Функции юридической практики 3 страница

При обосновании этой позиции Кельзен опирался на философию неокантианства, сторонники которой разграничили две области теоретических знаний – науки о сущем и науки о должном. К первой группе наук, согласно взглядам Кельзена, относятся естественные науки, история, социология и другие дисциплины, изучающие явления природы и общественной жизни с точки зрения причинно-следственных связей. Вторую группу – науки о должном – образуют этика и юриспруденция, которые исследуют нормативно обусловленные отношения в обществе, механизмы и способы социальной регламентации поведения людей. В науках о сущем главным постулатом выступает принцип объективной причинности, в науках о должном – принцип вменения.

В соответствии с этим учением нормативисты призывали освободить юриспруденцию от исследовательских приемов, заимствованных из других областей познания. Как подчеркивал Кельзен, чистая теория “не отрицает того, что содержание любого позитивного юридического порядка, будь то право международное или национальное, обусловлено историческими, экономическими, моральными и политическими факторами, однако она стремится познать право с внутренней стороны, в его специфически нормативном значении”.

Чистота теории права предполагает также исключение из нее идеологических оценок. Кельзен одним из первых поставил задачу деидеологизации правоведения, создания строго объективной науки о праве и государстве. Согласно его воззрениям, подлинная наука носит релятивистский характер, так как признает возможность существования в обществе множества систем идеологии и отрицает превосходство какой-либо одной из них над другими. “Чистая теория стремится преодолеть идеологические тенденции и описать право таким, каково оно есть, не занимаясь его оправданием или критикой”.

Кельзен определяет право как совокупность норм, осуществляемых в принудительном порядке (данное определение в концепции используется для дифференциации права от других нормативных систем, таких, как религия и мораль). По учению Кельзена, право старше государства. Оно возникло еще в первобытную эпоху, когда общество, разрешив индивидам совершать акты принуждения (например, акты мести) в одних случаях и запретив – в других, установило монополию на применение силы для обеспечения коллективной безопасности. Впоследствии правовое сообщество перерастает в государство, где функции принуждения осуществляются централизованным путем, т.е. специально созданными органами власти. С образованием таких органов децентрализованные способы принуждения сохраняются лишь за рамками государства – в области международных отношений. Современное ему право Кельзен рассматривает как совокупность государственных правопорядков и децентрализованного международного права.

В национальных правовых системах нормы согласованы между собой и располагаются по ступеням, образуя строгую иерархию в виде пирамиды (среди последователей теоретика такое описание получило название ступенчатой концепции права). На вершине этой пирамиды находятся нормы конституции. Далее следуют “общие нормы”, установленные в законодательном порядке или путем обычая. И, наконец, последнюю ступень составляют так называемые индивидуальные нормы, создаваемые судебными и административными органами при решении конкретных дел. В изображении Кельзена и его учеников внутригосударственное право выступает замкнутой регулятивной системой, где каждая норма приобретает обязательность благодаря тому, что она соответствует норме более высокой ступени.

Источником единства правовой системы Кельзен называет основную норму – трансцендентально-логическое понятие (“мысленное допущение”), которое дается нашим сознанием для обоснования всего государственного правопорядка в целом. Основная норма непосредственно связана с конституцией, принятой в государстве, и может быть представлена в виде следующего высказывания: “Должно вести себя так, как предписывает конституция”. Такое высказывание не содержит нормативных предписаний в собственном смысле слова. Его назначение в том, чтобы придать нашим представлениям о легитимности существующего правопорядка логически завершенную форму.

Нормативистское учение существенно отличалось от предшествующих концепций формально-догматической юриспруденции. Кельзен модифицировал юридический позитивизм, включив в него теоретические конструкции, выдвинутые представителями социологического правоведения и философии неокантианства. С теоретиками социологической ориентации нормативистов сближает трактовка права как эффективно действующего, динамичного правопорядка. В теории Кельзена понятие права охватывает не только общеобязательные нормы, установленные государственной властью, но и процесс их реализации на практике. Весьма показательно, что применение общих норм судебными и административными органами было истолковано им как продолжение правотворческой деятельности государства, как создание индивидуальных нормативных предписаний. “Применение права есть также и создание права”, – указывал Кельзен. В этой части его доктрины методы юридического позитивизма сочетаются с принципами функционального подхода к исследованию нормативных систем.

