ГЛАВА XVI О РЕНТЕ

§ 1. Поскольку непременные условия производства со­ставляют труд, капитал и естественные факторы, то, по­мимо трудящегося и капиталиста, единственным лицом, согласие которого необходимо для ведения производства и которое в качестве платы за это согласие может требовать ту или иную долю продукта, является тот человек, кото­рый в соответствии с господствующими в обществе поряд­ками обладает исключительным правом на некоторый естественный фактор. Главным из поддающихся присвое­нию естественных факторов является земля, и компенса­цию, уплачиваемую за пользование землей, называют рентой. Землевладельцы составляют единственный сколь­ко-нибудь значительный по численности или важности класс, который при распределении продукта имеет право притязать на какую-то его долю, так как обладает соб­ственностью на нечто такое, что не произведено ни его членами, ни кем-либо еще. Если и возникнут случаи срод­ни этому, то их легко будет понять, постигнув природу и законы ренты.

Сразу.жестановится очевидным, что рента есть след­ствие монополии; это — естественная монополия; ее мож-но регулировать, на нее можно смотреть даже как на опору общественного строя, но ее существование нельзя предот­вратить. Землевладельцы могут требовать ренту за свои земли потому, что земля является товаром, в котором нуж­даются многие, по который никто не может заполучить у кого-либо еще, кроме землевладельцев. Если бы вся земля в стране принадлежала одному человеку, он мог бы уста­новить ренту по своему желанию. Весь народ такой стра­ны относительно добывания предметов первой жизненной необходимости зависел бы от воли этого единственного землевладельца, который мог бы диктовать любые условия, какие только пожелает. Так в действительности и обстоят дела в тех восточных монархиях, где земля считается соб­ственностью государства. В этих странах рента и налоги смешались в единый побор, и деспот может вымогать у

несчастных землевладельцев все, что только они в состоя­нии отдать. Поистине, никто, кроме правящего страной деспота, не мог бы быть абсолютным и единственным соб­ственником всей земли страны. Почти такое же положение имело бы место в том случае, если бы земля принадлежа­ла столь узкому кругу людей, что они могли действовать сообща, как один человек, и поступали бы так, устанавли­вая размеры ренты путем соглашения между собой. Но до сих пор неизвестно, чтобы такое положение где-либо су­ществовало; и единственным из возможных положений остается положение свободной .конкуренции, предполагаю­щее, что землевладельцы должны быть — как это и есть в действительности —слишком многочисленны для того, что­бы объединиться.

§ 2. Предмет, имеющийся в ограниченном количестве, все равно является монополизированным предметом, хотя бы его владельцы и не действовали согласованно. Но, даже будучи монополизированным, предмет, являющийся даром природы и не требующий в качестве условия своего суще­ствования затрат труда или средств при наличии конку­ренции менаду людьми, располагающими им, приобретет какую-то стоимость только в том случае, если он имеется в количестве, не удовлетворяющем спрос. Если бы для возделывания потребовалась вся территория страны, то вся имеющаяся в стране земля могла бы приносить ренту. Но ни в одной стране любой величины потребности насе­ления не создают необходимости в том, чтобы вся пригод­ная для обработки земля была непременно возделана. Про­довольствие и другие сельскохозяйственные продукты, в которых нуждаются люди и за которые они готовы и в состоянии заплатить ту или иную цену, всегда можно по­лучить, и не возделывая всю землю, а иногда возделывая не более, чем малую ее часть, причем на ранних стадиях существования общества люди отдают предпочтение тем землям, которые легче всего поддаются обработке ', а на стадиях более высокого общественного развития — наибо­лее плодородным или наиболее удобно расположенным. Следовательно, всегда имеются какие-то земли, которые up и существующих обстоятельствах не приносят ренты;

[Это предложение внесено в 6-е издание (1865 г.).]

и никогда ни один участок земли не приносит ренту, если только участок этот не относится к тем наиболее выгодным в смысле плодородия или местоположения категориям зем­ли, площади которых недостаточны для удовлетворения имеющегося на них спроса, — если этот участок нельзя заставить производить любой необходимый обществу про­дукт иначе, чем на условиях еще менее выгодных, чем те, что сопряжены с обращением к не столь благодатным землям.

