Обонятельная/вкусовая 2 страница

2«Покорный» в толковании С.И.Ожегова (Словарь русского языка. М.: Русский язык, 1984) — «послушный, уступчивый, вежливо-смиренно относящийся к кому-либо». Этимологически восходит к слову «покор — укор, упрек, позор» (Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М.: Прогресс, 1987). Покорить, по Ожегову, значит: (1) подчинить своей власти, завоевать и (2) внушить кому-либо доверие, любовь к себе. Введение термина «покорность» как обозначения психологического свойства и, тем более, сведение к нему столь разнородных явлений не представляется удачным и достаточно обоснованным: термин со столькими значениями и оттенками значений для обозначения широкого круга психологических и психиатрических феноменов скорее размывает и затуманивает понимание. К тому же, едва ли правомерно свести «зависание» к покорности — ни в предлагаемом автором, ни в каком-либо ином понимании она не объясняет «зависания». Наконец, представляется уместным различать «зависание» клиента как досадный факт деятельности службы или консультанта и «зависание» как факт жизни и переживаний клиента.

3Социологические, социокультурные и т.п. интерпретации часто лежат в совсем иной этической плоскости, чем психо­логическое консультирование и психотерапия, где действует закон «психотерапевтического превращения этического»(Бадхен А. Что такое психотерапия.СПб., 1993), вне которого невозможно выполнение основного условия терапии (консультирования) — безусловное принятие клиента.

Глава 13.

Психология
вербальной агрессии

Громадная неувядаемая мощь древней народной поэзии в том
и состоит, что в ней есть сила желаний.

Серен Кьеркегор
«Афоризмы эстетики»

Перед обсуждением консультирования агрессивных и манипулятивных абонентов следует рассмотреть приро­ду и характерные черты их основного инструмента — агрессивной речи. Это поможет справиться с противоречивыми эмоциями, охватывающими консультанта, и довести беседу до завершения, не отступая от принципов оказания телефонной помощи.

Язык человека имеет ряд функций, из них наи­более существенные: (а) номинативная — с помощью слов обозначаются существующие вне языка явления дейст­вительности или внутреннего опыта человека; (б) коммуникативная — названное словами включается в диалогическое общение и отношения между людьми, которые формируются на основе норм социального поведения, предписывающих человеку следовать в определенной ситуации ожидаемым лингвистическим шаблонам и изменять их в соответствии с требованиями партнеров по общению; (в) экспрессивная — слова наполнены эмоциями и насыщены выразительностью. А.Ф.Лосев полагал, что без интонации и экспрессии слово просто немыслимо; как приемы общения они появляются если не раньше, то, во всяком случае, одновременно со словами и фразами, и даже простой бессодержательный звук обладает ими.

Номинативная функция опредмечивает мир и жизнь человека, приводя к появлению различных языков и их диалектов. Коммуникативная функция проявляется в общении, в котором языковые и социальные нормы оказываются тесно связанными. Нежелание человека подчиняться этим правилам рождает контрповедение и предполагает отказ от следования принятым нормам языка. Таким образом, общение опосредует антисоциальные поступки человека, например протест, бунт, то есть агрессию, и приводит к появлению жаргона (арго), особого языка преступного мира, ядром которого является сквернословие, или мат. К нему относятся три основных варианта ругательства, обозначающие названия гениталий, сексуальных действий, которые отличаются только формой глагола, а также около 30 слов полумата («блатной музыки»), составляющих наименования телесных отбросов и испражнений.

Сегодня мат, в основном, является языком агрессии. В рамках культуры на него наложено табу, распространяющееся на называние соответствующих предметов или действий, но не касающееся их сущности. Однако этно­психологи и лингвисты считают, что в мат входят самые древние слова человеческого языка. Он возник в эпоху родового общества и аграрно-языческой культуры, для которой было характерно магическое сознание, отличающееся высокой степенью слияния человека и окружающей природы. Чтобы понять дальнейшие трансформации мата, стоит остановиться на его особенностях.