Вопрос 64. Соотношение нормативно-правового акта и акта толкования

Среди правовых актов-документов различают:

нормативно-правовые акты (нормативные акты);

акты толкования права (интерпретационные акты);

акты применения права (правоприменительные акты).

Нормативные акты - первичны, интерпретационные и правоприменительные акты - производны от нормативных в том смысле, что без нормативных актов их существование немыслимо. Вначале появляется (издаётся) нормативный акт, затем появляются акты его толкования и применения, т.е. он (нормативный акт) - обязательная предпосылка появления последних, поскольку невозможно толкование и применение права без самого права (представленного таким его источником как нормативный акт). Различие этих актов по субъекту выражается в том, что только нормативные акты - результат деятельности субъектов правотворчества, т.е. нормативные акты - результат правотворческой деятельности (правотворчества).

Нормативные акты - разновидность источников (форм) права, акты толкования и применения права такого официального статуса не имеют.

Нормативные акты содержат нормы права. Акты толкования права содержат разъяснения содержания соответствующих норм права, т.е. в них растолковывается (объясняется) как надо правильно понимать смысл тех или иных норм права. Правоприменительный акт содержит индивидуальное (персонифицированное) властное предписание, вынесенное уполномоченным на то органом (лицом) в результате решения им конкретного юридического дела. Правоприменительные акты применяются с учётом актов их официального толкования. Сами по себе акты толкования права юридического значения не имеют, они действуют и применяются в единстве с теми нормами, которые толкуют (в единстве с соответствующим нормативными актами).

В результате толкования права рождается акт толкования, например, заключение или постановление конституционного суда, руководящие разъяснения пленума верховного суда и т.д. В связи с этим возникает вопрос о соотношении нормативно-правовых актов и актов толкования права. К тому же в литературе по теории государства и права на этот счет имеются разные, порою противоположные суждения. Так, например, некоторыми учеными акты толкования судебной власти приравнены к актам правотворчества. В других же учебниках они не признаются источниками права. В.К.Самигуллин предлагает положения, содержащиеся в актах толкования, называть «интерпретационными нормами». С.С.Алексеев и некоторые другие авторы называют их правоположениями.

По этому поводу верны следующие суждения: во-первых, акты толкования в принципе нельзя отнести к разновидностям нормативно-правовых актов и приравнивать к источникам права. Иначе теряется разделение власти на ветви и происходит подмена нормативно-правовых актов актами толкования, что в конечном счете может привести к власти органов, осуществляющих толкование. В правовом государстве суд не может выступать творцом норм права, он должен быть бесстрастным его защитником в соответствии с принципами разделения власти.

Во-вторых, для обозначения положений, содержащихся в актах толкования и имеющих обязательную силу для юрисдикционных органов, вряд ли следует изобретать сомнительные названия типа «интерпретационная норма». Любая норма есть правило поведения, которое возникает в результате нормотворчества. Правовая же норма, в отличии от всех иных норм, нуждается еще в определенной государственной защите. Подобно тому, как акты толкования никак не превращаются в нормативно-правовые акты, содержащиеся в них правоположения, никак не являются нормами права. Они являются именно правоположениями, как их и следует называть.

Правоположения - это суждения общего характера, складывающиеся в процессе обобщения практики применения норм права. Если в нормативно-правовых актах мы находим нормы права, то в актах толкования - правоположения. Отличаются также друг от друга процедуры правотворчества и формирования актов толкования. Акт толкования отталкивается от правовой нормы, практики ее применения. В нем не устанавливается новая норма, а разъясняется положение, которое вытекает из уяснения уже принятой нормы.

Дискуссионным является вопрос об аутентичном толковании, субъектом которого является субъект правотворчества, и вытекающий из него вопрос соотношения нормативно-правового акта и акта толкования права.

Ряд исследователей фактически отождествляет акты данного толкования с нормативными правовыми актами, т. е. сводит данное толкование к правотворчеству, не признавая его, по сути дела, толкованием как таковым. Для Г. Ф. Шершеневича, например, аутентическое толкование "представляет собою в сущности изъяснение смысла прежнего закона новым законом". Поэтому, по его утверждению, аутентическое толкование "не подходит под тот умственный процесс уяснения мысли, который называется толкованием и который зависит от убеждения, а не от внешней обязанности". Другие сторонники: Трубецкой, Таганцев.