Есть земли, подобные аравийским пустыням, которые при любых затратах труда не принесут никакого урожая; и есть земли, подобные тяжелым песчаным почвам наших пустошей, которые и произвели бы какую-то продукцию, но в количествах, при нынешнем состоянии этих почв не­достаточных для покрытия издержек производства этой продукции. До тех пор пока к таким землям не будет применена химия каким-то образом, который еще пред­стоит изобрести, их нельзя возделывать в целях извлече­ния прибыли, если только кто-нибудь не займется созда­нием — в прямом смысле этого слова — почвы, рассеивая по поверхности неплодородных участков отсутствующие в их земле ингредиенты или перемешивая их с имеющими­ся в этой земле веществами. Если пригодные для этой цели ингредиенты залегают под почвенным слоем или находят­ся где-нибудь поблизости, улучшение даже самых мало­обещающих участков может оказаться выгодным пред­приятием; но если ингредиенты эти дороги и их прихо­дится привозить издалека, то, как предприятие, начатое в расчете на получение прибыли, улучшение почв редко будет удачным делом, хотя иной раз «магия собственно­сти» и даст желаемый результат. Землю, из которой, ско­рее всего, нельзя извлечь прибыль, земледельцы иногда возделывают в убыток себе, частично удовлетворяя свои нужды за счет других источников дохода. Так поступают бедняки, а также некоторые монастыри и благотворитель­ные учреждения, к которым можно причислить бельгий­ские колонии для бедных. Самой худшей землей, какую можно возделывать ради извлечения средств к существо­ванию, является такая земля, урожаи с которой только возмещают семена, посеянные для производства этих уро­жаев, и продовольствие, потребляемое обрабатывающими эту землю тружениками, а также теми, кого д-р Чалмерс называет помощниками этих тружеников, — т. е. работни-

ками, труД которых требуется для обеспечения земледель­цев орудиями и остальными предметами жизненной необхо­димости. Ответ на вопрос о том, может ли данный участок земли произвести объем продукции больше указанного количества, лежит за пределами политической эконо­мии, являясь фактом материального порядка. Согласно исходному предположению, произведенный на такой зем­ле продукт не оставляет никакой прибыли, да и произвед­шие этот продукт работники не получают ничего, кроме количества продукта, позволяющего им удовлетворить свои насущные потребности; следовательно, эту землю могут -возделывать только сами трудящиеся на ней люди— иначе возделывание этой земли обязательно сопряжено с денежными убытками и a fortiori (тем более) в любом случае исключает существование ренты.' Самой плохой землей, какую можно возделывать, рассматривая возде­лывание земли как способ капиталовложения, является земля, урожаи с которой, возместив затраченные для их производства семена, не только обеспечивают пропитани­ем сельскохозяйственных рабочих и их помощников, но и дают им общепринятую заработную плату, которая по своей величине иногда бывает даже намного больше того, что необходимо для удовлетворения самых насущных по­требностей рабочих. Кроме того, эта земля должна дать людям, которые авансировали этим двум группам рабочих их заработную плату, излишек продукта, по стоимости равный той прибыли, на получение которой они могли рас­считывать при любом ином использовании своего капита­ла. Может ли данный участок земли принести нечто боль­шее, будет зависеть не толь|ко от физических условий, но отчасти также от рыночных цен на сельскохозяйственную продукцию. Величина прибыли, какую данная земля мо­жет дать рабочим и капиталисту сверх того, что прокормит всех тех, кто прямо или косвенно участвует в ее обработке, зависит, разумеется, от того, по каким ценам можно про­дать остаток продукта. Чем выше рыночные цены на сель­скохозяйственную продукцию, тем хуже могут быть поч­вы, на которые распространяется земледелие, не нарушая получение обычной нормы прибыли на капитал, используе­мый в сельском хозяйстве.

