Глава 9. — Успокойтесь, Грейнджер

— Успокойтесь, Грейнджер! — прошипел мне в лицо голос Снейпа. — Это я.
Я прекратила вырываться, и мужчина отпустил меня. Прищурившись, я уставилась в сторону предполагаемой дислокации профессора, но вокруг было слишком темно, чтобы я смогла разглядеть хоть что-то. Неожиданно мне в голову пришла замечательная, на мой взгляд, идея: я решила удостовериться наверняка, точно ли это Снейп. Подняв руки, я начала ощупывать его лицо. Большой нос с горбинкой, высокий лоб, тонкие губы… Кажется, я слегка увлеклась.
— Что вы творите? — растерянно спросил он.
Ха! Получилось! Миссия выполнена. Теперь у меня есть минуты полторы, чтобы придумать что-нибудь убедительное в свое оправдание.
— Проверяю, вы ли это, — улыбнулась я.
— И как? — его брови задвигались под моими пальцами.
— Это вы, — авторитетно заявила я, убирая руки от его лица.
— Приятно слышать, — фыркнул он. Но тут Снейп, видимо, вспомнил, цель нашего с ним пребывания здесь и начал набирать в грудь воздух для длинного монолога.
— Может, лучше поговорим дома? — с надеждой спросила я.
— Ладно, — раздраженно бросил он. — Держитесь крепче.
Я схватила его за плечи и тут же почувствовала рывок.
Дом, милый дом. С кухни доносился неестественно бодрый голос Драко. Кажется, даже у малфоевского языка временами садится батарейка. Какое разочарование.
— Вы хотели мне что-то рассказать, Грейнджер, — напомнил о своем присутствии зельевар.
— Забавно, сэр, но я, кажется, не могу вспомнить… — глядя на него кристально честными глазами, сказала я. Ой! Сдается мне, что сейчас меня будут бить. Нужно делать ноги.
Убежать далеко мне не удалось. Правда, я мало чего добилась – разве что теперь, мы были в моей комнате.
— Я вас внимательно слушаю, — холодно сказал Снейп, изящно облокотившись на подоконник.
— Я искала хоркрус, профессор, — я решила сказать все, как есть. — И, предупреждая ваш следующий вопрос, я его нашла.
Зельевар резко подался вперед.
— Где он?
— Вот, — гордо улыбнулась я, протягивая ему диадему.
Он изумленно переводил взгляд с хоркруса на меня и обратно. Да, теперь я точно знаю — жизнь прожита не зря: вряд ли многим удавалось увидеть такое выражение на лице обычно невозмутимого мастера зелий.
— И где же он был?
— В выручай-комнате, где же еще?
— Как вы узнали?..
— Я просто подумала головой и оказалась права, как видите. Нужно сообщить директору, что осталось только два хоркруса.
Снейп задумчиво смотрел в пространство перед собой.
— Да, только два, — обращаясь скорее к себе, чем ко мне, отозвался он. — Только Нагини и Поттер…
— Что?! — окружающий мир начал стремительно рассыпаться крупинками разноцветного песка. Откуда-то издалека до меня донесся пронзительный голос, неприятно режущий слух. Я даже не сразу сообразила, что он принадлежит мне самой. — Гарри — хоркрус? — спрашивал этот незнакомый голос, как будто тут еще требовались какие-нибудь уточнения.
О, как же мне хотелось умереть! Говорят ведь, что смерть приносит успокоение… Но умереть не так-то просто, как оказалось. Одного только желания не достаточно. Более того, острой боли, разрывающей мне сердце, тоже не хватило. А что еще хуже, на меня волна за волной накатывали воспоминания. Эта сумасшедшая стерва, которая зовется памятью, с садистским удовольствием подсовывала мне эпизоды прекрасного, счастливого прошлого.
Перед моим внутренним взором мелькала открытая, чуть грустная улыбка Гарри. Теперь, когда я знала, что он обречен на смерть, все его дикие выходки и детские шалости казались безобидными. Все наши ссоры стали вдруг незначительными и мелкими. Да кому какая разница, что он прогуливал уроки и не делал домашние задания? Главное, он был для меня больше, чем друг. Он, именно он показал мне мир настоящего волшебства. Он первый принял меня такой, какая я есть. Он был со мной в самые тяжелые для меня периоды времени… А теперь этот удивительный парень, совсем еще мальчишка, должен умереть. Чтобы я, и все остальные могли жить.