А. С Пиголкин пишет: "Аутентическое толкование наиболее близко соприкасается с правотворчеством, поскольку оно производится тем органом, который принял толкуемый акт. Это создает возможность посредством толкования вносить изменения в действующее регулирование". Фактически не проводит границу между аутентическим толкованием и правотворчеством В. М. Сырых. Но наиболее крайнее суждение об аутентическом толковании было высказано В. С. Нерсесянцем. Им поставлен вопрос вообще о недопустимости такого толкования как противоречащего основным началам права и правовой государственности . В обоснование своей точки зрения В. С. Нерсесянц приводит два главных довода. Первый из них заключается в том, что аутентическое толкование не предусмотрено действующим законодательством. Суть другого довода состоит в том, что издание нормативных правовых актов и осуществление их официального нормативного толкования (причем как своих, так и любых других актов) представляют собой совершенно разные функции, а поэтому в условиях разделения властей нельзя допустить, чтобы один орган одновременно обладал двумя соответствующими полномочиями. У правотворческого органа всегда есть возможность внести коррективы в принятый им нормативный правовой акт в рамках предусмотренной законодательством процедуры внесения в него изменений и дополнений. Использование же для этого аутентического толкования, как верно отмечается в литературе, дает "широкий простор для обхода закона и для бесконтрольного произвола в сфере правотворческой и правоприменительной деятельности".

Вопрос 65. Проблема теории состава правонарушения

Состав правонарушения - это идеальная мыслительная модель, обладающая определенной степенью наглядности, способствующая усвоению правовых знаний; это своеобразный методологический инструмент самостоятельного анализа постоянно меняющегося законодательства. Состав правонарушения имеет важное познавательное значение при толковании конкретных норм, служит критерием полноты знаний о их содержании. Он включает четыре элемента: объект и субъект правонарушения, объективную и субъективную стороны. Эта система наиболее общих, типичных и существенных признаков в единстве необходима для привлечения лица к ответственности; отсутствие хотя бы одного из них делает это невозможным.

Состав правонарушения не может являться основанием юридической ответственности ввиду того, что выступает научной категорией, а не фактом действительности. Также не может выступать основанием ответственности некая совокупность признаков, характеризующая деяние, ввиду того, что эта совокупность признаков является мысленной конструкцией, выводимой из содержания правовых норм. Только реальное правонарушение является фактическим основанием юридической ответственности.

Общим объектом всякого правонарушения являются общественные отношения, регулируемые и охраняемые правом. Безобъектных правонарушений в природе не существует. Правонарушитель своим действием или бездействием нарушает сложившийся и обеспечиваемый правовыми нормами правопорядок, всегда причиняет вред.

Общественные отношения — сложное явление социальной действительности, состоящее из различных элементов. К ним относятся и субъекты, являющиеся сторонами отношения, и объекты, по поводу которых устанавливаются регулируемые правом связи и деяния сторон, и сама правовая норма как форма реального отношения. На них- то и осуществляется посягательство. В этой связи наряду с общим можно выделить и непосредственные объекты правонарушения. Они столь же многообразны, сколь многообразны отношения. Ими могут быть имущественные, трудовые, политические и иные права и интересы субъектов права, государственный и общественный строй, состояние окружающей среды и т. д.

От объекта правонарушения следует отличать его предмет, то есть материальные предпосылки, на которое направлено правонарушение. Овеществленный предмет посягательства есть не у всех правонарушений.

Объективная сторона правонарушения характеризует его с внешней стороны как акт внешнего проявления. Ее обязательные элементы включают противоправное деяние, его общественно вредные последствия, т. е. противоправный результат, а также причинную связь между деянием и наступившими последствиями. Факультативными элементами объективной стороны являются место, время, обстановка.

Посягательство на охраняемые государством общественные отношения может осуществляться только в форме волевого поступка (действия или бездействия). Право не регулирует мысли, чувства, рефлекторные действия человека, инстинктивные проявления, так как не в состоянии предопределить и контролировать их направленность.

Правонарушением может считаться только такое деяние человека, когда он в процессе достижения поставленной цели контролирует свое поведение, выражает в нем свою волю. Поэтому не являются правонарушением деяния человека, совершенные против его воли под воздействием физического принуждения или непреодолимой силы.

