В. И. Ульянов: социальная теория и политическая практика

Владимир Ильич Ульянов (Ленин, 1870—1924) — одна из ключевых фигур российской и мировой истории XX в., круп­ный социальный и политический мыслитель. Родился в г. Сим­бирске в дворянской семье. В 1887 г. поступил на юридичес­кий факультет Казанского университета, но очень скоро был исключен за участие в студенческих беспорядках. Жил в Са­маре, изучал революционную литературу, сдал экстерном эк­замены за юридический факультет. С 1893 г. жил в Петербур­ге. Вышел на лидирующие позиции в среде формирующейся российской социал-демократии. В 1900 г. эмигрировал, актив­но участвовал в создании рабочей партии, стал после II съезда РСДРП лидером ее большевистского крыла. В 1917 г. Вернулся в Россию. Был одним из лидеров октябрьского переворота 1917г., после которого до конца жизни возглавлял большевис­тское правительство — Совет народных комиссаров.

Социологические проблемы в той или иной форме рас­сматриваются во всех сочинениях Ульянова. Среди них в ка­честве наиболее значимых в интересующем нас аспекте мо­гут быть названы: "Что такое "друзья народа" и как они вою­ют против социал-демократов?" (1894), "Что делать?" (1902), "Материализм и эмпириокритицизм" (1909), "Карл Маркс" (1915), "Империализм как высшая стадия капитализма" (1916), "Государство и революция" (1917).

Обычно утверждается, что Ульянов уже в юности стал сто­ронником марксизма, что, в принципе, верно. Тем не менее, нельзя игнорировать колоссальное влияние Н. Г. Чернышевс­кого на его духовную эволюцию, особенно в плане все более глубокого осознания специфики российского развития. Зна­чительное влияние на Ульянова оказал Г. В. Плеханов. Соб­ственно, оба они принадлежали к ортодоксальной ветви марк­сизма, и в теоретическом плане между ними особых различий нет. Ульянов, как и Г. В. Плеханов, всегда подчеркивал изна­чальную истинность всех положений марксизма. Создав мате­риалистическое понимание истории, Маркс, по его мнению, устранил два главных недостатка прежней социологии: сведе­ние исторической деятельности к идейным мотивам без ана­лиза ее объективных закономерностей, игнорирование дей­ствий масс населения (29, с. 57). "Главное в учении Маркса, это — выяснение всемирно — исторической роли пролетариата как созидателя социалистического общества" (26, с. 1).

Ульянов всегда подчеркивал, что нельзя смотреть на уче­ние Маркса как на какую —то "общеобязательную философско — историческую схему" (21, с. 145), что главное — опора на реальные факты и теоретическое их объяснение. И вот здесь мы и обнаруживаем специфическую особенность социологического мышления Ульянова, приведшую в конечном счете к его расхождению с Г. В. Плехановым. Дело в том, что Ульянов всегда подчинял теоретические вопросы насущным по­литическим задачам, называя это "конкретностью истины", т. е. теория рассматривалась им сугубо прагматически, а вся­кой теоретической идее придавалось инструментальное зна­чение. При этом критерием выбора идеи становится ситуа­тивная потребность, хотя внешне это прокламируется как верность теории. А в итоге обнаруживается и односторон­ность теории, и трагизм практики, ибо ее все же пытаются втиснуть в теоретические положения, которые "годны" именно сейчас. Плеханов в таком случае рассуждал иначе: подождем, когда практика дорастет до теории. Вполне закономер­но, что через ленинизм в конечном счете проросла субъек­тивная социология, критике которой Ульянов отдал столь много усилий. Прокламируемый им жесткий детерминизм оборачивался практическим индетерминизмом, но без столь важной для субъективистов этической координаты.

Заметим, что Ульянов весьма редко употреблял термин "социология", полагая, что научная социология тождественна ис­торическому материализму, а все, что противоречит последне­му, находится за пределами науки. Социология, по мнению Ульянова, стала научной благодаря сведению "общественных отношений к производственным, а тех последних к высоте производительных сил", что дало "общенаучный критерий повторяемости" социальных явлений" (21, с. 197—198) и по­зволило увидеть социальную эволюцию как "естественно — исторический процесс" (22, с. 430). Назначение социологии в том, чтобы открыть "объективную логику" этого процесса.

Методом социальной науки, по мнению Ульянова, является диалектический метод, "состоящий в том, что общество рас­сматривается как живой, находящийся в постоянном развитии организм", в котором в качестве системообразующего основа­ния выделяются производственные отношения, что и обеспе­чивает подлинную всесторонность анализа (21. с. 165; 33, с. 290). Ульянов в этой связи значительное внимание уделял социоло­гии познания, называя то, что у народников обозначалось как субъективный метод в социологии, "принципом партийности" и утверждая, что беспартийной, внеклассовой социальной на­уки быть не может (25, с. 366-367). Критерием же, не допуска­ющим сведения партийности к субъективизму, является взгляд на социальную действительность с точки зрения пролетариата, позиция которого совпадает с требованиями социальных зако­нов. Именно поэтому, "прямо и открыто" становясь "на точку зрения определенной общественной группы", материалист "пос­ледовательнее объективиста и глубже, полнее проводит свой объективизм" (22, с. 418 — 419).