Жизнь древнего человека проходила в постоянном противостоянии с силами природы, превосходящими его воображение. Могущество природы приписывалось сверхъестественным причинам, а ее силы одушевлялись. Кроме главной души, у человека существовали и другие — в различных частях тела. Одна из них, с наиболее сильной энергией, в области гениталий. Она высвобождалась с участием посвященных при ритуале — магическом совокуплении с Матерью-Землей, приводившем к беременности, которая разрешалась урожаем. Знаменитый современный философ и этнолог М.Элиаде упоминает об одном из мифов американских индейцев племени зуни, посвященном происхождению человечества. Жизнь возникла от союза двух космических близнецов — Отца-Небес и Матери-Земли. Родившиеся существа вначале находились в ее лоне, глубоко под землей, были не до конца развиты, лишены мудрости, свободы и силы. Они представляли собой некую ворчащую и стенающую массу, в которой, среди кромешной тьмы, один поносил другого, употребляя непристойные и оскорбительные слова.

Магическое сознание также характеризовалось высокой степенью слияния человека и рода: общий предок являлся источником предписаний и санкций, принимаемых всеми. Он превращался в тотем и окружался системой ритуалов, формировавших чувство общности. Источником жизни была Земля, связанное с ней окружалось магическими ритуалами, отголоски их до сих пор сохранились в аграрных и свадебных обрядах. Нарушение установленных правил неизбежно обрекало человека на изгнание и смерть. Непредсказуемость жизненных обстоятельств вела к низкому порогу эмоциональной возбудимости и легкому появлению сильных, по преимуществу отрицательных эмоций, например гнева или страха. Наконец, сознание отличалось образностью и полнотой воспроизведения эмоционального опыта. Это отражено в сохранившихся образцах наскальной живописи — картинах сильнейших психических переживаний (убитый враг, раненый зверь и т.п.). Магическое сознание на основе коллективных представлений, передаваемых из рода в род, выработало свои формы общения: заговоры, заклятия, языческие молитвы, служившие ритуалу.

В то время мат был естественным языком общения. Обозначавшееся им не было чем-то постыдным. Магические представления о браке Неба и Земли делали жизнь пола одним из основных таинств бытия, и эти слова обозначали высшие действия людей и магические части тела. Таким образом, мат был языковым выражением ритуала символического совокупления с Землей, необходимого для продолжения жизни. Слово для магического сознания было живым и одушевленным. «Магически мощное слово не требует, по крайней мере на низких ступенях магии, непременно индивидуально-личного напряжения воли или даже ясного сознания смысла. Оно само концентрирует энергию духа», — писал П.Флоренский (1990. С. 273). Поэтому до сих пор эти выражения сохранили энергию действия, утраченную нормативной лексикой или возможную только в особых условиях (например, при гипнотическом внушении). Если в древности женщину или мужчину называли обозначением гениталий, это была не хула, а хвала, не унижение, а причастность к высшему миру. Однако поскольку магическому сознанию была свойственна амбивалентность, то сакральность его языка — мата — сочеталась с его оскверняющей ролью, им выражалось оскорбление природных сил. Он выполнял не только ритуальную функцию, но и роль ругательства и нападения. На Руси «матом» называли громкий душераздирающий крик, служивший для защиты и нападения, который являлся звуковым ударом по врагу («воинская брань»). На протяжении длительного времени двойственность мата сохранялась: он использовался в языческих ритуалах, предохранял от нечистой силы, но одновременно был грехом и тяжелейшей скверной1.

Со временем под влиянием христианской культуры, наложившей на мат табу, его сакральная функция стала исчезать, он превратился в язык контрповедения, сохранив специфическую бранную силу, энергию бессознательного архетипа Матери. Он был включен в тайный воровской язык — «блат», возникший приблизительно в XVII в. на основе языка бродячих торговцев — офеней. С помощью «блата» передавалась информация, важная для членов группы.

Отечественный исследователь С.Снегов указывает на следующие особенности блатного жаргона.