Субъектом правонарушения признается физическое (частное) или юридическое лицо, обладающее деликтоспособносгпъю, т. е. возможностью отвечать за свои собственные деяния, посягающие на установленный правопорядок, существующие общественные отношения. Деликтоспособность определяется государством с учетом уровня психофизиологических возможностей личности, исходя из социальной зрелости индивида, она устанавливается при достижении определенного возраста. Правонарушение может быть не раскрыто, правонарушитель может быть не обнаружен или освобожден от наказания в силу своей неделиктоспособности, но возможность привлечения к ответственности должна быть налицо.

В связи с необходимостью индивидуализации ответственности и наказания в уголовном и административном праве субъектами правонарушения при знаются только индивидуальные (физические) лица; юридические лица признаются субъектами правонарушения в гражданском праве. Деликтоспособность юридических лиц возникает с момента их образования.

Субъективная сторона правонарушения является существенным элементом состава правонарушения, отличающим его от объективно противоправных проступков. Исследование всех граней противоправного поведения предполагает обязательное выяснение сознательно-волевого психического отношения правонарушителя к совершаемому им деянию, т. е. анализ вины. Различают две ее формы: умысел — прямой и косвенный (эвентуальный) и неосторожность.

Прямой умысел состоит в осознании правонарушителем общественно вредного характера совершаемого им деяния, предвидении возможности или неизбежности наступления противоправного результата, причинной связи между ними, а также желания их наступления.

Косвенный умысел устанавливается в том случае, если правонарушитель осознавал противоправность своего деяния, предвидел возможность наступления противоправного результата, не желал, но сознательно допускал эти последствия или относился к ним безразлично.

Противоправная самонадеянность (легкомыслие) состоит в осознании правонарушителем вредности своего деяния, предвидении возможности наступления противоправного его результата с легкомысленным расчетом на его предотвращение, полагаясь на самого себя, свои умения, навыки, мастерство и т. п. без достаточных к тому оснований.

Противоправная небрежность выражается в том, что правонарушитель не осознает вредности своего деяния, не предвидит возможного наступления противоправного его результата, хотя по всем обстоятельствам дела при условии необходимой внимательности и предусмотрительности он мог и должен был его предвидеть.

Проблема вины наиболее разработана в уголовном праве. Достаточно отметить, что в УК РФ для большего утверждения принципа вины включена норма о невиновном причинении вреда (ст. 28). В литературе и на практике они именуются как «случай» или «казус». Предусмотрены два варианта случая: первый, когда лицо не предвидит возможности наступления общественно опасного последствия и по обстоятельствам дела не должно или не могло этого предвидеть: второй, когда лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, но в силу экстремальных условий или нервно-психических перегрузок не могло их предотвратить.

Деление признаков состава правонарушения на обязательные и факультативные имеет условных характер. Любое правонарушение характеризуется временем его совершения, местом, определенными мотивами, которыми руководствовался субъект, но законодатель в одних случаях указывает на эти признаки при описании состава в правовых нормах, а в других нет. Поэтому данные признаки и получили название факультативных (дополнительных).

Существует проблема определения состава гражданско-правового нарушения. Нельзя согласиться с выводами М.И. Брагинского, В.В. Витрянского, понимающих под составом гражданско – правового правонарушения совокупность определенных условий, необходимых для привлечения субъекта к ответственности (противоправное действие (бездействие); вред (или вредоносные последствия); причинную связь между противоправным действием (бездействием) и наступившими последствиями; вину правонарушителя) и том, что цивилистику усиленно наслаждались уголовно – правовые подходы к определению состава гражданско – правового правонарушения. Состав правонарушения разрабатывался и в теории государства и права, следовательно, должен быть универсальным.

Вопрос 66. Проблема соотношения права и политики

Общим между политикой и правом является то, что они являются регулятивными, взаимозависимыми системами общества. Отличия же между ними в этом смысле проистекают из того, что это различные регулятивные системы. Известный голландский юрист Г. Гроции полагал, что «предмет юриспруденции – это вопросы права и справедливости, а предмет политической науки – целесообразность и польза».