Я огляделась и обнаружила, что сижу на кровати. Рядом со мной сидел Снейп. Впрочем, в этом я была не уверена. Во-первых, я никак не могла сфокусировать зрение на чем бы то ни было. Ну а во-вторых, мне было абсолютно наплевать. Кажется, он что-то говорил, но я бы за это не поручилась. Больше всего мне сейчас хотелось плакать. Причем плакать по-настоящему, так, как умеют только маленькие дети: лечь на спину и громко, во всю силу легких, долго и с наслаждением выть, колотя по полу ногами и руками. Я была уверена на сто процентов, что это облегчило бы мою боль, но почему-то не могла себе этого позволить.
Вечность спустя я осознала, что Снейп посадил меня к себе на колени и обнял за плечи одной рукой. Это было очень хорошо. Сейчас мне было необходимо человеческое тепло и участие в любых количествах.
Я дала себе волю, прижалась носом к его груди и наконец-то разревелась. Плакать на груди у Северуса оказалось просто замечательно: он такой сильный, уверенный в себе. Войдя во вкус, я беззастенчиво вытирала мокрые щеки о его мантию, а он нежно гладил меня по волосам и бормотал что-то успокаивающее и глупое типа: «Тсс, Гермиона, не плачь, девочка». Было очень приятно.
От него чудесно пахло травами и почему-то мандаринами. Я уткнулась носом ему в шею, и от его запаха у меня закружилась голова. Надо же, такой сексуальный запах, теплый, мужской. Интересно, а каков он на вкус? Наверное, тоже ничего. Да и я сейчас так близко, что стоит только высунуть язык и дотронуться до гладкой кожи...
Нет! Стоп, Гермиона, не сходи с ума. Не хватало еще тебе облизывать мужчин, тем более — Снейпа.
Он продолжал одной рукой гладить меня по волосам, а другой скользнул по шее и начал странные манипуляции большим и указательным пальцами.
Я глубоко вздохнула и прижалась к нему еще теснее. Его прикосновения расслабляли и дарили ощущение спокойствия и умиротворения. Только вот расслабление было какое-то странное — до дрожи.
Вдруг я поймала себя на том, что вроде как уже не плачу, и меня охватила паника: надо срочно выбираться из объятий. Срочно! Во мне неожиданно проснулась гриффиндорская староста, которая позволяла себе прижиматься к мужчинам, только если нуждалась в утешении. Ну, или на худой конец, когда было что-то нужно от отца — он всегда просто тает, стоит только его приласкать. Поскольку наши с профессором отношения не удовлетворяли ни одному из этих условий, я находилась в его руках без всяких на то оснований: кончились слезы, и наше время истекло.
Надеясь, что он не сочтет меня неблагодарной, я попыталась потихоньку отстраниться. Но он только слегка усмехнулся, приблизив свое лицо к моему, будто знал что-то, чего я не знала. Или, возможно, должна была знать.
Мне стало очень жарко и неловко, даже не знаю почему. Вспышка эмоций уже миновала, и держаться за руки, обниматься и лить слезы стало мучительно стыдно.
Мне вообще никогда не удавалось проявлять нежные чувства. Во всяком случае, на трезвую голову, хотя и на нетрезвую тоже, как я уже успела убедиться. Я не могла так легко сказать профессору «я тебя люблю» особенно теперь, когда узнала, что в этих трех маленьких словах заключены столь драгоценные чувства. Да и зачем ему мои признания?…
Я предприняла новую попытку, но зельевар словно не понимал, что я хочу высвободиться. Я изо всех сил пыталась разорвать кольцо его рук, но безрезультатно. Меня захлестнула волна панического страха.
— Спасибо, — шмыгнула носом я, надеясь, что говорю спокойно, и, уперевшись руками Снейпу в грудь, снова попыталась выскользнуть из его объятий на свободу. — Извините.
