Рысь: «Механические основы желания родить ребенка».

Со мной на днях произошла очень интересная штука. Я впала в одно из своих любимых омрачений на тему того, что я хуже всех, и что у меня ничего не получалось, не получается и не получится. Просилось написать «я не могла с этим ничего сделать», но на самом деле просто не хотела ничего делать и менять в этом состоянии - забилась в свою комнату и целый день думала, смотрела на то, что со мной происходит. Состояние было, как я сейчас вижу, ужасное, но зато я вспомнила, что года 2,5-3 назад это было моим естественным, постоянным состоянием, так что я увидела, как же все-таки изменилась жизнь. И вот, ощущая свою ничтожность, я поняла, что в жизни мне не на что опереться, и от этого было очень страшно, как будто подо мной не твердый пол, а все шатающееся и колеблющееся, а мне обязательно хочется, чтобы было что-то прочное. Глядя на всю свою жизнь, я увидела, что в ней, особенно сейчас, нет ничего предсказуемого и понятного. Что со мной будет, где я буду через год - неизвестно, и от этой неизвестности я не вижу ничего впереди.

И вот на фоне всех этих размышлений вдруг рождается такое ясное желание - мне нужен ребенок! Это желание меня очень поразило, потому что вообще-то я не могу сказать о себе, чтобы очень любила и когда-то хотела детей. Я к ним отношусь очень спокойно, иногда с симпатией, но не более того. Дети для меня - это что-то непонятное. Так получилось, что близко рядом со мной их не было и нет, и я их вижу только на улице, или когда изредка прихожу в гости в семьи с детьми. Поэтому мне было очень интересно, откуда вдруг появилось желание их завести. Меня удивила сила этого желания – ведь нет мужа, нет семьи, которая бы помогала ухаживать; если я уйду в декрет, то не на что будет жить, и нечем платить за жилье, даже нет полиса, чтобы бесплатно ходить в женскую консультацию, но это желание не поддавалось никаким здравым аргументам. Оно уперлось, и сопровождалось мыслями – «ничего, как-нибудь выкрутимся, кто-нибудь поможет», причем на вопросы - кто же этот благодетель, ответа не было. Это желание вполне можно было бы принять за потустороннее желание, как часто говорят женщины – «я поняла, что у меня должен быть ребенок. Не знаю почему, но я знаю, чувствую, что он должен быть».

Я стала думать дальше. Меня удивило то, что это желание появилось именно сейчас, в один из наихудших моментов моей жизни за последнее время. Что-то тут было не так, ведь я хорошо знаю, что любое действие, задуманное и сделанное в состоянии, когда есть сильные НЭ, приносит лишь новые НЭ. Желание было очень сильным, как будто дух в меня вселился, и я даже стала опасаться, что сейчас выйду на улицу, трахнусь с первым попавшимся мужчиной и, несмотря на безопасный день, тут же забеременею. Мне стало интересно, что я представлю дальше. Я представила, что ребенок появился. Тут же я почувствовала озабоченность за него и беспокойство. Я прямо увидела, как начинаю бегать возле него, прислушиваться, заботиться, причем вся эта забота имела оттенок помешательства. Я узнала в своем отношении к нему то, что всегда видела в своей матери - оно было таким в раннем детстве и не меняется уже больше 20 лет - пописала ли на ночь, не промочила ли ноги, обедала ли ты сегодня и т.п. Это узнавание меня окончательно поразило и взбодрило, потому что как только я вижу в себе что-то общее с матерью, сразу просыпается устремленность, потому что для меня совершенно ясно, что я не хочу ни в чем быть на неё похожей, и как только я замечаю в себе что-то от неё - это верный сигнал о том, что я иду совсем не туда, куда хочу.

И дело не в том, что я на нее обижена, а в том, что хорошо знаю свою мать, знаю, насколько она несчастлива, и даже когда мы жили дружно вместе, я всегда хотела быть похожа на неё внешне, но никогда - характером. Мне всегда было видно, как она мучается сама и мучает отца и всех остальных (меня в том числе). В этом желании завести ребенка я как будто увидела свою мать в себе – наверное и она родила меня примерно по той же причине, что и я сейчас готова была родить хоть от кого. Я почувствовала страх от того, что нет почвы под ногами, испытала недоверие ко всему, что происходит, боязнь жизни вообще. Отсюда возникает желание найти опору, т.е. нечто, что годами буду иметь и буду точно знать, что оно у меня есть. Я почувствовала, что не знаю, что буду делать и где окажусь - это опять же недоверие и страх жизни: ну что такого в том, что я окажусь в другом месте, разве хоть когда-нибудь я была в каких-то ужасных местах, или подвергалась жутким мучениям? Нет, но страх тупой, ему не нужны основания, он просто есть, и все тут.