Впрочем, поскольку плодородие земли — как и доступ­ность различных земельных участков, т. е. их удаленность от рынков, — изменяется постепенными, почти незаметны-

ми переходами и поскольку имеются земли настолько бес­плодные, что при любых ценах на сельскохозяйственные продукты полученные с этих земель урожаи не окупят их возделывание, то очевидно, что, каковы бы ни были цены, в любом обширном районе непременно есть какие-то угодья, которые при текущих ценах дадут продукции как раз столько, чтобы земледельцы смогли получить заработную плату, а капиталист — прибыль по обычной норме, и не более того. Поэтому до тех пор, пока цены не поднимутся еще выше или пока благодаря некото­рому улучшению данные участки земли не станут плодо­роднее, эти участки не могут давать какой-либо ренты. Однако очевидно, что общество испытывает потребность в продукции с земель того рода, ибо если бы для удовлетво­рения потребностей общества хватало продукции, получае­мой с земель более плодородных или лучше расположен­ных, то цены па сельскохозяйственную продукцию не под­нялись бы настолько высоко, что и возделывание менее благодатных участков стало приносить прибыль.Поэтому такие участки будут возделывать; и мы можем сформули­ровать своего рода [принцип, гласящий, что, до тех пор пока какие-то имеющиеся в стране, пригодные для зем­леделия и не изъятые из его сферы в силу юридических или иных искусственных препон не возделываются, самые плохие (б смысле и плодородия, и расположения) земли из тех, что уже возделываются, не приносят никакой ренты.

§ 3. Итак, если та часть возделываемой земли, которая приносит минимальную отдачу на затраченные ври ее об­работке труд и капитал, дает всего лишь обычную при­быль на капитал, ничего не оставляя для уплаты ренты, то мы получаем мерило, позволяющее оценивать величи­ну ренты, которую принесут все прочие земли. Любой участок земли приносит настолько больше обычной при­были на капитал, насколько этот участок дает больше, чем самый скверный из возделываемых участков. Этот изли­шек и составляет то, что фермер в состоянии уплатить владельцу занимаемой им земли в виде ренты. Если бы фермер не уплатил этого излишка землевладельцу, то по­лучил бы прибыль по более высокой, чем обычно, норме и конкуренция других капиталистов, та конкуренция, которая уравнивает нормы прибыли, получаемой на раз-

ные капиталы, дала бы землевладельцу возможность при­своить этот излишек. Следовательно, рента, которую при­несет любой участок земли, есть положительная разница между полученным с этого участка продуктом и тем^дохо-дом, который принес бы тот же самый капитал, будь он использован на возделывание самой худшей из обрабаты­ваемых земель. Эта величина не является предельной величиной арендных платежей, уплачиваемых испольщи­ками или коттерами, да ее никогда и не считали пределом рент, выплачиваемых этими двумя категориями земледель­цев. Но это предельная величина рент, уплачиваемых фермерами. Ни один участок земли, сданный в аренду фермеру-капиталисту, не будет приносить большей ренты в течение сколько-нибудь продолжительного времени, а если сданная в аренду фермеру-капиталисту земля при­носит меньшую ренту, то это происходит потому, что зем­левладелец отказывается от части платежа, которую он при желании мог бы получить.

Такова теория ренты, которая впервые была выдвину­та в конце прошлого века Андерсоном и которая осталась тогда не замеченной; 20 лет спустя она была почти одно­временно открыта заново — Эдуардом Вестом, Мальтусом и Рикардо. Это одна из основных теорий политической эко­номии, и до тех пор, пока она не была усвоена, нельзя было дать и логичного объяснения многим наиболее сложным явлениям, наблюдаемым в сфере производства. Справед­ливость теории ренты приобретет гораздо большую ясность тогда, когда мы обратимся к выявлению законов, прису­щих понятиям стоимости и цены. До тех пор пока это не сделано, нельзя избавить эту теорию от всевозможных воз­ражений или дать людям, которые прежде не были зна­комы с проблемой ренты, нечто большее, чем просто общее представление о рассуждениях, посредством которых вы­ведена эта теорема. Впрочем, па некоторые из обычно выдвигаемых против вышеизложенной теории возражений даже настоящая стадия нашего исследования позволяет дать полный ответ.