Важное различие между политикой и правом проистекает из разницы между политической и административно-правовой сферами управления. Право и административно-правовая сфера – это прежде всего законы, указы, распоряжения; политика, политическая сфера управления – это стратегия и тактика поведения и деятельности людей и их организаций, воздействие властных структур на общество с помощью не только, а иногда и не столько правовых норм, сколько многих других средств и мер (силовых, материальных, идеологических, психологических и иных).

Другое отличие между политикой и правом состоит в том, что нормы права достаточно определенны и «устойчивы», а политика более изменчива и непостоянна. У разных групп людей существуют различные, меняющиеся политические ценности и принципы, да и воспринимаются они по-разному. Политика является более гибкой и противоречивой, менее определенной и постоянной, чем право, сферой взаимодействия людей.

Еще одно различие между политикой и правом состоит в том, что политика – более широкое явление, чем право и государство. Она характеризуется не только качеством всеприсутствия, но и может распространять свое поле воздействия на любые сферы, вопросы и проблемы общественной жизни. Политика обычно есть везде, где есть право, но закон далеко не всегда присутствует в политических решениях, отношениях и процессах. Различие между политикой и правом состоит и в том, что политика может видоизменяться очень быстро, а право меняется медленнее и обычно через официальное нормотворчество.

Четкое разделение сферы и функций политики и права может иметь весьма существенное значение – способствовать преодолению некоторых опасных тенденций в развитии общества и его властных структур. Одна из них – крайне расширительное толкование политики, объявление политическими тех проблем, которые могут быть решены административно-правовыми средствами. Именно такая тенденция характера для тоталитарных и авторитарных режимов. Вместе с тем принижается значение и самой политики – политические решения принимаются не на основе научной стратегии и тактики, а посредством насилия, «нажима», манипулирования общественным сознанием и т.п.

Можно выделить следующие основные варианты взаимодействия между политикой и правом:

1) подчинение политикой права (например, в силу «революционной» или иной «политической целесообразности»);

2) абсолютизация права и приписывание ему нереальных возможностей;

3) сохранение разумного взаимодействия политики и права: совпадение курса демократических реформ и задач формирования правового государства.

На соотношение права и политики существует две точки зрения. Первая состоит в том, что право доминирует над политикой, такое понимание сложилось в период буржуазно-демократических революций, выдвинувших идеи равенства, прав человека, правового государства, ограничения всевластия государства правами человека. Правовые нормы сдерживают и обуздывают политическую власть, которая зачастую стремиться удержаться неправовыми методами. Вторая точка зрения состоит в том, что политика доминирует над правом. Это аксиома марксизма: “Политика – концентрированное выражение экономики, а право – концентрированное выражение политики”. Такое соотношение характерно для тоталитарных режимов, которые возникают там, где политические нормы не имеют правовой опоры, где право не является ограничителем политической власти, где естественные права человека не выступают в качестве цели, осуществления политики.

Существует, судя по всему, два основных типа взаимовоздействия права и политики: конфликт и консенсус. Важное место в подобном балансе занимает государство, основной политический институт сегодняшнего развитого общества. Оно регулирует соотношение конфронтации и согласия, реализуя в то же время свои функции. Сущностной характеристикой триумвирата «политика - государство - право» в свете соотношения конфликта и консенсуса служит прежде всего понятие «государственный режим».

Вопрос 67. Теория юридического диалога

Юридический диалог — обобщенное понятие, введенное А.О. Солодухиной и О.А. Солодухиным, имеющее право на существование. Авторы не формулируют это понятие, раскрывая содержательную его сторону и давая «упорядоченные знания о формах интеллектуальной практики ведения юридического диалога: о методах и средствах логически доказательной аргументации защищаемой позиции и опровержения точки зрения своего оппонента, о выработке правильной стратегии и тактики юридического спора, о культуре вопросов и ответов в ходе дискуссии, о психологических формах убеждения собеседника в правоте отстаиваемых мнений, об элементах ораторского мастерства в публичном выступлении».

Юридический диалог — это прежде всего межличностное взаимодействие, связанное с юридическими нормами, их реализацией. Другой признак юридического диалога — противоречие мнений, взглядов, высказываний, носящих спорный характер. Наконец, целью юридического диалога является стремление убедить, доказать сопернику свою правоту в отстаивании истины. Таким образом, юридический диалог — это процедура межличностного общения, связанная с отстаиванием противостоящих правовых позиций с целью достижения истины при решении правовых споров.

