнению, изъясняет смысл истории, синтезируя номологический и идиографический к ней подходы. Прогресс обозначает как бы «идеальную дорогу истории», чаемый нами благоприятный ро смысл, и потому его определение есть сфера законного субъективизма (2, ч. 2, с. 201; 3, с. 20; 17, с. 20).

Существуют ли объективные основания для такой оцен­ки истории? Кареев весьма тщательно рассматривает различ­ные аспекты теории прогресса, причем внимательный чита­тель заметит, что ученый концептуально и методологически работает в основном в ключе модели П. Л. Лаврова, но не повторяя ее, а выдвигая собственную интерпретацию. Идея прогресса, отмечает Кареев, имеет двоякий источник. Во-первых, основой для нее служит обобщение реальных фактов улучшения жизни людей. Во-вторых, она вытекает из наших идеалов, чаяний, упований (9; 10).

Реконструируя историю проблемы прогресса, Кареев делает вывод, что только во второй половине XIX в., особенно в связи с развитием концепции эволюционизма, сложились возможности для научного решения этой проблемы. Чтобы отвечать критериям научности, теория прогресса должна быть результатом обобщения реальных фактов и учитывать следу­ющие моменты: прогресс следует рассматривать не в образе единого и исключительного закона истории, но только в форме совокупности определенных явлений; прогресс может совер­шаться и в отдельных народах, и в их группах, а потому не требует представления о внутреннем единстве человечества; он не предполагает планомерности хода истории, не требует ее конструирования, но дает только точку отсчета для ее оценки (2, ч. 1, с. 162— 163). Задача социологии — выявить те свой­ства социальных явлений, при которых прогресс возможен, и тем самым способствовать такому воздействию на соци­альную эволюцию, чтобы она двигалась в сторону прогресса. Правда, в поздних трудах Кареева последний мотив мы прак­тически не встречаем. Из названных критериев вполне по­нятно, почему Кареев всегда выступал против излишней де­тализации формулы прогресса.

Формула эта, согласно Карееву, должна включать в себя три элемента: социальный идеал, определение пути его осу­ществления, принципы перехода от одних оснований деятельности к другим (2, ч. 2, с. 260). В соответствии с этим «цель прогресса — развитая и развивающаяся личность, т. е. наи­большая мера свободы, доступной человеку; самый прогресс состоит не в чем ином, как в самоосвобождении личности.

путем переработки культурных идей и социальных форм в виду указанной цели» (2, ч. 2, с. 262). Общее понятие прогресса, считает Кареев, «мы можем разложить на пять понятий частных: прогресс умственный есть воспитание способ­ности к духовным интересам и улучшение миросозерцания; прогресс нравственный есть воспитание способности действовать по убеждению и улучшение принципов этики; прогресс политический есть развитие свободы и улучшение государства юридический есть развитие равенства и улучшение права; прогресс экономический есть улучшение соли­дарности и улучшение способов совместного добывания средств к существованию» (2, ч. 2, с. 239). Названные элемен­ты весьма детально рассмотрены в сочинениях Кареева.

Одновременно Кареев выделяет пять этапов прогресса, различие между которыми определяется ролью силы (наси­лия) в социальном взаимодействии (борьбе) и соответствен­но уровнем свободы, равенства и солидарности: 1) первобыт­ные общества (господство грубой силы, антагонизм, анархия); 2) общества, сохраняющие господство грубой силы, антаго­низм, но уже централизованные и дифференцированные (соединение деспотизма с анархией); 3) общества с существен­ным ослаблением качеств предыдущего этапа; 4) общества, где грубая сила уходит на задний план и ведущую роль вы­полняет правовое регулирование, гражданское самосознание (сочетание свободы и порядка); 5) общества идеальные, кото­рым свойственны полная солидарность, царство истины и справедливости (2, ч. 2, с. 244-245). На ранних ступенях ис­тории прогресс весьма непрочен, но он становится все более определяющей тенденцией по мере взаимоприспособления потребностей, усиления регулирующих начал, увеличения количества субъектов личной инициативы, этого главного фактора общественных перемен.

Что касается логики (общего закона) реализации прогрес­са, то Кареев, не приемля философии Гегеля как системы, использует тем не менее его триадический принцип. Прогресс человечества может совершаться только в форме выхода из естественного состояния через приспособление личности к надорганической среде и последующее отрицание власти этой среды на основе средств, полученных из нее же самой. Содержание этого процесса Кареев усматривает, следуя П. Л. Лаврову, в переделке критикою мысли надорганической сре­ды (2, ч. 2, с. 269). При этом нужно учитывать наложение двух процессов — эволюции среды и эволюции личности, в ходе чего происходит два перелома: начало подчинения личности надорганической среде и начало подчинения среды личности.

Оционирующая среда стремится к отрицанию личности, подчинению, но она же дает средства для ее саморазвития, преобразования культуры и организации в интересах разви­тии личности (2, ч. 2, с. 272-273). По этой же формуле развиваются и отдельные элементы прогресса.

Вполне возможно, что ознакомление с социологической концепцией Кареева приведет к выводу о некоторой ее вторичности по сравнению с социологией П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского. И все же нельзя отрицать выдающуюся роль Кареева в истории российской социологии и в доказательстве того, что «у социальной жизни есть свои законы и нельзя насиловать эту жизнь, а такое насилование будет всегда, ког­да не принимается в расчет, что не все желательное немед­ленно же и осуществимо» (18, с. 205-206). Кареев перевел идеи субъективной школы на четкий социологический язык и систематизировал их, придал социологии удобопонятную академическую форму. В то же время и сам он достаточно оригинален как социолог. Его концептуальная проработка проблем социальной организации весьма значима, особенно в контексте движения к структурно-функциональному ана­лизу общества. Нельзя отрицать приоритет Кареева в поста­новке ряда проблем гуманитарного познания. Перспектив­ной оказалась его идея сближения социологии с культуроло­гией. Заслуживает особого внимания и практика примене­ния Кареевым социологических моделей в исторических исследованиях, еще ждущая специального анализа. Несколь­ко модернизируя ситуацию, можно отметить, что Кареев дал один из первых вариантов такого социологического построе­ния, в котором относительно гармонично сочетались бы чис­то научный анализ с гуманистическим мировидением.

Литература