Я прислушиваюсь к себе - не то, чтобы нет любви, а есть обратное желание, желание забиться, спрятаться, зацепиться. И в этом состоянии вдруг появляется ребенок. Это кажется очень хорошей опорой, потому что теперь-то моя жизнь становится известной сразу лет на 20 как минимум. В ней появилась определенность, смысл, такая мощная цель, что теперь можно ни о чем не думать, а лишь растить ребенка - садик, школа, институт, а там глядишь уже и старость, пенсия - красота, никаких тебе размышлений - чем заняться и для чего ты тут вообще.

Ни капельки любви не было во мне, когда я думала об этом ребенке, но я хорошо представила радость, с которой увижу его. Я прямо увидела эту радость от того, что появится на свет этот МОЙ СМЫСЛ ЖИЗНИ, и как я его обниму и прижму к себе и скажу – «ты мой родненький, ты моя кровиночка!». Раньше, слыша эти слова, я принимала их за любовь, а теперь ужаснулась - ведь это продукт ненависти к жизни! И все эти слова про то, что мы связаны навек - оттуда же. Конечно, ведь ребенок для родителей, родивших его в таком состоянии, это основа и содержание жизни. Убери её, и все рухнет, поэтому о ней и не забудешь, и будешь помнить, чувствовать. В таком отношении я вижу типичную наркозависимость. И как ни ужасно выглядит эта аналогия, но ведь и алкоголик всегда чувствует, где спрятана от него бутылка, и она ему дороже всего, и он может убить того, кто выльет водку в унитаз. Когда я представляла своего ребенка, я ощущала это примерно так же. И еще я поняла чувства родителей, фанатично заботящихся о своих детях, превращающих их в беспомощные придатки - это огромный страх потери, даже если вероятность этого ничтожно мала. Не зря они говорят – «пока у тебя не будет своих детей, ты не поймешь этого», я ведь и на самом деле не понимала никогда, что же они ощущают.

Я не говорю сейчас за всех людей. Возможно, есть те, кто рожает детей из других побуждений - я очень надеюсь, что такое все же бывает. Но я очень многих людей узнала, просто даже увидела, как в кино, когда представляла этого ребенка и все чувства к нему. Я узнала, кажется, всех матерей мира, и даже сейчас, когда я слышу, как мамы звонят своим взрослым (а то и престарелым) детям на работу и интересуются ими, я вижу в этом то же сумасшествие.

Что же получается - я боюсь жизни, мне нужно на что-то опереться. С этой целью я рожаю нового человека, и его существование обеспечивает мне худо-бедно смысл жизни. И странно тут то, что не любя никого вообще, я вдруг «полюбляю» этого малыша, и всегда считается, что это нормально, естественно - это же ТВОЙ ребенок, как же его не любить? Еще часто говорят – «ты мой, поэтому ты для меня самый лучший». Мне всегда казалось это признанием в любви ко мне, а на деле - это признание в любви к самому себе, даже не в любви, а в эгоистичном желании, чтобы меня было побольше, чтобы в мире вообще было побольше всего моего. Это торжество самого примитивного желания обладания.

Еще я увидела концепцию, что мой ребенок - это часть меня. Когда я боюсь жизни одна, это один страх. Когда за счет ребенка меня становится больше, я «удваиваюсь», и мой страх жизни также удваивается. Отсюда это параноидальное беспокойство, которое я всегда принимала за проявление любви. Я боюсь, что с ним что-то случится, во-первых, потому что боюсь потерять единственную опору, а во-вторых, потому что чувствую в нем себя и страх за себя переношу на несчастного ребенка.

Самый важный, наверное, вывод, который я сделала, это то, что я теперь утрою внимательность при использовании коллоидного серебра и презервативов, чтобы не покалечить своими страхами и беспокойствами вместе с собой еще какое-нибудь существо. И еще для меня важно то, что теперь я лучше понимаю других людей, имеющих детей и выражающих к ним похожее отношение - у меня поубавилось романтических представлений. Я не перестала верить в любовь, просто теперь я вижу лучше, где именно любовь, а где - присвоение другого человека как способ уйти от НЭ, механически возникающих от одиночества, как способ возложить на ребенка все свои надежды, сделать из него пилюлю, дающую забвение от поиска содержания своей жизни.