В его руках мне было стыдно и неловко, но это были какие-то странные стыд и неловкость. Он меня волновал. Теперь я видела все, чего не замечала, пока плакала. Например, какой он большой и сильный.
— Не извиняйся, — прошептал он.
Я подождала его обычной, чуть надменной ухмылки, но он не ухмылялся, а смотрел на меня в упор, не двигаясь, и глаза у него были очень серьезные. Я настороженно уставилась на него. Мы оба замерли в ожидании. Всего каких-то пять минут назад я чувствовала себя в полной безопасности, теперь на смену ей пришли другие чувства, но безопасности среди них не было точно. Кроме того, как я не старалась, мне никак не удавалось вздохнуть: воздух застревал где-то на полпути, не доходя до легких.
Снейп пошевелился, и я отчаянно рванулась вперед, но он просто отвел мои волосы со лба. От прикосновения его руки меня пробила дрожь.
— Но я должна извиняться, — нервно пробормотала я, старательно отводя глаза. — Вы ведь знаете, мы, гриффиндорцы, обожаем чувствовать себя виноватыми.
Он не усмехнулся. Дурной знак. И, что еще хуже, не отпустил меня.
Я предприняла еще одну попытку вырваться. Хотя, должна признаться, на этот раз особых усилий не прикладывала.
— Гермиона, — лениво протянул Снейп, беря меня за подбородок и осторожно поворачивая мое лицо к себе, принуждая смотреть в глаза, — я тебя не отпущу, даже и не мечтай.
О Мерлин! Вот и все, маски сброшены. Его тон мне не понравился. То есть на самом деле понравился и даже очень. Если бы не отчаянный страх перед тем, что все это значило, я была бы наверху блаженства.
Происходило нечто странное: отчего вдруг в нас с профессором проснулась страсть? Почему именно сейчас? Нет, ну ладно я, влюбленная идиотка, но он!
— Почему это вы меня не отпустите? — заикаясь, поинтересовалась я, чтобы выиграть время, но тут же отвлеклась на его ресницы, длинные и густые просто до неприличия. И неужели у него всегда был настолько чувственные губы?
— Потому, — ответил он, глядя на меня сверху вниз, — что я тебя хочу.
Проклятие! Я вся дрожала, мне было очень не по себе. Мы стремительно приближались к границе, за которой ждала полная неизвестность. Будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы заставила нас обоих остановиться. Но чем славен мой родной Гриффиндор? Правильно, отсутствием этого самого здравого смысла. Я даже себя одну остановить не могла. И даже если бы хотела, точно не могла остановить его.
За целую вечность до того, как это произошло, я знала, что он меня поцелует. Мы словно парили в безвоздушном пространстве, почти соприкасаясь губами. Лицо Северуса, так давно мне знакомое, теперь казалось совершенно чужим, причем очень привлекательным. Это было страшно. Но очень приятно. Мои нервы были натянуты до предела, и я точно знала, что больше не могу ждать ни секунды. И тут я почувствовала, как профессор приник к моим губам и поцеловал. Мне показалось, что поцелуй проник в мою кровь, и она заиграла, как шампанское.
Это был лучший поцелуй в моей жизни, и подарил мне его Северус Снейп, мой мрачный профессор зельеварения. Как ужасно, если он узнает, то просто изойдет ядом.
Теперь я замечала все мелочи, которых не видела раньше. Например, проводя ладонями по дорогой ткани мантии, почувствовала, какие у зельевара широкие плечи.
Неудивительно, что он так замечательно целуется, думала я, пытаясь отвлечься от этих опасных мыслей. У него, наверное, богатый опыт... Хотя, нет, с кем ему целоваться в подземельях? Вероятно, это врожденное. Но потом он опять поцеловал меня, и все мысли ушли на задний план. В конце концов, дело сделано, семь бед — один ответ, можно и еще разок. Он был восхитителен. Он был мужчина, настоящий мужчина!
О Мерлин, такое забыть я точно не смогу. Да он и сам никогда не даст мне забыть. Какой стыд! После всех оскорблений, которыми он осыпал меня, после того, как он постоянно доводил меня, после того, как он издевался надо мной!