Словесный камуфляж. Любой жаргон насыщен терминами, которые облегчают деятельность профессиональных групп. Они создают новые слова для обозначения действий, инструментов и понятий. Существует «медицинский», «научный», «морской» жаргон и т.п. Такого рода творчество нехарактерно для блатного языка. Он переиначивает известные слова, что снижает информационную ценность. Основным элементом речи становится намек. Основное внимание уделяется тайному смыслу и подтексту, утрачивается интерес к явному значению слов, что приводит к постепенной деградации нормативного языка. Эпоха ГУЛАГа способствовала широкому распространению блатного языка за пределы зон, он активно используется, например, в подростковых группах2.

Кодирование. В блатном жаргоне переиначивание слов производится путем присвоения предметам названий, отдаленно связанных с их чертами или признаками. Весь жаргон состоит из частностей: представления о вещах и действиях заменяются деталями, причем часть становится символом неупоминаемого целого. В качестве определяющих признаков берутся какие-либо зримые, вещные черты. Это наделяет жаргон экспрессивностью, часто придавая образность и рельефность словам, в нормативной лексике утратившим былую значимость. Они становятся картинными и меткими, что является привлекательным для молодежи. Он обращен только к чувствам, и потому столь легок для усвоения. Намеки и конкретность приводят к тому, что в жаргоне не остается никакого места абстракциям.

Инвективность. Как правило, конкретность жаргона является оскорбительной, а вещность носит издевательский характер. Меткость опосредует ненависть, а яркость — глумление. Частный признак для названия объекта подбирается так, чтобы унизить, оскорбить и осмеять. Жаргон извлекает из мира только то, что может стать предметом издевательства и злорадства. Он рожден субкультурой, существующей на взаимном страхе возмездия, на таких переживаниях, как безвыходность, жажда мщения, настороженность и подозрительность. В нем отсутствуют высокие понятия и положительные моральные категории. Он не способен восхвалять человека, но успешно обслуживает его унижение.

Информативность вместо осмысления. Смысл блатного языка состоит в очень узкой информативности. Но достижение этой цели затрудняется из-за преобладания намеков и подтекстов. На жаргонном языке невозможно объяснить что-либо за пределами сферы контрповедения. Из-за отсутствия общих понятий его нельзя использовать для логического мышления. Иногда им можно охарактеризовать эти понятия на конкретном уровне, и возникающая при этом парадоксальность бывает яркой и меткой3.

Сделав мат своей сердцевиной, блатной язык с момента возникновения стал средством вербальной агрессии и использовался преимущественно группами, выражавшими протест против принятых норм и правил. Сегодня он сохраняется: (а) в хулиганско-блатном обиходе (уголовный жаргон), где физическое насилие чередуется со словесным, а владение им означает при­надлежность к антисоциальной группе и дает поло­жительную самооценку; (б) в речи ряда подростков (молодежный сленг), для которых мат является символом взрослости и силы, протестом и бунтом против старших, лингвистическим проявлением «негативной идентичности». Они, идеализируя отдельные стороны криминальной активности (силу, ловкость, находчивость в опасных ситуациях и т.д.), часто владеют блатным языком лучше, чем взрослые правонарушители. Кроме того, жаргон привлекает их как возможность избежать стандартов нормативной речи и выразить свои агрессивные тенденции; (в) в речи размытой, но обширной группы людей с примитивным складом личности и низким образовательным цензом, которым мат заменяет множество понятий и переживаний, делая их общение унылым и безжизненным.

Следует упомянуть возможность использование мата с «терапевтической» целью. Обладая идущей из коллективного бессознательного большой энергией и эмоциональной выразительностью, он облегчает внезапную боль или переживание тяжелой утраты. Слово-мат мгновенно аккумулирует отрицательную энергию ситуации и «выстреливает» ее наружу, снимая эмоциональное напряжение, гнев или злобу. Кроме того, мат сохраняется как элемент смеховой культуры в устном творчестве (анекдотах, частушках, поговорках). Он усиливает смеховой эффект, однако его эстетическая ценность обратно пропорциональна насыщенности произведения сквернословием.