Мотивы возникновения диалога в социокультурной, политической, юридической практике могут быть самыми различными, но имеется и общая для каждого из них мотивировка — наличие проблемной ситуации в той или иной ее диалектической форме. Проблемная ситуация как мотив диалога может проявиться в энтропии, неупорядоченности, незнании информации. В таком случае возникает необходимость в консультации, беседе, учебном занятии, где проблемная ситуация могла бы быть преодолена. В режиме такой мотивации, скажем, проводится юридическая консультация, допрос эксперта, свидетелей, интервью. Другим диалектическим мотивом возникновения диалога является различие в используемой терминологии; тогда говорят, что идет терминологический спор.

Логическая структура социокультурного, политического или юридического диалога включает в себя две противоборствующих системы утверждений, высказанных в процессе обсуждения спорной проблемы пропонентом и оппонентом. Каждая такая система утверждений образует в диалоге поля аргументации спорящих сторон. В поле аргументации входят:

1. Терминологические и концептуальные соглашения, т.е. соглашения относительно значения и смысла используемых в обсуждении терминов, а также относительно содержания и объема вовлеченных в диалог научных и культурологических понятий.

2. Логические соглашения, т.е. соглашения относительно используемых в диалоге логических операций

3. Соглашения относительно регламента ведения диалога.

4. Исходные, дополнительные и основные тезисы доказательства позиции, точки зрения, гипотезы, версии, которые предлагаются для обоснования в про­цессе обсуждения спорной проблемы.

5. Исходные, дополнительные и основные аргументы доказательства, подтверждающие защищаемый тезис в процессе спора, диалога.

6. Контраргументы, возражения, направленные на критику, разрушение тезиса, аргументов или форм демонстрации оппонента.

В процессе обсуждения спорной проблемы поля аргументации изменяются. Каждый из непосредственных участников диалога стремится расширить собственное поле аргументации, чтобы максимальное множество его утверждений было принято аудиторией слушателей и арбитрами, а также расширить поле слабой аргументации оппонента для его последующей критики. В результате обсуждения проблемы могут сложиться следующие логические отношения между полями аргументации противоборствующих сторон: пересечение полей — конструктивная дискуссия; включение одного поля в другое — обобщающая дискуссия; совпадение полей — спор о терминах; противоположность полей — незавершенная полемика; противоречивость полей — провал в обсуждении спорной проблемы.

Вопрос 68. Перспективное право

Все больше сфер жизни современного человека требуют переосмысления с точки зрения как их правового регулирования, так и поиска новых способов решения конфликтов человека с реальностью. Еще десять лет назад не стояли с такой остротой проблемы "виртуализации" бытия человека через Интернет и новые информационные технологии; генетически модифицированных продуктов питания; защиты от климатических катаклизмов в связи с "парниковым эффектом" и т. д.

Нормативность различных обществ имеет разные выражения: одни отдают предпочтение Закону, другие - судебному прецеденту, творящему право, третьи - обычаю. Право присутствует повсюду, но в разной "дозировке" и в различной форме. Сейчас люди ставят себе те же вопросы, что ставили перед собой далекие предки: право и справедливость, право и мораль... Изменились "лишь" понятия справедливости и морали.

На самых передовых позициях духовного, культурного и материального прогресса оказались страны, не очень-то наделенные природными богатствами, особо благоприятным климатом, мирными соседями и т. д., в силу того, что человеку в них были достаточно рано обеспечены, в том числе (и прежде всего) средствами права, личные и личностные права, возможность свободного и безопасного предпринимательства, владения, пользования и распоряжения собственностью, передачи ее по наследству, возможность избирать и контролировать своих представителей в органах власти, исповедовать те ценности, которые казались гражданину наиболее адекватно отражающими его происхождение, статус и традиции предков при уважении ценностей "другого".

О.В. Мартышин считает: "Жизнь всякого мало-мальски организованного общества и государства предполагает согласование прав и интересов на основе их взаимного ограничения, отвечающего потребности сосуществования, а вовсе не утверждение приоритетов. Ставить свое право выше права части или всего общества — признак необузданного эгоизма и индивидуализма. Это антиобщественная позиция. Права и законные интересы граждан должны быть гарантированы государством (это очевидно), но не в ущерб интересам других людей, объединений и всего общества. Приоритет прав личности - общественно опасный тезис"