Принципиально не научно, считает Ульянов, начинать со­циологическое познание с рассуждений об "обществе вооб­ще", ибо это значит начинать с конца. Надо следовать Марк­су, который отбросил все эти рассуждения об обществе или прогрессе вообще и "зато дал научный анализ одного обще­ства и одного прогресса — капиталистического" (21, с. 143). Иными словами, задача социологии — "исследование опреде­ленных форм устройства общества", что и позволит сделать научные выводы о социальной жизни как таковой (22, с. 430). Средством решения данной задачи является понятие обще(."гнойно — экономической формации как "совокупности данных производственных отношений", определяющих все остальные in ношения (21, с. 134, 139). Подчеркнем, что в отличие от 11леханова, главное внимание уделявшего месту производи — •сильных сил в функционировании и развитии общества, Уль­янов всегда делал акцент на роли производственных отноше­ний, что, вероятно, было связано с его ориентацией на ско­рейшее политическое разрушение существующей социаль­ной системы. Данные отношения составляют, по мнению Ульянова, структуру ("скелет") формации, окруженную, ес­тественно, "плотью и кровью", т. е. надстройкой. Образу­ется своеобразный социальный организм, система обществен­ных отношений (21, с. 138-139, 167). Последние Ульянов под­разделяет на две группы: материальные (первичные), ко­торые складываются, "не проходя через сознание людей", и идеологические (вторичные, надстройка), опосредованные в своем развитии духовными явлениями. Заметим, что с тече­нием времени у Ульянова усиливалась тенденция к анализу своеобразия проявления формационных характеристик в конкретных исторических условиях.

Как видим, Ульянов не вносит каких —либо существенных новаций в социологическую модель экономического матери­ализма. Оригинален он в другом — в попытках, оставаясь внутри схемы, в то же время выйти за границы ее жесткого детерминизма. В теоретическом плане Ульянов предельно строгий детерминист. Но одновременно он и политик, страс­тно желающий практической реализации своих установок. А потому и вывод: "Идея детерминизма, устанавливая необхо­димость человеческих поступков, отвергая вздорную поба­сенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий" (21, с. 159). Воп­рос в другом: при каких условиях деятельности личности обеспечен успех?

Иными словами, речь шла о старом вопросе о соотноше­нии субъективного и объективного, свободы и необходимос­ти в обществе. Этот вопрос Ульянов сформулировал в терми­нах соотношения стихийности и сознательности в социаль­ной деятельности и выдвинул его на передний план своего теоретического и политического поиска, стремясь определить условия эффективности социального действия в специфичес­ких российских условиях. С этим связана критика Ульяно­вым "экономизма", т. е. ориентации на постепенность соци­альных преобразований, и его вывод о сути марксизма: "Мар­ксизм отличается от всех других социалистических теорий замечательным соединением полной научной трезвости анализе объективного положения вещей и объективного хода эволюции с самым решительным признанием значения рево­люционной энергии, революционного творчества, революци­онной инициативы масс, — а также, конечно, отдельных лич­ностей, групп, организаций, партий, умеющих нащупать и реализовать связь с теми или иными классами" (24, с. 23).

Мы, подчеркивал Ульянов, должны суметь свести действия отдельных личностей к общественным отношениям и действи­ям групп личностей, или классов, что позволит выявить реаль­ный субъект конкретных общественных отношений, шире, их субъективный фактор. Проблема возрастания роли субъектив­ного фактора в социальной жизни находилась в центре теоре­тических изысканий и политической практики Ульянова как в дооктябрьский, так и в особенности в послеоктябрьский пери­оды. В конечном счете он пришел к выводу, что в новейшую эпоху человеческая субъективность становится решающим условием социальных преобразований на пути в "царство сво­боды". Еще раз заметим, что этот акцент был обусловлен осо­бенностями социального развития России, где, по мнению Ульянова, само действие должно было породить и реализовать иную социальную модель, естественным путем слишком мед­ленно вызревавшую, а может быть, и невозможную. Эта уста­новка и стала теоретическим ядром большевизма.

Иными словами, Ульянов интерпретировал, в отличие от Г. В. Плеханова, социальный детерминизм в том смысле, что человек обусловлен прошлым и настоящим, но не будущим, в творчестве которого он свободен, тем более "научно" зная перспективу. Правда, это относится не ко всякому человеку, но только к представителю пролетариата как ключевого субъекта "прыжка в будущее". Однако стихийно пролетари­ат, полагал Ульянов, может прийти только к осознанию узко экономических, но не перспективных политических интере­сов, хотя он и "влечется к социализму". Следовательно, клас­совый интерес пролетариата может быть сформирован толь­ко извне посредством "внесения" в его отношение к миру "социалистического сознания" (23, с. 30). В результате сти­хийная социальная деятельность будет становиться сознатель­ной, идеи превращаться в "материальную силу", и то, что уже созрело объективно, например революция, будет реали­зовано массовым действием. Понятно, что должен быть субъект, который "вносил" бы "социалистическое сознание" в пролетариат и превращал бы его в субъективный фактор. Таким субъектом, выражающим социологическую истину, должна стать, согласно Ульянову, "партия нового типа" как организация "профессиональных революционеров", авангард класса, фактически его заменяющий в реальной политике. Очевидно, что это — новое издание идеи организации "кри­тически мыслящих личностей", но теперь уже опирающихся не на субъективизм, а на "науку".