Кое-кто отрицает тот факт, что может существовать возделываемая земля, которая не приносит ренты, по­скольку (как утверждают) землевладельцы не позволи­ли бы занимать принадлежащие им земли бесплатно. Лю­ди, делающие какой-то акцент на этом обстоятельстве как на возражении против вышеизложенной теории ренты,

должно быть, думают, что земли того качества, при кото­ром урожаи как раз покрывают издержки возделывания этих земель, лежат вместе, крупными массивами, обособ­ленно от земель сколько-нибудь лучшего качества. Если все земли какого-нибудь поместья такого же или худшего качества, то вполне вероятно, что владелец этого поместья не станет предоставлять свою землю в бесплатное пользо­вание; возможно, владелец поместья (если он богат) пред­почтет оставить свои владения для иных целей — напри­мер, для всевозможных прогулок, для парка или для охоты. Ни один фермер не смог бы предложить владельцу этого поместья какой-нибудь платы за аренду земли в це­лях ее возделывания, хотя кое-что и можно было бы полу­чить за использование этой земли в качестве естественно­го пастбища или за иной продукт, который эта земля про­изводит сама, без затрат труда и средств. Но даже и такая земля не останется непременно невозделанной. На ней мо­жет вести хозяйство сам ее владелец, что нередко случа­ется даже в Англии. Отдельные участки такой земли могут быть предоставлены в качестве наделов во временное поль­зование семьям трудящихся — либо по филантропическим мотивам, либо с целью экономии средств, поглощаемых налогом в пользу бедных; кроме того, землевладелец может разрешить поселенцам занимать его земли без уплаты ренты в надежде на то, что когда-нибудь в буду­щем его земли приобретут ценность благодаря их труду. Оба эти случая встречаются очень часто. Таким образом, даже если какое-то поместье полностью состоит из тех са­мых плохих земель, которые можно еще возделывать, то эти земли вовсе не обязательно должны оставаться невоз­деланными потому, что не приносят ренту. Однако плохие земли обычно не занимают целиком площадь в несколь­ко квадратных миль — они рассеяны тут и там, вперемеж­ку с участками более плодородной земли, и тот же чело­век, который арендует хорошую землю, вместе с нею полу­чает и плохие участки, с которыми эта хорошая земля перемежается. Арендатор платит ренту — номинально за всю площадь своего хозяйства, но фактически эта рента исчислена по продукту, производимому лишь на тех участ­ках арендуемой земли (сколь малую часть общей арендуе­мой площади ни составляли бы они), которые позволяют получить более высокую, чем обычная, норму прибыли па капитал, затраченный на их возделывание. Таким образом,

с научной точки зрения, утверждение о том, что остальные части арендуемой земли не приносят ренту, остается спра­ведливым.

§ 4. Но предположим, что указанное возражение не лишено некоторой справедливости, с чем, однако, ни в ко­ем случае нельзя согласиться. Допустим, что спрос обще­ства на продовольствие взвинчивает цены на продукты питания до такого уровня, при которой издержки произ­водства этих продуктов па почвах определенного качества вознаграждаются, и тем не менее оказывается, что все земли данного качества остаются невозделанными из-за упрямства их владельцев, требующих за аренду таких земель ренту не номинальную, не пустячную, но достаточ­но обременительную для того, чтобы составлять сущест­венную статью расхода в расчетах фермера. Что произо­шло бы в таком случае? Только то, что в течение известного времени увеличение производства сельскохо­зяйственной продукции, потребность в котором обусловле­на нуждами общества, достигалось бы не за счет расшире­ния возделываемых площадей, но всецело за счет увеличе­ния затрат труда и капитала на обработку уже освоенных для земледелия площадей.

Мы уже видели, что при неизменности всех прочих условий это увеличение затрат всегда сопровождается пропорциональным снижением доходов на вкладываемый в земледелие капитал. Исключим допущение о том, что как раз в этот момент сделано какое-то новое, касающееся сельского хозяйства изобретение или что благодаря внезапному распространению сельскохозяйственных навы­ков и знаний изобретения, уже частично используемые, именно в этой ситуации, получают более широкое практи­ческое применение. Мы должны предположить, что, кроме увеличения спроса на зерно и обусловленного этим увели­чением роста цен, никаких иных изменений не происхо­дит. Рост цен позволяет в целях увеличения производства зерна принять меры, которые нельзя было с выгодой осу­ществить при прежних ценах. Фермер использует более дорогие удобрения или удобряет ту землю, которую остав­лял прежде обогащаться естественным путем; обеспечи­вает доставку издалека извести или мергеля для удоб­рения почвы или более тщательно разрыхляет и пропалы­вает землю; осушает, обводняет или наращивает