Если бы я не настолько потеряла голову, то посмеялась бы над собой. Гарри и Рон убьют меня, если узнают, что я тут вытворяла. В сущности, я уже труп.
«Как я могла это допустить?» — потрясенно спрашивала себя я. Но с другой стороны, а как было не допустить?
Все эти мысли промелькнули на периферии моего сознания и вылетели вон: их место заняло желание. То и дело противный голосок внутри меня твердил: ты знаешь кто это? Снейп, если ты еще не заметила. Но я не обращала на него никакого внимания: меня уже просто трясло оттого, как сильно я его желала. Я могла бы отдаться ему прямо здесь, сию минуту, притом, что в соседней комнате находились Дамблдор и Малфой. Мне было все равно. А ведь он только целовал меня.
Наконец, профессор оторвался от меня и произнес:
— Гермиона, ты не представляешь, как долго я этого ждал.
Я восхищенно уставилась на Северуса — он был очень хорош. Его голос звенел от страсти. И выглядел профессор просто замечательно: черные завораживающие глаза, волосы соблазнительно растрепались.
Здравый смысл, как бы мало его не было, начал постепенно возвращаться в мою затуманенную страстью голову. Я с трудом отвела взгляд. Мне очень хотелось ему верить, но я прекрасно понимала, что нельзя.
— Гермиона, прошу тебя, — сказал он, беря мое лицо в свои ладони бережно, будто котел, до краев наполненный зельем Невилла.
Тут послышались шаги и громкий голос Драко:
— Я вам говорю, сэр, она там, но просила ее не беспокоить…
Дверь распахнулась, и в комнату ввалились Дамблдор с Малфоем. Мы со Снейпом отпрянули друг от друга, будто ошпаренные, но они все-таки успели увидеть, что происходит, и это потрясло их до глубины души.
— Я же вам говорил, — ошарашено пробормотал блондин, глядя на нас квадратными глазами. — Грейнджер здесь. А вы не верили.
— Да… Пожалуй, мы зайдем позже, — прохрипел директор, выпихивая Драко за дверь.
Мы с Северусом привели себя в порядок: я подождала, пока придут в норму пульс и дыхание, а он — пока придет в норму и перестанет быть заметно то, что под брюками, о чем я узнала позже.
Мы рядышком сидели на кровати, как воплощение немого смирения.
Мне опять захотелось умереть. На этот раз от стыда. Все это было просто ужасно. Целоваться с профессором — и быть застигнутой директором! О, унижение! Наверно, мне всегда будет двенадцать лет и не больше! Да еще Малфой… У-у-у…
Я и так пребывала в шоке, потому что мой лучший друг был обречен. А свою реакцию на домогательства Снейпа даже шоком назвать не могла. Почему он оказал на меня такое воздействие, я знала точно, но ему об этом знать было совсем не обязательно. В конце концов, я решила свалить все на то, что я чувствовала себя беззащитной из-за Гарри.
А что двигало зельеваром — кто это знает? Он мужчина, я женщина, мы были одни. Что тут еще скажешь?
За какие-то несчастные несколько часов все перевернулось вверх тормашками, и голова у меня уже шла кругом. Мне очень хотелось, чтобы мы с профессором вернулись к нашим привычным отношениям. А какой лучший способ добиться этого? Правильно — вывести его из себя. Поэтому я Снейпа оскорбила.
— Вы воспользовались моей слабостью, — проворчала я, добавив на всякий случай: — Мерзавец.
— Правда? — удивился он.
— Да, — подтвердила я уверенно. — Вы знали, что я расстроена из-за Гарри, и воспользовались этим.
— Извини, — напрягся он. — У меня и в мыслях не было...
— Забудьте, — подавляя праведный гнев, вздохнула я. — Давайте оба забудем. Но чтобы больше такого не случалось.
Какая же я подлая. Но ведь, кроме как о том, не соблазнила ли я Снейпа, мне было о чем подумать, правда? А об этом я решила не думать вообще. Я не люблю думать о неприятном.
Через десять секунд профессор с позором отбыл, совершенно позабыв о диадеме. Дамблдор перевернулся бы в гробу.
Если бы не был жив.