В целом же, мат огрубляет психическую деятельность, например в сфере интимных отношений, и является мощной преградой на пути сексуальной грамотности. Подсознание человека реагирует не на смысл, а на эмоциональный заряд слова. Поэтому систематическое употребление мата приводит к деформации сексуальной жизни, которая без оттенков и полутонов, идущих от духовности общения, становится примитивной и обедненной. Не только человек творит язык, но и слово создает личность. Язык навязывает человеку нормы познания, мышления и социального поведения; мы можем познать, понять и совершить только то, что заложено в нашем языке — утверждает одна из серьезных лингвистических гипотез4.

В психологическом консультировании, очевидно, стоит учитывать магическое происхождение сквернословия и в том смысле, что оно имеет суггестивное воздействие на обоих участников диалога. Матерящийся человек является заведомо правополушарным, поскольку внушение есть функция этой части мозга5. Он характеризуется тем, что представляет собой деятельного участника происходящего, воспринимает и хорошо запоминает чувственную информацию, особенно сенситивен к отрицательным эмоциям, требующим быстрых ответных реакций, искренне принимает окружающее и совершенно не чувствителен к противоречиям. Эти особен­ности могут определить тактику беседы. Настраиваясь на их отражение, консультанту следует использовать высказывания, ориентированные на правое полушарие, отличающиеся образностью и выразительностью. Его фразы должны быть простыми, понятными и возможно более неопределенными. Полезным является использование простых образных метафор, напоминающих заговоры или молитвы, поначалу в темпе собеседника, постепенно увеличивая экспозицию молчания. Построение метафоры является, в известной мере, созданием мифа, проникновением в магическую реальность. Поскольку сквернословие имеет то же происхождение, консультирование в одной реальности является одним из эффективных способов его преодоления. Матерящийся человек по сути спит наяву, то есть находится в состоянии агрессивного транса, поэтому партнеру стоит беседовать с ним, как если бы он находился в трансовом состоянии. Подход кажется звучащим странно, однако при этих обращениях у консультанта не так много выходов, сулящих позитивный исход беседы.

Рекомендуемая литература

Антимир русской культуры. Язык, фольклор, литература. Сб. статей / Сост. Н.Богомолов. М.: Ладомир, 1996.

Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. М.: Ладомир, 1996.

Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994.

Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982.

Пирожков В.Ф. Криминальная субкультура: психологическая интерпретация функций, содержания и атрибутики // Психол. журн. 1994. № 2. Т. 15. С. 38—51.

Рабинович Е.Г. Поэтика жаргона (о некоторых приемах стереотипизации речи) // Этнические стереотипы мужско­го и женского поведения. СПб: Наука, 1991. С. 284—306.

Русский мат. Толковый словарь / Сост. Т.В.Ахметова. М.: Глагол, 1996.

Снегов С. Философия блатного языка // Даугава, 1990. № 11. C. 72—90.

Флоренский П.А. Столп и утверждение истины // Собрание сочинений: в 3 т. М.: Правда, 1990. Т. 1 (часть II).

Флоренский П.А. У водоразделов мысли // Собрание сочинений: в 3 т. М.: Правда, 1990. Т. 2.

Черепанова И.Ю. Дом колдуньи. Язык творческого Бессознательного. М.: КСП, 1996.

Шаламов В.Т. Колымские рассказы: в 2 т. М.: Наше наследие, 1992.

Элиаде М. Мифы. Сновидения. Мистерии. М.: Рефл-бук; Киев: Ваклер, 1996.

1Интересующимся магическим сознанием в истории человеческой психологии и культуры будет интересна блестящая книга А.Лобка «Антропология мифа», изданная в 1997 г. в Екатеринбурге.

2Сегодня мы являемся свидетелями и участниками проникновения блатного языка, а вместе с ним и криминальной логики, на все уровни общественной, культурной, политической, не говоря уже о частной, жизни. Если вспомнить точное выражение Виктора Шкловского: «Слово не только формулирует, но и формирует мысль», то очевидно, что для психолога-консультанта эти изменения имеют отнюдь не отвлеченное значение.