почвенный слой на тех участках арендуемой земли, возделывание которых при прежних ценах не окупило бы этих операций, и т. д. Все эти меры — или некоторые из них — предпринимаются тогда, когда при росте потребно­стей в продовольствии земледелие лишено возможности распространяться на новые, еще не освоенные земли. А в тех случаях, когда дан импульс к получению большего объема продукта с земли, фермер или предприниматель, занимающийся улучшением почв, будут учитывать лишь одно обстоятельство — возместятся ли сделанные им за­траты на улучшение земли с обычной нормой прибыли, пренебрегая вопросом о том, останется ли какой-то изли­шек для уплаты ренты с этих участков. Поэтому даже если бы положение, гласящее о том, что никогда не бывает какой-либо возделываемой земли, за которую не уплачива­ли бы ренты, причем в размере, заслуживающем того, что­бы его принимали во внимание, было истинным, то тем не менее оставалось бы также истинным утверждение о том, что всегда существует какой-то вложенный в сельское хозяйство капитал, который не приносит ренты, посколь­ку норма прибыли, получаемой с этого капитала, равна обычной, нисколько не превышая ее; капитал этот явля­ется той частью используемого в сельском хозяйстве ка­питала, которая была вложена в эту сферу в последнюю очередь, — той частью, , благодаря которой достигнуто последнее увеличение сельскохозяйственного продукта, или (выразим сущность дела одной фразой) той частью используемого в сельском хозяйстве капитала, которая применена при наименее благоприятных обстоятельствах. Но та же величина спроса и те же цены, которые позволя­ют этой наименее производительной части капитала толь­ко возмещаться, принося обычную прибыль, позволяют любой другой части используемого в сельском хозяйстве капитала приносить избыток прибыли, пропорциональный преимуществам, которыми эта часть капитала обладает по сравнению с наименее производительной его частью. И этот избыток как раз и составляет то, что землевладе­лец может присвоить благодаря конкуренции. Величина ренты, взимаемой со всей земли, соответствует величине, на которую доход, получаемый со всего используемого в сельском хозяйстве капитала, превышает доход, необходи­мый для восполнения затрат капитала с получением обыч­ной нормы прибыли, или, другими словами, тот доход,

т

который принес бы весь используемый в сельском хозяй­стве капитал, будь он использован при столь же невыгод­ных обстоятельствах, при каких применяется наименее производительная его часть, независимо от того, чем обус­ловлена минимальная производительность этой части ка­питала •— тем ли, что ее прилагают к самым неблагодат-пым почвам, или же тем, что ее применяют для получения большего объема продукции с земли, которая на более выгодных условиях уже дала столько продукции, сколько могла дать.

Я не утверждаю, что в любом конкретном случае фак­ты с абсолютной точностью соответствуют этому или любому другому научному принципу. Никогда нельзя за­бывать о том, что истины политической экономии имеют только общее значение: они так же достоверны, как и выводы точных наук, но не так определенны, как послед­ние ². Например, утверждение о том, что фермер не станет возделывать землю и затрачивать капитал, если труд и затраты принесут ему прибыль меньше нормальной, не является абсолютно верным. Фермер рассчитывает полу­чить нормальную прибыль на основную часть своего капи­тала. Но если фермер связал судьбу со своей фермой, раз и навсегда обменяв свое искусство и усилия на то, что эта ферма принесет ему, то он, !вероятно, с готовностью потратит капитал на ведение своего хозяйства любым (сулящим немедленную прибыль) способом, который даст ему избыточную прибыль, сколько угодно малую, но пре­вышающую стоимость его рискованной операции и про­цент, который он должен уплатить за использование капи­тала, если капитал этот получен им в кредит, или который, если это собственный капитал фермера, он сам получил бы на этот капитал при ином его применении. Но уже фермер, вновь заключающий договор об аренде, ведет свои расчеты иначе и не пойдет на риск, если не надеется на получение прибыли по полной обычной норме на весь капитал, кото­рый он намеревается пустить в дело ³. Опять-таки и цены в течение срока действия договора об аренде могут коле­баться в каких-то пределах, будучи выше или ниже тех Цен, на которые рассчитывали стороны при заключении Договора об аренде, и потому рента может стать либо чрез-

[Эта разъясняющая фраза внесена в 6-е издание (1865 г.).] ³ [Это предложение внесено в 3-е издание (1852 г.).]