Все социальные элементы как в структурном, так и в дина­мическом аспектах Ульянов анализирует в терминах теории классов и классовой борьбы, "руководящей нити", позволяю­щей открыть закономерности общественной жизни (29, с. 58). Ульянов следующим образом определил понятие "класс": "Клас­сами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественно­го производства, по их отношению (большей частью закреп­ленному и оформленному в законах) к средствам производ­ства, по их роли в общественной организации труда, а следо­вательно, по способам получения и размерам той доли обще­ственного богатства, которой они располагают" (32, с. 15). За любым социальным явлением, действием, идеей надо "разыс­кивать интересы классов" (27, с. 47). Результат же социально­го взаимодействия всегда определяется соотношением клас­совых сил, является их равнодействующей.

Из сказанного понятно, почему Ульянов основное внима­ние уделял политической социологии, а точнее, практически только к ней и обращался. Теоретически всегда исходя из первичности экономики по отношению к политике, Ульянов, учитывая российские реалии, переворачивает тезис: "Поли­тика не может не иметь первенства над экономикой. Рассуж­дать иначе, значит забывать азбуку марксизма" (33, с. 278). Иначе говоря, это — конкретизация положения о внесении "социалистической идеологии" в сознание масс. При этом политика и власть как организующее начало социума сводят­ся Ульяновым исключительно к классовым отношениям, и государство интерпретируется им как "продукт и проявле­ние непримиримости классовых противоречий", как орган насилия, подавления, эксплуатации одного класса другим (31, с. 7 — 8, 83). Естествен вывод, что "диктатуре буржуазии" дол­жна быть противопоставлена "диктатура пролетариата", тео­рией и практикой которой, собственно, и является марксизм. Что касается будущего, то Ульянов верил, что с переходом к социализму общественные отношения и социальные функ­ции будут все более упрощаться. В результате государствен­ная организация постепенно будет становиться ненужной и в конце концов отомрет.

Заметим также, что значительное внимание в контексте анализа социальной структуры общества Ульянов уделял на­ции и национальным отношениям. Он пришел к выводу, что мировым законом капитализма" являются две исторические тенденции в национальном вопросе: с одной стороны, пробуждение национальной жизни, стремление к национальной самостоятельности, с другой, ломка национальных перегоро­док, интернационализация (28, с. 124). Считая необходимым поддерживать борьбу против всякого национального гнета, Ульянов именно вторую тенденцию рассматривал как более прогрессивную. При этом все национальные проблемы дол­жны обязательно рассматриваться сквозь призму классовых отношений.

Не трудно прийти к выводу, что основное внимание Уль­янов уделял процессуальной стороне общественной жизни, подчеркивая при этом отсутствие прямолинейности в исто­рическом процессе, его зигзагообразный характер. Отметим, что идея социальной альтернативности и социального выбо­ра была одной из наиболее интересных у Ульянова. Именно по данному пункту произошел раскол большевиков и мень­шевиков, особенно наглядно проявившийся применительно к оценке октябрьского переворота. К спору по данному воп­росу Ульянов возвратился в своих предсмертных сочинени — ях, стремясь доказать правильность октябрьского выбора. Да, подчеркивает он, по классическим канонам страна еще не была готова для перехода к социализму. Но своеобразие си­туации создало возможность политического завоевания вла­сти и этой возможностью нельзя было не воспользоваться. И вполне допустимо начать процесс движения к социализму сверху и уже с помощью новой власти подвести под него соответствующий экономический и культурный фундамент (34, с. 378-382; 35, с. 403-404).

Особенно внимательно Ульянов рассматривал своеобра­зие эпохи, начавшейся на рубеже XIX —XX вв., придя в итоге к двум концептуальным выводам. Во — первых, капитализм перерастает в империализм, государственно-монополистичес­кий строй. Монополизм неизбежно ведет к застою и загни­ванию, и потому империализм может быть охарактеризован как умирающий капитализм, непосредственное преддверие новой формации (30, с. 385 — 387). Во —вторых, современная эпоха есть эпоха перехода от капитализму к социализму (ком­мунизму) в самых многообразных формах. Сам же этот пере — ход осуществляется в несколько этапов, выделяемых на основе уровня экономической и культурно — нравственной зре­лости общества (31, с. 93—102). При этом особая роль во всех названных процессах принадлежит народам Востока. Веро­ятно, правы те исследователи, которые рассматривают лени­низм как интерпретацию социологической схемы марксизма применительно к народам, отставшим в своем развитии по цивилизационному времени от передовых стран.