3Это касается не только блатного жаргона, но и научных жаргонов, метко именуемых «птичьими языками», понятных лишь кругу посвященных, — в том числе и широкому спектру жаргонов психологических.

4Для консультанта могут представлять интерес работы В.И.Жель­виса «Инвектива: мужское и женское предпочтения» и Е.Г.Рабиновича «Поэтика жаргона (о некоторых приемах стереотипизации речи)» в книге: Этнические стереотипы мужского и женского поведения. Сб.: Наука, 1991.

5Логическая схема этого вывода представляется требующей обоснований.

Глава 14.

Беседа с агрессивным
и манипулятивным абонентами

А это большая разница, чем тебя ударили: ногой или там рукой — или же каким-нибудь

мертвым предметом. Потому-то, пощечина в тысячу раз оскорбительнее, чем удар палкой.

Живое прикосновение жжет, малыш.

Герман Мелвилл «Моби Дик»

Человек, по мнению классика исследования агрессивности Конрада Лоренца, является двуликим Янусом: «Единственное существо, способное с воодушевлением посвящать себя высшим целям, нуждается для этого в психофизиологической организации, звериные особенности которой несут в себе опасность, что оно будет убивать своих собратьев в убеждении, будто так надо для достижения тех самых высших целей. Се человек!» (1992. С. 33). Только человеческая агрессия сопровождается воодушевлением, рождающим трепет и своего рода одухо­творенность. Его создают провоцирующие ситуации, в которых присутствует угроза почитаемым ценностям, подвергаются сомнению устойчивость взглядов или предметы любви и преданности, а также существует угроза свободе личности. Воодушевление, способствующее агрессии, поддерживается фигурой харизматического лидера или умелых демагогов и растет соответственно числу увлеченных деструктивными намерениями.

Используя определение Э.Фромма, можно считать, что в телефонном консультировании приходится сталкиваться с двумя основными видами агрессии: «доброкачественной» и «злокачественной». Доброкачественная агрессия возникает у человека как защита при угрозе (актуальной, воображаемой или возможной в будущем), нависшей над его жизнью. По сути, любое кризисное состояние несет в себе опасность — поэтому этот вид встречается очень часто при различных типах обращений в качестве фона беседы или отдельных эпизодов («вспышек» незавершенного диалога). При злокачественной агрессивности целью становится проявление деструктивности и жестокости к окружающим. В телефонном консультировании именно собеседников, испытывающих эти тенденции, следует считать агрессивными абонентами.

Агрессивного абонента можно уподобить огню. «Самое впечатляющее из всех разрушительных средств — огонь. Он виден издалека и привлекает других. Он разрушает необратимо. После огня ничто не вернется в прежнее состояние», — писал Э.Канетти. Агрессивный абонент охвачен жаждой разрушения, поэтому консультанту отводится незавидная участь жертвы. Беседа с таким абонентом является серьезным испытанием навыков и умений консультанта и требует мобилизации всех его возможностей для того, чтобы с честью выйти из этой сложной ситуации. Если у абонента обнаруживаются интенсивные деструктивные тенденции, то шансы обсудить его проблемы, скрывающиеся за их фасадом, невелики.

Агрессивный абонент стремится досадить собеседнику. Он гневается и, естественно, нуждается в разрядке. Она может наступить только после совершения деструкции. Агрессор стремится не к конгруэнтному соприкосновению с пространством собеседника, а к внедрению или его насильственному уничтожению. Особенно привлекательным является разрушение личностных границсобеседника. Свидетельствующие об этом изменения интонаций голоса и длительность растерянных пауз консультанта являются чувствительным показателем эффективности агрессии. Разрушение границ приводит к растерянности, поэтому для агрессивного абонента нет лучшего подарка, чем молчание растерянного собеседника. Человек в замешательстве лишен индивидуальности, доступен и беззащитен. Все растерявшиеся люди в чем-то одинаковы, и консультант становится не просто живым объектом агрессии, а превращается в обезличенную вещь. Поставленная цель достигнута: агрессия уничтожила личность, поэтому можно вешать трубку, ощущая триумф. Беседа с агрессивным абонентом является незавершенным диалогом, распадающимся в силу деструктивных тенденций. У консультанта это вызывает закономерное чувство вины — за утрату себя, потерю собственного достоинства, это ощущения человека, который недавно бессильно наблюдал за буйством слепой стихии огня, а теперь стоит на пожарище.