мерной, либо недостаточно высокой; и Даже тогда, когда невыгодный фермеру договор об аренде истекает, земле­владелец может проявить нежелание пойти на необходи­мое сокращение ренты и фермер может скорее дать согла­сие по-прежнему платить слишком высокую ренту, неже­ли бросить занимаемую землю и искать ферму в другом месте. Мы должны постоянно иметь в виду аномалии, по­добные указанным; в политической экономии невозмож­но вывести общие теоремы, объемлющие то сплетение обстоятельств, которое может повлиять на результат в ка­ком-нибудь частном случае. Далее, когда фермеры, распо­лагающие лишь небольшим капиталом, занимаются зем­леделием скорее ради получения средств к пропитанию, нежели ради извлечения прибыли и не помышляют о том, чтобы бросить свои хозяйства, если последние позволяют им кормиться, уплачиваемые фермерами ренты по своему характеру сближаются с арендными платежами коттеров, и конкуренция (если численность конкурентов превышает количество сдаваемых в аренду ферм) может поднять рен­ты сверх той величины, при которой фермер получит обыч­ную норму прибыли на свой капитал. Законы, которые мы в состоянии сформулировать в отношении ренты, прибы­ли, заработной платы и цен, справедливы лишь постоль­ку, поскольку заинтересованные люди, свободные от влия­ния любых мотивов, за исключением тех, что обусловлены общими обстоятельствами конкретного случая, и при этих обстоятельствах руководствуются обычной меркантильной оценкой прибылей и убытков. Если применить это двоя­кое предположение к случаю с фермерами и землевладель­цами, то окажется справедливым утверждение о том, что фермер требует обычной нормы прибыли на весь свой капитал; что весь доход, какой бы ни принес ему этот капитал сверх нормальной прибыли, фермер обязан упла­тить землевладельцу, но не согласится платить больше; что некоторая часть используемого в сельском хозяйстве капитала применяется при таких обстоятельствах ведения производства, какие позволяют этой части капитала при­носить всего лишь нормальные прибыли, и что разница между продуктом, который произведен при помощи этой части капитала и любой другой сходной по величине части капитала, используемого в сельском хозяйстве, является мерой дани, которую под названием «рента» эта другая часть капитала может принести и принесет землевладель-

цу. Это и составляет закон ренты — настолько близкий К истине, насколько это возможно для такого закона; хотя в конкретных случаях действие этого закона, разумеется, изменяют и нарушают неопределенность, остающуюся при заключении соглашений об аренде, просчеты отдельных лиц, влияние обычая и даже своеобразие чувств и склон­ностей людей, участвующих в арендных отношениях.

§ 5. Часто делают еще одно замечание, рассмотрение которого нельзя здесь опустить, хотя я думаю, что этому замечанию придали большую важность, чем оно того за­служивает. Обычно в то, что называют рентой, включают многие платежи, являющиеся вознаграждением не за про­изводительные силы самой земли, а за капитал, затрачен­ный на землю. По мнению некоторых авторов, ту допол­нительную ренту, которую приносит земля вследствие это­го расхода капитала, следует рассматривать не как ренту, но как прибыль. Но прежде чем с этим можно будет согласиться, надлежит провести разграничение понятий. Ежегодный платеж арендатора почти всегда включает в себя компенсацию за пользование возведенными на фер­ме постройками — не только амбарами, хлевами и другими хозяйственными постройками, но и жилым домом, не гово­ря уже об изгородях и т. п. За все это землевладелец будет требовать, а арендатор платить такую сумму, какая счи­тается достаточной для того, чтобы принести нормальную прибыль или, скорее (не примем во внимание в данном случае риск и хлопоты землевладельца), нормальный про­цент на стоимость строений, т. е. не на ту стоимость, в какую обошлось возведение этих построек, а на ту, в ка­кую ныне обошлось бы возведение других, равно хороших построек. Кроме того, арендатор обязан оставить эти по­стройки в столь же исправном состоянии, в каком нашел их, вступая в права аренды, ибо в противном случае с него, разумеется, востребовали бы платеж гораздо более круп­ный, нежели простой процент. Эти постройки являются предметами настолько же отличными от фермы, насколько отличны от фермы находящиеся на ней скот или лес; и плату, взыскиваемую за пользование постройками, не бо­лее позволительно называть земельной рентой, чем можно было бы называть таким образом плату за пользование скотом, если бы существовал обычай, ib соответствии с ко­торым землевладелец должен был бы обеспечивать скотом