Деструкция абонента, естественно, ограничена вербальной агрессией. Не оставляя после себя никаких видимых следов, она является легкой и доступной для абонента и крайне чувствительной — для консультанта.

Э.Фромм полагал, что если бы человеческая агрессивность была сколько-нибудь сравнима с агрессией животных, то человечество считалось бы на удивление миролюбивым. Агрессивному абоненту доставляет особое наслаждение нанести глубокую, но невидимую рану. Отсутствие явных последствий придает особую рафинированность этой агрессии, не вызывая и тени ответственности. А то, что ее легко совершить, набрав номер телефона, делает ее еще более привлекательной.

Поскольку агрессивный абонент склонен к неза­вершенному диалогу, то одна из основных задач консультанта состоит в превращении его в завершенный. Этот процесс можно назвать блокадой. Блокировать неза­вершенный диалог означает вернуть ему устойчивость, психологический центр и предотвратить нерегулируемую длительность. Он осуществляется через введе­ние консультантом ограничений и контроля. Используя эти подходы, он преодолевает тревогу, растерянность, досаду, вину или ответную агрессию, блокируя их вы­ра­жение. От преодоления этих чувств консультант продвигается к конструктивным отношениям. Следует найти «болевые» точки собеседника, скрытые за фасадом первичных агрессивных импульсов. Обнаружение хотя бы одной из них является нитью Ариадны, выводящей из хаоса незавершенного диалога и позволяющей начать процесс формирования перемен в условиях доверия и эмпатии. От растерянной безличности отношения к человеку как объекту к личности — таков путь, который может с помощью консультанта проделать отношение этих абонентов в диалоге.

Наиболее эффективным в работе консультанта с агрессивным абонентом, наряду с использованием простых образных метафор, является применение эриксонианской техники разрыва шаблонов. Адекватное консультирование (работа с проблемой) в этой беседе возможно только при условии снижения интенсивности агрессии, которая для абонента является придающим уверенность стереотипом поведения. Нарушение этого стереотипа приводит к возникновению растерянности, уменьшающей накал эмоций. При разрыве диалогического общения у собеседника появляется вопрос: «Что со мной?», и он в поисках ответа обращается к своему внутреннему миру. Появляющееся замешательство делает абонента внушаемым. Поэтому отражать его агрессивные высказывания следует неожиданными, однако продуманными краткими инструкциями. Можно использовать цифры и счет, дни недели, понятия «знание—незнание», «запомнить—забывать». Построение фраз при разрыве шаблона должно быть утвердительным, директивным и конструктивным. Например:

Абонент: «Вы редкостная...»

Консультант: «Да, и это происходит с каждым...» или «Смерть приходит неожиданно...»

При выраженной агрессивности этот прием следует повторять неоднократно, а при необходимости — чередовать с использованием простых и образных метафор. Если консультант осознает, что у него нет возможности противостоять агрессии и жизни собеседника не грозит опасность, то целесообразно завершить беседу, пригласив позвонить вновь в другое время.

Манипулятивный собеседник. Каждый человек так или иначе, больше или меньше манипулирует в своей жизни другими людьми. Происхождение манипуляции связа­но с далеким детством. Одним из главных ее источников является ранняя детская сексуальность, в частности стремление обладать и, следовательно, манипулировать главным объектом Эдипова комплекса — своей матерью. Но стремление к обладанию распростра­няется и на другие явления: вещи, игрушки, предметы, посредством которых ребенок осваивает, изучает и покоряет окружающий мир. В потребности действовать заложена тенденция к обладанию и манипулированию. В процессе дальнейшей жизни манипуляция проявляется особым способом существования — модусом обладания. Нет оснований считать, что существуют особые манипулятивные личности или манипулятивный характер. Но у людей, имеющих садомазохистические тенденции, манипулятивный стиль построения отношений может достигать большой выраженности.

Э.Фромм полагал, что наиболее широко распространенным является несексуальный садизм. Его главная цель состоит в причинении физической боли, полном подчинении, унижении вплоть до желания смерти более слабо­го человека. В общественной жизни особое место принадлежит психической жестокости, которая более безопасна для садиста (слово или жест «к делу не пришьешь»), но вызывает у жертвы сильнейшую душевную боль. «Там, где есть беспомощный человек, обязательно должна появиться психическая жестокость, даже скрытая с первого взгляда в самых невинных формах: неуместном вопросе, саркастической улыбке, смущающем замечании и т.д.», — писал Э.Фромм. Садист стремится установить абсолютный контроль, заставить переносить боль и унижения, понимая, что беспомощность не может защитить себя. Он превращает другого в свою собственность, вещь; только обладая другим, садист находит одно из решений проблемы человеческого существования: «Как жить?». Садистические черты прочно входят в структуру характера человека. Для садиста все, что живет, должно подлежать его контролю, живое должно превратиться в безгласную вещь, в «живые, дрожащие, пульсирующие объекты власти». Садист стремится быть полноправным властелином своей жертвы, ее мыслей, чувств, поступков и даже самой жизни. Присутствие беспомощного «заводит» его и стимулирует к дальнейшей садистической активности. Его сознание является туннельным, на самом деле он боит­ся реальности жизни, ему несвойственны высшие про­яв­ления человеческого духа: любовь, дружба или подвижничество, но очень характерны ксенофобия и неофобия (тот, кто незнаком, — нов, а все новое всегда страшит и вызывает подозрение). Садист близок мазохисту, этих сиамских близнецов объединяет одно фундаментальное обстоятельство, считал Э. Фромм, «чувство бессилия перед жизнью». Оба нуждаются в постороннем существе, чтобы как-то себя дополнить, сделать другого продолжением своего Я и восстановить психологический центр, которого они лишены. Поэтому лучше говорить о садомазохистическом характере. Садизм в обществе поддерживается наличием подавляющих и подавляемых. Он исчезнет, если каждый человек обретет независимость, единство, критическое мышление и личную продуктивность.

По мнению многих исследователей, манипуляторов следует относить к личностям с садистическими тен­денци­ями, которые используют других для поддержания и сохранения чувства контроля над собственной жизнью. Манипуляция может проводиться и с серьезными дест­руктивными целями, направленными на раз­ру­шение человека.

Манипулятивный абонент в начале телефонной беседы­ скрывает садистические или деструктивные цели за благо­видным фасадом. Он легко использует незаметные хитрости, уловки, фокусы, трюки или надувательство. Это является попыткой завладеть консультантом. Поэтому следу­ет обращать внимание на следующие черты манипулятора:

1) неустойчивость и прихотливость эмоций;

2) туннельное сознание — они видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что желают слышать;

3) играют в проблемы, конфликты и жизненные ситуации.

Главная задача манипулятивного абонента, часто неосознаваемая, состоит в установлении власти над беседой, мыслями и чувствами другого, поэтому консультанту важно сохранять и удерживать собственный контроль над разговором. В беседе с манипулятором становится ясно, что он предпочитает говорить только на темы, которые считает приемлемыми, и легко озлобляется, если консультант проявляет иные намерения. Он скрывает свои истинные чувства, не осознает манипулятивные или агрессивные стремления, не доверяет другим, рассматривая их в качестве объектов обладания или вещей. Две линии определяют поведение консультанта в процессе разговора с манипулятором: поддержание контроля над беседой и ее завершение, если абонент переходит к вербальной агрессии (оскорблениям). Эти принципы взаимосвязаны, поскольку установка консультанта на сохранение контроля над беседой приводит к оскорблениям со стороны манипулятора, ибо не дает ему возможности контролировать. Важно помнить и о том, что не следует поддаваться гневу.